О любви немало песен сложено...

После разговора с Ольгой он позвонил в филармонию. Директор был просто счастлив заполучить немалый гонорар за одно единственное выступление оркестра в парке. У него в запасе оставалось совсем немного времени, чтобы попробовать собраться с мыслями, обдумать, как еще можно убедить Лену, как заставить поверить ему. Как назло в голову лезли только славные чудесные воспоминания об их таком коротком счастье. Которое он сломал. Сам. Молодец. Евгений заметил их издали: Лена шагала впереди Ольги, а та семенила следом и, судя по суетливым движениям рук и покаянно склоненной голове, оправдывалась. Одно радовало: что бы там ни случилось, она все же пришла. Он быстро отошел в тень колоннады, ожидая, когда Лена останется одна. Ольга с деловым видом поозиралась, потом жестом указала Лене на парапет и стремительно убежала вглубь парка. Лена послонялась туда-сюда, потом опустилась на парапет и приготовилась ждать. В этот момент музыканты оркестрика, которые до этого настраивали инструменты, взмахнули смычками, и над парком поплыла мелодия той самой песни, которую он спел когда-то для нее. Он пристально наблюдал за Леной и увидел, как она вздрогнула всем телом, потом с печальной улыбкой качнула головой, погружаясь в те давние воспоминания. И он понял, что вот сейчас – момент истины. Он выбрался из своего укрытия и, подойдя к месту, где она сидела, осторожно опустился рядом с ней. Лена подняла на него глаза, моментально поняв все про их с Ольгой заговоры, и с досадой проговорила: - Нет, я убью ее… - Только перед этим, я тебя очень прошу, давай поговорим, - тихо попросил он, почувствовав нежный аромат ее лавандовых духов, таких знакомых, что стало снова трудно дышать. Лена отвела взгляд и с безнадежностью спросила: - О чем, Жень? - О нас, - выдохнул он, еле сдерживаясь, чтобы не начать целовать ее прямо сейчас: она была так близко, такая невероятно красивая: он все время поражался, как же она хороша. - О нас? – устало переспросила она. – Так ведь нету никакого «нас», Жень. Есть ты, и есть я. Это неправда! Вот уже несколько месяцев есть - «мы». Я просто слишком поздно это понял. - Ты же волк-одиночка, - продолжала Лена тихим ровным голосом. – Тебе же никто не нужен. Ты мне нужна, ты! Я без тебя дышать не могу, не то, что жить. - Тебя заводит только сам процесс охоты. А когда жертва падает к твоим ногам, ты теряешь к ней интерес. Да, я был таким. Но ведь уже так давно все изменилось, неужели ты не видишь этого, Лена?! - Нет, - спохватилась она, - я не осуждаю, нет! Я просто по-другому устроена. Все эти твои цветы, дорогие подарки и, – она махнула рукой, – даже оркестр! - все это очень красиво и, безусловно, срабатывает, но, понимаешь, только один раз, - ее глаза были печальны. – Мне, как бы банально это ни звучало, нужна стабильность. Ты не поверишь, мне тоже, Лена! Она продолжала с болью в голосе: - Мне нужен человек, на которого я смогу положиться! Я – этот человек Лена. Тебе просто нужно поверить мне. Еще раз. - Вот поэтому, - она горько улыбнулась, - никаких «нас» нету. Да, собственно говоря, никогда не было. Она вскинула на него глаза и с усмешкой спросила: - Ведь ты же не собираешься позвать меня замуж, правда? Замуж? Об этом он как-то не думал. - Ты никогда не будешь спешить домой к ужину. Ну не такой ты человек. К ужину? Домой? - И я это слишком хорошо понимаю, - тихо заключила она. – Вот и весь разговор, Жень. С этими словами она поднялась и стремительно пошла к выходу мимо оркестрика, мимо парочек влюбленных, мимо шелестящих листвой деревьев, словно прощавшихся с ней. А он остался сидеть, ошеломленный тем, что она только что ему сказала. О том, что он нужен ей весь без остатка и навсегда. Половинчатые отношения ее не устроят. Ему вдруг открылась истина, которой он не понял тогда. Она не пугалась его намеков на серьезные отношения. Она их ждала. Она верила в него тогда. И в кабинете, когда он плел чепуху про откаты, схемы, смеялся над ее детскими понятиями о честности, она до последнего верила, что он… позовет ее с собой. Он с ослепляющей ясностью понял, что она тогда готова была бросить все и поехать с ним, куда бы он ни позвал. Когда открыла глаза и взглянула на него с доверчивой улыбкой. А он тогда упивался собственным великодушием: ну как же, он же верен себе, он не бросает женщин без поддержки, он оставляет возлюбленную упакованной на всю оставшуюся жизнь. Без обид, как он тогда ёрнически бросил ей. Он вспомнил, как она тогда помертвела, как заледенели ее руки, до этого бывшие такими горячими, когда она прежде обнимала его. И он понял, что страшно непоправимо опоздал. Опоздал с этими разговорами, с его бесконечными попытками что-то сделать для нее, вновь обаять, вновь покорить. Он понял, какая невероятная бездна между ними. Они и впрямь говорят на разных языках. И он совсем не понял ее тогда, в марте, наслаждаясь собственными ощущениями, играя в свои игры. Ему просто надо было чуть внимательнее смотреть. Ему просто надо было не испугаться в последний момент, надевая любимую привычную маску циничного негодяя. Теперь всё невероятно оглушающе безнадежно поздно. Всё поздно. В кармане завибрировал телефон. Он взглянул на экранчик: Ольга. - Я слушаю. - Евгений Николаевич, да вы…, - она захлебывалась словами. – Да как же вы…! - Оля, - перебил он, – я знаю все, что вы мне хотите сказать, так что можете особенно не стараться. Я благодарю вас за помощь. И на этом – всё. Он помолчал, Ольга тоже притихла на том конце телефона, потом сказал: - Я уезжаю. На проекте с понедельника будет работать другой человек. Лену… Елену Николаевну я больше не потревожу. Прощайте, Оля. А за попытку – спасибо. На следующий день в аэропорту он распрощался с водителем Володей, пожелав тому успехов с новым шефом. После чего покатил чемодан к стойке регистрации багажа. На московский рейс у стойки бизнес-класса не было ни одного человека. Он подал паспорт, поставил на ленту чемодан. Девушка у стойки разулыбалась, стреляя глазами в красавца москвича, он машинально растянул губы в улыбке. Мысли лениво крутились в голове. - Слышите? – повторила в который раз девушка. - Да-да? - Ваш рейс задерживается. В Москве гроза сегодня, борт оттуда не вылетел еще. Так что, - она с сожалением развела руками и заученно произнесла, - приношу вам свои извинения. Машина вас доставит в гостиницу, номер, конечно, бесплатно, и питание. - О, и питание! Отличный сервис,– усмехнулся он в ответ. Ну что же, значит, его мучительное ожидание отъезда продолжается. – Спасибо, машина не нужна, я вызову водителя. Спустя двадцать минут он уже усаживался в привычный свой автомобиль со словами: - Ну что, Володя, как видишь, от меня не так-то просто избавиться. - В гостиницу? - Ну да, вот у меня здесь адрес. Через полчаса машина затормозила у небольшой гостиницы «Полет». - Наверное, планы были у вас, - сочувственно проговорил Володя. – Ну, в Москве… - Да, планы, - машинально повторил Левандовский, продолжая сидеть в машине. Потом спросил: - Послушайте, Володя, вы как вообще, фаталист? - Что вы имеете в виду? - Ну, гроза эта, рейс задержали. Может быть, все неспроста? - Может быть, - протянул тот, настороженно глядя на своего шефа. - А знаете что, Володя, давайте-ка проверим! Едем в мэрию. - Конечно, - обрадованно воскликнул водитель: такой шеф – деловой, решительный, - был ему привычен и понятен. На подъезде к мэрии он попросил водителя: - Вы подождите меня. Если обстоятельства изменятся, я позвоню. - Конечно, Евгений Николаевич! Можете не торопиться. Я вас обязательно дождусь. Левандовский взбежал по лестнице на второй этаж и притормозил у двери экономического отдела. Сердце бухало паровым молотом в груди, и даже руки дрожали. В этот момент дверь распахнулась, и на пороге возникла Тамара: - Ой, Евгений Николаевич! А Елены Николаевны сегодня нет и не будет! Ну, вот и всё, тоже мне фаталист выискался, язвительно подумалось ему, а Тамара продолжала: - У нее же свадьба у дочери! - А… в каком ресторане? – приходя в себя, быстро спросил он. - Да они не в ресторане, а за городом у Ольги Сергеевны на даче! - Тамара, - задушевным голосом проговорил он, - адрес! Полцарства за адрес! Перед подъездом к Ольгиной даче он вдруг оробел. Что, если она посмотрит на него прохладным взглядом, дернет с досадой плечиком и отвернется? Он машинально крутил в руках роскошный свадебный букет, купленный в знакомом салоне, а сам все прокручивал в голове все варианты событий. Варианты эти его не радовали. Володя притормозил у распахнутых ворот, украшенных белыми и лиловыми шариками. Там, за этими воротами шла обычная предсвадебная суета, расставлялись стулья, носились туда-сюда многочисленные устроители. Там где-то была Лена. Его-то она уж точно не ждала. Да он и сам не ожидал от себя, что когда-нибудь снова увидит ее. - Евгений Николаевич, приехали, - осторожно напомнил Володя. - Да-да, я вижу. Сейчас, – кивнул он, нехотя нажимая ручку дверцы. Он выбрался из машины, неловко прижимая к себе букет. Еще постоял немного, собираясь с мыслями. Получалось откровенно плохо. Вернее, вообще не получалось. Потом, поймав на себе внимательный взгляд Володи, тряхнул головой: а, будь что будет, - и перешагнул через невидимую черту, за которой пути назад уже не было. Он увидел ее сразу. Она стояла спиной к воротам на возвышении напротив арки, украшенной воздушной тканью, цветами и ленточками. Первой его увидела Ольга, стоявшая лицом к нему. Глаза у нее расширились, и она что-то тихонько сказала Лене. Лена дрогнула спиной, потом резко обернулась и распахнутыми удивленными глазами уставилась на него. А он медленно шел к ней через всю эту безразмерную поляну, заставленную стульями. Мимо него бегали какие-то люди, но он смотрел только на нее. Видел только ее глаза, те самые, из прошлого, их прекрасного счастливого прошлого, которое, как ему казалось, больше не вернется. Не отрывая от него взгляда, она тихонько спустилась с подиума, сжимая в руках белую ткань, невольно заслоняясь ею от него. Или нет? Не заслоняясь? Она... шла к нему? Она… ждала его? Она… рада его видеть? Или… он снова выдает желаемое за действительное? Он шел к ней навстречу медленно, пристально вглядываясь в ее лицо, пытаясь прочесть, что там скрывается за ее таким теплым открытым взглядом. А она шла навстречу ему и тоже что-то такое искала в его глазах. И когда между ними остался какой-то метр, несмелая улыбка вдруг легко коснулась ее губ. А он смотрел на нее серьезно, без улыбки, боясь и желая верить в то, что она говорила ему этими своими чудесными лучистыми глазами. - Лена… - Женя… Они заговорили одновременно и оба замолчали, а потом Лена тихо сказала: - Мне сказали, что ты уехал. Совсем. И я больше тебя... не увижу. - Я не смог,- качнул он головой, продолжая вглядываться в ее глаза, засиявшие еще ярче на этих его словах. – У меня рейс отложили, - пояснил он. Сияние глаз немного поблекло, и он спохватился. – Но я не поэтому... Мне надо… спросить. То есть… сказать. Лена с выражением легкой заинтересованности подняла брови, и он, набрав в грудь воздуха, сказал: - Я счастлив, что рейс задержали. Я хотел увидеть тебя. Ты вчера говорила… про то, что мне никто не нужен, что меня заводит… процесс. И про спешить домой к ужину. Я готов, Лен, и к ужину спешить и все остальное. Только… я боюсь отчего-то. Я, понимаешь, …сто лет ничего подобного не чувствовал и …не говорил. Мне трудно. Помоги мне, Лена. Она вздохнула со слабой улыбкой: - Женя, у меня есть миллион причин, чтобы прогнать тебя сейчас, и только одна, - она запнулась, - нет, две, чтобы позволить остаться. Только…, - она посмотрела вокруг, - мне сейчас немножко некогда. Ты пройди в дом, а потом мы… поговорим. Оля, - позвала она подругу, и та, словно ждала, немедленно объявилась возле них. - Оль, покажи Евгению Николаевичу, где он может разместиться. Мне надо… тут, - с этими словами она отошла к возвышению и стала пристраивать ткань, которую держала в руках, на арку. Они оба постояли, глядя как она это делает, после чего Оля, спохватившись, спросила: - Ну что, идемте? - У меня вещи в машине. Могу я отпустить водителя, или…? - Ого, Евгений Николаевич, да вы с серьезными намерениями? Прямо вот с вещами? - иронично вздернула брови Ольга. - Задержали рейс, я решил еще раз попробовать… ну, с Леной. - И правильно сделали, - шепотом воскликнула она. – Хотя знали бы вы, что она мне устроила из-за вашего заговора с оркестром. Ладно, идите за вашим чемоданом. Цветы-то оставьте, - дернула она его, и он сунул ей в руки букет, потом отправился к машине, чтобы снова попрощаться с Володей и, как он надеялся, на этот раз окончательно. Оля проводила его на второй этаж дома и, открыв дверь в небольшую гостевую комнату в уютных цветастых обоях с веселенькими шторками на окнах, предложила: - Вот, располагайтесь пока здесь, а там посмотрим, - и убежала вниз. Он закатил чемодан в угол, потом посмотрел на себя в зеркало высокого и узкого шифоньера: вид настороженный, чуть растерянный, костюм безупречный. Он потер ладонями лицо. Она сказала, потом. Не прогнала, не отмахнулась. Даже улыбнулась. Ты, конечно, едва все не испортил. Но, кажется, надежда есть. Она так улыбнулась, и глаза… У нее были знакомые глаза, те, из прошлого. И она сказала про две причины не прогонять его. Целых две причины! Нет, определенно надежда есть. Он подмигнул своему отражению и стремительно вышел из комнаты. Сбежав с лестницы, он направился, было, к выходу, но вдруг краем глаза уловил какое-то движение слева и, развернувшись, увидел под лестницей, у стеклянной задней двери, выходящей в сад, стоявшую спиной к нему Лену. Она скрестила на груди руки, обхватив себя за плечи, и смотрела на лужайку, залитую ярким солнечным светом. Он подошел к ней, звук его шагов скрадывал ковер, и осторожно взял ее за плечи ладонями. Лена вздрогнула всем телом и резко обернулась, подняв к нему глаза, блестевшие от непролитых слез. Они смотрели друг на друга томительную секунду, потом она сама потянулась к его губам, и он, застонав, рванул ее к себе. Господи, как же он соскучился по невероятному опьяняющему вкусу ее губ, по запаху волос, по ее нежной коже, по горячим рукам, которыми она стискивала его так… всерьез. Она целовала его сейчас, как тогда, в те далекие и счастливые дни, и он задыхался от дикого восторга, от которого горло перехватывало и ломило в груди, чуть слева, там, где сердце. Они оторвались друг от друга, и Лена жалобно сказала, едва переводя дыхание: - Так устала бороться с тобой. Не могу больше. Он очень серьезно ответил, целуя ее в висок: - А я устал быть вдалеке от тебя. Так соскучился, никаких сил не осталось. - Женя, я должна тебе сказать одну вещь… - Лена! Едут! Лена, ну ты где? - в холле застучали стремительные Ольгины каблучки. Она быстро высвободилась из его объятий, шепнув: - Потом, - и, выбираясь из их тайного убежища, уже в полный голос крикнула: - Оля, я здесь! Иду!