Болтливый мертвец

Сейчас он молча сидел, поджав под себя усталые ноги. Глаза смыкались, жутко хотелось спать, но сделать это не представлялось возможности. На удивление прохладно было этим утром, а рядом с могильной плитой морозило ещё больше. От несколько пугающей тишины даже стало как-то не по себе. - А у меня всё по-прежнему, - вдруг произнёс диктатор, глядя на надгробие своего отца, - Мы с Эйбом так и не прекратили войну… Голос его в такие минуты становился совершенно другим. Он едва дрожал, выражая всё своё беспокойство. Он был искренним и добрым, честным и уверенным. - Боюсь, это никогда не завершиться… Я так больше не могу, - Кен отвёл свой пристальный взор куда-то ввысь, к небу, желая выплеснуть все свои эмоции наружу хоть бы сейчас. Глаза его чудесно засверкали, он вновь поглядел на могилу, - Знаешь, я очень сильно хочу к тебе, папа… Я… Я так больше не могу. И вот с щеки скатилась первая слеза. Она извилистым ручейком прокатилась по лицу диктатора, на пару секунд лишь задержавшись на подбородке, и грянула, разбившись на миллиарды малюсеньких капель. Сейчас он был другой. Он был настоящий! Не прятался под маской эгоиста-диктатора, не лгал самому себе, своему сердцу. А сердце ныло, ныло и рвалось на части! Что-то жуткое и страшное терзало его в невыносимых муках. Как будто кто-то сжимал его крепко, желая раздавить. Ком застрял в горле. Маленькие ручейки по щекам сотнями стекали вниз. Кен упал на колени и прижался грудью к земле, задыхаясь. И долго он лежал так, не стараясь удерживать слёз и рыданий. Душа его обессилела и, наверное, если бы кто-то увидел его сейчас, то лишь с призрением отвернулся. Трудно представить Кена таким в его будничной жизни. Не то, чтобы жалким и беспомощным, а настоящим. Это маска лицемера и жестокого диктатора овладела им. Казалось, она уничтожила его душу, изгрызла разум и раскололо сердце на тысячи малюсеньких осколков, порождая в нём зло. Так казалось порой и самому владельцу маски. - Прости меня, папа, - чуть успокоившись, продолжил молвить Кен, - Я лишь хотел, чтобы вы гордились мной… Ты и мама… Но я даже не в силах справиться с собственной жизнью, с самим собой. Папа… Лишь лёгкий ветерок нарушал сейчас чуть ли не кладбищенскую тишину, воцарившеюся в эту минуту. Кен, подобно мертвецу, лежал перед могильной плитой, зажмурив мокрые глаза. Он почти не дышал, не шевелился более и не проронил ни единого слова. Он старался разобраться в самом себе, рылся по различным закоулкам собственной памяти, пытаясь понять лишь одно – как он стал таким и из-за чего. Долго он лежал, отстранившись от грешного мира, как вдруг самотерзания его прервали. Кто-то холодный прикоснулся к его плечу, заставляя обернуться. Удивив того, кто посмел потревожить его в и без того в трудную минуту, он, буквально, подскочил на месте. Сердце его забилось сильнее, быстрей и.. чуть не остановилось от напряжения. Кен поднял глаза на нарушителя, наделяя их безумным страхом. Слёзы мгновенно высохли на его щеках и поток остановился. Сдавленно застонав, он тут же отпрянул назад, наткнувшись на холодный камень. - П-папа…? - прошептал он.