Ranunculus

-1- Когда Каору прибыл на съемочную площадку, большая часть персонала уже была там. Об этом можно было судить по количеству автомобилей, из-за отсутствия места припаркованных в весьма странном порядке. Заброшенное здание, у стен которого он оставил машину, неприветливо зияло пустыми окнами-глазницами, поторапливая либо зайти внутрь, либо убраться восвояси. Каору с радостью предпочел бы второе, но выбор был невелик, и он, вздохнув, с неохотой зашагал в сторону входа. Декорации уже были установлены, горели гирлянды и лампы, освещая преувеличенно пеструю съемочную площадку. Нагромождение мебели, искусственных цветов, тканей и чего там еще только не пришло на ум оформителям, потрясающе контрастировало с убогой обшарпанностью серых каменных стен. Вся эта бутафория казалась здесь настолько неуместной, что хуже могли быть разве что клоуны на похоронах. Впрочем, Каору всегда был мало чувствителен к подобным вещам, а потому почти полностью проигнорировал ауру мрачного недовольства одинокого дома всем тем, что в него натащили. В комнате, оборудованной под гримерную, было не протолкнуться. Остальные уже были здесь, и музыканты и гримеры. Не было только Кё, который приехал на площадку на добрых два часа раньше всех остальных. Скорее всего, он уже давным-давно был в образе, и теперь гулял по заброшенке, или прятался где-нибудь с планшетом. Спустя около часа, закончив со всевозможными приготовлениями и переодеваниями, Каору вдруг вспомнил, что уже очень давно не курил, и ему указали на дверь справа по коридору, ведущую к открытому окну. Это место на время съемок было признано всеобщей курилкой. Пройдя по пыльному бетонному полу, хрустящему от битого стекла, он открыл дверь, и перед ним предстала не менее удручающего вида лестница. Он бегло оглядел пространство, и его взгляд остановился на темной фигуре у окна. - Хэй, Кё, - окликнул он вокалиста, и не спеша перешагнул через порог, прикрыв за собой дверь. Каору выглядел так странно, в черном с серебром мундире и с этой новой прической, которая просто фантастически его уродовала. Кё бегло смерил его взглядом, по инерции попытавшись высмотреть раздражающие нестыковки в его внешнем виде. Поднимаясь по невысоким ступеням, гитарист тоже успел как следует оценить новый образ Кё. Гримм получился что надо: трупного оттенка кожа, черный рот и через один мерцающие серебряные виниры на зубах, что уж говорить о глазах. Эти черные линзы на общем фоне придавали ему совершенно неадекватный вид. Трудно было различить его настоящего под слоями краски. Перед Каору стоял монстр, с таким до боли знакомым лицом, но уже совершенно чужой и потусторонний. Возможно, он был уже несколько дней, как мертв. Лидер опешил, пронзенный до сих пор неизвестным ему чувством, и замер на ступенях. Через мгновение наваждение пропало, и он, опустив взгляд в бетонный пол, преодолел оставшееся расстояние до пролета, удивленный и шокированный тем, что только что выдало ему подсознание. - Что? Размазал все-таки? – отозвался Кё слегка обеспокоенно, поднеся выкрашенную черной краской руку к лицу, словно собирался прикоснуться, но его пальцы замерли в каком-то сантиметре от кожи. Каору отрицательно качнул головой, и облокотился на подоконник. - Слава богу. Не должен вроде размазаться, этот грим без средства вообще не смывается… Небо затянуло серыми тучами, мелко моросил дождь, ветер задувал приятную прохладную морось в открытое настежь окно. Внизу на площадке размещались микроавтобусы и грузовики, а дальше, через дорогу, начинались заросли сочно-зеленого бамбука, поднимавшиеся всё выше и выше в гору. Бамбуковый лес интересовал Каору гораздо меньше, чем Кё, который безотрывно смотрел на колышущиеся острые листья, и, казалось, думал о чем-то совершенно отстраненном. - На что ты смотришь? – не выдержал гитарист, и, чтобы чем-то занять не привыкшие к безделью руки, достал пачку сигарет. - Там есть кладбище, - ответил тот монотонно, и указал пальцем в направлении леса. Впрочем, будь Каору даже в очках, он все равно не смог бы ничего разглядеть до тех пор, пока не споткнулся о надгробный камень. - Хочешь погулять? - Там наверняка полно змей… А так да, очень хочу. - На завтра обещали хорошую погоду. Могу составить тебе компанию, если ты не против. Обещаю, буду молчать. - Сфоткаешь меня с привидениями? – спросил вокалист, и его губы невольно дрогнули в улыбке. Каору не несколько секунд задумался, глядя на Кё, прежде чем ответить: - Ты сам как привидение. - Жаль, что сегодня пасмурно. Я хочу фотосессию в этом образе. Он нравится мне больше, чем завтрашний. - Мне тоже, - почти неслышно ответил Каору, и его снова окутало таинственное ощущение близости к какой-то непостижимой правде. Ему на самом деле нравилось, как выглядел Кё. Спустя четверть часа Каору вернулся на съемочную площадку. Приготовления были почти окончены, оставалось лишь немного времени на себя, и все, кто уже собрался, предпочли поскорее уткнуться в телефоны. День обещал быть долгим, и персонал молился, чтобы съемки прошли без замыканий и капризов аппаратуры. Зал, не смотря на то, что был забит барахлом, казался пустым, Каору не сразу заметил в этом мракобесии цветов и хлама движение и голоса присутствующих. Миниатюрные актрисы, измазанные краской, расположились кто на чем, и разговаривали, изредка повышая голоса или смеясь. Тут же неподалеку оказался Тошия, он сидел в наушниках на стуле за ворохом искусственных цветов и улыбался, глядя в экран своего планшета. Кто-то из съемочной группы проходил время от времени вдоль стены, за пределами этого маленького аляповатого мира, но никто не обращал внимания. Каору ощутил дежавю, ему показалось, что он уже видел всё это в каком-то забытом сне. Чем дольше он стоял посреди этого зала, тем глубже погружался в это ощущение. Всполохи красок и гротескно сексуальные женщины-карлики с совершенно потрясающими задницами и вздернутыми носиками, среди искусственных цветов и мигающих лампочек, в окружении бутафорских черепов и скелетов. Курлыканье белых голубей в тесных клетках и пестрые ткани, стекающие и переливающиеся, словно тошнотворные потоки. Определенно, он это уже где-то видел. Когда на съемочной площадке наконец-то появился Кё, Каору вдруг зацепился за его силуэт, и уже не мог оторвать от него настороженного, хмурого взгляда. Непривычно вытянутая шея в широком пластиковом ошейнике, приоткрытые губы, черная одежда, покачивающаяся в такт его мерным шагам, и из-за которой довольно мощный вокалист казался особенно тощим, даже то, с каким странным и почти любопытным видом он осматривал декорации. Это был уже не Кё. У этого существа не было имени, а может его просто никто не знал, потому что не удосужились спросить. Он какое-то время гулял между цветами и мебелью, крадучись, босиком по холодному полу и пестрым коврам. Подошел к кровати и заговорил с актрисами, заулыбался крошечным леди своей кошмарной черной улыбкой, опускаясь перед ними на колени, чтобы компенсировать разницу в росте. Они улыбались в ответ, брали его за руки, любопытно прикасались к лицу, о чем-то смеялись, а он подставлялся под руки, как кошка, и его улыбка становилась поистине безобразной. Что-то сжимало в этот момент самое сердце Каору, что-то очень сильно похожее на… зависть? Или ревность? «Что за чушь!» - одернул он самого себя в мыслях, разгневанный странными посылами подсознания. Никогда в жизни он не испытывал к Кё иных чувств, кроме как дружеских! И снова он одернул себя, осознав вдруг, что в том новом чувстве не было ничего извращенного или сексуального. Но, наблюдая за этим гротескным дурачеством, он чувствовал, чувствовал, что не может оторвать взгляд от черных рук, таких несоразмерно длинных на фоне почти мультипликационных женщин, измазанных трупно-зеленой краской. Что же это тогда? Каждый жест, каждая эмоция, прикосновения, взгляды, смех – все это казалось преувеличенно театральным, не настоящим. Каору знал Кё уже много лет, знал, как облупленного. То, как вокалист себя вёл, как позволял играть с собой и дурачиться, прикасаться к себе – нет, этого человека Каору видел впервые. Настоящий Кё, отстраненный, скромный и тихий, и до определенной меры брезгливый, никогда бы не позволил такого ни себе, ни другим. Но сейчас они будто и не были самими собой, и наслаждались этим, подобно тому, как забываются дети, надев маскарадные костюмы, и совершенно не замечая хмурого взгляда человека, пытавшегося в этот момент понять природу происходящего. Перерыв был окончен. Со всех сторон набежал персонал, съемочная группа вернулась к аппаратуре, гримеры засуетились, поправляя актерам макияж и костюмы. Каору терпеливо ждал, когда вся суета успокоится, люди займут свои места и безымянный монстр, наконец, взойдет на свой пьедестал. Он игнорировал мельтешение вокруг. В своих растянутых черных футболках и джинсах люди казались тенями, совершенно чуждыми этому трагичному, аляповатому мирку, сотворенному на нескольких квадратных метрах. Такому крошечному, искусственному, но настолько живому, что и трудно было поверить, что еще два дня назад всего этого здесь не было.