Кислород

      — Я слышала, что вы собрались отмечать Остару. — Джин садится за стол Слизерина рядом с Гермионой и Томом.       — Именно. — кивает Риддл. — Наши девушки не падают духом.       — Я хочу присоединиться. — быстро произносит Уильямс, с надеждой глядя на своего напарника по старостату.       — Это праздник только для чи… — собирается фыркнуть Лукреция, но сталкивается с тяжелым взглядом холодных глаз Афелии и обрывает свою речь. Том точно встанет на её сторону, а спорить с Риддлом Блэк совсем не хочется. — Отличная идея. — она утыкается носом в тарелку, водя вилкой по дну, разбрасывая в стороны кусочки салата.        — Здорово! Я могла бы взять на себя часть подготовки. — оживляется Уильямс, как обычно, до трясучки активная.       — Обряды передаются из поколения в поколение в наших семьях, мы проведём их сами. Но ты можешь организовать тех, кто захочет присоединиться не из Слизерина. Они должны быть в белом и прийти вовремя. И нужно выучить песни. — без интереса бубнит Блэк, злясь, что ей действительно приходится говорить с грязнокровкой об этом празднике.       — Я что-то пропустила? Джин, ты решила перевестись к нам, поближе к напарнику по старостату? — опускается за стол Вальбурга. — Сразу скажу, у нас тут вообще ни разу не весело.       — Джин хочет участвовать в Остаре. — поясняет Гермиона, сдвигаясь в сторону, освобождая чуть больше места для подруги.       — Отличная идея, в моей части может потребоваться помощь, как смотришь на работу в паре? — воодушевляется Вальбурга.       — Моя сестра может тебе помочь. — отрезает Орион, не отрываясь от пережевывания куска пирога.       — У неё полно своих дел, дорогой, и когда ты начал лезть в женские дела? — приторно сладко отвечает ему невеста.       Он фыркает ей в ответ, но не продолжает спор, слишком много людей вокруг.       — Традиция гадания у реки передаётся в нашей семье из рук в руки по женской линии. — увлеченно продолжает Вальбурга. — Ничего сложного, но, чтобы это было не просто игрой, над предметами приходится долго читать заклинания. Мы с девочками собираемся вместе с преподавателями для подготовки к празднику в той же комнате, где готовили Хэллоуин, присоединяйся сегодня в восемь.       — Буду вовремя.       Джин, невероятно довольная, кивает Вальбурге, Тому и Афелии, после чего встает с лавки и направляется к своему столу. Слизеринцы продолжают завтрак, как ни в чем не бывало. Только что лица у одних становятся чуть довольнее, а другие наоборот сводят брови над переносицей, злясь.

***

      — Том? — дверь в комнату после стука приоткрывается. Риддл скидывает ноги с кровати, садясь.       — Заходи. — Абраксас тоже поднимается со своего места, но в отличие от друга, оставшегося сидеть, встаёт, облокачиваясь о стену с небольшим окошком. — Что-то случилось? — продолжает Том, не обращая внимания на движения Малфоя.       Вошедший Блэк закрывает за собой дверь, опираясь на неё спиной. Его взгляд мечется по полу, переходит на стены и тормозит, встретившись со взглядом Малфоя.       — Я долго думал над этим разговором. — начинает Орион. — Ты должен знать, что это решение далось мне не просто нелегко, оно далось мне очень и очень сложно. Я долго взвешивал все за и против. — он мнется у входа, ища поддержки в Абраксасе. — Моя мать умерла, отец нездоров и идет война, я в любой момент могу стать старшим в семье, главой рода. — он громко сглатывает, опуская взгляд, его лицо краснеет. Блэк явно собирается с силами, а потом поднимает голову, встречается взглядами с Томом, и на одном дыхании выплевывает. — Я не могу принять метку, как глава древнего рода, я должен принадлежать ему. А наш девиз — «чистота крови навек», каким бы талантливым не был грязнокровка, я не могу работать вместе с таким человеком. А ты их ценишь. Я всегда буду предан тебе, Том, но во имя своей семьи я обязан отказаться от метки. Надеюсь, ты сможешь правильно меня понять.       В комнате повисает тишина. Слышно, как двигается стрелка настенных часов.       Том перебрасывает ногу на ногу, подавшись телом вперед.       — Вальбурга тоже не будет принимать метку? — спокойно уточняет Риддл.       — Она всего лишь моя будущая жена, ей метка никак не помешает. — удивленный реакцией своего лидера, отвечает Орион. И чуть тише добавляет. — И пусть она хоть кому-то беспрекословно подчиняется.       — Что ж, хорошо. Я услышал тебя, Блэк. Но ты должен кое-что знать. Метка убьет своего носителя за предательство меня. Но и без метки ты умрешь за предательство, я об этом лично позабочусь. — он прожигает его взглядом, давая понять, что в его словах нет и доли шутки.       — Само собой. — не то кивает Орион, не то склоняет голову в поклоне. — Спасибо.       Он открывает дверь и спиной вперед выходит в коридор.       — Так просто? — ведёт бровью Малфой, когда они с Томом снова остаются вдвоём в комнате.       — Поверь, он вошел сюда менее верным мне, чем вышел после того, как я разрешил ему не делать метку. Ты сам говорил, что Блэки чокнутые, иногда полезнее с ними согласиться. Да и его жена с радостью сдаст его в случае чего, уж он это лучше меня знает.       Малфой кивает и возвращается на свою кровать, вытягиваясь и беря в руки книгу, которую читал до этого. Но не находит мотивации снова погрузиться в чтение.       — Ты рассказал Афелии о том, что метка будет не просто убивать неверных, она будет сводить их с ума? — тихо спрашивает Абраксас.       — Нет. — быстро выдыхает Том.       — Когда собираешься это сделать?       — Никогда, ей не нужно об этом знать. — Риддл говорит жестко, давая понять, что не потерпит возражений, но Малфой всё же решается на них.       — Ты ведь не думаешь, что никто ей не доложит? Рано или поздно, но это всплывет. И ты ведь понимаешь, что она имеет право знать, кого защищает?       — Абраксас, она знает обо мне достаточно и все равно видит свет, я не хочу её расстраивать больше, чем есть.       — Тогда может отменим эту функцию? Она сводит людей с ума от боли, это не гуманно, лучше просто убить.       — Ты сам это предложил, и сам реализовал. Мы не будем с тобой это обсуждать дальше. Точка. И само собой ты ничего не расскажешь Афелии.       — Если бы я знал тебя чуть хуже, — после паузы вступает Абраксас, — то подумал, что ты не просто испытываешь к ней интерес, а действительно влюбился в неё и боишься потерять. — Малфой сам вздрагивает от своих слов. Он давно усвоил, Том не знаком с чувством любви, он и в этот раз не надеялся, что что-то изменится.       Риддл садится на кровати, беря в руки палочку с прикроватной тумбочки. Абраксас на одну долю секунды вжимает голову в плечи, но тут же берёт себя в руки. Это только его друг, он не сделает ничего плохого. Он просто не может сделать ему ничего плохого. Доверие.       Том взмахивает палочкой, сосредотачиваясь.       Из её конца в мир вырывается серебряная змея, проносится по комнате и исчезает.       — Но ты же не мог…       — Я думаю о ней и патронус получается. Мне не страшно, что она отвернётся от меня, если я расскажу, потому что этого не произойдет, Афелия обещала принять меня любым и поддержать мой выбор. И она это сделает, я не сомневаюсь. Но я не хочу её расстраивать. Я хочу защитить её от боли, которую может принести мое решение. Страх потерять и желание защитить это разные вещи, Малфой.       Абраксас молча кивает.       Том говорит простые вещи, правильные вещи, которые было бы нормально услышать от любого другого человека. Как будто и он нормальный. Малфой готов танцевать внутри себя. У него всё получилось, Риддл научился чувствовать, и он защищает кого-то кроме себя.       Абраксас выдыхает, усмехаясь. Чтобы он не говорил, он не чудовище, и Малфой его поддержит, он доверяет ему.       — У тебя готово эссе по травологии? — совершенно спокойным тоном спрашивает блондин, меняя тему.       — Само собой. Закончил ещё вчера. — пожимает плечами Том.       — Посмотришь моё? Есть вопрос насчёт свойства черноплодки при смешивании с камнем из почек дракона.       Друзья утыкаются в конспекты и учебники, выдвигая гипотезы, и записывая самые разумные, по их мнению, мысли на пергамент. А когда заканчивают, взгляд Тома с сосредоточенного меняется на потерянный.       — Как думаешь, я заслуживаю такую, как она? Может мне не стоит портить ей жизнь? — тихо спрашивает Риддл, повернувшись к Абраксасу спиной, пока убирает учебники на полку шкафа.       — Если бы это было так, она бы тебе уже сообщила об этом. — усмехается Малфой, услышав столь странный вопрос от вечно уверенного в себе Тома.

***

      Орион заходит в комнату Лукреции, привычно мешкая на пороге. Она отрывает глаза от вышивки, и вопросительно поднимает бровь.       — Я выбрал семью. — шепотом произносит парень.       — Он уже знает?       — Да, и он согласен со мной.       — Но ты ведь так хотел его метку? Хотел быть частью компании Тома?       — Я не перестал быть частью его компании, а метка, это просто очередная жертва нашей семье. Если однажды он отвернется от грязнокровок, я с радостью её приму.       — Удивлена, что он согласился и ты вышел не поколоченным. — Лукреция поднимается со своего места, аккуратно осматривая брата на наличие увечий.       — Потому что он понимает такие простые вещи, как верность семье. Я говорил тебе об этом. Том принимает нас со всеми нашими минусами, поэтому мы верны ему, поэтому мы называем друг друга второй семьей.       Лукреция молчит, смеряя его взглядом, мешкается пару секунд.       — Спасибо, что не оставил меня одну со всем этим кошмаром, выбрав Тома и спрятавшись за ним.       — Он вторая семья, первая всегда ты, Лу. — он медлит, вспоминая письмо отца. — У нас больше никого нет, и никогда не будет.       Она обнимает брата, облегченно выдыхая в его плечо.       — Скорее бы ты стал полноправным главой нашей семьи. — без эмоций бросает девушка, чем пугает брата.       — Обещай, что не будешь вредить отцу. — настороженно произносит Орион.       — Я? Вредить? Что ты, я не способна на такое, тем более из-за отсутствия возможности попрощаться с матерью. — пожимает плечами Лукреция, на губах появляется простодушная улыбка, но в глазах сверкает нездоровый огонек.

***

      — Я уверена, что сегодня произойдёт очередное убийство.       — Это смешно, Афелия.       — Тогда почему Остару перестали праздновать? — Гермиона отрывает взгляд от своего отражения в зеркале, и поворачивается всем корпусом к Диане.       — Пожалуйста, давай не будем о будущем, могло случиться что угодно. — устало вздыхает девушка, — может нам просто надоело повторять ритуалы своих предков, может мы наконец-то заметили, что превратили свою жизнь в сплошные ритуалы…       — Не хочу гадать, просто будь у меня перед глазами сегодня, хорошо? Если я потеряю тебя из виду — начну бить тревогу.       — Ты сходишь с ума! — стонет Розье. — Это я тебя должна защищать в этом времени, а не наоборот.       — Но это не я постоянно оказываюсь в эпицентре. Не при мне убили Сару, не я решила уединиться с Алектусом во время порчи входов в гостиную. Я просто защищаю родных людей! — отрезает Гермиона командным тоном, который она довольно быстро переняла у Тома.       Диана закатывает глаза, вздыхая, но кивает, соглашаясь.       Девушки выходят в коридор ровно в назначенное время, чтобы спуститься на первый этаж и выйти к озеру.       Праздник, согласованный с преподавателями, освещен тысячами свечей, парящими в воздухе над поляной. К ней от Хогвартса стягиваются девушки в белых платьях. У всех них распущенные волосы, которые развевает холодный ветер. Они идут босиком, под согревающим заклинанием не чувствуя холода.       — Вальбурга? — Гермиона поднимает бровь. — Ты разве не должна быть с Томом сейчас?       Девушка молча вытягивает вперед руку, приподнимая рукав. На белой коже слишком ярко выделяется черная метка, вгоняющая Грейнджер в ужас.       — Уже?       — Вчера вечером на собрании её принял Абраксас, два часа назад я, а ещё через час, все остальные.       — Почему ты была второй? Почему не во время праздника? — хмурится Гермиона, вспоминая план Тома, который пересказал ей его раз пять. И в шестой попросил проверить тайминг, ни разу не упомянув про Вальбургу.       — Потому что Риддл хотел, чтобы я была здесь рядом с тобой, чтобы помочь в случае чего, ведь это женский праздник, и никого из парней он не мог отправить. А я сама хочу быть с Джин, потому что тоже не считаю этот вечер безопасным.       — Здорово, когда мы так доверяем профессорам. — усмехается Грейнджер.       — Иногда мне кажется, что они все наивнее нас, а повидали и того меньше. — отвечает ей со смешком Блэк. А потом она находит глазами Джин, и на её лице появляется вполне искренняя улыбка, а глаза перестают быть грустными, и, кивнув Гермионе, она ускоряет шаг.       Гермиона видит, как все пришедшие девушки встают в круг. Кроме Джин, с других факультетов приходит максимум человек десять. Второй круг вокруг них образуют преподаватели женского пола.       Лукреция делает пару шагов вперёд.       — Как за зимой, приходит весна, — раздаётся звонкий голос Блэк. — Как за долгим холодным сном, пробуждается мир, как после смерти, следует новая жизнь, как наши предки, стоявшие здесь же на протяжении долгих веков существования Хогвартса, мы восстанем из пепла подобно фениксу и случится Остара! — в центре поляны загорается костер, языки пламени взмывают вверх, будто стараются лизнуть звёзды на ночном небе.       Друэлла вместе с Дианой затягивают песню, сначала она звучит тихо, приходится напрягаться, чтобы разобрать слова, но все больше и больше голосов присоединяются к ним. Все громче и громче звучит женский хор, все дальше разносятся звуки в темноте.       Вдалеке в озере, что-то плещется, Гермионе кажется, что она слышит, как присоединяются к их пению русалки.       — Ты готов? — тихо спрашивает Абраксас, кладя руку на плечо Тома. И тот кивает, резко открывая глаза.       В комнату, в которой они стоят, открывается дверь, запуская свет из коридора. Первый силуэт появляется в дверном проеме. Второй, третий, четвертый… шелестят мантии, заходящих в комнату. Они выстраиваются вдоль стен, мнутся, сталкиваются плечами.       Риддл взмахивает палочкой, зажигая факелы на стенах, озаряя комнату светом. Все его последователи здесь. И все они в черных мантиях с капюшонами на головах.       — Мы долго хранили молчание. Мы долго оставались в тени. Пришло время расправить плечи, мы будущее наших семей. Мы будущее магического мира. Мы рыцари, которые могут удержать равновесие. — начинает Том, и от каждого его нового слова, лица ребят все больше и больше озаряются уверенностью.       Лукреция взмахивает руками, её тело, подобно змее, начинает изгибаться под пение. Она словно входит в транс, она дергается, она бьется, она хватает воздух ртом.       И она срывается с места, бежит к костру, прыгая в пламя. Гермиона подается вперёд, желая спасти её, но не проходит и доли секунды, как девушка появляется с другой стороны, не тронутая огнем, невредимая. Первая перепрыгнувшая через костёр. Она останавливается, запрокидывает голову к небу, и хохочет, разведя руки в стороны.       Грейнджер сжимает ладонь Дианы, стоящей рядом. Те, кто сегодня здесь, безумны по определению. И их глаза горят в темноте.       Первым к Тому приближается Эдд Розье. Каждый его шаг, словно произведение искусства. Идеально выпрямлена спина, совершенно спокойное выражение лица и горящие глаза. В это мгновение он не боится Тома, он его боготворит.       Эдд опускается на колени, его движения медленны, словно он и правда рыцарь в тяжелых доспехах. Парень подставляет оголенное предплечье, и Риддл дотрагивается до бледной кожи кончиком палочки и шепчет заклинание. Розье морщится. Это выглядит жалко, и только Абраксас знает, какого труда ему стоит только морщиться, а не орать от боли.       На бледной коже проступает рисунок, обретая вполне четкие очертания. Эдд все ниже опускает голову, кусая губы до крови.       Одна за одной, девушки перепрыгивают через костер, впадая в транс, вгоняя в транс окружающих. Очищаясь. Так это назвала Лукреция. Гермиону трясет, ей кажется, что всё внутри пылает огнем, который вот-вот вырвется наружу.       Следующая девушка выходит из круга и растворяется в музыке, а потом прыгает. Белое платье, на мгновение превращает её в привидение в языках пламени. Но босые ноги упрямо возвращаются на холодную землю.       Девушки похожи на призраков будущего. В тот короткий момент в пламени, они похожи на тех себя, которых знает Грейнджер.       Девушка сжимает кулак свободной руки. Этот ад не может повториться, не должен. Она сделает всё возможное, чтобы его остановить. А если не получится, то всё возможное, чтобы его смягчить, чтобы хоть немного облегчить их жизни, пусть даже просто своим присутствием рядом. Да и что, черт возьми, может случиться, чтобы привести к тому исходу, что она видела? Это безумие.       Том на секунду закрывает глаза.       Ты слаб. Ты ничего не добьешься. Знай своё место. Но наследники чистокровных семей клянутся ему, полукровке, в верности.       Ты выродок грязной шлюхи. Наследницы Слизерина, и сам он наследник Салазара, открывший Тайную комнату.       Всем им нравится картинка, которую ты создаешь. Никто не полюбит тебя, узнав ближе. Ты никому не нужен. Самое обидное, что он слышал в детском доме. Но и это оказалось враньем.       Слишком много установок из детства рушатся в этом году. Слишком много хорошего с ним происходит. Сколько придется заплатить в конце?       Гермиона отпускает руку Дианы только тогда, когда приходит очередь Розье прыгать. А после подруги, ей самой нужно сделать пару шагов к центру.       Грейнджер завершает прыжки через костер. Она закрывает глаза, как учила Вальбурга. Музыка должна проникнуть под твою кожу. Музыка должна стать тобой. Реальности не существует.       Девушка расслабляется, теряя контроль над ситуацией. Как будто пение растекается внутри нее по капиллярам, проникая в самое сердце. Шаг, один, второй, прыжок. Языки пламени, как в замедленной съемки, лижут её кожу, оставляя тепло после своего прикосновения. Подол платья взмывает вверх, приоткрывая бледные бедра.       Сначала пальцы ног, а потом и вся стопа, касаются холодной земли. Согревающего заклинания больше нет, но внутри неё собственное пламя, согревающее её холодной ночью в марте.       Пение стихает.       Нотт идёт к Тому медленно, сжав ладони в кулаки. Его взгляд опущен, кажется, что он с интересом разглядывает мыски ботинок, которые появляются из-под мантии при каждом новом маленьком шаге Эндрю.       Он опускается на колени подобно Розье и только теперь поднимает взгляд, встречаясь им с глазами Риддла. И Том вздрагивает, потому что видит в нем излишне много доверия и преданности, словно это не чужой ему человек, а младший брат, доверившийся старшему.       У тебя не должно быть эмоций. Ты маяк для них, но не друг.       Том подносит палочку к оголенному предплечью Нотта, и шепчет заклинание, добавляя совершенно ненужное предложение, которое чуть облегчает боль от принятия метки.       Риддл сбивается со счета. Каждая новая метка теперь отзывается болью и на его коже, но он не выдает и малейшей эмоции. Эйвери, Гойл, Долохов… и ещё, и ещё… Он превращается в камень, пока ребята оживают.       Они все здесь не просто так, они все его новая семья, они все — люди, которых он должен защитить.       Когда каждый из них отмечен меткой, Абраксас разворачивает пергамент с клятвой. Его голос отскакивает от стен. К нему присоединяются ребята, стоящие в комнате. И эхо.       Тому кажется, что он может потрогать звук, окружающий его. Он становится единым целым со звуком. Мир вокруг него плывет, превращаясь в огни.       — У озера нити, выберите любую, да расскажет она вам, что ждет в будущем. — оповещает Вальбурга, и девушки устремляются к спокойной глади черной воды.       — Ди, ты куда? — Гермиона ловит подругу за локоть.       — Мне не хорошо, хотела отойти и подышать в тишине… — сдавленно произносит Розье.       — Пойдем вместе к озеру, нечего одной ходить, там тоже будет тихо. — настойчиво произносит Гермиона. Вальбурга поворачивается на её голос, показывая своим видом, что готова если что помочь убедить. Но это не нужно.       Девушки поднимают нити, накручивая их на запястье они тянут к себе с глубины озера предметы. Несколько из них остаются бесхозно лежать на земле, уже никто не узнает, что они могли рассказать о будущем.       — Что это? — Гермиона подхватила мокрый предмет, покрутив его на нитке.       — Дары смерти, конечно же. — улыбается ей стоящая рядом Джин.       — Что? — c едва сдерживаемым смешком переспрашивает Грейнджер.       — В начале года нас с Томом поставили на прорицаниях вместе, ему тоже выпал этот знак. — зачем-то продолжает Уильямс, и отворачивается к своей добыче на нитке, фигурка черного пса обжигает руку холодом. — Всё лучше, чем гримм.       — Эй, это просто шутливое гадание на Остару, — толкает её в бок Вальбурга, с ужасом стараясь вспомнить, не напутала ли она, чего колдуя над ними. — Мне вот крыса выпала, думаю, что это к тому, что я полюблю сыр. Розье, а что у тебя?       Диана вытягивает вперед руку, демонстрируя омут памяти.       — Вы не могли что-то позитивное к ниткам привязать? — возмущается Розье. — Хотя, буду думать, что это к поступлению на службу в отдел по работе с памятью людей.       — Кто виноват, что вы не умеете выбирать? — пожимает плечами Блэк.       — Думаю, что будь у меня второй шанс, я бы ко всем ниткам привязала цветы. — поджимает губы Джин.       — Но мы бы и их истолковали негативно. — усмехается Лана.       — А что тебе выпало? — оживляется Друэлла.       — Неважно. — она улыбается, пряча предмет в карман, — это же просто шутка, верно? — она поворачивает в кармане три колечка, соединенные в единое целое.       — Конечно, — грустно улыбается Вальбурга.       — Эй, у нас ведь есть ещё занятия на сегодня? — подбадривающе спрашивает Уильямс, толкая Блэк в бок и заставляя её улыбнуться. — Честное слово, это праздник, а не очередной повод для трагедии, не ищите драму там, где её нет. Твои дары смерти — точно к удаче, мой пес к тому, что после окончания школы я его заведу в своем загородном доме, твоя крыса — к хорошо сданным экзаменам, крысы ведь очень умные животные. Омут памяти ты и сама хорошо объяснила. Всё! Идём на инициацию.       — И где ты только раньше была? — шокировано уточняет Лана. — Нам точно не хватало позитивного человека на факультете.       Абраксас разливает вино по кубкам. Парни передают их по кругу, и когда у каждого одна рука занята сосудом с вином, они сходятся в круг, чтобы поднять их.       По комнате разлетается звон от столкновения. Часть бордовой жидкости взлетает вверх, благодаря чему, содержимое бокалов перемешивается.       — Залпом. — жестко произносит Риддл.       Они опустошают бокалы.       Первый падает на колени задыхаясь. Кто-то облокачивается на стену, кто-то обхватывает горло двумя руками. По комнате разносятся стоны, сдавленное кряхтение и кашель.       — Безоар! — напоминает Абраксас, который уже прошел через всё это.       Шелестят мантии, первые, кто успел спасти себя, помогают окружающим.       — Ты уверен, что это было не слишком жестоко? — тихо спрашивает Малфой, когда все, кроме них с Томом выходят из комнаты.       — Они должны были увидеть смерть, почувствовать её, и только тогда, победить. Обрекая людей на гибель, ты должен понимать, что чувствует человек в этот момент.       — Надеюсь, всё не зря. Идём? — он тушит факелы, пока Том накидывает капюшон и выходит последним из комнаты.       — Присмотришь за ребятами, я хочу побыть с Афелией наедине? — Малфой понимающе кивает другу.       Гермиона чувствует прикосновение кисти к своим запястьям. Красный узор на левой руке и белый на правой. Кровь и молоко. Лето и зима. Смерть и жизнь. А после сама берет кисть у рисующей и поворачивается на сто восемьдесят градусов, чтобы нарисовать узор следующей.       Когда это закончится, они продолжат танцы у костра, сожгут каждая по одной старой вещи, и наконец вернутся в школу. Грейнджер не чувствует праздника ни на секунду, всё, что она делает, это выслеживает взглядом каждую из девочек, повторяя как скороговорку их имена, лишь бы никого не потерять, и с особым усердием следит за Дианой, потому что, если с ней что-то случится, она не переживет. Алектус не переживёт.       Вдалеке появляются темные фигуры. Они отходят от стен школы и медленно плывут к огню, вокруг которого танцуют девушки.       На мгновение Гермиона вздрагивает, нащупывая пальцами палочку в складках легкого платья, но потом узнает в идущей во главе фигуре Тома и выдыхает. Праздник заканчивается, он идет, чтобы её забрать. Наконец-то.       Парни, как изначально и было оговорено, образуют свой круг вокруг костра, здесь не только ребята Риддла. Здесь есть Алектус, Джордан, Пруэтт и другие. Это тоже ритуал. Очередной ритуал.       Девушки встают между ними, так, чтобы получился круг: мальчик, девочка, мальчик, девочка.       — У тебя всё в порядке? — тихо спрашивает Риддл, не отводя взгляда от костра.       — Да. Всё прошло спокойно.       — Абраксас проводит Диану, а Вальбурга Алектуса. Будем надеяться, что мы ошиблись, и трогать Слизерин не входило в его планы. — отчеканивает Том, Гермиона выдыхает, находит взглядом недовольную Розье, разделенную с женихом, и окончательно успокаивается.       Профессор Суам выходит в круг с мешочком в руках. Девушки по очереди опускают в него руки, беря зерно, пока женщина читает заклинание. После того, как каждая опустила руку в мешочек, профессор выходит из круга, присоединяясь к коллегам, стоящим в стороне.       Лукреция первая, кто заканчивает заклинание Суам, пока Игнатиус достает колокольчик из мантии и начинает звенеть. Девушка бросает зерно в воздух, и оно прочерчивает дорожку до Хогвартса. Она ступает на неё всё так же босиком, беря жениха за руку.       За ней это проделывают остальные. И вот уже несколько десятков дорожек ведут в Хогвартс, а поляна перед ним наполняется звоном колокольчиков, отгоняющих зло и все невзгоды.

***

      — Надо поговорить с директором о запрете этого праздника! Безумие просто! — начинает Том, как только за ними закрывается дверь замка. Они стоят вдвоем посреди пустого коридора, дорожка отвела их в самую отдаленную от остальных часть замка.       — Что тебя так удивило в нём?       — Что? Сколько времени ты провела босиком в марте месяце? Если чистокровным так хочется мучить своих детей, пусть забирают их домой и наблюдают, как они вышагивают по снегу. — он роется в маленькой сумке, скрытой под мантией, и наконец выуживает из неё пару ботинок Афелии. — Быстро обувайся. — следом на её плечи опускается мантия Тома, и только когда девушка окончательно скрыта от холода он выдыхает, прижимая её к себе.       Наконец-то он до неё добрался. Всё что было до кажется Риддлу страшным сном, всё что будет дальше — мираж, о котором он не хочет думать. Сейчас она рядом и нужна ему, как глоток воздуха после удушья.       — Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.       — Если это ещё один монстр, которого ты скрываешь, может отложим до завтра? У меня совсем нет сил для нового испытания моей психики. — улыбается Гермиона.       — Нет, в этот раз никаких испытаний. — он берёт её ладонь в свою и ведёт по коридорам, оглядываясь, чтобы никого не встретить по дороге.       Гермиона старается понять, куда они направляются. Поворот, лестница, снова поворот, портреты, которые здесь не висят в её времени, пустые стены, которые в её времени заполнены портретами. Когда она понимает, что сегодня является их целью, её зрачки расширяются, а рот приоткрывается в неверии.       Они останавливаются посреди коридора. А в стене появляется, словно из ниоткуда, железная дверь. Грейнджер хлопает глазами, с недоверием смотря на Риддла. Выручай-комната, место, которое он от всех скрывал. И он действительно привел её сюда. Том с улыбкой смотрит на эмоции на её лице, воспринимая их за подлинное удивление.       — Я уже говорил, что этот замок будто специально для меня создан? — не без усмешки начинает Том. — Думаю, что это ещё одна комната, оставленная Слизерином, обстановка в ней может меняться, я попросил, чтобы нам было уютно внутри.       Он приоткрывает дверь, пропуская девушку вперед. Комната приняла вид небольшой гостиной с книжным шкафом, камином и огромным мягким диваном.       — Здесь неплохо, правда?       — Здесь прекрасно, Том. — наконец выдавливает счастливую улыбку Гермиона и обвивает шею парня руками, прижимаясь к его губам. — Пусть это будет нашим местом.       — Как скажешь, любимая. — на автомате выдыхает парень в её губы. Она отстраняется, недоверчиво глядя в его глаза, по коже предательски бегут мурашки. Не дорогая, не милая, не Афелия и даже не «мать твою, Лестрейндж». Но Том делает вид, что не сказал ничего удивительного. — Может не будем стоять на входе? Тут есть отличный диван.       Гермиона садится, в то время как Риддл, растягивается на диване, кладя голову ей на колени. И девушка запускает пальцы в его жесткие волосы, перебирая пряди, взлохмачивая его вечно идеальную прическу.       — Как у тебя сегодня всё прошло? — одними губами спрашивает Грейнджер.       — Без инцидентов. Но мне кажется, что я оставил себя где-то там. Это забирает очень много сил, и всё, о чем я думал, это как бы побыстрее оказаться рядом с тобой. — он резко переворачивается, обхватывая её талию руками и прижимается лицом к её животу. — Лестрейндж, ты похожа на кислород, если ты исчезнешь, я задохнусь.       Щеки Гермионы покрывает румянец. Это всё неправильно. Темный Лорд, Волан-де-Морт, человек создавший два крестража, сделавший темную метку, лежит сейчас у нее на руках, словно зверь, ищущий защиты. И всё, что она может к нему чувствовать, зная всё вышеперечисленное, это невероятную нежность и необъяснимую любовь. Внизу живота сводит, тепло разливается по телу.       Том поднимается, садясь рядом с ней. Он всматривается в её лицо, старается вспомнить, какие эмоции оно вызывало у него раньше. Когда оно успело стать таким родным, когда она успела стать человеком, дающим ему силы.       — Я сделал, как ты просила, показал им смерть. — начинает он тихо. — И в тот момент ко мне пришла мысль, может быть тебе стоит тоже сделать крестраж?       — Что? — испуганно переспрашивает Грейнджер.       — Я наблюдал, как мои ребята приближаются к смерти, после принятия метки. И осознавал в этот момент, как хрупка наша жизнь, и как близко от края мы всё время ходим. Как просто убить. Мне было бы спокойнее, если бы у тебя тоже была запасная попытка.       — Том, нет. Это исключено. Забудь об этом. Я ищу способы, как объединить обратно твою душу, и точно не буду разрывать свою. — быстро отвечает Гермиона.       — Прекрати меня бояться. — выдыхает парень, улавливая каждую её эмоцию через их связь. — Я не враг, я просто не хочу тебя потерять.       — Этого не случится. — улыбается Грейнджер, стараясь, чтобы это выглядело обнадеживающе. — Жизнь может и хрупка, но я не собираюсь с ней расставаться. Обещаю тебе, что буду всегда рядом.       Он берёт её кисти в свои и покрывает их поцелуями, переходя к запястьям. Ловит её губы своими. И незаметно для себя, Гермиона оказывается лежащей под теплым телом Тома, пока он вырисовывает языком узоры на её шее. Девушка закрывает глаза и расслабляется, выдыхая. Новая волна тепла, разливающегося по телу накрывает её с головой.       — Не представляю, что натворю, если ты нарушишь свое обещание. — усмехается Риддл.       Том не уверен, что когда-либо в другой момент чувствовал себя на своем месте больше, чем сейчас. Она дарит ему то, что он едва ли может найти где-то ещё — умиротворение, гармонию с собой. Всё то, что он искал во власти и превосходстве над другими. Но здесь и сейчас, с одной единственной девчонкой, он счастливее, чем, когда ему приносят клятву верности больше десятка парней.       Он не может сдержать улыбки и оторваться от неё. Её запах, её кожа, её прикосновения сводят с ума.       Том приподнимается на локтях, продолжая нависать над Афелией. Пальцы одной руки проскальзывают по её шее, невольно касаясь шнурка, удерживающего ворот белого платья. Не решаясь пойти дальше, он накручивает его на палец, с жадностью рассматривая лицо девушки, наслаждаясь разгорающимся желанием в её глазах.       Грейнджер перехватывает инициативу, накрывая пальцы Тома своими. Сама тянет за шнурок, позволяя ему развязаться. Льняное платье с замысловатым узором вышитым гладью больше ничего не удерживает. Гермиона приподнимается навстречу Тому, аккуратно кусая его нижнюю губу. Внутри разливается тепло. И ощущение правильности от всего происходящего.       Риддл садится, обхватывая девушку за талию, притягивает её к себе, тоже заставляя сесть. Платье Гермионы норовит сползти с плеч. Ворот, теперь не сдерживаемый шнурком, становится слишком широким. Она быстрыми движениями пальцев расстегивает пуговицы на рубашке Риддла. И с удовольствием проводит ими по оголившийся коже.       — Ты уверена? — платье всё-таки сползает с плеча. Том сглатывает, подавляя в себе желание разорвать его, чтобы скорее добраться до её кожи       — Как никогда раньше. — она закусывает губу и смотрит на него с неподдельным восхищением, срывая ему окончательно голову.

***

      Они возвращаются в гостиную в очередной раз погруженную в тишину, хотя людей в ней не сосчитать по пальцам. В основном это ребята Тома и новые подруги Гермионы. Девушки ещё не переодели белые платья, хотя времени прошло достаточно, чтобы это сделать, но кажется, что они даже в свои комнаты не заходили.       — Это связано с Грин-де-Вальдом? — тихо уточняет Гермиона, как будто играет в игру, угадай что произошло. Диана отрицательно мотает головой.       — С родителями? — продолжает угадывать Том. В этот раз головой мотает Лукреция.       — На двери в гостиную было написано, что Остара — праздник изгнания змей. — сдавленно произносит Лана.       — По всему коридору, ведущему в подземелья, был раскидан подожженный навоз. Как в старые времена в деревнях. — продолжает за ней Вальбурга. — Нас вытравливают из школы, которая обещала стать нам домом.       — Дементор! — одними губами ругается Том.       — Мы всё убрали вместе со Слизнортом. — отчеканивает Абраксас. — Это дело рук Уизли, продолжающего мстить за своего дядю. И его новой компании, пострадавших от Грин-де-Вальда детей.       — Джордан, провожающий меня до Подземелий, устроил с ним дуэль, они сейчас оба в больничном крыле. — выдыхает Лана. — Септимус не удосужился далеко уйти, желая со своими ребятами понаблюдать за нашей реакцией. А Хилл был в бешенстве…       — Нотт с Долоховым с трудом их растащили. — добавляет Абраксас. — Хорошо, что они оказались недалеко от них и услышали крик Ланы.       — Хорошо. В смысле, плохо, но хорошо, что Уизли не ушел просто так. И хорошо, что нам подпортил вечер рыжий, а не кто-то от Грин-де-Вальда. — Том чувствует, как Гермиона сжимает его ладонь в своей, сильнее, чем обычно. — Как бы там ни было, наш дом сегодня — Подземелья. И мы его защитим, если это потребуется.       — Лучше бы мы всего этого не устраивали. Нам не надо привлекать внимания. — на выдохе всхлипывает Лана. — Если бы мы не подражали родителям, может быть были счастливее.       — Мы не подражаем им. — огрызается Орион. — Мы чтим традиции. Кто мы без них?       — Идёмте спать, сегодня был тяжелый день. — прерывает начинающийся спор Том, обмениваясь взглядами с Гермионой. Он видит растерянность в её глазах, и бесится, что позволил себе расслабиться, а не стоял здесь и не вызвал Уизли на дуэль вместо Хилла.