Особенности заговоров против короля

Петир Бейлиш похож на змею. Он подслушивает и подглядывает, в любую дырку способен забраться, чтобы выяснить нужные ему сведения, и Санса, какое бы отвращение не испытывала к нему, знает, что именно эти качества сейчас для неё и полезны. Они должны выбить у Альфреда почву из-под ног, если Санса хочет спасти свою семью и себя, а ради этого можно потерпеть и Бейлиша под носом, и его странные взгляды, которые он кидает на неё, невзначай упоминая, как сильно она похожа на мать. Санса знает, чего хочет от неё Петир, но она готова дать ему нечто иное: власть и положение в витенагемоте, и это куда важнее и желаннее для него, чем она сама, Санса в этом уверена.  — Твой дядя мне не нравится, — Этельред за ужином склоняется к её уху. — Он кажется мне скользким. Его слова прекрасно описывают Петира, и Санса мысленно аплодирует мужу, так быстро раскусившему Бейлиша. Этельред, каким бы Джудит его ни считала, достаточно хорошо разбирается в людях, чтобы не купиться на лесть. Но, если Санса хочет, чтобы Бейлиш остался при дворе, она понимает, что необходимо убедить мужа в его полезности. Осторожно коснувшись руки Этельреда, она так же тихо замечает:  — Просто Петиру от рождения не досталось дворянских привилегий. Неудивительно, что ему приходилось использовать разные варианты, чтобы добиться того, что у него есть сейчас. Вряд ли Этельред этим объяснением удовлетворяется. Он возвращается к своему ужину, который они, как и почти всегда в последнее время, разделяют с Астрид и Хвитсерком. Цепкий взгляд Бейлиша отмечает и близость Астрид к королю, и бледное лицо Элсвит, которая взгляда не поднимает от своей тарелки, и сидящего напротив неё Хвитсерка, что не скрывает своего интереса — его, кажется, и вовсе приличия не волнуют. Санса надеется, что Петир сможет сделать свои выводы и сможет использовать новые знания в их — и, разумеется, в свою — пользу. Королевский ужин проходит в молчании. Слуги подают новые блюда и убирают тарелки; Джудит едва притрагивается к пище, как и король — он погружен в себя весь день. Ближе к обеду прибыл взмыленный посланник из Нортумбрии с вестью, что Ивар Бескостный, оправившийся после проигрыша в битве с Альфредом, планирует вновь выступить с войском в сторону Уэссекса. Весть поразила Альфреда: он надеялся, что Ивар ещё повременит с нападением, но ошибся. Военный совет, на котором присутствовали король, Этельред, Астрид, Лагерта и Хвитсерк, продолжался до самого времени, когда была пора отправляться на вечерню, а потом на ужин, и, судя по хмурому лицу Альфреда, к толковому плану они так и не пришли. Этельред успел только рассказать Сансе, что Хвитсерк предложил обучить короля способам ведения боя, которые используют северяне, чтобы в бою для армии Уэссекса было меньше сюрпризов. Как будто, ведя войну с Иваром Бескостным, можно было вообще предвидеть его действия! Король заканчивает ужинать первым. Он поднимается, и вместе с ним со стула встает и Астрид. — Этельред, — кивает Альфред, — ты мне нужен. Хвитсерк. Даже ужин не смог отвлечь его от тяжелых мыслей, и Санса догадывается: он собирается вернуться к планированию защиты Уэссекса от войск Ивара. Дальнейшее предугадать несложно: Джудит уходит в свои покои, где наверняка будет рисовать святые образы — ещё одно занятие, к которому она пристрастилась. Элсвит же отправится в молельню, чтобы переговорить со священником. Санса допивает оставшееся вино в кубке. — Куда вы собираетесь, дорогая племянница? — Петир ловко заступает ей дорогу. От его взгляда Сансе становится неприятно; ей кажется, будто по ней ползают насекомые. Уважать Бейлиша на расстоянии было гораздо проще. — В часовню, — она с трудом находит в себе силы улыбнуться. — В свете новостей, что привез нам посланник из Нортумбрии, нам поможет только Господь. — Если ваш брат верит лишь северянам, что состоят у него на службе, то я боюсь, что даже молитва не спасет вас, — тонко усмехается Петир Бейлиш. — И мне кажется, что лорд Этельред это понимает. Сколько волка ни корми, а он всё в лес смотрит, — он кивает в сторону Хвитсерка, уходящего следом за королем. — Но сначала передушит всех овец. Его взгляд выхватывает и Элсвит, спешащую в часовню при королевском замке. Бейлиш потирает бородку. — Я буду молиться, чтобы этого не случилось, — кротко замечает Санса и добавляет: — А вам, дядя, я советую молиться, чтобы ваши слова не оказались пророческими или опасными для вас. В часовне тихо. Элсвит стоит на коленях у святого креста и молится; её губы немо двигаются, произнося слова молитвы. Она стискивает руки так сильно, что костяшки пальцев бледнеют. Санса останавливается у входа, прижимает ладони к подолу платья, чтобы оно не шуршало, и замирает в надежде, что Элсвит повысит голос. То, как на жену короля смотрит северянин, только слепой не заметит, а Элсвит, хоть и наивна, но не слепа, и её щеки, так полыхавшие во время ужина, тому доказательство. — Могу ли я чем-то помочь вам, Ваше Величество, — священник, появившийся из помещений, занимаемых служителями Господа, приближается к Элсвит, и та вздрагивает. — Простите меня, я не хотел прерывать вашу молитву. — Всё в порядке, — Элсвит поднимается с колен. — Я бы хотела исповедаться, святой отец. Я понимаю, что уже поздно… — Господь не ограничивает свой разговор со своими детьми, — мягко отвечает священник, — так могу ли я руководствоваться поздним временем, если Божьему дитя нужна помощь? Санса даже дышать перестает, не веря в свою удачу. Если ей удастся подобраться ближе, если ей только удастся подобраться ближе… Разумеется, Санса и не надеется, что услышит от Элсвит ужасающие признания в чувствах к северянину — это было бы слишком хорошо, кто же будет признаваться в подобном даже священнику, зная, что он может донести королю? — но, возможно, Элсвит скажет что-нибудь, что раскроет её эмоции и страхи? Что сделала бы Серсея Ланнистер на её месте? Санса уверена, что Серсея постаралась бы развернуть в свою пользу любые секреты, нашла бы способ направить Элсвит на тропу, которая была бы выгодна для неё, и Санса надеется, что у неё получится поступить так, как поступила бы Серсея. Стараясь не шуршать платьем, она скользнит следом за Элсвит к исповедальне, замирает на лестнице, ведущей в крипту. Эта лестница располагается между часовней и исповедальней, и Санса понимает: ей повезло, что ни священник, ни Элсвит не заметила, что она следует за ними. Теперь она не может видеть никого из них, но и они не видят её, занятые исповедью. — Святой отец, я согрешила, — тихо произносит Элсвит. — Расскажи мне, дитя моё, в чем твой грех? — интересно, что чувствует священник, исповедуя королеву Уэссекса? Думает ли он, что, если вдруг королева признается в измене, ему придется сообщить об этом королю или молчать, понимая, что его могут казнить? Элсвит тихонько охает. Санса готова поклясться, что она сжимает в пальцах четки и нервно перебирает их, не смея поднять взгляда на решеточку, скрывающую священника от неё. — Боюсь, что я, сама того не желая, заставила мужчину желать меня, — она говорит так тихо, что приходится напрягать слух. Санса прижимается спиной к стене, стараясь не обращать внимания на холод, проникающий сквозь ткань её платья. — Я верна своему мужу, святой отец, и я никогда не нарушила бы клятвы, данные перед Богом, но я заставила другого мужчину смотреть на меня с вожделением, и я каюсь в этом грехе. Я готова понести любую епитимью, которую вы назначите мне. Святой отец длинно вздыхает. Положение у него крайне неудобное: королева не призналась ему в измене, но разве не должен он сообщить королю, что кто-то из его приближенных желает королеву? Разве не может похоть стать причиной измены не только Его Величеству, но и государству? Ведь, в конце концов, миром правят только деньги и чьи-то эмоции, а войны и конфликты — лишь следствия чужих грехов. — Скажи мне, дочь моя, — священник откашливается, — испытываешь ли ты, супротив воли Господа, чувства к этому мужчине? Вот оно. Санса вся превращается в слух. Она не лелеет надежды, что Элсвит признается хоть в чем-то, но всё равно хочет услышать ответ. — Я не испытываю к нему никаких чувств, святой отец, — когда Элсвит отвечает, голос у неё дрожит. Она, скорее всего, думает, что говорит правду, но Санса сомневается в истинности её слов. Любая женщина, к которой муж безразличен так, как к Элсвит безразличен Альфред, не может не замечать, когда её хочет другой мужчина… и не может не реагировать. — Но я боюсь, что прогневила Господа и не была достаточно добродетельна, чтобы отвратить от себя чужие взоры. Санса зажимает рот ладонью, чтобы не фыркнуть. Наивность Элсвит порой кажется ей маской, которую королева носит, но смешнее всего, что это не притворство: Элсвит и правда считает, что добродетель и верность мужу, а так же — обручальное кольцо на её пальце и покрывало, скрывающее волосы, помогут ей избежать мужских взглядов. Но северянин совершенно не считается с правилами приличия; он смотрит на королеву так, будто она — женщина, которую он должен завоевать, и Санса теперь готова помочь ему достичь цели. Джудит — в темницу, королеву и её любовника — на плаху, короля — в изгнание за союз с северянами, и к кому тогда обратится народ? Разумеется, к первенцу покойного короля Этельвульфа, которого — о, ужас! — заставили отказаться от короны, пригрозив убийством его семьи. И кто? Собственная мать! Даже Серсея Ланнистер могла бы одобрить такой план. «А твоя мать? — голос, прозвучавший в голове у Сансы, подозрительно напоминает отцовский. — Что сказала бы Кейтилин Старк, если бы узнала о твоем честолюбии?» Может быть, похвалила бы, думает Санса. Может быть, мама хотела бы, чтобы я была счастлива, а моё счастье неразрывно связано с моей семьей. Моей стаей. И я буду защищать их до самого конца, любыми способами. Честность всегда была для Эддарда Старка первее всего на свете, и куда она привела его? Прямо под топор палача. — Дочь моя, Господь отпускает тебе все твои грехи, — священник наверняка потеет, надеясь, что никто не подслушивал его разговор с королевой. Тайна исповеди не всегда остается тайной, если может навредить королю или стране. — По вечерам читай сорок раз «Аве Мария» и двадцать раз «Отче наш» на протяжении семи дней, стоя на коленях перед святым крестом, и твои грехи будут прощены. — Благодарю, святой отец, — Элсвит шелестит платьем, поднимаясь с узкой скамеечки, и Санса, едва дыша, спускается ещё на несколько ступеней вниз, чтобы, проходя мимо, невестка не увидела её. Священник, тяжело вздохнув, удаляется в помещения за исповедальней. Вероятно, чтобы выпить немного красного вина и успокоить душу, взбудораженную словами королевы. Санса ждет, пока шаги Элсвит затихнут, и, ступая на цыпочках, выходит из своего убежища. Что бы Элсвит ни говорила, Хвитсерк будоражит её. Он — чужак, северянин, дикий, необузданный, гордый. Он смотрит на неё, как на свою женщину, хотя даже сейчас видно, что любая из служанок будет готова согреть ему постель. И, если Элсвит права, то на своей родине он занимает не последнее место, а, значит, и желания у него соответствуют его положению. Хорошо, что Альфред не испытывает чувств к своей жене и даже не скрывает этого. Хорошо, что Санса рядом с королевой — единственная женщина, которой та может доверять. Хорошо, что она может толкнуть Элсвит в объятия Хвитсерка. Нужно лишь выбрать момент. И Санса не думает, что Петир Бейлиш сможет подсказать ей что-нибудь в таком щекотливом деле. Она должна справиться сама. Ради своей семьи. * * * Санса внимательно наблюдает за Элсвит, но, как назло, королева не дает повода для подозрений. Она смиренно молится в часовне каждый вечер, стоя на коленях перед крестом и перебирая четки; он неизменно внимательна к желаниям короля и заботится о дочери, а Хвитсерк по-прежнему смотрит на неё, как на что-то, требующее завоевания, и тоже выжидает. Как и Санса. Каждый день король, Астрид и Хвитсерк уезжают в лес, растущий в отдалении от королевского замка; Этельред говорит, что Хвитсерк обучает Альфреда манере ведения боя северянами, а витенагемот с каждым днём всё больше роптает, недовольный близостью короля и чужаков. Петир Бейлиш, уже заведший знакомства среди особенно недовольных лордов, однажды замечает, что в стенах дворца зреет заговор. — Я думаю, что Его Величеству следует быть осторожнее, приближая к себе определенных людей, — говорит он, потирая бородку. — Вряд ли другие доверяют северянам так же, и это может сыграть против него. Сансе очень хочется спросить, на чью же сторону склоняется аристократия, и так же сильно она хочет услышать имя Этельреда в ответе на её вопрос. Но она понимает, что у стен королевского дворца есть уши, и она не может открыто спрашивать, кого бы витенагемот хотел видеть на троне. — Я надеюсь, вы поможете лордам ступить на путь верности королю, — негромко и мягко произносит Санса, и они оба знают, что она имеет в виду вовсе не Альфреда. Со стороны Нортумбрии поступают неутешительные вести: Ивар Бескостный вместе со своим братом Уббе собирается выступить на Уэссекс через несколько недель. Норманны не скрываются, не прячут своих намерений, а разгромленная, пропитавшаяся кровью своих сыновей и дочерей Англия дрожит от страха, понимая, что за собой Ивар оставит лишь смерть и пепел. И надо же было дочери Альфреда и Элсвит, их единственной наследнице, заболеть так резко и быстро! У малышки Этельфледы поднимается высокая температура на вторую неделю осени. Королевский лекарь поит её отварами из трав, но ей не становится лучше, и к ночи, когда Этельфледа начинает метаться в бреду и плакать, священник предупреждает короля и королеву, что они должны быть готовы к отходу их дочери к Божьему престолу. Санса понимает, что ей бы радоваться болезни малышки, но она — не жестокая дрянь вроде Серсеи Ланнистер, и её сердце сжимается: смотреть на мучения Этельфледы невыносимо. Если бы она интересовалась, чем Кейтилин лечила её, Арью или Робба от лихорадки, она бы сейчас могла чем-то помочь, но Санса понимает: она была глупой, ей куда больше нравилось слушать старинные баллады и вышивать, чем учиться у матери чему-то полезному. Помочь Этельфледе она не в силах. Элсвит заламывает руки, не отходит от постели дочери. На короле нет лица, и даже Астрид, сведущая в травах, качает головой: она прежде не сталкивалась с лихорадкой, валящей с ног так быстро и жестоко. Королева Джудит запирается в часовне и молится — кто знает, о чём? О выздоровлении внучки? О том, чтобы Элсвит поскорее вновь понесла, ведь положение Альфреда и без того слишком шаткое, а отсутствие наследника не придаст ему прочности? Никто не сообщает Хвитсерку, что Этельфледа больна, однако он является сам. Входит в королевские покои, будто его здесь ждали, хотя отсутствовал в замке весь день; и останавливается возле постели малышки. Кладет ей на лоб широкую ладонь, затем осторожно щупает Этельфледе горло. Поворачивается к Астрид и говорит что-то на своем грубом, лающем языке. — Что ему нужно? — шепчет полуослепшая от слёз Элсвит. — Что он хочет? Астрид?  — Он говорит, что у Этельфледы жар, — Астрид едва успевает переводить, — и она сгорит изнутри, если не приготовить ей определенный отвар. Хвитсерк говорит, что он знает, какие травы и в каких пропорциях нужны для отвара, но ему потребуется помощь лекаря. Его мать лечила его и братьев от такой лихорадки, и он узнал её признаки. Санса видит, какой надеждой загорается взгляд королевы, и ей кажется, что её мнение о Хвитсерке меняется. Альфред ловит северянина за рукав и что-то говорит, негромко и тоже на ломаном языке норманнов. Хвитсерк серьезно кивает, и в его желтых волчьих глазах впервые за всё время, что он живет в замке, нет тщательно скрываемой насмешки. Вряд ли он настолько добр, чтобы спасти Этельфледу просто так. Возможно, Хвитсерк надеется, что король одарит его какими-нибудь милостями — не может быть, чтобы не надеялся! — или полагает, что завоюет доверие Альфреда ещё больше. Санса прижимается щекой к плечу Этельреда и думает, что, если бы заболел её сын, она бы, не раздумывая, позволила северянину влить в него любой отвар, лишь бы это позволило её мальчику прожить ещё хоть день. Если Этельфледа умрет из-за лекарства Хвитсерка, его всё равно казнят, а надежда… надежда стоит любых попыток. Элсвит нежно поглаживает ручку дочери, и, кажется, ей уже всё равно, кто спасет жизнь Этельфледы, лишь бы малышка жила. И только Богу известно, как Этельфледе удается пережить ночь прежде, чем Хвитсерк, явно не спавший всю ночь, возвращается под утро с отваром. Под глазами у него залегают синяки.  — Отвар должен подействовать через несколько часов, — поясняет Астрид. — Принцессе Этельфледе должно стать лучше.  — А что, если он неверно распознал признаки хвори? — Элсвит, тоже не спавшая всю ночь, шепчет молитвы пересохшими губами. — Что, если он ошибся? — Принцесса умрет. Но Этельфледа выживает. Жар уходит постепенно, её дыхание выравнивается, и к вечеру малышка выходит из забытья, и её состояние переходит в крепкий сон. Элсвит не позволяет слугам приближаться к дочери: сама обтирает её влажными тряпками и меняет рубашечки, поит её, полусонную, куриным супом и водой. Санса помогает ей: приносит в кувшине воду, иногда сменяет королеву, которой тоже необходим отдых, и наблюдает за выздоравливающей Этельфледой. Смерти маленькой принцессе Санса не желает. В конце концов, женщины не могут наследовать престол, а спальню Элсвит Альфред и вовсе не посещает — вероятность появления наследника невелика. И, когда Этельфледа просыпается и просится к маме, даже Санса вздыхает свободно, хотя и понимает: Хвитсерк спас жизнь дочери короля, и доверие к нему возрастает. И, что важнее, сердце Элсвит, едва не потерявшей Этельфледу, смягчается. Санса в этом почти уверена. И убеждается в своих мыслях, когда видит: Элсвита, поймав Хвитсерка в коридорах замка, благодарит его за лекарство. Хвитсерк улыбается, и его желтые глаза вспыхивают. — Всегда пожалуйста… Ваше высочество, — говорит он на ломаном англском. И Санса с тревогой ловит себя на мысли: он быстро учится. Если она хочет подтолкнуть Элсвит к Хвитсерку Рагнарссону, ей стоит поторопиться. Момент кажется самым что ни на есть подходящим.