Уйти нельзя остаться

      Сидя в приёмной комиссара полиции, Киллиан хмурился ещё больше, чем в первое посещение. Прошло три недели с тех пор, как он стоял у кровати Эммы в больнице.       Тогда Джонс сразу же приехал к ней домой, где пришлось иметь дело с растерявшимся, затем злым, а потом безумствующим Августом. — Ранена? Что ты хочешь этим сказать?       Киллиан всё ещё ясно видел перед собой бледное лицо Бута и его напряжённый взгляд, помнил дрожащий голос и сердитые слова. — Но если ты полицейский, тогда почему её не защитил?       На это ответить Джонс не мог. Пока Август как сумасшедший названивал в больницу, Киллиан поднялся наверх и уложил вещи. А потом поехал домой с бесконечной тупой усталостью, преодолевая длинную дорогу до Нью-Йорка.       Киллиан приказал себе вычеркнуть Эмму из памяти, как он уже вычеркнул из жизни своё последнее дело в полиции. Свон получает необходимые заботу и уход. Когда она совсем оправится от раны, пережитый кошмар останется в прошлом. И в прошлом, твердил себе Киллиан, останется и он сам.       Затем сделала своё дело усталость, пронизывающая до костей, пришедшая на смену невероятному напряжению. Джонс рухнул в постель и проспал целые сутки. Но, проснувшись, он сразу же вспомнил об Эмме.       Киллиан ежедневно звонил в больницу, уверяя себя при этом, что просто-напросто исполняет долг. Ответ Вэйла был всегда одинаков: отдыхает в спокойной обстановке. Случались дни, когда Джонсу приходилось бороться с сильным желанием сесть в машину и поехать к ней. А потом Свон выписали из больницы, и он сказал себе, что теперь всему конец.       Киллиан окунулся с головой в работу. Он закончил роман в шестнадцатичасовом марафоне, заперев дверь и отключив телефон. Джонс подал рапорт об отставке, и ему оставалось всего несколько раз наведаться в полицейский участок. Киллиан подписал договор на первый роман и послал своему литературному агенту копию второго.       Рапорты и различные отчёты заставляли очень зримо вспоминать Эмму, поэтому Джонс отвечал на задаваемые вопросы с краткостью, напоминавшей резкость. Благодарность за успешно выполненное поручение Киллиан воспринял с каменным равнодушием. У него было одно желание — чтобы всё поскорее закончилось. Джонс не уставал твердить себе, что теперь, впервые за все тридцать лет, он стал хозяином своей жизни, но Эмма не оставляла его в покое.       Свон была с ним ночью, в часы бессонницы. Она была с ним днём, когда Киллиан сосредоточенно обдумывал сюжет своего нового романа. Она незримо была здесь. Не важно, бродил ли Джонс по улицам в одиночестве или находился в шумной компании.       Киллиан видел Свон на берегу: вот она смеётся, а ветер развевает её волосы. А вот она в кухне при магазине, режет хлеб для сэндвичей, и солнце освещает её лицо. Киллиан старался не думать, не вспоминать, как она шептала его имя, лежа в его объятиях, такая нежная, родная. А потом он вдруг видел Эмму смертельно бледной и без сознания и свои руки в её крови.       Чувство вины подавляло его. Джонс снова как одержимый начинал работать, стараясь воображаемыми образами изгнать Эмму из памяти. Но теперь его персонажи заимствовали свои черты у неё — жест, фразу, выражение. Как мог он не думать о ней?       Снова сидя в приёмной Локсли, Киллиан уверял себя, что теперь действительно наступит конец всему. Джонс заранее знал, что Робин захочет встретиться с ним лично, но это и есть последнее звено цепи, связывающей его с Эммой. — Сержант?       Киллиан взглянул на секретаршу, на этот раз не заметив её медленной, зовущей улыбки. Он молча встал и последовал за ней в кабинет комиссара. — Киллиан, — Робин откинулся на спинку кресла и кивнул секретарше: — Никаких звонков, — приказал он. — Садись.       Джонс молча повиновался, а комиссар с явным удовольствием стал раскуривать сигару, пока не показался красный огонёк. Кудрявый клуб дыма спиралью поднялся к потолку, и Локсли проследил его изощрённые петли довольным взглядом. — Итак, прими мои поздравления, — сказал Робин, но Киллиан по-прежнему глядел на него молча. Локсли продолжил: — По поводу твоей книги.       Робин рассеянно потрогал небольшую, в виде завитка булавку для галстука. — Мы сожалеем, что теряем тебя.       Киллиан по-прежнему молчал, ожидая, когда комиссар закончит с любезностями. — В любом случае, — Локсли наклонился, чтобы стряхнуть пепел, — твоё последнее дело, в соответствии с имеющимися рапортами, закончено успешно. Не сомневаюсь, что мы сможем добиться осуждения преступника. Ты в курсе, что Нил Кэссиди полностью во всём признался?       Робин взглянул на Киллиана, так как тот по-прежнему хранил молчание. — Теория «домино» в этом случае себя очень хорошо оправдала: одно имя привело к другому. Что касается Френча, то у нас достаточно материала, чтобы надолго лишить его свободы. Заговор с целью совершить убийство, пособничество с целью его осуществления, ну и прочие, прочие. Кстати, на нём, возможно, и убийство, совершённое в Лондоне, — не говоря уже о хищениях и незаконном провозе ценностей через границу. Нет…       Робин с интересом посмотрел на кончик сигары. — Думаю, что на весьма продолжительное время мы будем избавлены от его беспокойной персоны.       Локсли подождал ещё секунд тридцать, ожидая ответа, а потом сказал, словно вёл диалог: — Ты, конечно, время от времени будешь давать свидетельские показания, но это не должно мешать твоей новой профессии… «Упрямый молодой дурень», — подумал Робин, попыхивая сигарой. Он решил испытать железную выдержку Киллиана Джонса. — Эмма мне сказала, что отдала Нилу несколько десятков тысяч долларов, чтобы помочь ему бежать.       Зорко наблюдая за возможной реакцией, Робин внезапно уловил слабую искорку интереса в глазах Джонса, но она сразу же погасла. Впрочем, этого было достаточно, чтобы подтвердить одну идею, пришедшую Робину в голову, когда он встретился со своей крестницей. — У Эммы такое ощущение, что её сделали соучастницей. Странно, однако Нил ни разу не упомянул о том, что она дала ему деньги, а я сам с ним об этом не говорил. Ходит слух, что ты с ним тоже виделся сразу же после того, как его доставили сюда…       Локсли замолчал, предлагая Киллиану высказаться.       Джонс на эту наживку не клюнул.       Локсли пришлось самому продолжить разговор как ни в чём не бывало. Ничего, ему таки удавалось не единажды раскалывать такие вот крепкие орешки. — Думаю, можно было бы успокоить Нила на этот счёт. Разумеется, Эмма вполне может вынести потерю пары десятков тысяч. Хотя нам придётся поволноваться, чтобы привести её в спокойное состояние духа, — сказав это, Робин немного помолчал и улыбнулся: — Понимаешь, всё дело в её понимании совести. — Как она?.. — вырвалось у Джонса.       Локсли мысленно выругался, но внешне остался совершенно спокойным. — Знаешь, совсем неплохо, — Робин покрутился туда-сюда на кожаном кресле. — Надо сказать, Киллиан, что я был просто сражён её видом, когда приехал в больницу. Никогда в жизни не видел Эмму больной, и, признаюсь, я испытал потрясение.       Джонс достал сигарету и почти агрессивно, не сдерживая себя, чиркнул зажигалкой. — Но сейчас Эмма опять прыгает как ни в чём не бывало, — продолжал Локсли, довольный реакцией, вызванной его словами. — Почти довела до сумасшествия своего врача, Вэйла, пока он наконец не выписал её. Представляешь, сразу же начала работать. Ох уж этот магазин! — Робин усмехнулся. — Не думаю, что скандальная известность повредит её делу.       Заметив напряженность в осанке Киллиана, Локсли замолчал и потушил сигару. — Эмма в высшей степени похвально отзывается о тебе. — Неужели? — Киллиан выдохнул облачко сизого дыма. — Моя задача была обеспечить её безопасность. Но я совершенно не справился с этим поручением. — Эмма жива и здорова, — поправил его Локсли. — И так же упряма, как всегда. Мы с Августом пытались убедить её уехать в Европу отдохнуть, поправиться. Но она и слышать об этом не желает. — Робин откинулся на высокую спинку кресла, улыбаясь. — Говорит, что собирается сидеть здесь безвылазно.       Киллиан быстро перевёл взгляд с окна на галстучную булавку Робина. В нём внезапно и яростно пробудились чувства, и потребовалось немалое усилие, чтобы их подавить. — Верится с трудом, — выдавил из себя Джонс. — Свон никогда не могла усидеть на месте. — Ну, во всяком случае, Эмма мне так сказала, — Робин сложил пальцы домиком. — Она дала мне полный отчёт, со многими подробностями, которые ты опустил. Очевидно, — заметил Локсли, увидя, что Киллиан прищурился, — у тебя было очень много хлопот. — Да уж достаточно, — парировал Джонс.       Локсли выпятил губы, непонятно, то ли размышляя на этот счёт, то ли соглашаясь. Киллиан не понял. — Эмма думает, что она очень плохо справилась с этим делом. — Она справилась чересчур хорошо, — проворчал Джонс. — Если бы Эмма оказалась слабее, я бы просто увёз её подальше. — Да, ну… Существуют разные точки зрения по этому поводу, конечно. — Локсли посмотрел на тройную рамку с фотографиями жены и детей. Он тоже иногда не во всём соглашался с Реджиной. И вспомнил взгляд Эммы, когда она спросила его о Джонсе. — Разумеется, дело закончено, — заметил Робин, — и я не совсем уверен, что сейчас Эмма не падёт духом, — знаешь, бывает замедленная реакция.       Джонс медленно произнёс про себя: «Это меня не касается».       Вышло неубедительно. — Думаю, Эмма справится. У неё дома полно людей, которые могут о ней позаботиться, — сказал Киллиан уже вслух как можно равнодушнее.       Робин рассмеялся. — Обычно всё бывает наоборот. Это Эмма наполовину обслуживает свой штат прислуги. Разумеется, некоторое время Джоанна будет суетиться и кудахтать, пока Эмме не захочется кричать и бесноваться от этой заботы. Но, конечно, кричать она не станет. Джоанна работает у неё в доме уже двадцать лет. А кроме того, есть ещё кухарка. Тоже служит примерно столько же. Прекрасное печенье делает, кстати, — Робин помолчал, очевидно, вспоминая вкус. — Года три назад Эмма оплатила все медицинские счета, когда у кухарки случился инсульт. И, наверное, ты видел старика-садовника.       Джонс проворчал, раздавливая сигарету в пепельнице. — Да, на вид лет девяноста. — Ему девяносто два, если мне не изменяет память. Эмма не собралась с духом его уволить и наняла ему в помощь мальчишку для тяжёлой работы. А маленькая горничная, Эшли, дочь шофёра её отца. Когда шофёр умер, Эмма взяла к себе в дом девочку, — Робин вздохнул. — Она верна людям. И эта верность и вечное желание помочь и замечательны, и в то же время постоянно создают ей лишние трудности.       Ну, а теперь, по мнению Локсли, наступило время бросить «бомбу». — Эима наняла адвоката для Нила.       На этот раз реакция Джонса, скорая и яростная, не заставила себя ждать. — Что она сделала?!       Беспомощно разведя руками, Робин, стараясь не улыбаться, пояснил: — Эмма считает, что ответственность лежит на ней. — С чего это она так решила?       Киллиан уже не мог сдерживаться, вскочил со стула и зашагал по кабинету. — Если бы Кэссиди не работал на неё, он бы не попал в эти сети, — пожал плечами Робин. — Ну ты знаешь ход мыслей Эммы не хуже меня. — Да, если она при этом вообще думает. Ведь это Кэссиди поставил её под удар. Он отвечает за всё, что с ней случилось. Эмму два раза чуть не убили, потому что у него кишка тонка защитить её. — Да, — невозмутимо согласился Локсли. — Нил действительно во многом виноват. — Робин сделал лёгкий, многозначительный нажим на местоимении. Киллиан вопросительно посмотрел на комиссара. Локсли ответил понимающим взглядом. «Как Киллиан похож на отца сейчас — такой же импульсивный, эмоциональный, горячий. Но всё-таки Бренан, — продолжал размышлять Робин, — не способен был так обуздывать себя».       Киллиан снова отвернулся. — Если Эмма желает нанять Нилу адвоката, — сказал Джонс тихо, — что ж, это её дело. Меня это совершенно не касается. — Не касается? — Послушайте, комиссар, — Киллиан возмущённо уставился на Локсли, — я принял приказ к исполнению, я выполнил порученное мне дело. Я написал отчёт о моих действиях. Я также подал рапорт об отставке. Я с этим завязал. «Посмотрим-посмотрим, как долго ты сможешь убеждать себя в этом», — подумал Робин.       Улыбаясь, Локсли протянул руку: — Конечно, и, как я уже сказал, мы сожалеем, что расстаёмся с тобой, Киллиан.

***

      Когда Джонс вылез из машины, в воздухе пахло снегом. Он взглянул на небо — ни луны, ни звёзд.       Пронзительный ветер завывал в ветвях обнажённых деревьев. Киллиан оглядел дом. Окна светились в гостиной и в спальне Эммы. Но пока он смотрел, верхний свет в спальне погас. «Может быть, Эмма уже легла спать, — подумал Киллиан и сгорбился под напором ветра. — Надо зайти, хотя мне совсем не место здесь».       Говоря себе это, Джонс уже поднимался по ступенькам к входной двери. Он твердил себе, что надо развернуться, сесть в машину и уехать в Нью-Йорк. Он проклинал беса противоречия, который заставил его примчаться сюда. Продолжая чертыхаться, Киллиан поднял руку, чтобы постучать.       Но прежде чем Джонс коснулся костяшками резного дубового полотна, дверь распахнулась. Он услышал волнующий смех, почувствовал мгновенное прикосновение меха к ногам и едва удержал Эмму, которая, устремившись бегом за Улиссом, налетела на Киллиана.       И всё, что Джонс хотел забыть, снова в единое мгновение ожило в его памяти — её прикосновение, аромат, её кожа под его губами. А Эмма отшатнулась и посмотрела Джонсу прямо в лицо. Глаза Свон сразу засветились и ожили, вся она вспыхнула от радости. Киллиан стоял в напряжённой позе, и от её улыбки у него вдруг задрожали колени. — О, Киллиан! Извини, мы с Улиссом чуть не сбили тебя с ног.       Свон не сознавала, насколько её слова близки к истине. Джонс быстро выпустил её руку и отступил назад. — Ты собиралась уходить? — Только чтобы прогуляться с Улиссом. — Эмма взглянула поверх его плеча и безнадёжно махнула рукой. — Он уже убежал.       Снова посмотрев на Киллиана, Эмма протянула ему руку: — Приятно тебя видеть. Проходи, выпей, согрейся.       Джонс осторожно прошёл в холл, но руки не пожал. Эмма бросила куртку на столик около лестницы, оставшись в джинсах и длинной футболке с нарисованными иероглифами. Свон зажмурилась на мгновение, пока стояла к Киллиану спиной. — Пойдём в гостиную, — сказала Эмма, лучезарно улыбаясь, когда снова повернулась к нему лицом. — Там горит камин.       И, не ожидая ответа, Свон бросилась к дверям гостиной. «Двигается как обычно, — отметил про себя Джонс. — И синяков под глазами нет — исчезли, словно их никогда и не было. Сейчас она такая же, как при первой нашей встрече, женщина неистощимой энергии».       Киллиан медленно следовал за ней. Когда он вошёл, Эмма уже наливала ему в стакан ром. — Я так рада, что ты приехал. В доме слишком тихо.       Свон взяла хрустальный графин с мартини, не осознавая, что это за жидкость. Не переставая болтать, она налила себе. — Конечно, это замечательно — прожить в тишине и спокойствии несколько дней, но теперь я почти жалею, что всех отпустила. Конечно, мне пришлось бог знает что придумывать, чтобы выставить их отсюда. «Ты говоришь слишком быстро, очень быстро», — заметила себе Свон, но остановиться не смогла. — Я сказала Августу и слугам, что отправляюсь на Ямайку, где целую неделю буду валяться на пляже. Купила всем авиабилеты и отправила их к чёрту, куда хотят. — Но ты не должна жить одна, — Киллиан, нахмурившись, взял из рук Эммы стакан. — А почему нет? — Свон рассмеялась и откинула за спину волосы. — Не могу выносить, когда со мной обращаются, как с инвалидом. Мне этого по горло хватило в больнице.       Потягивая вермут, Эмма повернулась к огню. Она не позволит Джонсу заметить, что обижена. Каждый день, заточённая в стерильно чистой белой палате, она ждала его звонка, не сводила взгляда с двери, надеясь, что он войдёт. И ничего. Киллиан вырвал себя из её жизни, когда она была слишком слаба, чтобы ему помешать.       А Джонс смотрел на тонкую, прямую спину и думал, как же он сможет уйти, даже не прикоснувшись к Эмме. — Как ты? — вопрос Киллиана был краткий и резкий.       Пальцы Эммы сильнее сжали бокал. «А тебе не всё равно?» — подумала она.       Свон снова сделала глоток мартини, чтобы проглотить гневные слова, которые хотела бы обрушить на голову Джонса. Вместо этого она спросила: — А как я выгляжу?       Киллиан всё смотрел и смотрел, не в силах оторваться. Он только теперь понимал, как ему не хватало этой женщины. — Тебе надо прибавить в весе.       Эмма коротко рассмеялась: — Спасибо, очень тебе благодарна.       Желая заполнить нависшую паузу, Свон подошла к пианино и начала рассеянно нажимать на клавиши. — Ты дописал книгу? — Да. — Значит, у тебя всё хорошо? — Всё просто отлично.       Джонс сделал глоток, надеясь, что алкоголь смягчит боль в сердце. — Твоей маме понравилась статуэтка?       Киллиан смущённо сдвинул брови: — О да. Ей понравилось.       Они стояли в молчании, нарушаемом только треском поленьев и одиночными звуками клавиш. «А так много надо было сказать», — подумал Киллиан. И он ничего не может. Идиот, не смог удержаться и приехал. — А ты снова работаешь в магазине? — спросил Джонс. — Да, с тех пор как все всё узнали, мы получили такую рекламу, что покупатели хлынули рекой. Ну, я полагаю, что ажиотаж скоро спадёт. А ты уволился из полиции? — Да.       И вновь тишина, ещё более весомая и тягостная, чем раньше.       Эмма пристально глядела на клавиши, словно сочиняла симфонию. — Ты хочешь оборвать все ненужные связи, Джонс? — Да, что-то вроде того, — пробормотал Киллиан.       Свон подняла голову и взглянула на него. Потом подошла к окну. — Ну что ж, — прошептала Эмма и начертила пальцем на запотевшем стекле какой-то замысловатый узор, — я думаю, что полиции я рассказала то, что нужно рассказывать. В мою больничную палату беспрестанно шли люди в чёрных костюмах, — Эмма опустила руку. — Но почему ты ни разу меня не навестил или хотя бы не позвонил?       Голос Свон перестал дрожать, но она неотрывно смотрела на отражавшуюся в стекле люстру. — Наверное, потребовалось дополнить мои показания, вот ты и приехал? — Понятия не имею, какого чёрта я сюда явился! — огрызнулся Джонс и хлопнул по столу пустым стаканом. — А не приезжал я потому, что не хотел тебя видеть. Не звонил, потому что не хотел с тобой разговаривать. — Ну, тогда всё ясно.       Киллиан шагнул к Эмме, остановился и сунул руки в карманы брюк. — Как рука? — Прекрасно! — Эмма рассеянно коснулась затянувшегося шрама, думая о той ране, которая не заживет уже никогда. — Вэйл сказал, что даже шрам со временем исчезнет. — Здорово. Правда, здорово, — сказав это, Джонс вытащил пачку сигарет и швырнул на стол. — Я тоже обрадовалась, — спокойно продолжала Эмма. — Не люблю шрамы. — Ты действительно уверена в том, что сказала? — неожиданно вырвалось у Киллиана. — О шраме? — Да нет, не о шраме, чёрт бы его побрал!       В отчаянии Джонс взлохматил волосы. — Я всегда стараюсь говорить только то, что думаю, — тихо ответила Эмма.       Сердце её забилось от волнения. Свон старалась говорить очень чётко, тщательно выговаривая каждое слово. — Ты говорила, что любишь меня… — Киллиан напрягся каждым мускулом, каждой жилкой. — Ты действительно уверена в этом?       Глубоко вздохнув, Эмма повернулась к Джонсу. Лицо у неё было спокойное, взгляд сдержанный. — Да, уверена. — Это всё из-за твоего дурацкого чувства благодарности, — заявил Джонс. Он подошёл к огню, потом снова вернулся к Свон.       На сердце у Эммы потеплело. Она одновременно почувствовала облегчение, и ей стало смешно. — Да нет, мне кажется, я понимаю разницу между этими двумя чувствами, — заметила Свон. — Иногда я очень благодарна мяснику за то, что он прислал хороший кусок мяса, но я до сих пор ещё не влюбилась в него. — О, тебе, конечно, всё это просто забавно! — Киллиан бросил на неё гневный взгляд. — Неужели ты не понимаешь, что это всё от стечения обстоятельств? Просто ситуация такая сложилась! — Правда? — Эмма улыбнулась и подошла к Джонсу. Тот попятился назад. — Мне ничего от тебя не нужно, — сказал он быстро. — И я хочу, чтобы ты это понимала… — Мне кажется, я понимаю, — Эмма дотронулась до его щеки. — Очень хорошо понимаю.       Киллиан схватил Свон за запястье, но оттолкнуть Эмму было выше его сил. — Ты понимаешь, что я почувствовал, глядя, как ты лежишь без сознания, истекая кровью у меня на руках? Ты знаешь, что я чувствовал, видя тебя лежащей на больничной кровати? Ты была бледная как смерть! Да что там, я видел трупы, которые в гроб краше кладут!       Пальцы Киллиана вздрогнули и выпустили запястье Свон. — Чёрт возьми, Эмма! — Джонс резко отвернулся, чтобы налить себе ещё выпить. — Киллиан… — Свон обвила его руками за пояс. Как она не подумала, что он может чувствовать себя виноватым и корить себя, так как её всё-таки ранили? — Я просто оказалась там, где мне не надо было быть. Я сама во всём виновата. — Не надо, Эмма, — Киллиан твёрдо разомкнул её руки. — Я ничего не могу тебе дать, понимаешь? Ничего. Мы живём в разных мирах. Мы даже едва ли поймём друг друга.       Если бы Киллиан сейчас смотрел на Эмму, то заметил бы, как между её бровями показалась знакомая чёрточка. — Не понимаю, о чём ты? — нахмурилась Свон. — Да ты посмотри на всё это! — Киллиан обвёл рукой гостиную. — Где ты живёшь и как ты живёшь? Для меня это другая жизнь. — О, да ты сноб, Джонс, — задумчиво произнесла Эмма. — Да, чёрт побери, неужели ты ничего не понимаешь? — Киллиан в ярости схватил её за плечи. — Я не хочу быть с тобой! — А ну-ка повтори, — предложила Эмма.       Киллиан открыл было рот, но вместо слов только ещё раз встряхнул Свон. — Ты не имеешь права, Эмма, — никакого права так владеть мной, что я больше думать ни о чём не могу. Я хочу, чтобы тебя не было в моей жизни. Отныне и навсегда. — Киллиан, — тихо ответила Эмма, — ну почему бы тебе не перестать бесноваться попусту и не сдаться на милость победителя? Я здесь, и никуда уходить не собираюсь.       Каким образом его пальцы запутались в мягких густых локонах Свон, Джонс не помнил. Отчаянно сопротивляясь, Киллиан тем не менее выкинул белый флаг. — Будь я проклят, Свон, но я тебя люблю и готов тебя за это задушить.       Серые глаза потемнели и метали молнии. — Ты меня одурманила, — угрюмо сказал Киллиан Эмме, которая стояла рядом, такая сдержанная, прекрасно владеющая собой. — Ты с самой первой нашей встречи меня приворожила, так что я и шагу без тебя ступить не мог.       И, снедаемый яростью и желанием, Киллиан сильно прижал Эмму к себе. — Я же стал опасаться, что окончательно рехнусь, если снова тебя не поцелую.       Эмма с готовностью обвила шею Киллиана руками, а он сразу же впился в её губы яростным поцелуем. — Я хочу тебя, — прерывисто выдохнул Джонс, а руки уже снимали с Эммы одежду. При виде её обнажённой груди он застонал: — Как давно, как долго я ждал. — Слишком долго.       Эмма не церемонилась с рубашкой Джонса, рывком распахнув её, заставляя пуговицы отлететь во все стороны. Свон стащила с него джинсы и бельё. Джонс сходил с ума от прикосновений её проворных пальцев. У Эммы раскраснелись щёки и глаза горели лихорадочным блеском.       Они упали прямо на пушистую шкуру перед камином. Говорить было уже невозможно. Рядом шипел огонь, новые языки пламени лизнули дерево. Ветер стучал в окна.       Хриплое дыхание срывалось с губ в ответ на горячие ласки, на руки, что скользили по телу. Губы Киллиана сомкнулись на вершинке груди, вызывая тихий стон. Эмма выгнулась навстречу ласкам Джонса, запуская руки в его волосы и прижимая к себе. Огонь желания «разъедал» изнутри, сжигал все барьеры, которые Свон так старательно выстраивала ранее. Она почувствовала руку Киллиана между ног, и, когда его пальцы скользнули внутрь, громко застонала, разводя ноги шире, приглашая войти, обладать, стать наконец единым целым.       Затуманенный взгляд лихорадочно блуждал по лицу, умоляя продолжать. Ощущение подрагивающей плоти, замершей в ожидании, сводило с ума. Эмма приподняла бёдра, подаваясь вперёд. Стон, одновременно сорвавшийся с губ, утонул в коротком поцелуе. Несколько плавных движений, позволяющих привыкнуть, задевающих каждый миллиметр чувствительной плоти внутри. И рывок, последовавший за ними, вызывающий короткий вскрик, заставил Эмму вцепиться в плечи Киллиана и выгнуться дугой. Тихий стон пронзил тишину.       Вокруг не существовало больше ничего. Было только здесь и сейчас; только одно целое, движения в такт, навстречу; одно дыхание на двоих. Тела, переплетённые друг с другом. И протяжный стон Эммы, замерший где-то в изгибе шеи Киллиана.       Джонс захотел лечь на бок, но Свон его удержала. — Не двигайся. — Но я тебя раздавлю. — Немножко.       Джонс поднял голову и растворился во взгляде колдовских зелёных глаз. Эмма засмеялась и, обхватив его голову ладонями, притянула к себе, чтобы ещё раз поцеловать в губы. Киллиан нежно обвёл пальцем контур лица Свон. — Я тебя люблю, Эмма. — И всё ещё злишься из-за этого?       Киллиан зарылся лицом в её волосы, но Эмма успела уловить его улыбку и услышать: — Нет, сдаюсь и смиряюсь.       Свон легонько вскрикнула и ущипнула его за плечо. — Смиряется, он, а? Очень лестно. Ну что ж, я тоже не мечтала влюбиться в экс-полицейского с дурным характером, который только и знает, что сыпать приказаниями направо-налево.       Джонс губами нежно коснулся её шеи. — А в кого же ты собиралась влюбиться? — Ну, я представляла себе кого-то из голливудских красавчиков.       Джонс фыркнул и взглянул на Эмму. — Ну что ж, ты очень близка к цели. Ты выйдешь за меня замуж?       Эмма удивлённо вздернула бровь: — А у меня разве есть выбор?       Киллиан наклонился и, покусывая её губы, спросил: — Разве не ты постоянно утверждаешь, что у человека всегда есть выбор?       Несколько мгновений они гипнотизировали друг друга взглядом, а потом начали смеяться. Свон прижала Киллиана к себе и нежно поцеловала. Впереди — целая ночь признаний и удовольствий. А может, не только ночь или несколько лет…       А если… вся жизнь?..