Побег

      Трудовой день выдался напряжённым, и порядком уставший Тайко забылся почти сразу после ужина, не дожидаясь наступления отбоя. Но несмотря на примирение с Двадцать третьим и замаячивший впереди луч надежды, сон его был беспокойным. Селчу снилось, что он бегает по каким-то тёмным запутанным коридорам в поисках пути к спасению и свободе. Откуда-то издалека доносились голоса друзей, именно на этот зов он старался следовать. Жаль лишь, что нельзя было бежать просто прямо и приходилось постоянно менять направление. Сзади отчётливо слышались шаги погони, а ещё эхом разносился холодный женский смех. Тайко отчаянно и безуспешно искал выход из этого лабиринта. Но в коридорах не было никаких ориентиров, и он даже не мог отличить один проход от другого. Он уже потерял счёт бесконечным поворотам и развилкам. Не исключено, что он давно бегал кругами. Во всяком случае, к желанной цели он так и не приблизился. Знакомые голоса становились всё тише, шаги преследователей, наоборот, раздавались всё громче, а ему самому делать каждый новый шаг становилось всё труднее. Селчу чувствовал, что силы покидают его, и скоро его настигнут, но он не собирался сдаваться и продолжал упорно двигаться вперёд. Если он не найдёт выход, то больше никогда не увидит тех, кто ему дорог. Он повернул за очередной угол и оказался в тупике. Всё, конец, его загнали в угол. Времени развернуться и бежать до другого поворота не осталось. Шаги послышались за самой спиной, и смех стал громче: «Вот ты и попался. Сбежать надеялся? Глупец, от меня не уйдёшь…»       Тайко открыл глаза. Он лежал на боку, уставившись в стену. Сердце в груди бешено колотилось, как после быстрого бега. Селчу перекатился на спину и постарался успокоиться. И хотя на этот раз он сразу понял, где сон, а где явь, бесконечные коридоры всё ещё стояли перед глазами. Но, пожалуй, это было не самое страшное пробуждение, случались кошмары и похуже. Вообще в том, что привиделось во сне, не было ничего удивительного. Тайко весь вечер думал о побеге. И, естественно, над мечтами о свободе нависал и страх неудачи. И волей неволей мысли обращались и в эту сторону тоже. Что произойдёт в случае провала, Селчу знал и раньше, а тут ещё и Двадцать третий рассказал про «Утробу сарлакка». И вот результат, чего боялся, то и приснилось. Странно, что только погоня привиделась, а не глубокие рудники и кандалы. Не стоило думать о подобных вещах перед сном, и сейчас лучше отложить мысли о побеге до утра.       Ночь ещё была в разгаре. Тишину нарушали только шаги охранника. Проходя мимо камеры и заметив, что заключённый разглядывает потолок, он пробурчал что-то похожее на: «И что людям не спится?» Видимо, имперец предпочел бы прикорнуть, вместо того, чтобы патрулировать тюремный коридор. И хотя его самого обратно в сон не клонило, Тайко, дабы не злить охранника и дальше, вновь закрыл глаза. Без толку какое-то время проворочавшись с боку на бок, Селчу в конце концов начал считать оленей*. Может быть, благодаря такому монотонному занятию удастся забыться и приснится что-нибудь поприятнее беготни по коридорам. Приблизившись ко второму десятку, Тайко наконец провалился в сон. А вот привиделось ли что-то приятное или нет, он сказать не мог, поскольку на этот раз не запомнил, что ему снилось, но, по крайней мере, до утра он больше не просыпался.       Новый день по графику должен был быть не трудовым, и, к счастью, никто не стал лишать заключённого отдыха. То ли охранники не смогли придумать, чем занять Тридцатого, либо никому не хотелось тратить на него время, ведь большинство узников по-прежнему оставалось недееспособными, а, может быть, имперцы решили, что после наведения порядка в столовой он уже будет не в состоянии ещё что-то делать. И отчасти это действительно было так, Селчу чувствовал, что нескольких часов сна оказалось недостаточно для того, чтобы восстановить силы после напряжённой работы. Так или иначе, этот день мало чем отличался от того, когда Тайко приходил в себя после неудачного мытья коридора, с той лишь разницей, что не посещал медицинский дроид. Правда, знакомый механический голос доносился из соседних двух камер. Дроид осматривал заключённых, которые начали приходить в себя после отравления, и, судя по всему, нашёл их состояние удовлетворительным. Охранники в коридоре между делом обмолвились, что уже завтра всё вернётся к обычному режиму, и можно будет больше не таскать в камеры еду и питьё – узники вновь станут питаться в столовой. Пожалуй, для Селчу это стало единственной полезной информацией за день, поскольку увеличивался шанс пересечься с Двадцать третьим и узнать, сделал ли он то, что обещал или нет? Даже если они не будут работать вместе, Двадцать третий может подать ему какой-нибудь знак в столовой: сделать незаметное движение рукой, кивнуть или качнуть головой.       Весь день Тайко посвятил тому, что, основываясь на имеющихся у него сведениях, старался продумать каждую деталь плана. К сожалению, большинство проблем по-прежнему стояли. И если одну пообещал решить Двадцать третий, а в другом случае отпал один из вариантов, то вопрос: как оказаться в нужном месте в нужный момент, да ещё и не одному, а с союзником – оставался открытым. Селчу как раз большую часть времени и ломал голову над этим. Только вот ничего подходящего придумать не получалось. Он отметал версии одну за другой, поскольку каждая следующая выглядела всё менее осуществимой. В конце концов, Тайко оставил попытки. Быть может, Двадцать третьему придёт что-нибудь на ум. Хорошо бы, на следующий день представилась возможность перекинуться с ним несколькими словами: уточнить, получилось ли сделать отмычку, и обсудить дальнейшие действия, а заодно узнать, не появилось ли у союзника идей, как добраться до нужного отверстия. Не всё же думать и строить планы ему одному, Двадцать третий тоже должен внести какой-то вклад в дело, придя к такому выводу, во избежание новых ночных кошмаров, Селчу сменил тему рассуждений, оставив доработку плана до следующего дня.       Но переключение мыслей на что-то более позитивное не особо помогло. Да, уход от погони Тайко больше не снился, но вместо этого пришли другие кошмары: будто за то время, что он томился в плену, не осталось никого из тех, кто был ему дорог. Совсем не о таком возвращении он мечтал. В результате, ночью Селчу несколько раз просыпался весь в поту. После таких кошмаров ему было труднее успокоиться, тут не убедишь себя, что всё хорошо, вдруг действительно кого-то из друзей уже нет в живых? От одной этой мысли становилось не по себе.       День тоже не принёс облегчения, хотя сперва всё началось, как обычно, и ничто не предвещало беды. В столовую Тайко привели одним из первых. Там ничего не изменилось, и еда на вкус осталась такой же, как и раньше. Помещение постепенно наполнилось заключёнными. Охранники привели всех, кроме Двадцать третьего. Этот факт немного встревожил Селчу. Ему совершенно не понравилось исчезновение союзника в такой ответственный момент. Как-то странно и подозрительно для простого совпадения. Но он постарался ничем не выдать своего волнения. «Пока ничего страшного не произошло. Сегодня мы всё равно никуда не собирались», – поспешил успокоить себя Тайко. Не стоило раньше времени поддаваться панике, возможно, у Двадцать третьего случился очередной приступ. Может быть, даже мечты о побеге его и спровоцировали. Такое представлялось вполне вероятным, и этой мыслью Селчу утешал себя до вечера. Но Двадцать третий не появился и на следующий день, и убеждать себя, что причин для беспокойства пока нет, становилось всё труднее. «По словам Двадцать третьего, приступы длятся день-два, но может быть, на этот раз всё затянулось», – сказал себе Тайко, сам не очень-то веря в это, когда в очередной раз утром не увидел Двадцать третьего.       Шёл уже третий день отдыха, начиная с той совместной уборки в обеденном зале. Селчу уже не находил себе места от беспокойства и кругами ходил по камере, как зверь в тесной клетке. Неделю от Двадцать третьего нет известий, он вообще куда-то пропал. У Тайко было несколько версий, что могло произойти, одна хуже другой. Первая, Двадцать третий попался на том, что пытался сделать отмычку. Поняли ли охранники, для чего это? Конечно, поняли, они же, как выразился сам Двадцать третий, не идиоты. И что с ним за это сделали? Отправили в «Утробу сарлакка» как за попытку к бегству? Или сама по себе отмычка ещё попыткой к бегству не считается? Может, заключённому отмычка нужна была вовсе не для того, чтобы снять браслет или вскрыть дверь камеры, а, например, он всего-навсего хотел во время работы на складе возле столовой стащить что-нибудь из ящика. В принципе, звучало довольно правдоподобно, и, может быть, в основном комплексе что-то подобное даже имело место, когда узники в неурочное время пытались добраться до продуктов. Конечно, это тоже было запрещено, и за такой проступок следовало наказание, но, вероятно, не столь суровое. Так может и Двадцать третий был подвергнут наказанию здесь? Тайко не знал всех нюансов местных порядков, возможно, в подобных ситуациях, когда не было доказательств, а лишь предположения, всё решалось на усмотрение охраны. Но, принимая во внимание, какое положение и репутация были у Двадцать третьего, маловероятно, чтобы всё решилось в его пользу. Если бы речь шла не о Двадцать третьем, и дело было не здесь, а в основном комплексе, не исключено, что имперцы ещё могли бы поверить в такую относительно безобидную версию. Но в случае с таким заключённым они, скорей всего, вообще не стали бы разбираться, ведь представилась такая возможность раз и навсегда избавиться от строптивого узника.       Можно было, конечно, ещё предположить, что приготовление к побегу к таинственному исчезновению не имеет никакого отношения, и Двадцать третий просто наказан за какую-то провинность: заперт в камере или заточён в карцер. Но, с точки зрения Тайко, было по меньшей мере странно затевать конфликт с охраной и нарываться на наказание, когда до свободы уже рукой подать. Сейчас логичнее сидеть тихо и не привлекать к себе лишнее внимание. Поэтому такая версия представлялась ему маловероятной.       Слабым утешением для Тайко служило то, что если Двадцать третий и попался, то, надо отдать ему должное, своего сообщника не выдал. Или же ему просто никто не поверил, что тоже нельзя исключать. В противном случае, Селчу не сомневался, что за ним бы уже пришли. Но вне зависимости от того, что случилось с Двадцать третьим, Тайко по-прежнему оставался в глазах имперцев вне подозрения. Во всяком случае, хотелось на это надеяться, поскольку никаких изменений по отношению к себе со стороны охраны Селчу пока не замечал. Только полной уверенности, что опасаться нечего, не было. Тайко старался ничем не выдавать своего тревожного настроения и вести себя как обычно. Но в последнее время, когда к нему неожиданно подходил кто-нибудь из охранников, он стал иногда невольно вздрагивать. Неизвестность и неопределённость пугали. «Что со мной сделают? Сразу отправят в «Утробу сарлакка» за то, что планировал побег? Или, поскольку я ещё ничего не сделал, ограничатся тем, что просто переведут в основной комплекс? А ещё моё притворство вряд ли останется безнаказанным», – каждый раз думал Селчу, когда ловил на себе чересчур пристальный взгляд кого-то из имперцев.       Тайко остановился и обхватил рукой один из прутьев. Хорошо, что здесь, по крайней мере, в его камере, за все он поручиться не мог, сквозь тюремную решётку не был пропущен ток. Селчу прислонился к ней лбом. Металл холодил кожу. Тайко несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться, но не помогло. Сейчас он чувствовал себя почти также паршиво, как когда к нему вернулась память, и он осознал своё положение, если не хуже. Селчу было больно от того, что он поверил, будто вот-вот окажется на свободе, а теперь эта надежда улетучилась. Было такое ощущение, словно перед его носом в последний миг захлопнули дверь. И дело не в том, что Двадцать третий обещал и не сделал, и проблема браслета осталась нерешённой. Тайко боялся, что самим придуманным им планом уже нельзя воспользоваться. А в этом и заключалась самая прискорбная версия таинственного исчезновения союзника.       Что, если Двадцать третий обманул? Солгал, что не сможет управлять кораблём, а на деле легко бы управился один. Да, он действительно не мог сам добыть информацию, поэтому и нашёл наивного идиота, который всё сделал за него. И когда ему на блюдечке преподнесли готовый план, Двадцать третий не упустил возможность воспользоваться случаем. И никакой балласт в виде Тридцатого ему больше не был нужен. Тайко корил себя за то, что рассказал всё, вместо того, чтобы поделиться отдельными деталями. Ведь были же подозрения, что Двадцать третий может его кинуть. И нынешняя ситуация говорила о том, что такое вполне могло произойти. Ку-па безмозглый, никак иначе Селчу себя назвать не мог. Хотелось побиться головой о прутья. Вот если всё это правда, как можно было позволить себя обмануть? Вопрос в том, насколько Двадцать третьему помогли полученные сведения? Сумел ли он полностью реализовать план побега, или его поймали? Обидно, если этот тип уже разгуливает на свободе, а тебя бросил гнить здесь. С другой стороны, побег заключенного, да ещё и из особого отделения – это случай из ряда вон выходящий. Такое событие должно было поднять много шума и стать главной новостью, которую с утра до вечера обсуждали бы охранники. Но в их разговорах не проскальзывало ничего подобного, хотя Тайко теперь внимательно прислушивался к любой болтовне. А вот если Двадцать третьего поймали, скажем, на попытке проникнуть в вентиляцию, стали бы имперцы об этом говорить? Или же от Двадцать третьего ожидали чего-то подобного, и если бы его отправили в глубокие рудники, все бы вздохнули с облегчением и забыли о существовании такого заключённого. Или другой вариант, Двадцать третий оказал сопротивление, и кто-нибудь из охранников его застрелил. Опять же стали бы об этом говорить?       Как бы то ни было, Тайко остался один, теперь точно рассчитывать не на кого. Горько, что столько времени потрачено напрасно, и теперь всё надо начинать сначала. Убедиться, доступен ли тот путь или уже нет, не получится. Рисковать нельзя. Если Двадцать третий попался на каком-то этапе, то теперь уже приняты меры, чтобы никто не смог повторить. Селчу злился на себя, что оказался таким доверчивым. Какие чувства испытывал по отношению к Двадцать третьему, он сам не знал. Ярость, негодование и зависть, если у того всё получилось? А если попался? Злорадствовать, что сам виноват, туда ему и дорога? А если всё-таки верна версия с отмычкой, и Двадцать третий действительно хотел помочь? Тайко не знал, что думать, какая из версий правильная? А что ещё хуже, он не знал, в каком положении сейчас находится сам. Вдруг, несмотря на внешнее безразличие охранников, он под подозрением? Что, если Двадцать третий таки донёс на него? И теперь имперцы, не очень-то доверяя словам, только того и ждут, что он совершит ошибку и выдаст себя? Или они сами догадались, что Двадцать третий не мог действовать один, и теперь наблюдают за всеми узниками, пытаясь вычислить сообщника?       Вообще-то дни отдыха давались заключённым для того, чтобы те могли восстановить силы после работы, только вот Тайко теперь от такого свободного времени не было проку. Ни о каком отдыхе не могло быть и речи. Тревожные мысли не давали ему покоя ни днем, ни ночью. Уже второй день у него не было аппетита, и он едва мог заставить себя осилить половину порции. Селчу не мог нормально спать. Его мучили кошмары, и он просыпался по нескольку раз за ночь. Прежние, связанные с событиями прошлого, в том числе с пребыванием в «Лусанкии», которые иногда преследовали его раньше, почти отпустили. Теперь чаще всего ему являлись сцены неудачного побега, когда после долгих и безуспешных попыток добраться до шаттла его хватали и волокли в глубокие тёмные туннели. В другом случае до шаттла он успевал добраться, но в погоню устремлялся рой СИДов и ещё каких-то кораблей, и его сбивали. Или же в камеру врывались охранники и набрасывались на него с криками: «Обмануть нас вздумал? Думаешь, нам неизвестно, что ты притворяешься и задумал сбежать? Никуда ты от нас не денешься и сейчас за всё ответишь!» А за этой сценой наблюдал ухмыляющийся Двадцать третий. Ещё один вариант – его обвиняли в смерти охранника, хотя Тайко точно знал, что пальцем никого не трогал. Каждый раз, выныривая из хватки очередного кошмара, он думал, есть ли смысл засыпать снова? Ведь стоит забыться, как он провалится в новый кошмар.       Как бы Селчу не пытался делать вид, что с ним всё в порядке, от глаз охранников не могло укрыться, что с заключённым что-то не так. Браслет регулярно передавал информацию, что у Тридцатого учащённое сердцебиение, да и давление перестало соответствовать норме. Узник постоянно кричал и метался во сне, тогда как раньше он по большей части спал спокойно, и в столовой начал ковыряться в тарелке.       Уже был сигнал к отбою, и Тайко лежал прикрыв глаза, когда услышал, что возле его камеры остановились охранники:       – Не нравится мне его состояние.       – Ты тоже заметил, что в последние дни с ним что-то происходит?       – Да, это трудно было не заметить.       – Как думаешь, в чём дело?       – Не знаю, может быть, болен чем-то, а возможно, что скорее, просто начал приходить в себя.       – Почему ты так решил?       – А ты не обращал внимания, что он стал периодически от нас шарахаться? Раньше за ним такого не водилось. В любом случае, если в ближайшие дни не произойдёт изменений, надо будет чтобы его осмотрел дроид, а лучше даже сам Райверн, поскольку психическое состояние заключённых больше по его части.       Тайко похолодел. Он перевернулся на другой бок, чтобы точно не было видно выражения его лица, и открыл глаза. Теперь о сне точно можно было забыть. Отчасти опасения подтвердились: охранники действительно начали подозревать неладное. Да, на него никто не доносил, но от этого было ненамного легче. Время на исходе. Счёт пошёл на дни, если не на часы. Правда вот-вот откроется. Ждать помощи Двадцать третьего бессмысленно, нужно срочно что-то придумать самому. Только что, если в запасе нет не только времени, но и никаких идей. Как за столь короткий срок продумать новый план или хотя бы придумать, как выиграть время? Медлить и ждать удобного случая больше нельзя, иначе результат будет очень печальным. Ситуация казалась безвыходной, и Тайко начало охватывать отчаяние.