Имаго

Где есть Христос, там будет и Иуда, А где Иуда, там всегда кресты. Жизнь не изменит никакое чудо, За исключеньем чуда доброты.

Г. Н. Ужегов

— С этого дня у тебя новое расписание, — Адриан вздрогнул и посмотрел отцу в лицо. На какой-то момент их взгляды пересеклись, и этот момент стал худшим в его жизни. Словно в теле пробили большую дыру и высасывают через нее душу. Габриэль не был красноречивым собеседником. Его голос оставался спокойным и ровным, но глаза… Этот навечно застывший лед не знал сожаления. Юноша опустил взгляд на тарелку. Да, он понимал, что его отец изменился после исчезновения матери, еще он ясно осознавал, что спорить с ним бесполезно, но… Его отец не мог быть… Он глубоко вздохнул, силясь не смотреть на него. Габриэль увлеченно читал газету и не обращал никакого внимания на сына. Адриан бросил мимолетный взгляд на нетронутый отцовский кофе и отложил вилку в сторону. Есть совершенно не хотелось. Не было аппетита, да и дурацкие предположения снедали изнутри. Его отец не монстр. Его отец не убийца. Приметив очередной пафосный заголовок, Габриэль ухмыльнулся. Юноша глубоко вздохнул, рассматривая облака в собственной кружке с травяным чаем. И все же стоит спросить. — Отец, я бы хотел, — мужчина перевел на него взгляд, но не стал перебивать. В какой-то момент Адриану показалось, что у него есть шанс и все может закончиться хорошо, но ожидания имели ужасное свойство — подобно мечтам — никогда не сбываться. — Я бы хотел посещать занятия вместе со своими сверстниками. Уверен, это поможет мне в будущем, когда унаследую твою фирму. — Это тебе не нужно, — перебил он, но парень продолжил. — Но ты всегда говорил, что в знаниях теория играет не главную, а второстепенную роль. Люди должны уметь применять знания на практике, но я не особо могу это сделать в силу некоторых обстоятельств. — Ты хочешь сказать, что тебе не хватает общения? — Это была констатация факта, не более. Агрест осмелился сказать то, что его сын не мог. Коммуникабельность. Да, в этом есть доля правды, но отпускать его он не намерен. Где-то очень-очень глубоко в душе мужчина уже неосознанно провел параллель между собственным сыном и женой. Она ушла, оставив его одного. Адриан тоже может уйти. Такой вариант существовал, но Габриэль упорно обходил эту тему стороной. — Я найму тебе репетитора и разговор закрыт, — послышался скрип стула. Габриэль встал и, в привычной манере, покинул комнату. Вот так всегда. Адриану ничего не осталось, кроме тишины и умиротворяющего постукивания часов. Все разговоры заканчивались именно так. Почему нельзя никак иначе? Поставив локти на стол, юноша уперся лбом в ладони. Очередная попытка провалилась. Со свойственным ему спокойствием отец отверг еще одну идею, не предоставив и права выбора. И все же он надеялся, что все пройдет по-другому. Глубоко вдохнув, затем выдохнув, Адриан встал и подошел к тому самому месту, где всего пару минут сидел его отец. Нерешительно, стараясь обойти стороной заголовок, он перевернул страницу с изображением «Монстра Парижа», но взгляд все равно уперся в одну строчку. «Число погибших за неделю возросло. Неужели у этого монстра каменное сердце?..» — Строчки порождали мысли, а те в свою очередь роились в голове с огромной скоростью. Сердце испуганно сжалось в комок и замерло. Он помнил, каким жизнерадостным был его отец семь лет назад, и наблюдал, каким стал теперь. Но это не значит, что исчезновение матери могло так сказаться на нем. Да, человек подвержен метаморфозам, но не столь губительным. Вокруг стояла самая что ни на есть мертвая тишина. Она была куда мертвее, чем на кладбище, чем закладывающая уши тишина пустых помещений, чем вязкое безмолвие темных подводных глубин… Адриану показалось, что часы перестали тикать, но это было всего на мгновение. Мысленно, он старался не возвращаться к увиденному прошлой ночью, не воспроизводить противоречащие друг другу воспоминания. Его отец, каким юноша его помнил, был добрым, веселым и жизнерадостным. Он был таким до того, как пропала мама. Теперь все изменилось, все иначе. И Адриан стал другим. Он не отрицал это. Отец тоже изменился, но парню не хотелось верить, что родной, единственный близкий ему человек, способен поднять руку на мирных граждан Парижа. Это неправильно. В дверь слабо постучали. Натали Санкер — ассистент его отца — вошла, легко открыв дверь. — Через пятнадцать минут начнется фотосессия. — Да, я помню, — задумчиво обронил парень, проходя мимо женщины. Санкер проследила за ним взглядом. Адриан выглядел поникшим. В некотором смысле, она испытывала жалость. Прежде чем закрыть дверь, женщина обратила внимание на нетронутую на столе еду. Это было странно. Всю дорогу Адриан молча смотрел в окно автомобиля, наблюдая за мимо проходящими людьми. Он видел своих сверстников и думал, что мог бы оказаться среди них. Мог бы. Видимо, это здорово. Но что о нем подумают и как себя вести — он не знал. Натали, до этого смотревшая на дорогу, слегка глянула на него через левое плечо. В тот момент юноша отвернулся, уставившись на собственные ноги. Что-то происходит. Что-то тяготит его. Отвернувшись, Санкер старалась отгородиться от происходящего. Это не ее проблемы, а семьи Агрест. Подобное ее не касается, если не мешает работе, но и на фотосессии появились проблемы. Фотограф из модного журнала Николя Биго, предлагавший взглянуть на искусство под другим ракурсом, был слегка разочарован. — Я не понимаю. Это совершенно не то, — возмущался он. — Вот что это за лицо. Оно одно и то же на всех фотографиях! Откинувшись на спинку стула, он стукнул кулаком о подлокотник. Сколь эмоциональны эти творческие личности. Не то, что заурядные люди, ничем не выделяющиеся из толпы. Натали уже в который раз радовалась тому, что работает именно на Габриэля Агреста. Он серьезный и умный человек, в отличие от фривольных лиц. Да, Санкер не понимала этих… Художников. Еще она не могла понять Адриана. Нет, подходить к нему и выяснять в чем дело она не собиралась. Опять же, это ее не касалось. Заезженное оправдание. На самом деле Натали не любила детей. Не любила и не хотела, но, когда месье Агрест поставил ее перед фактом, что она будет работать и с его сыном, женщина представляла себе избалованного мальчишку, папочка которого готов на все для своего чада. Адриан оказался совершенно другим. Одинокий и слишком яркий для столь большого особняка Агрестов. Женщине порой казалось, что его заперли в нем, как редкую заморскую птичку прячут в золотой клетке, чтобы не досталась никому. Сейчас же ее «подопечный» сидел в гримерной, окруженный людьми. Адриан блуждал на страницах интернета в поисках хоть какой-то положительной информации о Черном коте. На форумах, люди обсуждали многое, и всё это было не тем, что подростку хотелось узнать о своем отце. Лучше уж оставаться в неведении. Закрыв закладку, парень заблокировал телефон и глубоко вздохнул. Вглядываясь в собственное отражение на гладкой поверхности зеркала, он видел не собранного подростка, а растерянного юношу. Признаться, новость, которую он узнал прошлой ночью, выбила его из колеи. Он мечется; из одного источника информации быстро переключаясь на другой. Нужно найти выход, собраться с мыслями и остановиться, но не выходит просто так взять и успокоиться. Адриан с завистью смотрит на рядом беседующих людей. Трое работников фотостудии стоят всего в пяти шагах от него и бурно обсуждают какой-то сериал. Он заглядывает через левое плечо на Натали в надежде найти что-то, помимо отчуждения, но женщина в опрятном костюме вовсе не человек. Далеко не человек — так порой кажется Адриану. Люди не способны держать эмоции на семи замках или способны?.. Глубоко вздохнув, он смотрит на свои ноги, на обувь, вертит телефон в руках, как обычную ручку. Мама всегда говорила, если в голову закрадываются дурные мысли, стоит найти другие. Другие мысли отсутствуют. Ему нужен кто-то, с кем можно поговорить, но таких людей нет. За его спиной стоит Горилла и женщина с маской вместо лица. Дополнением к всеобщей картине служит отец. Абсолютно равнодушный, как и его спутники. Есть еще Хлоя, такая же безликая, как и эти сероватые стены в студии. Их вроде покрасили, и они должны казаться новыми, но это не так. Какими были, такими и остались. Хлоя Буржуа была из тех людей, с которыми Адриану и хотелось встретиться и не хотелось одновременно. Что сказать, как краска оставляет свой след на стенах, так и родители оставляют отпечаток на собственных детях. Порой юноше казалось, что существовало две Хлои; одна вела себя неправильно, обнажая не самые приятные качества, другая же осталась в прошлом и где-то глубоко, под толстым слоем пыли разочарований и одиночества, виднелись ее белые маленькие ручки. Адриану нравилась Хлоя, но не нравились её попытки нацепить на себя и без того маленькую маску. Она вела себя так, чтобы мать обратила на нее внимание. Адриан вел себя так, чтобы обратил на него внимание родной отец. Что сказать, в этом они были похожи, но у Хлои есть заботливый и любящий отец, а также друзья. Она не одна, а он один. Агрест с горечью и толикой безразличия наблюдает за снующими на улице людьми. Поездка домой тянется слишком медленно, в таком же темпе проходит и весь день. Казалось бы, какая ирония; вот Горилла своей внешностью внушает страх, но как медленно и неторопливо он останавливает машину у светофора, словно заботясь о горожанах, неспешно проходящих через пешеходный переход. Другие на его месте поступили бы иначе, ведь так? Он откидывается на спинку сидения, вновь погружаясь в поток непрерывных мыслей. Уходя с головой в пучину отчаяния страха и неизвестности. На все должны быть свои причины. У его отца тоже должна быть причина. Возможно, он просто чего-то не знает. Он пытается оправдать убийство людей, но понимает, что такому нет оправдания. Лишь одно сплошное противоречие. Сколь бесполезны порой мысли? Хочется добавить, нет? Или увидеть то, чего на самом деле не существует. Адриан вспоминает солнечный день у них в саду. Добрую улыбку мамы и отца. Так искренне и открыто он улыбался только им. Он больше никогда так не улыбнется. Сжимая и разжимая пальцы, упираясь взглядом в собственное отражение, он силится не заплакать от отчаяния. Как бы он не старался, что бы он не делал, пусть есть аргументы, но размышления упираются в барьер противоречий. Хоть и с неохотой, мысленно натягивает маску на лицо отца. Перед глазами предстает легкая улыбка, торжествующий фасад родного особняка, но через мгновение на его месте появляется оскал безумца в черной маске. Он вздрагивает, когда на его плече оказывается рука Натали. Она как-то медленно и напряженно произносит: — Мы приехали, — он кивает, не в силах что-либо ответить. Физически он тут, но мысленно находится в ином месте. Есть столько много нюансов, на которые не сразу обратишь внимание. Уже у самых дверей в особняк, юноша чувствует подступивший к горлу ком. Словно, вернулся не домой, а в золотую клетку, созданную для него одного. Дом похож на коробку с огромными створками вместо окон. Тут всегда светло и душно. Воздух кажется спертым, а вещи забытыми. Агрест медленно заходит внутрь, его шаги отлетают эхом от стен. Особняк похож на замок, давно забытый в руинах. Он стоит тут, среди оживленного городка и снующих, подобно муравьям, людей. В замке никого нет. Ни короля, ни королевы, лишь стены помнят, что тут кто-то был. Скорлупа, бережно охраняет единственного обитателя стен. Адриану кажется, что он больше похож не на принца, а на принцессу, которую стережет дракон и не дает до нее добраться. Эти мысли вызывают скупую улыбку. Санкер останавливается и замирает, всего в нескольких шагах от ступенек, ведущих наверх. Сегодня утром тут еще висел семейный портрет, но теперь, на его месте иное полотно. Только месье Агрест и Адриан. Картина в мрачных тонах кажется неуместной, но в лицо она этого никому не скажет. Женщина медленно поворачивается, выжидающе смотрит на подростка. Юношу картина не пугает, но и не радует. «Возможно, «это» было причиной», — она удовлетворенно кивает, но для себя, не для него. Словно в знак подтверждения собственным мыслям. Вот почему месье Агрест изменил расписание? Не все так плохо. — Сегодняшнее расписание претерпело кое-какие изменения, — Адриан смотрит, пытаясь уловить смысл слов, — остаток дня в твоем распоряжении. Натали не ходит вокруг да около. Она всегда говорит, как есть. Агрест молчит. Внутри с новой силой разгорается надежда. — Изменения коснулись и моего предложения? — Глупо надеяться, еще глупее полагать, что она скажет ему то, что он хочет услышать. Обычно происходит наоборот. — Мне сообщили только об этом, — говорит Санкер. «Ясно», — мысленно отвечает он, но вслух ничего не говорит. Значит, снова он останется дома. Подобный ответ был в духе Натали и ожидаем. Адриан готов услышать «нет». Нет — это в духе его отца. Услышать — да, было редкостью. Поднимаясь по лестнице, он останавливается и смотрит на лучи солнца, падающие на пол. Натали ушла. Ее фигура исчезла за поворотом, оставив его наедине с собственными мыслями и одиночеством. Как любезно с ее стороны, однако, оставить его одного. Многие думают, что власть и деньги — это привилегия богатых. От количества вещей на полках станет легче на душе. Также, они забывают — то, чего у тебя нет, для тебя сокровище. Как мимолетны и глупы подобные мысли. Еще глупее разговаривать с тишиной. — И с самим собой, — произносит в пустоту. Песчинки пыли кружат в воздухе. Их невооруженным взглядом видно при солнечном свете. Агрест смотрит на пол, стараясь не думать о том, что снаружи есть солнце, зеленая трава и люди. В особняке тихо настолько, что слышно биение собственного сердца. Вздохнув, он разворачивается и идет к себе в комнату. «Ни в коем случае нельзя шастать по улице. Не говоря уже о лесах. Я снова не внял ее совету», — рассеянно подумалось старичок, оглядывая окрестности. Он все не мог привыкнуть к своей новой «обители». Но обителью целый город назвать сложно. Прошло время, когда загородный воздух был его постоянным спутником… Отзвуки давно минувших дней, когда он колесил по всему миру, навевают приятные воспоминания. Он помнит истоптанную тропинку, что брала начало на берегу и уходила в лес. Она ясно прочерчивалась среди опадающей листвы. Да, было время, когда он мог беззаботно гулять по свету без крова и крыши над головой. Сейчас же подобное непозволительная роскошь. Мастер Фу шел по иной дороге, некстати вспоминая прошлое. В лесу небезопасно. Банальная истина и сущий ужас для городского человека. Если он будет действовать опрометчиво, то потеряет и эту возможность. Он схватился за морщинистый сук, торчащий из-под корня ближайшего дерева. После трех попыток тот с хрустом отломался, и в руке старичка оказалась крепкая палка около четырех футов длиной. Он взвесил импровизированное оружие на ладони. Все лучше, чем ничего. Правда, памятуя о созданиях, которые были в его прошлом… Он предпочел бы иное оружие. Сжимая сук, он начал свое путешествие. Тропа извивалась, как змея, словно стараясь запутать путника. Солнце хмуро мелькало меж туч. Его не оставляло настырное ощущение, будто этот пейзаж он где-то видел. И впрямь, местность была знакомая. Да только с его прошлой страстью к путешествиям под определение «знакомой местности» могла попасть четверть территории мира. Он надеялся, что сможет найти какие-то знаки, которые помогут лучше понять, где он находится. Пока он мог сказать твердо только одно: это не Париж. И близко не похоже на город, где располагалось его злополучное жилье. А если это и есть тот самый город, то он почти разрушен. Лежит в руинах, как и отголоски его собственного прошлого. Ступая по тому, что осталось от прежнего здания около Эйфелевой башни, он рассматривал трещины на камне и на асфальте. Опустившись на одно колено, он взял осколок в руки и поднес к лицу. Вот какова сила талисмана разрушения. Ужасная мощь в руках одного человека. Что сказать, в этом была и его вина. Закрыв глаза, он мотнул головой, пытаясь отогнать ненужные мысли. Не стоит сожалеть о прошлом. Прошлого не вернуть. Нужно думать о будущем. Была у него одна идея. Запасной план, не беспочвенный, но… Столь безрассудный. Спихивать всю ответственность на другого человека. На девушку, пусть и храбрую, но все же девушку. Это равносильно тому же, что произошло с ним. Супергерой — это профессия на всю жизнь, и он поймет, если она его не простит. Здесь дело было даже не в прощении, как в таковом, а в смирении. У него просто нет выбора. Слишком беспечно давать талисман Ледибаг обычной девушке подростку. У человека, обладающего таким талисманом, должны быть определенные качества. У Маринетт Дюпен-Чен такие качества были. Опыт с годами дает увидеть больше, да и действия порой говорят сами за себя. Человек, спасший жизнь человека — безрассуден, но она была другой. Поднявшись и бросив камень на землю, Ван Фу вытер руку о красную гавайскую рубашку в белый цветок. Его дорога проходила через улицу Муфтар. Это улица загадок, тайн и чудес. Тут каждый день происходило что-то интересное: презентация духов, дегустация вин и конфет, флешмоб, вернисаж, сеансы массажа. Это улица уютных кафе, где можно выпить самый настоящий горячий шоколад и покушать традиционных круассанов. На этом старинном клочке города много магазинчиков и торговых лотков, где продаются самые разнообразные сувениры и антикварные вещи, а также старые здания, которые сохранили нумерацию еще со времен Наполеона. Проходя все дальше, он с восторгом разглядывал дома. Кто бы мог подумать, что здесь раньше жили Дидро, Золя, Мериме, Паскаль, Декард. Неудивительно, что на этой улице находилась та самая пекарня семьи Дюпен-Чен. Звон колокольчика, висевшего над дверью, заставил табун мурашек пробежаться по телу. Маринетт медленно подняла голову, которая весила сейчас не меньше полтонны. Сперва ей не удавалось воспринимать то, что ее окружало — вещи казались слишком далекими и темными, но потом в глазах более-менее прояснилось. Солнце еще сияло в зените и окрашивало пол в желтовато-грязный цвет. Вокруг, за столиками, сидели люди. Пожилая супружеская пара справа от девушки тихо беседовала о чем-то своем. Но большинство посетителей пекарни просто сидели, уставившись на еду, и хмуро поглощали свои порции под аккомпанемент звука моторов за окном. Дюпен-Чен повернула голову и посмотрела на того, кто ее разбудил. Вопреки ожиданию, это был старичок низкого роста с карими глазами и в неглаженной гавайской рубашке. «Должно быть, просто проходил мимо», — подумала Маринетт, проследив за ним взглядом. Он же с тревогой вглядывался в огромные мешки под глазами девушки. Подобным взглядом Маринетт наградила и Сабин, растерянно смотревшая то на дочь, то на нового посетителя. Она должна была заняться клиентом, но ей хотелось подойти к дочери. Старичок, перевел взгляд с девушки на женщину и понимающе кивнул: — Ничего страшного, я вас понимаю. — Спасибо вам, — растерянно поклонившись, ответила она и поспешила к дочери, но ее остановила вытянутая рука Сезер. — Вам не стоит волноваться. Я же сказала, что не брошу ее, — она улыбнулась уголками губ, но Сабин это не успокоило. Слишком много всего произошло за прошедшие дни. Есть вещи, которые простить себе не так-то просто. Проблемы улыбкой не решаются. Они накапливаются, как снежный ком и перерастают во что-то большее, чем обычное сожаление, но миссис Чен кажется, что Маринетт лучше побыть в кругу друзей, чем родных. Простой разговор по душам заходил в тупик. Ее дочь слишком серьезная и собранная. Она держит все мысли при себе и редко кому скажет, что ее беспокоит. Из-за туч показалось солнце. Дюпен-Чен улыбается искренне, пусть и через силу. Ее кожа отливает персиком в этом желтом сиянии. — Все хорошо, мама. Правда. «Да, правда, хуже уже не будет», — думает Сабин. Она не знает, что у Маринетт вошло в привычку, не спать до рассвета. Маринетт немного боялась темноты. Не так сильно, как Манон, придумывающая монстров. Нет. Она боялась того, что могло скрываться во тьме. Всего несколько дней назад ей на улице попалась женщина. Седовласая старушка, что продавала букеты редких цветов и приветливо улыбалась прохожим. Дюпен-Чен не была с ней близко знакома. Она ничего толком об этой женщине не знала. Только то, что та продает цветы. Крупица информации не так важна, ведь правда? Не так важно было и то, с какой целью рядом оказался Черный кот. Злодеев можно называть по-разному. Одни пытаются захватить власть над миром, пафосно рассказывая о своих планах, другие же идут иным путем. Сложно было понять, что в голове у этого человека? Разрушив одно здание, он направился к другому. Причем, в его действиях прослеживался алгоритм. Он планировал, нападал на определенные участки. Маринетт это знала, ибо видела, с какой осторожностью он обходил другие здания. Люди, в панике, бежали от разрушающегося здания, но не она. Странно об этом вспоминать, ведь все было, как во сне. Дюпен-Чен не помнит, как оказалась внутри горящего здания, как помогла нескольким людям и вновь оказалась на улице. Нет, она не героиня, спасшая всех. Она лишь запустила механизм. Люди, увидев, что обычная девушка-подросток делает такое, последовали ее примеру. Вскоре столпы дыма стали темнее. Толпа поутихла, а Маринетт упала на колени. Лёгкие наполнились дымом. Он застыл воском, впившись иглой в каждую клетку. Дюпен-Чэн обессиленно оперлась левой рукой о асфальт. Она тяжело дышала. Ее трясло. Возможно, это просто совпадение или случайность, но в этом хаосе из людей, машин и карет скорой помощи, она увидела лицо той самой старушки. На нее никто совершенно не обращал внимание. Никто не смотрел на застывший взгляд, в котором отражалось небо. — Подруга, ты меня пугаешь, — Маринетт, вздрогнув, посмотрела на Алью. Сезер недовольно допивала свой апельсиновый сок. — Ты совершенно не слушаешь, что я тебе говорю. — Ты хочешь создать тематический блок, — как бы это странно не звучало, но полностью погружаться в себя на людях, никогда не получалось. Приходилось слушать, что говорят и одновременно думать. — Давай только договоримся об одной веще. — Ты опять про это? — Это? Свою собственную жизнь называть «это»? — Пожалуйста, только не начинай, — запротестовала Алья. Она совершенно не понимала, почему подобное так заботит Маринетт. Да, конечно, Сезер и не собиралась рисковать собственной жизнью. Почти. Дюпен-Чен закусив губу, нахмурилась, но не стала ничего говорить. Лишь, спустя пять секунд, выдохнула. — Я не пытаюсь навязать тебе свою точку зрения. Я лишь хочу, чтобы ты не пострадала, — спасать людей, рискуя собственной жизнью, не глупо. Глупо не осознавать, что из-за этого ты можешь закрыть глаза и не проснуться. Да, это благое дело, но твои родные… Что с ними будет? Обхватив кружку руками, она зареклась раз и навсегда не идти на поводу у собственных эмоций. Каждое действие не должно быть спонтанным. Все нужно просчитывать наперед (насколько это возможно!). Есть люди специально обученные и подготовленные к этому, а то, что сделала Маринетт, было безрассудно. — Есть множество других способов записать видео с места катастрофы, — продолжила девушка. Нет, она не собирается отступать. Она слишком упертая. Пусть и испугалась один раз… Всего один раз подумала, а что будет после смерти с ней?.. Но это случилось всего раз и к подобным мыслям не стоит возвращаться. Ведь не ей бороться с тем человеком в костюме кота. Наблюдая за всей картиной со стороны, Мастер Фу улыбался. Да, это та, кто ему нужен.