Укрощая время

Весна довольно быстро пришла в Хогвартс. Не успели они опомниться, как все с нетерпением принялись ждать лета, а седьмой курс — выпускного. Гермиона была взволнована предстоящим: она не представляла, что будет делать вне школы. Как она могла вписаться в этот чужой мир? Мародеры планировали держаться вместе, что бы ни случилось. Она знала, что какое-то время так и будет. Год или два. Но странное тревожащее предчувствие не желало покидать ее. Сириус как никто понимал ее тревоги. Однажды он признался, что тоже боится грядущего. Они урывали дни, чтобы побыть вдвоем. Бездельничали в саду, смотрели друг на друга, стараясь запечатлеть в памяти эти мгновения. Чтобы всегда помнить. У Сириуса были вопросы, на которые Гермиона отказывалась отвечать. Он старался расспрашивать ее о малозначительных деталях будущего: хорошо ли играет команда Гриффиндора по квиддичу или как долго Министр магии останется на своем посту. Гермиона отказывалась отвечать, за исключением тех случаев, когда могла дать расплывчатый ответ. В целом, все было в порядке. Гермиона наслаждалась жизнью, хотя порою ее одолевало волнение. Но чем дальше шло время, тем большая тревога пробирала ее. Ее не покидало ощущение конца. Словно ее пребывание в прошлом подходит к концу. В этот день гриффиндорцы (и Мэдди) встретились вместе за столом в библиотеке. Через несколько недель должны были начаться ТРИТОНы, и они собрались, чтобы подготовиться к экзаменам. Казалось, вся школа замерла в напряжении, хотя эти испытания и предназначались лишь семикурсникам. Гермиона, Сириус, Ремус, Мэдди и Лили собрались в библиотеке с несколькими учебниками и стопками пергаментов. Сириус не собирался присоединяться в этот день к их компании, но Гермиона убедила его посетить их небольшую учебную сессию. — Думаешь, нам нужно знать зелье от икоты? — Ремус, не поднимая на Гермиону глаз, просматривал свои записи по зельям. — Слизнорт упоминал об этом несколько раз за эту неделю, — Гермиона вспомнила, как профессор бессвязно бормотал, бросая тонкие намеки на то, что их ожидает на экзамене. По крайней мере, он не был похож на Снейпа. Тот не дал бы студентам даже подсказок. Сириус застонал, уронив голову на стол. — Слишком много материала нужно запомнить. — Ну так продолжай работать. От этих тестов зависит твоя дальнейшая жизнь, — Лили кинула на него раздраженный взгляд. Подготовка к ТРИТОНам сильно повлияла на нее: рыжие волосы были небрежно стянуты назад, а испачканные чернилами пальцы напоминали Гермионе ее собственные. — Они не определяют всю твою жизнь, они просто влияют на некоторые аспекты, — Ремус все так же не отрывал глаз от текста продвинутых зелий. — Да, профессора явно преувеличивают важность ТРИТОНов, — рассудила Мэдди. Гермиона слушала своих друзей с легкой улыбкой, одновременно с этим перебирая свои заметки по ЗоТИ. Ей нравилось учиться. Эти привычные действия успокаивали ее. — Как думаешь, твои оценки будут иметь значение? — с шепотом Сириус наклонился к Гермионе, сидящей рядом с ним. Она пожала плечами. — Я в любом случае собираюсь подготовиться. Сириус принял ответ, и вся группа на некоторое время погрузилась в молчание. Единственными звуками были царапанье перьев и шелест бумаг. Однако, спустя час большая часть их группы ушла. Сириус убежал на тренировку по квиддичу, а Лили, заскучав, решила присоединиться к нему как наблюдатель. Гермиона, Ремус и Мэдди остались одни, пока Гермиона наконец не решила, что ей необходим перерыв. Она собрала свои вещи и попрощалась, предвкушая прелести горячего душа, а затем столь необходимого сна. Коридор, ведущий обратно в гриффиндорскую башню, был пуст и тих, единственным звуком были шаги Гермионы. От чего-то в этом пустынном месте она неожиданно почувствовала странный приступ тревоги. Это было похоже на то чувство, которое испытываешь, когда случайно проходишь сквозь призрака. Гермиона припомнила, как однажды чуть не прошла через Почти Безголового Ника в Большом зале. В тот раз ее пробил легкий озноб, а желудок будто ухнул вниз. Но чувство, завладевшее ей в эту минуту, явно не было виной призрака. Гермиона взглянула на свою руку и громко ахнула. Ее обычно бледная кожа теряла цвет, становясь прозрачной. Она исчезала. — Нет, — затараторила Гермиона, — нет-нет-нет! Она продолжала твердить это как мантру, с ужасом рассматривая свои растворяющиеся прямо в воздухе руки. Она подавилась воздухом, не в силах сделать вдох. Она знала, что происходит. Такое уже случалось. Все повторялось. Но через пару минут все прекратилось. Ее руки возвращали себе цвет, а странное ощущение, поселившееся внутри, покинуло ее. Но это не помогло справиться с нахлынувшей на нее паникой. Гермиона быстро преодолела оставшееся расстояние до гриффиндорской гостиной. Оказавшись внутри, она поспешно осмотрела помещение, обнаружив, что оно относительно пустое. Стараясь не привлекать к себе внимания, она неспешно поднялась в спальню девушек. Оказавшись в безопасности, она закрыла за собой дверь и направилась к кровати. Этого просто не может быть. Только не сейчас, когда все начинало налаживаться. Они с Сириусом влюблены, и она открыла ему свой самый большой секрет. Как она могла бросить его, или хоть кого-то из них. Их ожидала война, и она не могла смириться с мыслью, что им придется сражаться в одиночку. Но у неё действительно не было другого варианта. Она не могла изменить будущее, это могло привести к чему-то катастрофическому. Где-то в глубине души Гермиона знала, что рано или поздно это случится. Лето стремительно приближалось. Она знала, что не смогла бы, и не должна была бы продолжать быть частью их жизни, жизни мародеров. Она не могла изменить того, что произойдет. Она не могла помешать Питеру присоединиться к Волдеморту, она не могла предотвратить гибель Джеймса и Лили, она не могла спасти Сириуса от Азкабана, и она не могла остановить войну. Это было неизбежно. Поэтому Гермиона и заключила сделку с собой. Она ни на что не повлияет, ничего не изменится. Но она постарается оставаться здесь как можно дольше, даже если она и не может на самом деле контролировать свое путешествие. Она будет готова. Она со всеми попрощается. Она постарается, чтобы Сириус знал, как сильно она его любит, и как ей жаль, что она оставляет их. Она могла только надеяться, что он поймет. От одной мысли, что это разобьет ему сердце, у нее подгибались колени, но сейчас это казалось неизбежным.