Там, куда тебя не звали.

Уже через мгновение Северус снова выпрямляет спину, расправляет плечи и нацепляет привычную маску ледяного равнодушия. А спустя ещё пару минут я, шлёпая босыми ногами, с ощущением опустившегося на плечи мешка кирпичей бреду следом за магом, кутаясь в покрывало. Так неуместно в голове всплывает какая-то глупая аналогия между происходящим вокруг и когда-то усмотренной рекламой какого-то женского парфюма. Длинная погружённая в ночь галерея с распахнутыми настежь окнами, боковиной утопающая в цветущем саду. Мерно раскачиваются на ветру длинные тюлевые занавески, в полумраке похожие на полотна паутины. Притормозив перед одним из окон, с удивлением обнаруживаю, что это вовсе и не окна, а остеклённые двери. Внизу, у невысокой мраморной лестницы, в стороны расползаются песчаные дорожки сада. Душный воздух кажется перенасыщенным запахом цветов. И я, недолго думая, бросив взгляд на замершую в нескольких шагах от меня спину, всё-таки выбираюсь из особняка впервые за неопределённое количество дней. Прошлёпав по лестнице, медленно спускаюсь на холодный мелкий песок, с удовольствием зарываясь в его влажную внутренность пальцами. Сзади раздаются размеренные удары каблуков о мрамор, и на плечо опускается рука в каком-то, видимо, покровительственно-отцовском движении. — Заболеешь или наступишь на какую-нибудь дрянь. И вот тут мне становится необоснованно смешно. Зная мою удачливость, я бы сказала, что я даже обязана наступить на какую-нибудь дрянь или заболеть после этой прогулки разом всеми известными магическими и не очень заболеваниями. — Будем надеяться, что малфоевские домовики не просто так драят особняк и его окрестности дни и ночи напролёт, и ничего сильно ядовитого у них по парку не бегает. И не дожидаясь, когда Северус начнёт спорить, я делаю шаг вперёд, подметая хвостом из покрывала ступени лестницы, стараясь как можно быстрее и дальше уйти от особняка. Мысли о том, что сегодня ночью произошло что-то ужасное, упорно роятся в голове. Я никогда не видела Северуса настолько переживающим. И что за ребёнка он чуть не убил? И я бреду вперёд между рядов коротко стриженных кустов, журчащих, видимо тоже мраморных, фонтанов и клумб с цветами, каких я никогда в жизни не видела. Сказочный сад, и если бы не знание происходящих за стенами особняка ужасов, можно было бы представить, словно это райские кущи. «А в небе голубом горит одна звезда. Она твоя, о, ангел мой, она твоя всегда. Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят, Пускай ведёт звезда тебя дорогой в дивный сад»,[1] — тут же в голове всплывает отрывок песни Гребенщикова. И я невольно притормаживаю, чтобы, запрокинув голову, посмотреть на небо. Но небо затянуто низкими тяжёлыми тучами. Вдруг, выдернутое безумной логической цепочкой, всплывает воспоминание о том, как эту песню мы слушали в школе, классе в третьем, на уроке истории города. Наталия Павловна, женщина неопределённого возраста, немного фанатичная, но до безумия влюблённая в наш город, пыталась и нас научить быть петербуржцами не только по месту прописки, но и по духовной наполненности. И видимо, весьма успешно, раз даже лет пятнадцать спустя я до сих пор помню и про атлантов, держащих небо на каменных плечах, и про райский сад, и ещё кучу всякой не особо нужной, но трепетно хранимой информации. — Давай убежим? — озвучиваю вдруг вспыхнувшую шальную идею, оборачиваясь к подошедшему Северусу. Мужчина бросает на меня удивлённый взгляд. — Что? — Убежим. Ты что-нибудь наколдуешь и перенесёшь нас куда-нибудь подальше. И больше ничего вот этого, никакого Реддла, никакой войны… — Заглядываю я мужчине в глаза. И на какое-то мгновение даже появляется мысль, будто он готов согласиться, но в следующую секунду губы Северуса изгибаются в горькой улыбке. — Это невозможно. — Чуть качает головой Снейп, переведя взгляд с меня на стоящий неподалёку фонтан. — Почему? — Немного хмурюсь я, делая шаг в сторону в попытке поймать взгляд. — Почему? Саша, да… — Теперь уже Северус взмахивает руками, потому что, видимо, моментального цензурного ответа на мой вопрос не нашлось. И маг снова хватает меня за руки. — Да потому что сама знаешь кто охотится за Поттером, потому что в ближайшие пару недель рухнет министерство магии, и магглорожденных будут пачками отправлять в Азкабан, а в Хогвартсе полшколы магглорожденные или полукровки, понимаешь? Потому что… Чёрт, Саша, да потому что я пообещал Лили заботиться о Поттере! — наконец рявкает Северус, видимо, окончательно выведенный из и без того шаткого душевного покоя. Мне же остаётся только судорожно вздохнуть, принимая мысль о том, что романтического побега в духе Ромео и Джульетты не будет. Но спросить в любом случае стоило. — Сегодня ночью была попытка захватить Гарри. Безуспешная попытка, Тёмного лорда подвела палочка, — начинает маг после долгой паузы. И я невольно издаю вздох облегчения. Боги, ну кто додумался втянуть в это детей… — Мы знали, что сегодня будет попытка переправить Гарри из дома его родственников, но не знали как и куда. Надо сказать, план они придумали хороший, даже отличный. Разделились, превратили младших в Поттера и парами, на разных не отслеживаемых средствах передвижения попытались разлететься в разные стороны. Я… Ещё до того, как стало известно, где настоящий мальчик, мне пришлось преследовать Люпина с кем-то из обращённых. В итоге одно из выпущенных мною заклятий всё-таки задело голову кого-то из лже-Поттеров. Промахнулся. Один из Пожирателей хотел на Люпина наложить убивающее заклятие, я хотел ему помешать, но промахнулся… Не знаю, насколько серьёзные последствия… — Но ведь все они живы, ведь так? Можно ведь вылечить, если задело? Есть же специальные зелья? — хватаюсь я за тонкую соломинку надежды. Ведь действительно, если тут душу кого-то можно под себя подстроить, то залечить царапину… — Я сомневаюсь, что выжившие знают, как лечить раны, оставленные тёмной магией. — Качает головой Северус, чуть сжимая мои пальцы в руке. — Сама знаешь кто убил Аластора Грюма… Грюма? — Того самого? — только и могу выдавить я. Перед глазами тут же вспыхивают обрывки газет с изображением страшного штопанного человека с жутким искусственным глазом, словно живущим своей собственной жизнью. И если верить тому, что было в газетах, этот аврор за свою жизнь успел переловить несметное количество Пожирателей, был одним из сильнейших и опытнейших магов… — Того самого. — От того, насколько горько прозвучали эти два слова, я невольно ёжусь. Не представляю, какие их связывали отношения, но Северус явно хорошо знал этого человека. — Теперь ты понимаешь, почему я не могу уйти? Теперь, кажется, понимаю. Но как так произошло, что Северус, один-единственный человек, вдруг стал тонкой ниточкой, отделяющей Пожирателей смерти от сил сопротивления? Один человек, так ими ненавидимый, готовый принести себя в жертву ради них, ведь хотя бы малейшая ошибка обозначит неминуемую гибель… Как горько и страшно… — Pitiful creature of darkness What kind of life have you known? God give me courage to show you, You are not alone. Несчастное создание тьмы, Какая тяжелая жизнь у тебя была. Бог даст мне силы показать тебе, Что ты не одинок.[2] Негромко тяну я нараспев последние слова Кристины Даэ, спетые для призрака парижской оперы, при этом как-то неосознанно поглаживая кончиками пальцев ладонь Снейпа. Под подушечками явственно ощущаются грубые полосы шрамов. И вдруг осознаю, что мы снова оказались куда ближе, чем положено. Сердце опять начинает уверенно наращивать темп, правда, на этот раз я быстро осаживаю порыв сделать очередную глупость, поэтому, потупив взгляд, продолжаю рассматривать руку мужчины, при этом краснея до кончиков волос под его внимательным взглядом. — Откуда эти слова? От его голоса вдруг от загривка до крестца проносится толпа мурашек. — Le Fantome de l’opera,[3] — отвечаю годами выработанной привычкой произносить названия на языке оригинала. А в следующее мгновение Северус, забрав у меня руки, вдруг притягивает меня к себе. От смазанного прикосновения чужих губ к виску замираю, боясь даже шелохнуться, чтобы не прогнать это видение. Северус же, обняв меня одной рукой за талию, а другой за плечи, прижимается щекой к моему лбу. — Для тебя здесь безопаснее всего.

***

— Что? — наконец перевожу взгляд на лежащую рядом змею. Нагайна, подняв голову на толстой шее, следит за тем, как я перебираю отложенные книги, прикидывая, с чем можно скоротать вечер. Судя по крайней степени раздражённости Реддла, он опять зашёл в тупик в поисках возможностей поимки Гарри Поттера. И будучи уже на грани высказать Тому абсолютно всё, что я думаю о развёрнутых действиях, вынуждена в спешке бежать. Ну, а поскольку шляться в полном одиночестве мне вроде как не положено, змея увязалась следом. И вот сейчас, сидя на полу в библиотеке, за неимением другого собеседника я высказывала всё накипевшее змее. — Ну разве я не права? — подвожу итог пятиминутного монолога на тему абсолютной бредовости одержимости Реддла. И чего ради такое бессмертие, если ты света белого не видишь, ненавидя весь мир? Жить-то когда? Но змея только внимательно смотрит мне в глаза, что-то тихо шипя. Боги, теперь я разговариваю с змеёй. От вспомнившейся зеленоватой пеночки внутри тут же всё мерзко сжимается, и я, тяжело вздохнув, обращаю своё внимание на набросанные на полу книги. «Драконоведение» в широком кожаном переплете с шумом раскрывается, и я по диагонали пробегаю глазами содержимое. Вот щас как заведу из вредности какого-нибудь… Вот, Ingegerda Coronam. Агрессивный, трёхголовый, питается магглами, обитает локально в районе Воттоваара, правда, мне это название ни о чем не говорит. Буду драконьей матерью, мне кажется, у меня хорошо получится. И я откладываю книгу в сторону, как-нибудь накануне прочитаю всё про драконов. А вот увесистый том «Магических языков» заставляет меня озадачиться. Может, начать языки учить, пока есть свободное время? Нагайна вдруг обвивается вокруг книги, шипя и то показывая, то убирая длинный язык. — Я тебя не понимаю! — жалобно тяну я, вытаскивая из змеиного кольца книгу и складывая её поверх драконоведения. От щелчка язычка ручки тут же оборачиваюсь к дверям. Драко, видимо, не ожидавший застать здесь хоть кого-то, успевает сделать шаг вперёд, прежде чем замечает меня в окружении книг, обосновавшуюся на шкуре неведомого зверя. — Прошу прощения! — Малфой переводит взгляд с меня на змею, моментально бледнеет и, видимо, уже собирается убежать, как я подпрыгиваю на ноги, выставляя вперёд руки в примирительном движении. — Ой, это ты нас извини, мы без спроса в вашу библиотеку забрели. Мы скоро уйдём, — виновато улыбаюсь я, а мальчик, остановившийся в дверях, всё-таки нерешительно подходит к одному из стеллажей, видимо, в поисках какой-то книги. Я же снова опускаюсь на ковёр, подтянув к себе «магические языки» и бессознательно листая страницы туда-сюда. Повисает тишина. — Ты как себя чувствуешь? — наконец собираюсь я с мыслями, озвучивая вертящийся на языке вопрос. Парень отрывается от книжного шкафа, одаривая меня удивлённым взглядом. — Спасибо, всё в порядке, — неуверенно отзывается он, снова бросая взгляд на меня и на змею. Кажется, все обитатели поместья её до чертиков боятся. — Извини, что всё так вышло. Я не думала, что он станет мучить круциатусом своего подчиненного, — расстроенным голосом извиняюсь я, потому что вина за мучения ребёнка настойчиво точит душу каждую свободную минуту. Драко полностью оборачивается, одаривая меня удивлённым взглядом. Мне же остаётся только скорбно потупить взгляд, как нашкодившему ребёнку. Ведь я действительно не предполагала, что у него такие методы воздействия. — Профессор, скажите, моя мама сказала, что вы так и не воспользовались палочкой… Но почему? Закусываю губу, бросая беспомощный взгляд на змею, будто Нагайна способна придумать правильный ответ на вопрос. Стоит ли говорить, что я попросту не могу использовать магию? Что я маггл, хотя и с запутанным происхождением? Нагайна же внимательно следит за мной золотистыми глазами. — Я не знаю, стоит ли тебе об этом говорить. — Где-то глубоко в сознании колет своё собственное обещание быть честной с детьми. В конце концов, все окружающие меня проблемы именно из-за того, что люди попросту не умеют друг с другом искренне разговаривать. — И очень надеюсь, что ты не расскажешь об этом… — Не рассказывайте, — вдруг прерывает меня Драко, и я снова поднимаю на него взгляд. На лице мальчика чувствуется какая-то непривычная решимость.— Если на это была причина, лучше не рассказывайте о ней кому попало. Малфой впервые за этот небольшой диалог смотрит мне прямо в глаза, и наверное, впервые я замечаю, что он сильно возмужал за эти несколько недель, проведённых в особняке. А внутри закручивается безмерное чувство благодарности.