— ...Дороги сплелись в тугой клубок влюбленных змей, И от дыхания вулканов в туманах немеет крыло... Лукавый, смирись! Мы все равно тебя сильней, И у огней небесных стран сегодня будет тепло....
Уже через несколько минут дети, не зная слов, с удовольствием начинают подвывать мне на припевах. А что, даже неплохо выходит. Класс снова забивается народом, собравшимся кучей вокруг меня. Отделаться одной песней не выходит. Что бы ещё такое бахнуть? В голове тут же созревает коварный план: исполнить «Дорогу сна», а потом заставить дома написать эссе на тему маггловского символизма в песне. Пусть разбираются, кто такие Адам и Ева и что хотел сказать автор слушателям.— По Дороге Сна - тихий звон подков, Лег плащом туман на плечи, Стал короной иней на челе. Острием дождя, тенью облаков - Стали мы с тобою легче, чем перо у сокола в крыле.
Дверь без стука открывается, и все присутствующие разом оборачиваются на вошедшего. На пороге замирает Снейп с каким-то свёртком в руках и пару секунд удивлённо оглядывается. Да, друг мой, ты умеешь появляться вовремя.— Так выпьем же еще, мой молодой король, Лихая доля нам отведена. Не счастье, не любовь, не жалость и не боль - Одна луна, метель одна, и вьется впереди Дорога Сна. Дорога Сна...
Продолжаю я концерт. Дети тем временем, бросая на профессора недоверчивые взгляды, расступаются, давая проход к моему столу.— По Дороге Сна - мимо мира людей, Что нам до Адама и Евы, Что нам до того, как живет земля? Только никогда, мой брат-чародей, Ты не найдешь себе королеву, А я не найду себе короля.
Бросаю на застывшего на пороге мага многозначительный взгляд. И тут же с трудом сдерживаю улыбку, когда тот, этот взгляд поймав, кривится, словно съел что-то кислое.— И чтоб забыть, что кровь моя здесь холоднее льда, Прошу тебя - налей еще вина. Смотри, на дне мерцает прощальная звезда. Я осушу бокал до дна и с легким сердцем - по Дороге Сна. По Дороге Сна, по Дороге Сна...
Прикрыв глаза, мурлычу последнюю ноту и наконец замолкаю, снова поднимая взгляд на декана. — Добрый день, профессор Снейп. Вы что-то хотели? — Да, я принёс то, что вы просили, — наконец отмирает Северус, мерно шурша мантией подходя к моему столу. Дети пятятся в стороны, словно от прокаженного. Что он с ними вообще делает? — А я смотрю, вы тут всё развлекаетесь, мисс Рунцис, — шипит Снейп, бахнув свёрток мне на стол. Простите, не помню, чтобы я заказывала книгу «Как понять женщину». Что вообще за кирпичи в обёртке мне принесли? Мой непонимающий взгляд бесцеремонно игнорируют, и я тут же вспоминаю, что неплохо было бы и отомстить. — Да, у нас тут атмосфера дружбы и взаимопонимания. Не желаете присоединиться? — Невинно хлопаю глазами. — Воздержусь. Гриффиндор, минус тридцать баллов, чтоб жизнь малиной не казалась. Не помню, чтобы отпускал вас со своего занятия на этот праздник жизни, — фыркает Снейп и, резко развернувшись, удаляется из класса. В смысле не отпускал с занятия? — Так, как это понимать? — хмурюсь я, обводя взглядом собравшихся. Через пару минут галдежа и препирательств выясняю, что второй курс Гриффиндора доблестно прогулял у меня занятия по защите от темных искусств. Вот маленькие... Чувствую, что начинаю беленеть. Строят невинные глаза, что-то блеют о том, что у меня тут веселее и информативнее, чем у «Сами понимаете кого». Нет, не понимаю. Высказываю всё, что думаю. Извините, конечно, мои хорошие, но вас тут насильно никто не держит, обязательные предметы на то и обязательные. Объявляю перерыв, выгоняю из класса всех, кто находится тут официально, предварительно объявив о том, что быть злобной стервой я умею, и если хоть ещё одна живая душа забредёт ко мне на занятие в ущерб своему основному расписанию, моим идейным вдохновителем будет завхоз. Рыкнув на провинившихся второкурсников, отвожу их на занятие к Снейпу, искренне извиняясь за свою беспечность, и пусть делает с ними то, что считает необходимым. Как же сложно быть хорошим педагогом и хорошим человеком одновременно. Поди, тоже, что ли, начать на всех рычать?***
— Извини ещё раз за утреннее, — виновато вздыхаю я, занимая привычную наблюдательную позицию. Снейп в ответ только недовольно фыркает и, сняв мантию, устраивается перед роялем. — Ну что, ты хоть что-нибудь помнишь из того, что было две недели назад? Утыкаюсь носом в ноты, отыскивая «Немецкую песенку», как вдруг раздаётся протяжный звук рояля. Тупо моргнув, убираю в сторону книгу, во все глаза уставившись на Снейпа. Снейп играет. Чувствую, как неумолимо от удивления открывается рот. Ошибки быть не может, из-под пальцев Грозы Подземелий раздаётся Элегия Рахманинова. Первые несколько тактов меня не покидает ощущение полной неправдоподобности происходящего. В конце концов, как человек, четвертый раз в жизни видящий вживую пианино, может вообще что-то настолько свободно играть? Но тем не менее, Северус играет. Причём играет удивительно. Затаив дыхание, слежу за движением его рук. Такое чувство, словно его пальцы живут какой-то собственной жизнью, то взлетая, то опускаясь, еле касаются клавиш, а в следующее мгновение с остервенением выбивают максимально возможную для инструмента громкость. Играет совершенно неправильно, с академической точки зрения, но тем не менее, играет восхитительно. Невообразимая сила искусства, когда всего лишь музыка и человек, её творящий, заставляют по спине пробегать волнами мурашки. Бог с ним, даже если это мухлёж с использованием магии, это всё равно выше всяких похвал. Я никогда не смогу так. Сколько же в нём эмоций, невысказанных, невыкричанных, невыплаканных. Кажется, словно уже с первых нот он проваливается куда-то в совершенно другое место, находясь тут только телом. Но его лицо и руки... Я не сразу замечаю, что уже достаточно продолжительное время не дышу, боясь даже шелохнуться, лишь бы не нарушить происходящее. Кажется, я впервые вижу Северуса настоящего, живого, чувствующего музыку и музыкой выражающегося. Заседает какой-то благоговейный трепет перед всей этой человеческой сущностью. Дикой, непознанной, страшной и одновременно удивительно прекрасной. Демон, запертый в человеческом теле. Элегия как-то незаметно перетекает в до диез минорную прелюдию, а я, кажется, до сих пор не дышу, пытаясь запомнить каждую секунду. Тонкие пальцы летают по клавиатуре. Кажется, сегодня я, неожиданно для себя, открыла своего любимого пианиста. Извини, дорогой Святослав Теофилович, но думаю, ты бы меня прекрасно понял. Звучат последние аккорды, и вдруг взгляд Северуса становится более осознанным. Появляется уже знакомая издевательская улыбка, и мельком глянув на меня, словно проверив уровень моего потрясения, да и вообще, жива ль я ещё и способна ль информацию воспринимать здраво, вдруг резво ударяет по клавиатуре. Да ну тебя! Не переставая издевательски ухмыляться, периодически встряхивая растрёпанными волосами, Снейп воспроизводит соль минорную прелюдию Рахманинова. Ту самую, которой я пыталась произвести на мага неизгладимое впечатление. Только вот играет Северус раза в два быстрее, чем я, при этом спокойно проносясь по всем клавишам. Мацуев бы оценил. И я оценила. Может, его ещё и петь попробовать научить? Или же... С трудом сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, представив Сева в балетном трико. Нет, это уже перебор, даже не хочу проверять, есть ли у него к этому виду искусств способности. Хотя вальс танцует, надо признать, он неплохо. Звучат последние ноты, и Северус наконец устремляет на меня взгляд, полный ядовитого ликования. — Браво, браво, брависсимо, — нараспев тяну я вспомнившийся кусочек из «Призрака оперы». — Преклоняюсь перед твоим талантом. Снейп привычно фыркает, в духе «это проще, чем казалось изначально», но я всё-таки замечаю, что маг собой чертовски доволен. Жук. То есть, тьфу, змей.