Болтливый мертвец

Влечённый лишь собственным разумом, одинокий путешественник, ничуть не удрученный этим, шагал вперёд по асфальтной дороге, куда-то далеко, покинув собственный дом. Он был одет в такой же чёрный как ночь плащ с глубоким капюшоном, полностью закрывающим лицо. Он шёл куда-то уже давным-давно и явно устал, так как ноги его заплетались, но он упорно шёл вперёд. Позади был уже не первый километр, не первый квартал давно остался в дали. Блекло сияли огоньки далёких фонарей, что не показывали путнику дорогу вперёд, а лишь назад, завлекая его обратно. Тёплый, южный ветерок небрежно ласкал молодые листочки берёз, совсем недавно выстроившихся вдоль извилистой дорожки, по обочинам. Его прохладные порывы проникали под неплотный плащик, от чего на теле появлялись противные мурашки. Это была обыкновенная ночь. На чёрном, кажется, как айсберг холодном небе, словно на шёлковом полотне были выжжены горячие огоньки, именуемые звёздами, собственной тропинкой ведущие куда-то в глубину ночных миров. В кругу миллиардов сверкающих звёзд сияла одна, самая яркая из своих сородичей. Но звезда ли это? Солнце? Луна. К ней стремились множество малюсеньких мотыльков, словно светлячков, играющих со светом, влечённые им же. Ниже, ближе к земле, начинал проявляться туман. Лёгкая дымка начинала заволакивать собою одинокого путника, влеча его в самую глубину своего начинания. Нарушая, кажется, кладбищенскую тишину стрекотали в траве кузнечики, тихонько пели птицы, будто убаюкивая и без того сонную природу. Вот на небе упала первая звезда, что заставила путника невольно поднять голову, глядя ввысь. Случайно откинулся капюшон, представляя перед нами до сей минуты незнакомо персонажа. Это был Кен. Что его заманило в такую даль? Неизвестно. Он грустно, едва заметно улыбнулся, слегка шевеля губами, что-то бормоча себе под нос. В душе появилась надежда, авось сбудется загаданное желание. Ветер подул немного сильнее, трава зашелестела тихонько, лаская слух. Кен медленно закрыл уставшие глаза, мечтая поскорее заснуть, не идти далее. Но надо. Долг завёт. Или что это?.. Чувства? Он вновь прикрыл лицо широким капюшоном, будто не желая быть замеченным, узнанным в столь далёких местах. Никто не знает, но каждый месяц Кен так или иначе идёт туда, где ему рады всегда, где поддержат, утешат, даже не пророня ни слова. Он не говорит ничего своим подчиненным, идёт только пешком и, как нестранно, не возражает. Кажется, никто и никогда не замечает отсутствие команданта, а если кто и замечает, тот не задаёт вопросов. Что его тянет туда? Да кто знает? Наверное, воспоминания… Становится как-то легче на душе, не хочется кричать или же убегать от собственных проблем. Куда он шёл? Как не странно, к могиле. Нет, это было не кладбище, а весьма приятное местечко для сей достопримечательности. Кен знал дорогу туда, как самого себя. Она была ясна как день, но столь долга, что не описать словами. Она проходила через девять, а может даже больше чужих кварталов, пустынных и неизведанных тогда, а после уж подниматься нужно было в гору и идти туда, где встаёт солнце. Вот и подходит к концу ночь, наступает очередное утро. Яркие солнечные лучи уже сияли на горизонте, заставлявшие жмурится с непривычки. Ноги уже давно подкашиваются, и, кажется, путник вот-вот упадёт, погрузившись в глубокий сон, но осталось ведь совсем чуть-чуть, и совсем скоро он взберётся на последний холм. Пересекая бесконечные парки, Кен находит то самое место, к которому он так упорно шагал. Здесь стоит огромное дерево – это Ива, красивая и раскидистая. Её длинные зелёные ветви почти касались земли, оставляя внутри небольшое полукруглое пространство. Наконец-то Кен раздвинул чудесный «занавес» и прошёл вперёд, тут же очутившись на земле, присев на корточки. Яркий свет проходил сквозь мелкие промежутки между ветвями, заставляя отказаться от мысли, что утро ещё только-только начинается, а на дворе не полдень. Кен привычно расположился рядом с небольшим каменным надгробием, слегка обнимая его одной рукой, а другой аккуратно смахивая насевшие на поверхность пылинки. Закончив своё занятие, он встал, расстегнул тяжёлый плащ и запустил руку в глубокий карман, достав оттуда две маленькие алые розы, предназначенные именно для этой «встречи». Кен скинул с себя верхнее одеяние, предназначенное для скрытия от любопытных глаз, и опустился на колени, медленно кладя цветы на могильную плету. Сейчас Кен предстал перед нами в своём повседневном голубеньком пиджаке и такого же цвета брюках, застиранных уже до чуть серых оттенков. Здесь он чувствовал себя как дома, легко и просто. На старом, но сияющем от чистоты надгробии была выгравирована надписать «Джервис Шпротски», сделанная явно твёрдой рукой. Ниже были года, стёртые уже и совсем нечитабельные. Но Кен знал их. Знал их наизусть. Его печалил тот небольшой промежуток между рождением и смертью. Он умер при загадочных обстоятельствах, когда ездил на экспедицию в соседний город. Будто бы уже предчувствуя грядущую беду, Джервис провёл со своими сыновьями свои последние дни. Его обожали дети, любила жена, уважали все вокруг. На этом месте его похоронила его семья: жена, дети и брат. Почему не на кладбище? Интересная история, но совсем иная. А сейчас Кен счастлив, что ему не приходится каждый месяц таскаться на тёмный, страшный участок кладбища. - Привет, папа, - начал разговор Кен, - Прости, что я так поздно пришёл. Просто далеко идти, а я поздно вышел. Задержали дела… Кену казалось, что отец отвечает. Вот тихонько шелестит мягкая трава – это одобрение. Зашумели листочки – понимание. Если ветер зашумел сильно-сильно – это папа огорчён и осуждает сына (так случалось, когда Кен говорил о войне с братом). А если вдруг начался дождь, то о… это совсем другие чувства. Хорошо было рассказывать о своей жизни близкому существу. Делать это представлялось Кену очень редко, лишь раз в месяц и не более. Никто его больше не слушал, да и никому он ничего не говорил.