Эх, глотнуть бы сейчас старого доброго меда...

Честно говоря, вся эта глава написана соавтором - Volchik, за что ей низкий поклон. Имперца звали Цицерон – и, пожалуй, это было единственное, что я понял из его прыгающей, бессвязной, пляшущей на грани бреда речи. Нет, вру: еще он все время твердил о некоем Слышащем, которого «бедный Цицерон» (сиречь он) потерял, и что теперь его матушка жестоко-жестоко его накажет… Мда. Суровая, небось, тетка, раз он так нервничает. Маркурио оказался выносливей меня и разжился информацией, что этот таинственный «Слышащий» был утерян где-то полдня назад и более не обнаруживался. Наверное, магу удалось бы узнать еще что-нибудь полезное, но тут странный незнакомец затянул песенку про прирезанного барда – и крыша Марка, почувствовав угрозу свободного полета, почла за лучшее прекратить расспросы. А вот Шунари повела себя странно. Вместо того чтобы по своему кошачьему обыкновению приставать к незнакомцу с вопросами, она отошла в сторонку от нашей галдящей компании и, усевшись прямо на землю, обхватила голову лапками и начала ритмично раскачиваться, негромко повторяя: - Слышащий… Слышащий… - Ты чего? – слегка напуганный этим поведением (а вдруг безумие – заразная штука?), я присел на корточки и потрогал ее за узкое плечико. Кошка скосила на меня золотистый глаз и недовольно буркнула: - Не видишь, я вспоминаю! - Вспоминаешь что? Тут за моей спиной снова раздалось душераздирающее: «Слышащий!», и этот крик буквально магически подействовал на каджитку. Громко мяукнув «вспомнила!», Шу радостно заскакала по пыльной дороге. На четырех пружинистых лапах, как обычная кошка. Мы с Маркурио переглянулись; маг опасливо покосился за спину на найденного нами шута. Нет, его безумие было определенно из списка заразных болезней… - Я вспомнила! – между тем Шунари перестала изображать из себя огромный меховой прыгучий шарик и повернулась к нам, победно размахивая длинным хвостом. – Делвин мне рассказывал! Слышащий! Темнюшники! Из Дан… стара. - тут она осеклась, увидев наши вытянувшиеся лица и, явно что-то сообразив, замолчала. - Какие еще «темнюшники»? – неугомонный маг немедленно попытался вытянуть из нее информацию, но каджитка состроила ему невинную мордочку и мяукнула: - Секрет Гильдии! - Что?! Какие тут могут быть секреты из-за этого безумца?! Едва успев отловить Марка за воротник его мантии (парень уже было полез к кошке «разбираться в вопросе»), я встряхиваю его для острастки и поворачиваюсь к воровке. Та благодарно улыбается мне своей «котявой» улыбкой. - То есть, ты знакома с этим… шутом? - Ну, не совсем, - Шунари явно пытается подобрать слова, которые бы одновременно ввели меня в курс дела и при этом не выдали ее «гильдейских» секретов. – Я знакома с той… организацией, на которую он работает. Можно сказать, она иногда сотрудничает с нами. - То есть, он – твой коллега? Каджтика как-то странно кривится. - Только если очень отдаленный… Интересно, что же это за такое сборище, что сотрудничает с воровской Гильдией? Впрочем, Шу обычно не молчит просто так, из вредности: тайны она скрывает, только если на это есть веские причины. А причины явно были, и нешуточные… То-то она так настороженно вглядывается в найденного нами имперца. - Здравствуй, Цицерон, - наконец, здоровается она. Шут с явным интересом устремляет на нее мутноватый взгляд черных, как угольки, глаз. – Я – Шунари, вор из Рифтенской Гильдии… Лицо безумца слегка проясняется; он хватает испуганно ойкнувшую кошку за обтянутые в кожаную броню лапки и начинает радостно скакать вокруг нее, приговаривая: - Добрый вор! Вор обязательно поможет найти Цицерону Слышащего! Я знал, я знал, что Матушка не оставит меня в одиночестве и направит мне на помощь друга!.. - Эээ… да, конечно, - к счастью, каджитка почла за благо согласиться с имперцем. – Только расскажи сначала, куда вы со Слышащим шли?.. …Спустя еще около получасовой бредовой лапши, развешанной на мои с Шу уши (Маркурио, как самый здравомыслящий из нашей компании, пошел проведать лошадей) мы наконец выяснили, что шут со своим таинственным компаньоном направлялись в Айварстед. Не совсем нам по пути, конечно, но крюк небольшой. - Рейген? - воровка вопросительно склонила ушастую головку набок, спрашивая моего мнения. Я пожал плечами: - Ну давай проводим этого… блаженного. - Я знала, что ты согласишься! Тем временем Цицерон, явно сообразивший, что мы будем его «отрядом спасения», неожиданно жалобно поднял брови и пожаловался: - Цицерон голодный. Хочет морковку… Вэлха настороженно всхрапнула: делиться своим любимым угощением ей явно не хотелось. Каджитка поправила сползший набок капюшон и, заглянув в свой дорожный рюкзак, извлекла из него какой-то небольшой предмет и протянула шуту. - …или сладкий рулет! Уф. По крайней мере, мне не придется делиться с ним оленьей отбивной. У меня их всего две штуки осталось. Расслабившись, я уже было направился к Морозу, когда случилось непредвиденное… - Я маленьких котят люблю… - довольно замурлыкал себе под нос шут, с аппетитом поглощая сладкое лакомство. – Крысиным ядом их кормлю… Спина Шунари деревенеет. Медленно повернувшись к шуту, кошка тянет руку за спину, к замотанной в ткань Розе Сангвина – и, судя по ее сверкающим, как молнии в руках магов глазам, на этот раз она будет использовать посох исключительно как тяжелый ударный предмет. - Так это ТЫ придумал эту песню, певец хренов?! Да я тебя к Мерунесовской матери размажу!!! - Спасите бедного Цицерона!.. Я устало вздохнул: судя по всему, разнимать эту парочку придется мне. Ну и какой был тогда смысл уходить из стражи?.. - Покажи еще раз! Я не поняла, куда клинок лететь должен… Очередной раз вздрогнув от свистящего пения распарывающего воздух кинжала, я опять тянусь к переметной сумке, притороченной к луке седла Мороза. Поискать там нордского меда. Понятное дело, хмельного напитка там уже давно нет (все выхлебал этот чертов маг), но я все же каждый раз надеюсь на чудо. Потому что адекватно воспринимать происходящее в трезвом виде мои стражнические привычки попросту отказывались. Начало пути в деревню, несмотря на едва не случившееся смертоубийство, прошло на редкость спокойно: Цицерон носился где-то впереди, периодически оглядываясь назад и, приплясывая от нетерпения, покрикивал: «Ну пошли же! Скорее!». Шунари, снова устроившаяся на крупе моего Мороза, кричала что-то в ответ, и шут снова убегал. Мы с Марком просто молча терпели это безобразие и рысили следом за безумцем. Но, к сожалению, в какой-то момент рыжий имперец углядел на поясе кошки ее эбонитовый кинжал – и неожиданно попросил: - Дай! - Зачем тебе? – все еще дующаяся за «котят» воровка недоверчиво сощурила золотистые глаза. - Цицерон покажет фокус! Ну, пожалуйста! Заинтригованная таким заявлением, Шу все же протянула ему оружие – и тут этот безумец показал… нет, назвать это «фокусом» было бы оскорблением того, что мы увидели. Если бы маги умели не только призывать клинки, но и управлять ими – вышло бы примерно это. А так… Кинжал бабочкой порхал меж пальцев шута, единственным языком металлического пламени взметался ввысь, легкий и смертоносный – чтобы затем послушно упасть рукоятью в подставленную ладонь. Грозно пел, рассекая прозрачный скайримский воздух, чертил ажурные узоры, вышивал в нем таинственное кружево ударов, посверкивая эбонитовой иглой. Плясал какой-то неведомый нам, но хорошо знакомый Цицерону опасный танец; и этот рыжий имперец в нелепо звенящем шутовском колпаке плясал вместе с ним, отбивая на пыльной дороге рваный ритм каблуками своих алых сапог… Даже мы с Марком уставились на это невиданное, отточенное долгими годами практики мастерство. Что до Шунари – она просто буквально кувыркнулась с Мороза, подлетев к безумцу с единственным требованием: - Научи! Я было недовольно скривился: держи карман шире! С чего это ловкому шуту разбрасываться своим умением? Но, к моему удивлению, Цицерон протянул эбонитовый кинжал хозяйке и достал свой – точно такой же. - Смотри… Сначала я попробовал протестовать – уж очень меня нервировала эта затея – но Шунари безапелляционно заявила, что не мешала мне тренироваться с луком, так что пускай теперь и я потерплю. Нет, она, конечно, в чем-то права… Но, на мой взгляд, дело попахивало совсем не простыми «фокусами», а чем-то гораздо более опасным. - Вот! Да, ловкий вор! У тебя получилось! Обрадованная Шунари ловко поймала свое ставшее таким послушным оружие и радостно засмеялась. А ведь совсем недавно она совсем не умела с ним обращаться – я помнил те нелепые удары, что она наносила разбойникам в форте Гринволл. Впрочем, сейчас сначала дела у нее тоже шли неважно: кинжал то и дело выскальзывал из ее когтистых пальчиков и падал в пыль; пару раз неосторожная кошка даже порезалась… - Неуклюжий кот, - заливисто смеялся Цицерон – и подсказывал: - Расслабь кисть. Лезвие должно плыть… понимаешь? Наверное, Шу его действительно понимала. А может быть, в ход пошла знаменитая каджитская ловкость. Так или иначе, но когда по обеим сторонам дороги начали выстраиваться стройные березки, которыми был известен Айварстед, на пыльном тракте плясали уже четверо: вор, шут – и их кинжалы. Марк молча покачивался на спине Вэлхи, уткнувшись в какую-то книгу, а я… я тихо завидовал. Вот бы меня кто-нибудь поучил обращаться с моим неповоротливым двуручником – так просто, ни за что. Нет, мастера, понятное дело, есть – я слыхал, что Соратники в Йоррваскре обучают желающих – но это стоило таких огромных денег, о которых я со своим скудным жалованьем стражника не мог даже и мечтать. А эта кошара «за просто так» буквально с нуля стала – ну, если не мастером, то очень неплохим экспертом во владении этого непростого оружия… Везет некоторым. От мрачноватых размышлений размышлений меня отвлек какой-то низкий, не очень громкий, но все же встревоживший меня звук. Впрочем, остальные мои компаньоны тоже насторожились: Маркурио оторвался от чтения и слегка удивленно оглядел окрестности, а «кинжальщики» прекратили баловаться и перехватили оружие поудобнее. - Что… - Тсс! Я прикладываю палец к губам, требуя тишины – и очень вовремя: звук раздается снова, на этот раз громче и ближе. И оказывается медвежьим ревом. - Даэдра тебя подери! – чертыхнувшись, маг мгновенно соскакивает с тревожно захрапевшей лошади, на ходу призывая заклинание Ледяного Копья. – Что ж нам так не везет в дороге? - Могло быть и хуже, - философски замечает каджитка, приседая на своих мягких лапах – и я с удивлением понимаю, что почти не различаю ее фигуру, застывшую в тени густой кроны деревьев. Казалось, стоит мне отвести взгляд – и я уже не смогу нашарить свою слившуюся с тенями хвостатую спутницу. Ну воры дают… Марк воздевает окутанные морозной дымкой руки: - Что может быть хуже медведя?! В повисшей тишине раздается еще один рев – на этот раз слева. - Два медведя, - подвожу итог я, тоже спешиваясь и выхватывая свой двуручник из-за спины. Удар могучей косматой лапы я выдержал без особых повреждений – стальная броня лишь слегка взвизгнула, когда медвежьи когти провели по ней, оставив едва заметные светлые бороздки. А будь я в обычной стражнической кожанке – лежал бы с распоротой грудиной. Так всего лишь несколько синяков останется… На лапу тут же обрушивается меч – и зверь, недовольно взревев, отшатывается назад, поджав раненую конечность. - Йирррау! Неугомонная Шу почти мгновенно наскакивает на черную тушу с оказавшегося беззащитным бока. Тонкое лезвие эбонитового кинжала полосует хищнику щеку; тот раскрывает пасть, готовясь укусить дерзкую противницу в ответ – и огромный ледяной шип вонзается прямо между оскаленных зубов, проломив толстую кость черепа. Глядя на оседающую неподвижную тушу, я было перевел дух: на этот раз мое тело избежало серьезных повреждений. Но тут кошка, испуганно мяукнув, перекатом ушла опять куда-то в длинные вечерние тени, а спустя мгновение на то место, где она стояла, приземлился… медведь, спрыгнувший с невысокой скалы. Ах да, их же двое. Забыл. Зверь поднялся на задние лапы; я вскинул меч, готовясь к обороне... Но вместо того, чтобы напасть на меня, хищник как-то странно дергается и начинает заваливаться набок. Провожаю его недоуменным взглядом, потом смотрю на то место, где только что находился противник – и к своему полному удивлению обнаруживаю там Цицерона, деловито обтирающего свой кинжал от черной медвежьей крови пучком жухлой прошлогодней травы. - Вот тебе и конец… - почти пропел рыжий имперец, поглощенный своей работой. Меня аж передернуло. Как обычный шут смог завалить такого могучего зверя, как медведь (тем более пещерный!) в одиночку, без брони и с единственным кинжалом?! Нет, этот безумец явно опасен. То-то Шунари осторожно подходила с ним знакомиться… Может, по пришествии в деревню сдать его своим бывшим коллегам-стражникам? Нет, плохо: моя хвостатая компаньонка будет против. Да и предъявить ему фактически нечего: ну мало ли человек хорошо с оружием обращается… Да и не мое это дело вообще. К счастью, в деревне, к которой мы добрались под вечер, оказалась хорошая просторная таверна, что резко примирило меня с событиями сегодняшнего дня. Хозяин этого гостеприимного заведения сразу смекнул, что мы при деньгах, и вынес нам запасы своей самой лучшей выпивки.Да и закуски не пожалел. Почувствовав, как в голову мягко ударил благодатный хмель, я подцепил с деревянной тарелки шмат лососевого стейка и огляделся. Марк сидел рядом и тоже обильно «возлегал» на ломящийся от яств стол, а вот парочки вора-шута не было. Их я обнаружил на крыльце таверны: судя по всему, шут прощался с Шунари и куда-то ее звал (в предложении присутствовали слова «братья» и «сестры», так что я решил, что он предлагает ей познакомиться с его семьей). Каджитка качала ушастой головой: «если выберусь… Работы ведь по горло, сам знаешь». - Ты хоть найдешь своего Слышащего? – скорее для порядка поинтересовался я. А то мало ли – вдруг еще каким-нибудь бедолагам вроде нас придется иметь с ним дело? Тогда местных предупредить надо, что ли… - Цицерон найдет! – уверенно заявил имперец, качая рыжей головой. – Он помнит, где Слышащий обещал ждать его. О, великий и могучий Слышащий!.. - Ну тогда пусть ветра Кинарет принесут тебе удачу, друг. Рассеянно наблюдая за тем, как его позванивающая бубенчиками фигура удаляется к мосту, я задумчиво спросил у довольно потянувшейся кошки: - И все же…. Кто он такой, Шу? Золотистый взгляд воровки задумчиво метнулся по моему лицу. Она явно прикидывала в уме: сказать – или лучше промолчать?.. - Обещаешь не трепать? - Обещаю, - серьезно пообещал я. - Ну ладно. Правда, эту фразу должен говорить ты, как бывший стражник… Шунари приподнимается на цыпочках и окликает удаляющегося шута: - Эй! Цицерон! Имперец оборачивается на ее голос; его красноватое от отсветов укрепленных на домах факелов выражает легкое удивление. Мордочка кошки становится серьезной; желтые глаза сверкают в надвигающихся сумерках – хитро, озорно – и понимающе. - Я знаю, кто ты. Слава Ситису. Мужчина в шутовском наряде на мгновение застывает… и вдруг словно преображается изнутри. Куда только подевалось его сумасшествие? – вместо странно приплясывающего и поющего глупые песенки безумца, проступив сквозь этот пестрый наряд, на нас с легкой, спокойной усмешкой смотрел прирожденный убийца. Ассасин Темного Братства. В моей голове что-то щелкнуло – и все вдруг резко встало на свои места: и бред о Слышащем и суровой Матушке (это он о Матери Ночи вещал!), и приглашение посетить «братьев», и почти волшебное владение клинками… Неужели все это время мы путешествовали с ходячей смертью – и даже не заподозрили об этом? Тем временем разоблаченный убийца что-то ловко выхватил из-за пояса. Короткий свист – и в плотное дерево перил между лап Шунари вонзается эбонитовый кинжал. Тот самый, с которым шут плясал всю дорогу. - На память, - коротко поясняет имперец и, склонив голову в звякнувшем алом колпаке, кивает кошке. – Да укроют тебя Тени, подруга. ...А спустя мгновение на пыльной, укрытой густыми сумерками дороге уже никого не было. С усилием выдернув оружие из деревяшки, Шу восхищенно цокает языком: - А мне до такого умения скрываться – как пешком до Лун! - Он… он… - до сих пор не могу прийти в себя от осознания случившегося. Каджитка смеется над моими попытками выразить свое удивление и хлопает меня по плечу: - Не бери в голову. В дороге еще и не такие спутники могут повстречаться. - Но не ассасин! - Почему нет? Не удивлюсь, если мы еще и на оборотня напоремся – а ты его не распознаешь, пока он при тебе не перекинется… Слегка обидевшись на подобное заявление, я уже было открываю рот для ответа, но тут дверь таверны распахивается – и к нам на крыльцо вываливается подвыпивший Меркурио в обнимку таким же слегка нетрезвым бретонцем. - Ребята! – радостно восклицает маг, размахивая едва откупоренной бутылкой меда Хоннинга. – Этот мужик – хозяин повозки! Он отвезет нас куда надо. За просто так, представляете? Бретонец согласно кивает и захмелевшим языком подтверждает сказанное Марком – хоть и не очень четко. - А лошадей куда? – с сомнением потерла пушистый подбородок Шунари, дернув левым ухом. - Рядом пойдут, - перспектива спокойно, без приключений добраться до Виндхельма на повозке вызвала у меня исключительно положительные эмоции. – Заодно отоспимся по дороге. Проснемся утром – и уже в городе! Каджитка какое-то время еще колеблется, но мы на пару с Маркурио все же умудряемся ее уломать. - Вот и отлично! – довольный имперец, даже не вспомнив о своем безумном соотечественнике, важно вручил оторопевшей воровке бутылку с медом. – Глотай давай, пока еще осталось. - Я ЭТО не пью… - брезгливо морщится Шу, передавая бутылку мне. Ну, это она правильно… Марк грозно сводит брови и, слегка пошатываясь, нависает над кошкой: - Кто не пьет – тот не норд! - Я каджит!!! …Снилась мне какая-то дребедень: драконы с головой Мавен Черный Вереск, матерящиеся на драконьем языке медведи и пляшущий в обнимку со скелетом Цицерон, одетый отчего-то в женский сарафан. Розовый и с цветочками. Но это было еще ничего. Потому что рано утром, когда солнце еще только-только показывало свои первые лучи из-за высоких горных вершин, меня разбудил ошарашенный вопль Шунари: - ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ В МАРКАРТЕ?!