Летние дни, как и всегда, по ощущениям проходят быстро, пахнут свежестью и приносят вместе с легким ветром счастье. И совершенно неважно, эфемерно оно или нет.
По одну сторону ствола невысокого дерева сидит Рэй, сосредоточенно вчитывающийся в строки толстенной энциклопедии, по другую — Норман, решивший сегодня понаблюдать за догонялками, нежели поучаствовать в них. Потому сейчас, сложив руки на груди, мальчишка терпеливо ждёт появления Эммы, которую до сих пор не получилось поймать, что, в принципе, не удивительно, раз в этот раз водит не он, а импульсивный Дон. Через пару минут невдалеке показывается рыжеватая макушка девочки, поднявшей руки к небу. — Проиграла! — неизменно улыбается Эмма, а Дон, шествующий прямиком за ней, заливается торжествующим хохотом. У Нормана нет никаких сомнений, что она поддалась. Девочка с шумным вздохом присаживается рядом с ним и оповещает, — Я набегалась, — затем, развернувшись, бесцеремонно заваливается головой парнишке на колени, а тот от неожиданности дергается, — Посплю, пока свободное время не закончится, — бормочет рыжая, но, вспомнив о правилах приличия, поднимает взгляд на Нормана, — Ты не против? — неловко кидает Эмма. — Конечно нет, — опускается на голову девочки и тут же скользит мягко по её волосам ладонь мальчишки, пока сам он успокаивающе улыбается вопреки смущению и нелепой бесконечной радости. Эмма отвечает улыбкой, и он в который уж раз понимает, что готов буквально на любое безумство, лишь бы она оставалась счастливой и беспечной, снова понимает, что по уши влюблён. Девочка прикрывает глаза и продолжает говорить со всем воодушевлением. — Вот бы мы всегда оставались здесь, — произносит рыжая и втягивает в себя теплый летний воздух. Норман краем глаза замечает тяжёлый взгляд Рэя, но кивает, осознавая, что согласен с Эммой от начала и до конца. Вряд ли когда-нибудь найдётся место лучше их маленького рая, что представляет собой лишь уютный дом, окруженный лесом. Им не нужно видеть другой жизни, способной навредить и ранить, пока со всех сторон доносится задорный детский смех, в столовой ждёт ароматный горячий ужин, а от любых невзгод спасают мамины руки и её нежный голос. Однако, у Нормана есть свой личный рай, что сейчас дремлет у него на коленях, храня трепетно все воспоминания, любя всех, без исключения. Мальчишка, задумавшись, касается пальцами её щеки, но тут же отдёргивает руку и качает головой. Всё слишком идеально, чтобы пытаться это изменить.***
Перед его глазами сейчас мелькают печальные улыбки прощания, а вместе с тем, сквозь плач, непрерывные поздравления, на которые парень отвечает с беззаботной радостью.Ох, если бы они только знали, с чем его поздравляют.
Норман бегло оглядывает собравшихся, среди которых в основном малыши. Отсутствие Рэя заставляет разрастаться и без того бесконечную чёрную дыру внутри. Через секунду эта дыра станет всепоглощающей. Покосившись влево, юноша замечает, с каким непередаваемым страхом и сожалением на него сейчас смотрят Дон и Гильда, но продолжают против воли держать на лицах улыбки, ведь мама не любит, когда кому-то грустно, когда кто-то выглядит отчаянно, когда кто-то искалечен, сломлен, разбит. Но Эмма не боится осуждения Изабеллы, стоит, склонив голову, поджав губы, мрачнее неба в самый дождливый день. Он вздыхает и неосознанно восхваляет чувство того, как воздух приятно обжигает изнутри легкие. Разворачивается и тянется к ручке двери, благодаря и проклиная всех богов за то, что позволили ему родиться на этот треклятый свет. — Норман! — за какой-то жалкий миг Эмма наваливается на него с объятиями, подносит к уху знакомый прибор и невнятно, со срывающимся голосом, просит об одном единственном, — Беги, — хватая руку девочки, он отталкивает её, и Эмма сваливается на пол. Сжав кулаки, бессильно хрипит и кашляет, собираясь заплакать, но Норман этого не позволит. Ему уже нет дела до всего мира, пусть хоть трижды рухнет, не должна плакать Эмма. Девчонка, что до последнего верит в сказку, безрассудная и безумная, наивная и прямолинейная, способная изменить кого и что угодно, стоит только пожелать. Её Норман готов благодарить снова и снова, а потому оборачивается и говорит. — Могу я попрощаться с Эммой? — выдавливает из себя с улыбкой Норман, а Изабелла одобрительно кивает. Парень опускается перед рыжей на колени, сохраняя умиротворённое выражение лица, и, опустив руку на её затылок, притягивает к себе, заключает в крепкие объятия, пытаясь запечатлеть в своей памяти всё, запомнить ощущение личного рая, сжавшегося в его руках. Норман спокоен, он всё просчитал, никто не сможет ошибиться, никому не придётся встретиться с тем, что предстоит ему. Он гладит её по волосам и, невесомо поцеловав мочку уха, шепчет, — Ты справишься, Эмма. Вы справитесь, — утверждает Норман, встаёт и, махнув рукой, выходит за дверь, а Эмма не позволяет себе даже всхлипнуть под пристальным взором старшей, которая затем тоже покидает комнату. Норман и Изабелла говорят о счастье, что для всех одинаково — как можно дольше жить в незнании. Парнишка иронично усмехается, прощаясь.***
Когда, лицезрея демона, к горлу подступает рвота, а всё тело пробирает необратимая крупная дрожь, Норман наконец понимает, что не хочет умирать. Он просто к этому не готов, как бы не убеждал себя в обратном. К нему уже протягивают цветок с нераскрывшимися бутонами, на глаза наворачиваются слезы. Но парень готов поклясться, что прямо сейчас отчётливо слышит отчаянные рыдания и крики кого-то очень дорогого. Тогда Норман закрывает глаза и сжимает руки в кулаки, вспоминая тепло одной рыжей мечтательницы. — Эмма, — зовёт хрипло мальчишка. Острый стебель вонзается в плоть, Норман проглатывает крик. И все невысказанные «я люблю тебя» обращаются в одно короткое, — Живи.серый цветок, распустившись, окрашивается в алый