За границами пустоты

      На железном корабле было душно и влажно, так что спасение находилось только на верхней палубе, в самом дальнем уголке, где почти никто не ходил. Место это было единственным, где можно было в относительной тишине отсидеться, слушая шелест волн и крики бранящихся между собой матросов. Солнце припекало макушку и нагревало металлические стенки, и, хоть пол и устилали гладкие длинные доски, они тоже к середине дня делались ужасно горячими. Большую часть времени Тоф пряталась в маленькой тесной каютке, которую выделили на них всех, вылезала на воздух лишь к вечеру и долго-долго сидела, подставляя лицо остывающему влажному ветру. Мысли путались, наползая одна на другую, от неприятных догадок пекло глаза, и тогда она склоняла голову, опуская ее на подтянутые к груди колени, и концентрировалась только на железной громадине, напоминающей отчего-то не хорошо отлаженный механизм, а живое дышащее существо, ведомое к горизонту опускающимся под воду солнцем.       Поверить и признать, что Зуко задумал какую-то гадость, было сложно, потому что Тоф все еще считала его своим другом. Да, он практически не рассказывал о своих планах и только отворачивался от расспросов, преследовал какие-то свои странные цели, но все еще казался хорошим. И Тоф считала, что разбирается в людях достаточно, чтобы поручиться за свои слова. Хотя, стоило признать этот факт очевидным, даже она могла ошибаться, и Катара продолжала твердить это ей, жужжа на ухо, как надоедливый напившийся крови комар. Они бы, пожалуй, все-таки подрались, если бы не растащившие их в стороны Ли и Суюки, первый из которых остался присматривать за Аппой, а вторая так и сделалась буфером и принимала теперь на себя все удары. Мо Бай, старик из шатра, говорил, что границы страны Огня охраняются лучше самой драгоценной жемчужины, и оттого пролететь через них по воздуху невозможно, однако Тоф отчего-то упрямо считала, что Ли все равно скоро присоединится. В любом случае их маленькое путешествие продолжалось, и конечная цель его с каждым мгновением становилась все ближе.       – И вообще, я, что ли, виновата, что моей маме тоже нравится чай? – бурчала себе под нос Тоф, совершенно не обращая внимания на рассевшуюся вокруг компанию.       Путешествие на корабле длилось уже несколько дней, и все это время Катара с ней демонстративно не разговаривала. Тоф, погрузившуюся с головой в мысли, это, впрочем, не волновало, и оттого девчонка бесилась сильнее, шипела что-то себе под нос так тихо, что никто наверняка не мог услышать. Однако, Тоф слышала и иногда злорадно отвечала, распаляя Катару сильнее. Не то чтобы ей в самом деле хотелось подраться, но проще уж было выплеснуть недовольство и разойтись, чем бессмысленно шипеть друг на друга, обмениваясь оскорблениями.       – При чем тут вообще чай? – хмыкнула едва слышно Катара, и Тоф едва удержалась от того, чтобы показать ей язык.       Нельзя было сказать, что недоразумение разрешилось, но путь они продолжали вместе. Ли доверил Катаре место, где они снова должны были с кем-то встретиться, и теперь девчонка задирала нос, считая себя главной. Тоф смеялась, что теперь она тоже участница заговора, и они снова сталкивались лбами, а потом расходились, чтобы непременно встретиться вновь.       – Я говорю про дядин жасминовый чай, – пояснила Тоф достаточно громко, вытягивая вперед ноги, – он очень вкусный, чтобы ты знала.       Катара снова хмыкнула и пробурчала что-то под нос, но голос ее заглушил налетевший ветер. Болтающие о чем-то Сокка с Суюки притихли, ощутимо оттопырили уши и в конце концов влезли, толкаясь локтями и подсаживаясь ближе.       – Под дядей ты имеешь в виду, – Суюки осторожно вытянула шею, – дядю Зуко?       – Не зови его так! – резко каркнул, хлопая ладонью по доскам, Сокка. – Он – предатель.       – Ну да, давайте начнем по двадцатому кругу, – Тоф хлопнула ладонями по бедрам и откинулась головой на остывшую в тенечке железную стенку, – чья там очередь выступать?       Обсуждение мотивов Зуко они уже затевали несколько раз, но в итоге все сводилось к перебранкам и ссорам. Катара непременно обвиняла Тоф в подстрекательстве заговора, и та, махнув рукой, предлагала ей сойти прямо здесь. Разрезаемое кораблем море билось о борта, скрипели винты двигателей, и они все ближе и ближе подступали к границе страны Огня. Конечно, всем было неспокойно, и оттого они развлекали себя дурацкими разговорами, иногда настолько абсурдными, что даже смешно.       – Когда мы встретились, от мамы пахло жасминовым чаем, – продолжала рассуждать вслух Тоф, не ожидая никакого ответа, – очень сильно.       Влажный соленый ветер трепал волосы и ласкал щеки, позвякивал привязанный к воротнику колокольчик и было, в общем-то, удивительно тихо для такого погожего вечера.       – Это же мог быть какой угодно жасминовый чай, – вставила свое веское слово Катара.       Она единственная стояла, привалившись к перилам, и в голосе ее вместо обыкновенного скептического неодобрения слышалось тонкое любопытство.       – Другой чай по-другому пахнет, – возразила Тоф, мотнув головой, и короткая челка ее небрежно рассыпалась по щекам.       – По мне так все чаи одинаковые, – хохотнул Сокка, а потом, догадавшись о чем-то, хлопнул себя кулаком по ладони, – то есть из-за запаха чая ты считаешь, что твоя мама тоже причастна к заговору, или что они с дядей…       Он сделал какой-то замысловатый жест рукой, и Суюки прыснула, стукнув его кулаком по плечу. Тоф, вообще-то размышлявшая только о перевороте, стукнулась макушкой о стену, и металлический гул разнесся эхом по всему кораблю. Нетрудно было догадаться, что именно имел в виду развеселившийся Сокка, и оттого жар вспыхнул волной, гнев вылился из груди протяжным шипящим рыком, и Тоф подтянула под себя ноги, выпрямилась и негодующе взмахнула руками.       – Моя мама не может изменять моему отцу с этим… – она осеклась, откинулась назад и рвано выдохнула, – он же старый!       – Ты сама это сказала, – просипел захлебывающийся в хохоте Сокка.       – Уже можно звать тебя принцессой? – подлила масла в огонь хихикающая Суюки.       Катара стоически промолчала, но Тоф все равно слышала, как шумно она выдохнула, и как часто-часто забилось отражающееся в металлических перилах сердце.       Все это было баловством, несерьезными обсуждениями, которые они от скуки и гнетущих мыслей затевали по несколько раз на дню. В прошлый раз, например, Тоф пообещала первой дать Зуко по носу, несмотря на все его оправдания, а до этого Суюки рассказывала, как из-за дошедшей до драки дурацкой ссоры стала едва ли не предводителем воинов Киоши. Они все по очереди, кроме молчаливой Катары, рассказывали о себе какую-то ерунду, смеялись, а потом затихали, прислушиваясь к шуму волн. Распростершаяся вокруг бездна завораживала, манила и пела, но совсем иначе, вовсе не попадая в такт. Море разворачивалось перед ней всепоглощающей пустотой, и только маленький железный кораблик, гулкий и неповоротливый, оставался зыбким островком безопасности. Днем, когда ребята были заняты чем-то своим, Тоф запиралась в каюте, прижималась к металлу всем телом и слушала пробирающей до костей скрежет. Тоф из мультфильма, кажется, умела повелевать металлом, а ее от визга бросало в дрожь и отчего-то казалось, будто от неосторожного шага нагретое железо прилипнет к ногам. Она уже думала об этом, однако никак не могла отбросить в сторону бесполезные мысли: все здесь было не так, шло наперекосяк и выворачивалось наизнанку, так что совершенно невозможно было предположить, чем в итоге эта история обернется.       Справедливости ради, называть собственную жизнь историей не хотелось. Тоф склоняла голову набок, перебирая смутные воспоминания, но все больше цеплялась за расплывающиеся в памяти картинки, нечеткие образы и полустертые чувства. Сюжет мультфильма, как глупая детская сказка, постепенно отходил в сторону как нечто неважное, и Тоф все чаще старалась вспомнить другое. Собственное забытое имя вертелось на языке, отрезвляя и будоража, как скапливающиеся во рту пузырьки от газировки, и стремительно исчезало, стоило только задуматься о потерянном прошлом. Тоф понятия не имела, зачем помнила все это сейчас, но оставить позади и забыть никак отчего-то не получалось, и она раз за разом обращалась к застывшему в голове образу светлого голубого неба и поднимающихся вверх холодных снежинок.       То, что от мамы пахло не только чаем, Тоф тактично умолчала. Теплый, успокаивающий запах, который она не сразу узнала, а потом отвлеклась на всякую чепуху, окутывал ее коконом, ластился к коже и проскальзывал даже сквозь удушающий запах курительных благовоний. Маленькое открытие, вслух высказанное в форме обыкновенной, привычной для последних дней шутки, заставляло губы растягиваться сами собой. Тоф не спрашивала об этом у Ли, не искала нигде подтверждения, но Айро, пожалуй, ей нравился. Да, у Тоф был отец, живой и здоровый, оставшийся где-то в родных краях, но их с мамой брак никогда не был заключен по любви. Впрочем, рассуждать о чужих делах не хотелось, и Тоф, встрепенувшись, переключилась на рассказывающего о чем-то Сокку, уже забывшего, кажется, о ее маленькой чересчур откровенной шуточке.       – Нам надо разработать хотя бы какой-то план, – увещевал Сокка, пока окружающие его девчонки предавались собственным девчоночьим размышлениям, – затмение состоится через шесть дней, а мы тем временем направляемся прямо в руки врага.       – Я же говорила, что плыть в страну Огня непонятно на чьем корабле – заведомо плохая идея, – оборвала едва оформившуюся мысль Катара, и металл загудел от ее нарочито тяжелых шагов.       – Прыгай, – милостиво разрешила Тоф, взмахивая рукой в сторону открытого моря, – возвращайся обратно вплавь. Уверена, Ли ждет тебя вместе с Аппой в том самом месте.       Ленивые смешинки быстро сменились раздражением, и она размашисто сменила позу, вытягивая затекшую ногу в сторону. Катара, шумно выдохнув воздух, плюхнулась перед ней, и туда же стремительно влезла Суюки, ложась на живот плашмя и старательно отгораживая их друг от друга. Сокка вскинул руки, страдальчески призывая девчонок не ссориться, и обе они отвернулись, будто одна могла видеть, а вторая глядела куда-то дальше собственного короткого носа.       – Я серьезно, – Сокка кашлянул и постучал костяшками пальцев по покрывающему металл дереву, – никто из нас понятия не имеет, что у Зуко на уме, но танцуем мы сейчас определенно под его дудку.       – Прыгаем, как цирковые обезьянки, – хихикнула Суюки, но тут же замолчала, зажимая себе рот ладонью.       В голосе Сокки, несмотря на смешливый характер, сквозила серьезность, так что все поспешили заткнуться, предоставив слово единственному разумному в данный момент человеку. Впрочем, сколько-нибудь разумных предложений не было ни у кого, так что еще десяток минут они просто сидели, обсуждая всякую ерунду, но уже куда более серьезным тоном.       – Кстати, Тоф, – прервала воцарившееся в какой-то момент обреченное молчание Суюки, – откуда ты вообще знаешь эту их секретную комбинацию?       О том, что комбинация, картинка, которую она старательно собирала, оказалась секретной, рассказал сам Мо Бай, заверив, что иначе они все равно никуда не поплыли бы. Более подробно, конечно, в детали никто не вдавался, а Сокка даже наигранно причитал, что совершенно ничего не запомнил.       – Не знаю, – Тоф мотнула головой, старательно копаясь в воспоминаниях, но так ничего и не придумала, – видела как-то, как дядя играет с Зуко?       Предположение прозвучало со знаком вопроса, и все обреченно выдохнули. Тоф понятия не имела, говоря откровенно, сможет ли повторить, в случае чего, выстроившуюся сама по себе красивую картинку, так что и обнадежить совсем размякших ребят было нечем. Сокка был прав, они приближались к стране Огня, уже завтра должны были войти в порт, и проводника у них больше не было, так что выкручиваться предстояло самостоятельно. Катара, невольно ставшая хранительницей тайны места их следующего назначения, секрета не раскрывала, упрямо молчала и дулась, пока все остальные ломали голову и мучились от паршивых догадок. Солнце тем временем постепенно садилось, медленно опускаясь ниже уровня моря, и окружающий их ветер делался злым и холодным.       Вечером, когда ветер пробирал уже до костей, на палубе Тоф осталась одна. Злость и обида шипели в ней морской пеной, и, казалось, стоит чуть податься вперед, и она станет русалкой, скроется в воде и оглохнет окончательно, погрузившись в холодное морское безмолвие. С палубы железного корабля море казалось огромным и тихим, словно расстилающаяся прямо под ногами пропасть, куда более пугающая, чем свистящий в ушах ветер. Корабль их покачивался на волнах, перекатывался из стороны в сторону и ловил бортами брызги от волн, и Тоф подставляла лицо, крепче цеплялась за перила и дышала через раз только чтобы услышать ленивое кряхтение механизмов. Они плыли вперед, практически в никуда, следовали чужим словам и тряслись от страха в тайне, закрываясь друг от друга сведенными в улыбках лицами. Шутки стихали, когда наползала темнота, тишина сгущалась перед глазами, и Тоф оставалась один на один с висящей над пустотой железкой, сердце которой грохотало и едва ли не кашляло.       – Только не говори мне, что ты смотришь на звезды.       Шагов Суюки Тоф вовсе не ощущала, задумавшись, а быть может та ходила неслышно, переступая по воздуху. Объявилась она аккурат у Тоф за спиной, разве что дыханием волосы на макушке не растрепала, но с тем и без нее прекрасно справился ветер.       – О да, они сегодня такие красивые, – Тоф хохотнула, поддерживая шутку, но веселье быстро смахнули мазнувшие по лицу брызги.       Смеяться не хотелось, оглушительно шелестело море, и корабль снова кренился в сторону. Отдаленно пахло грозой, промокшие от брызг волосы липли к щекам и шее, а в груди теплилось странное нелепое чувство, такое теплое, что жгло кончики пальцев. Несмотря на всяческий шум казалось, будто вокруг тихо до звона в ушах, и оттого голова сама собой дергалась, сбрасывая пелену.       Даже без касания тепло обдало тело, когда Суюки встала с ней рядом, оперлась о перила, протягивая вперед руки, и заливисто свистнула. Звук, отразившись от брызг, упал, ударился о металлический борт корабля и утонул в морской тишине, слишком громкой, чтобы кто-то смог ее перебить. Тоф, хохотнув, вытянулась и стукнула кулаком о борт, зажмурилась, пропуская через себя гул, но и тот вскоре затих дальним эхом, смешавшись со скрежетом механизмов. В металле не было почти ничего от привычного камня, и оттого он казался Тоф одеревеневшим пластилином, вроде бы мягким на вид, но таким неподатливым, что можно сломать невзначай парочку пальцев. Маленькая смешинка проскочила в воздухе вместе с шипящими брызгами, и обе они вдруг засмеялись, словно в самом деле случилось что-то смешное. Старая шутка давно отзвучала, отправилась на свалку и там сгнила, и только теперь смех от нее переполнил горло и вырвался, заглушая всего на мгновение оглушительную тишину огромного моря.       – Иногда мне кажется, будто я знаю тебя тысячу лет, – отсмеявшись и смахнув подступившие слезы, вздохнула Суюки.       Это, пожалуй, было слишком личным, чтобы озвучивать, и Тоф, промолчав, только согласно кивнула. Они были знакомы не больше недели, почти не разговаривали наедине и только иногда перекидывались короткими фразами, но стоять рядом с Суюки было на удивление уютно. Тихо и громко одновременно, так одуряюще тепло и спокойно, словно кто-то важный гладил ее по голове и просил ни за что не открывать глаз.       – Иногда мне кажется, что я сумасшедшая, – призналась Тоф, и смешинка снова вырвалась из ее горла.       Сказать это было гораздо проще, чем признаться в собственных чувствах, потому что в этой жизни любить ее никто не учил. Фан был хорошим братом, но Фан умер, и Тоф закрылась от всех, построила себе высокую башню и обрезала волосы, чтобы ни один прекрасный сказочный принц не посмел потревожить ее скорбный покой. Аанг, пожалуй, смог, и сделал это так ловко, что Тоф даже не поняла, как сама очутилась внизу в окружении решетчатых стен поваленного ветром забора. Суюки, если вернуть башню на место, сидела где-то с ней рядом, пряталась в соседней такой же и протягивала вниз руку вместо косы.       – Если ты думаешь, что тебе что-то кажется, – Суюки хлопнула в ладоши, но и этот звук улетел, смытый волной, – поверь мне, подруга, тебе вовсе не кажется!       Звонкий вскрик ее взлетел вверх, подхваченный порывом ветра, закружился у них над головами и улетел вдаль, отдаваясь эхом в ушах. Лицо обдал новый порыв брызг, волна ударилась о борт, и металлическая туша корабля покачнулась, скрипя завертевшимися механизмами. Все отчетливее пахло грозой, с неба падали первые капли, отличимые от брызг волн разве только по вкусу, а впереди их ждала неизвестность такая же оглушающая, как и гудящее внизу море. Тоф говорила, что за водой непременно следует камень, но теперь из моря они вынырнут прямиком в пламя, и то приветливо обогреет их или ревниво обожжет, словно резвящийся на сухих ветках костер, к которому не следовало подсаживаться слишком близко.

***

      В порт страны Огня они прибыли ранним утром, когда воздух полнился влагой, а первые солнечные лучи щекотали нос. Всеобщее умиротворение, нарочитое и неправдоподобно ленивое, разбивали разве что сопение закутавшейся в платье с ног до головы Катары и нарушающие тишину тяжелые шаги местных охранников. Позвякивание корабельных снастей смешивалось со свистом и удачно скрывало скрипы и шорохи, потому что покинуть корабль беззвучно оказалось не такой уж просто задачкой. Попадаться сейчас, когда они только ступили на враждебные земли, не было никакого смысла, если только кто-то из них не решил бы скрасить одиночество Аанга в тюрьме. И даже так, думала Тоф, их, в отличие от перерождающегося Аватара, едва ли бы пожелали оставить в живых.       Страна Огня, как ей в детстве рассказывал один из бесконечных учителей, располагалась на архипелаге вулканических островов, сплетающихся между собой длинным подводным гребнем, и только один из них, достаточно большой, чтобы зваться настоящей землей, именовался столицей. Добраться до нее стоило больших усилий, но именно там стояла жирная красная точка места их назначения. Сейчас же они сошли на маленьком приграничном клочочке земли, от которого под ногами расползался жар, а воздух полнился пылью, и продвинуться дальше было следующим этапом их обратившегося спасательной миссией приключения. Тоф, впрочем, нисколько не сомневалась, что с самого начала влипла в ужасно опасное дело, и оттого сердце ее замирало и пускалось в яростный пляс, стоило только заслышать чужое дыхание.       Ранним утром, несмотря даже на промозглый морской ветер, здесь было тепло. Земля, в основном вовсе не покрытая растениями, крошилась под ногами крупным колючим песком, но все равно была такой жесткой, что от боли сводило привыкшие ко всякой гадости ступни. Шаги Тоф делала как можно более широкие, вставала на цыпочки и непроизвольно тянулась вверх, потому что земля эта была какая-то не такая. Непривычно молчаливая, сухая и острая, она казалась сожженной заживо и погребенной в собственном пепле, и оттого Тоф ни мгновения не чувствовала себя в безопасности. Хотя не чувствовал себя так, пожалуй, никто из них, и разве что ведающая промежуточный пункт назначения Катара шла чуточку увереннее остальных. По покрытому пещерами и расщелинами пляжу они пробирались куда-то вперед, словно обходили остров по кругу, нагревающийся от восходящего солнца воздух полнился пылью, а еще все вокруг виделось Тоф настолько одинаковым, насколько и скучным.       Говоря откровенно, без Аанга путешествовать оказалось ужасно тоскливо. Большую часть времени Тоф молчала, и не занимали ее ни разговоры с Суюки, ни опостылевшие перепалки с Катарой. Сокка же и вовсе встревать не пытался, разрабатывал какой-то ведомый пока только ему одному план и рисовал на мятой бумаге картинки, разглядеть которые Тоф было не суждено. Аанг сплачивал их, делал одну большую команду, и только в его присутствии, оказывается, все они казались друзьями. Теперь же Тоф ощущала себя бесполезным отростком, позвякивающим колокольчиком на собственном воротнике, от которого прок был разве только в раздражающем звоне.       – Убери его, а то нас поймают, – шикнула на нее Катара, не оборачиваясь.       Она все шла куда-то вперед, и остальные следовали за ней вереницей. Тоф замыкала колонну, прислушивалась к звукам и незаметно для самой себя закрывала рот ладонью, потому что воздух все больше казался ей ядовито горячим. Едва заметная мелкая пыль оседала на неприкрытой коже, впивалась и присасывалась, будто пиявка, и от этого противного ощущения ужасно хотелось чесаться.       – Думаешь, люди Огня не знают о колокольчиках? – язвительность слетела с губ, и Тоф захлопнула рот, наступив на особенно острый камешек.       Обуви она давно уже не носила, привыкла ступать по мягкой, иногда суховатой, иногда покрытой мхом и травой земле, однако здесь земля была мертвой, а шагать по трупам Тоф, кажется, была пока не готова.       – Думаю, люди Огня не знают о нас, – голос Катары казался удивительно собранным, удивительно не походящим на ее обычный в последнее время, – и просвещать их я как-то не собираюсь.       Тоф лишь буркнула «ладно», пожала плечами и сунула колокольчик в карман, и вдруг стало так тихо, что зазвенело в ушах. На этой выжженной подземным огнем земле не шелестел игриво ветерок, не пела под ногами плодородная, наполненная жизнью почва, и даже камень был просто камнем. Крошилась в ладони скала, но все равно оставалась она молчаливой и мертвой, побежденной и растоптанной, и Тоф теперь чувствовала себя так же. Липкий страх разлился в груди с тишиной, сердце скакнуло к горлу и вспотели ладони, но было еще оглушающее, гулкое в ушах пение ее собственного сердца, ток крови по венам, заглушающий мысли, и шероховатые неровные шаги впереди, из-за которых огненная пыль взметалась вверх и забивала нос. Они шли вперед, и Тоф все сильнее старалась не думать и не видеть, потому что от страха сводило пальцы, а из-за исколотых камнями ступней наворачивались на глаза жгучие слезы. Она могла бы, пожалуй, обратить все песком, однако неживая могила оставалась неприкосновенной, чтобы в одно мгновение не сделаться ее собственной.       Чуть дальше вглубь острова окаменевшую пыльную почву накрывал слой поросшей жесткой травой земли. Нормальной живой земли, на которую Тоф с упоением ступила ногами, разворошила пальцами и протяжно облегченно вздохнула. Впереди располагалась крохотная деревушка с небольшими, деревянными словно в насмешку домиками, а за ней опять начиналось море. Этот остров, как бы старательно Тоф на него не смотрела, оказался маленьким настолько, что с одного края наверняка можно было увидеть другой, так что было решительно непонятно – кого именно они здесь искали. Катара вела их в сторону от раскинувшейся под холмом деревушки, туда, где снова начинался безжизненный пепел и не было на первый взгляд ничего, кроме тишины и песка. По словам Ма Бая его торговый корабль останавливался здесь из-за расположенной чуть дальше по воде контрольной базы, так что земли эти можно было назвать в той же степени ничейными, как бессмысленными. Казалось, стоит неверно ступить, и остров уйдет под воду целиком, несмотря на подпирающий его снизу хребет, и в таком случае этого совершенно никто не заметит.       – Ничего себе домик на отшибе, – проворчал Сокка, и Тоф вытянула шею, будто могла разглядеть то, на что он смотрел.       Почву под ногами снова составлял безжизненный окаменевший пепел, наступать на который совсем не хотелось, но Тоф все равно прислушалась, зачем-то задержав дыхание. На вулканическом холме перед ними торчал, как пробка в бутылке, высокий, упирающийся ногами-сваями в землю дом, окруженный высоким забором. На подходе к нему землю покрывала будто искусственная раскатанная пластами трава на тонкой прослойке почвы, пахло от которой не то чтобы странно, но словно знакомо. На возвышенности пыль не витала в воздухе, так что сразу стало гораздо легче дышать, и все они, не сговариваясь, зашагали быстрее.       Остановил их, правда, тот самый забор, от которого до дома было еще примерно столько же, сколько они прошли от подножья холма. Предложение просто сломать его разбилось о смешок Катары, и на какое-то время все они застыли у ворот в раздумьях, что делать дальше. Только теперь Катара призналась, что Ли направил ее сюда, ничего больше не объяснив, и Тоф фыркнула, заявив, что объяснить он точно ничего не способен. Назревающую опять перепалку, впрочем, так и не начавшуюся, остановил вышедший и стремительно направившийся в их сторону человек. В какой-то момент, пока он шел, Тоф даже думала, что стоит теперь-то точно сбежать, но земля под ее ногами не пела, была совершенно мертвой, а вокруг нее простиралось такое же оглушающее, как и небеса, море. Бежать было некуда, а прятать голову в песок – поздно, так что Тоф расправила плечи и задрала подбородок, мысленно представляя, какого цвета может быть небо в стране Огня.       – Заходите скорее, – низкорослый мужчина с сиплым больным голосом распахнул перед ними ворота.       Это было, пожалуй, самое первое приглашение, отказаться от которого не представлялось возможности. Дальше они следовали одно за другим, вели их компанию вперед узкими тропами и скальными проходами и в конце концов походили одно на другое настолько сильно, что рябило в глазах. В путешествии по стране Огня не было ничего необычного: каждый день они притворялись кем-то другим, оглядывались по сторонам и прислушивались, вздрагивая каждый раз, когда кто-то обсуждал Аватара. Земля почти везде была одинаково мертвая, сухая и крошащаяся под ногами, и города тоже походили один на другой. Разделенные морем или узким скальным проходом, они ютились поодиночке каждый на своем собственном острове и были одинаковыми, как близнецы. Тоф, не отмечающая для себя ничего интересного, и вовсе сбилась со счета, продолжая идти только потому, что назад поворачивать было нельзя. Где-то далеко впереди ждал их плененный Аанг, взваливший все на свои хрупкие детские плечи, и приближалось огненной точкой невозврата затмение. В детали разворачивающегося вокруг и с их участием заговора их не посвящали, и оттого Тоф прислушивалась внимательнее, но все равно едва разбирала слова.       Если считать точкой отсчета ее знакомство с Аангом, Тоф, будь такая возможность, отмотала бы время примерно на середину. Если ее дурацкое слепое рождение в этом мире – то ближе к началу, к бесполезным урокам каллиграфии и держащему ее на руках Фану. Себя в младенчестве Тоф не помнила, да и вообще память имела обыкновенную дыряво-расплывчатую, и оттого воспоминания о прошлой жизни иногда казались ей бредовыми играми разума. Разыгравшимся воображением сошедшей с ума от горя девчонки, влезшей, кроме того, в ужасную передрягу. Кто-то давным-давно говорил ей, что не стоит слепо помогать всем просящим, и теперь Тоф оказалась напрочь слепа, видела разве что темноту перед своими глазами и шла за другими так, будто кто-то в самом деле ее просил.       К точке назначения, финалу их грандиозного путешествия, они приближались неумолимо стремительно, и, что бы там ни случилось, Тоф собиралась на этом все и закончить. Пускай Айро и Зуко проворачивают заговоры самостоятельно, пусть Аанг спасает мир, если ему так хочется, а Тоф, пожалуй, вернется в царство Земли и снова станет хрупкой фарфоровой куклой, неспособной ни на что, кроме как улыбаться с витрины. Потому что дальше, что бы там ни случилось, идти было решительно некуда, путь обрывался пропастью, наполненной лавой, и все они уже и так стояли у самого края.       – Если ты перестанешь хмуриться, наш маскарад может даже сработать, – зашипела Катара ей в самое ухо, когда они всей толпой заваливались в очередной дом.       Платье, в которое ее нарядили, было неудобным и жарким, а дубовые кожаные ботиночки хотелось стащить и разорвать зубами, как дворовая псина. Маскарад, как его назвала Катара, продолжался, теперь они входили в дом какой-то важной шишки, третьей, вроде бы, за сегодня, и все они казались Тоф решительно одинаковыми. Ложь она слышала еще на подступах к дому, собирала тени и шорохи, и, казалось, все видели их насквозь. Это напоминало, скорее, хвастовство, чем разведку, их водили за поводок, как трофей, и каждый раз, стоило начаться чему-нибудь важному, лица их упирались в закрытые двери.       – Если я перестану хмуриться, этот дом рухнет, – Тоф пожала плечами, протискиваясь между Катарой и хихикающей Суюки.       Их водили от одного дома к другому, и каждый, кто мог смотреть, видел расстилающуюся под ногами карту. Столица страны Огня была шумной, но сдержанной, расходилась четкими линиями-улицами и всеми способами привлекала внимание к венчающей ее точке. Дворец Хозяина Огня наверняка не было видно из-за высоких домов, но Тоф даже сквозь неудобную обувь ощущала рассыпающиеся под землей хаотичные норы-ходы, входы и выходы из которых они посещали. Говоря откровенно, Тоф не верила ни единому слову их провожатых, и оттого витающая в воздухе вулканическая пыль противно липла к рукам.       – Тогда мне хотя бы не придется смотреть на твое кислое лицо, – Тоф готова была поклясться, что Катара закатила глаза.       – Можешь взять пример с меня, – она махнула рукой перед собственным лицом и криво ухмыльнулась, – я-то твое не вижу. Мягкое покашливание заставило их замолчать, прикусив языки.       – Ваши слуги довольно, – хозяин дома, имя которого Тоф запоминать даже не собиралась, понизил голос до шепота, – своевольны. Я бы порекомендовал их выпороть.       Они прохаживались по бесконечному саду всей толпой, ходили, будто привязанные друг к другу, длинной вереницей. Позади них шли настоящие слуги, и шаги их смешивались друг с другом, мешались в земле и гулом отдавались по вырытым давным-давно потайным ходам. Под ними простирался длинный разветвляющийся туннель, и Тоф, сколько бы ни хмурилась, пытаясь сосредоточиться, не могла оглядеть его целиком.       – Я предпочитаю считать этих детей своими учениками, – их провожатый в столице, Пак Су что-то-там-еще, заложил руки за спину, и Суюки вдруг дернула Тоф за рукав, – несмотря на недисциплинированность, они довольно старательны.       Она наверняка указывала куда-то в сторону, но Тоф только мотнула головой непонимающе, и тогда Суюки низким, едва различимым шепотом велела ей обратить внимание на окна. Или то, что за ними находится, потому что Тоф все еще была слепа и ощущала скорее пол, а не стены и воздух.       – Но, мой друг, я удивлен, что ты решил взяться за наставничество сейчас, – хозяин дома покряхтел, помялся и несколько шагов спустя все же продолжил, – разве у тебя сейчас не много работы во дворце?       Там, куда ей велела смотреть Суюки, по полу топали четыре пары ног, и это, пожалуй, все, что Тоф могла бы сказать. Скорее всего они были детьми или подростками, высокими, но легкими, жались к стенам и дышали так, словно не хотели, чтобы о них узнали. Тоф, обутая в неудобную обувь, не могла разглядеть их детально, тем более, что они постепенно уходили в другую часть сада, где трава достигала щиколоток и щекотала открытые участки кожи. С низкорослого раскидистого дерева падали на землю груши, катились, пуская вибрацию по покрытым каменной плиткой дорожкам, и терялись в траве опасными бомбами. Тоф видела каждую из них, отвлекалась на шаги и звуки, слышала перешептывания слуг позади и считала удары сердца. Происходящее отчаянно казалось ей западней, в которую они сами пришли и теперь любезно залезали в капканы, пока охотник присматривал, не позволяя ступить в сторону ни единого шага.       – Разумеется, у меня много работы, – Пак Су шагал так, словно не был в гостях, а расхаживал по своему собственному дому, – однако затмение состоится завтра, все приготовления завершены, и сегодня я могу составить тебе компанию. Или же ты, дорогой друг, не желаешь более видеть меня в своем доме?       Сердце Катары забилось так громко, что Тоф напрочь прослушала ответ хозяина дома. Оступившаяся вдруг Суюки ухватилась за подставленную вовремя руку Сокки, и только он один, кажется, не подал ни единого признака паники. Разумеется, думала Тоф, Хозяин Огня знал о затмении, странно было в этом сомневаться, так что они и вправду ровными рядами, взявшись за руки, словно в детском саду, шагали в ловушку.       – Я полюбуюсь еще минутку, – ответил на что-то Пак Су, и теперь-то Тоф отчетливо слышала триумф в его голосе, – идите в дом, мои ученики не оставят меня без внимания.       – Наслаждайтесь, мой друг, – хохотнул беспечный хозяин, и несколько пар глаз перестали следить за каждым ее движением, – когда все будет готово, я пошлю за вами слугу.       С дерева разом сорвались несколько груш, покатились по мощеной тропинке и упали, потонув в выстриженной траве. Вообще-то, подумала Тоф, груши не должны вот так падать на землю прохожим под ноги, отвлекая и настораживая, уподобляясь ударам трепещущего от страха сердца. Все вчетвером они застряли в самой настоящей ловушке, и крышка коробки, зависшая над их беспечными головами, грозила вот-вот захлопнуться. Налетающий то и дело ветер поднимал пыль и трепал волосы, гладил щеки и дергал за рукава, и от нарочитой беспечности кружилась голова и сводило живот.       – Скажите, а этот Зураб, – Сокка, понизив голос и привстав на одной ноге, зашептал Пак Су в самое ухо, – тоже на нашей стороне?       Взмах рукава заставил его оступиться, и Тоф едва не закричала, приказывая всем взлететь и исчезнуть. Мелкая дрожь, скрытая катающимися по дорожке фруктами и толстой подошвой ботинок, охватила вдруг все ее тело. Вокруг теперь, словно они очутились в стеклянной коробке, не было ни единого взгляда, ни шелеста дыхания, ни тяжести взрослого тела на мягкой земле, только Пак Су сделал несколько неспешных шагов, уходя на траву. Жесткая кожа ботинок впилась в ступни, мешая и отвлекая, и только груши продолжали катиться и падать, словно некто раз за разом встряхивал дерево.