***
Сегодня почти весь день в Аките шёл дождь, но под вечер тяжёлые тучи стянулись к морю, и теперь заходящее солнце мягким тёплым светом заливало двор школы. Мабучи вышла из здания школы, слегка щурясь от непривычно яркого света. По понедельникам у Аримы уроки заканчивались раньше, а это значит, что домой ей придётся идти одной — это даже к лучшему, ей многое нужно было обдумать. Глянув на циферблат часов над входом в школу, Некота тихо чертыхнулась — если она сейчас не поторопится, то опоздает на поезд, а следующий только через час! Девушка быстро зашагала в сторону станции, то и дело обходя огромные лужи. То, что её одноклассник и семпай занимаются в баскетбольном клубе немало удивляло. Так странно, что люди вокруг могут заниматься тем, о чём одно лишь упоминание у неё вызывает мурашки. Почти сразу Некота, подумав, сама себе кивнула – комплекция парней вполне располагала к игре «высоких» и в этом не было ничего не обычного. Наверняка они хорошие игроки. В её памяти всплыл образ Мурасакибары, когда она проходила мимо магазина со сладостями. Имя, да и внешность парня были довольно нестандартными, но смутно знакомыми... Мабучи остановилась, стукнув ладошкой себя по лбу — точно! Она читала про него в ежемесячном выпуске журнала про спорт, ещё в прошлом году интервью с участниками знаменитой команды средней школы Тейко пестрили в каждом выпуске. Некоту вывела из состояния ступора проехавшая мимо машина, обдавшая её водопадом брызг. Задумчиво проводив взглядом автомобиль и мысленно пожелав водителю самой хорошей смерти, она снова зашагала по тротуару. Непонимание у Мабучи вызвывал тот факт, что такой человек как Мурасакибара может преуспеть в спорте. Неужели он способен «выезжать» только на физических навыках? Если не иметь любви, страсти к делу, которое делаешь, неужели может получится хороший итог? Ещё удивительнее было встретить знаменитого центрового в Аките, можно сказать, в совершенной глуши. Хоть школа и была элитной, но здесь гораздо меньше возможностей, чем в Токио. При мысли о Токио Некоте сразу вспомнился Киёши — такой большой и всегда улыбающийся, добрый и мягкий. Только однажды она случайно увидела, как он плакал, забившись в угол комнаты — тогда его команда проиграла команде «Поколения чудес» и один из игроков, такой же, как и он — центровой, наговорил ему гадостей. Её осенило. Центровым Тейко мог быть только Мурасакибара, а значит, что именно он тогда подкосил дух Теппея. Тяжело выдохнув, Мабучи вошла в вагон поезда, отметив, что давно не разговаривала с Киёши и стоило бы ему написать...***
POV Мабучи
— Я дома! — закрыв входную дверь, я вошла в полумрак коридора, привычным движением поставила в угол зонтик. Так, теперь нужно сделать вид, что всё в порядке. — Ох, Некота! Чего топчешься в темноте? Проходи. Скоро будем ужинать, так что переодевайся и приходи на кухню! Да, мой дядя само добродушие и гостеприимство. Странно, что на него не обращают внимание женщины, ведь он довольно-таки милый. Особенно сейчас, с кухонным полотенцем в руках и разрумянившимся лицом. Он, как, впрочем, и вся наша родня по маминой линии, был невысокого роста, имел такие же голубые глаза, как у нас с братом, правда, носил очки. Только вот волосы, всегда коротко остриженные, у него были каштановые, а не голубые. — Спасибо, дядя, я не голодна, — его радостное выражение лица заметно потемнело, поэтому мне не стоило больше задерживаться, и я прошмыгнула в свою комнату, прикрыв за собой дверь. Небрежно бросив школьную сумку под рабочий стол, не раздеваясь, упала на кровать лицом вниз. Это было далеко не лучшей идеей, но усталость и почти полное отсутствие пищи брало своё — двигаться не хотелось. Полежав так минут десять и нашарив в кармане юбки телефон, я перевернулась на спину. Мгновенно, как ушат холодной воды, нахлынуло осознание, что он оставался в классе всю большую перемену – один из самых моих идиотских поступков! Негнущимися пальцами открываю крышку мобильника и… Нет, пока всё нормально. Но телефонная книга забита какими-то номерами, отправленные сообщения пестрят похабщиной, галерея до отказа забита разношёрстными фотографиями и, конечно же, нулевой баланс… Пришлось сесть на кровати. Возникло желание разбить этим телефоном морды одноклассникам, ну, или просто его разбить. Я сжала в руках металлическую коробочку, так, что края впились в кожу ладоней. «Больно…» В горле невольно собрался противный комок, мешавший глотать. Обида, злость — всё это слилось в жуткую усталость, которая отзывалась болью в голове. Ощущение бессилия не давало покоя. Если раньше я могла рассказать друзьям о своих проблемах и мы бы вместе надрали задницу моим обидчикам, то сейчас я вынуждена молчать, просто проглатывая всё происходящее вокруг. Хотя, если бы у меня были друзья этой ситуации просто не случилось. Сама мысль о том, чтобы пожаловаться кому-то была противной. Как та, что принесла столько проблем, смеет ещё открывать рот. Конечно, дядя очень добр ко мне, он заботится о нас, но какое ему дело до моих проблем? Неожиданно, словно подслушав мои мысли, в дверь комнаты постучались и за приоткрывшейся створкой показалась голова дяди. — Некота, можно я войду? — Да, конечно, — попытка улыбнуться не увенчалась успехом. Он зашёл в комнату и в задумчивости облокотился на стену, сложив руки на груди. После недолгого молчания, заговорил. — Некота, сегодня звонил ваш отец. Спрашивал, как ты и Арима. Я ответил, что всё в порядке, — помолчав, дядя продолжил. — Он волнуется, Некота. Он правда переживает за вас. Макита… — он задумчиво произнёс имя сестры, — Её смерть не накладывала на вашего отца обет безбрачия, верно? Ладно Арима: он ещё маленький и может обижаться, но ты уже взрослая и всё понимаешь. Ты не должна держать зла на него. — Да, я понимаю, я не могу указывать тебе, что делать, — он заходил из угла в угол, нервно проводя ладонью по колючему ёжику волос. — Каким авторитетом может быть тридцатилетний мужчина без семьи и детей, но всё же, Неко, — он остановился напротив меня, неловко наклонившись, — позвони ему, ладно? Судя по его взгляду, не одной мне эта ситуация казалась неловкой. Он старался говорить со мной мягко, как ребёнку пережёвывая каждую деталь. Наверняка боялся, наслушавшись сплетен от коллег на работе, что я сейчас начну грубить. Любой другой подросток на моём месте так бы и поступил, но мы слишком многим были обязаны дяде... — Хорошо, — слегка кивнув головой, я отвела взгляд. Звонить ему я не собиралась. Казалось, мы всё решили и я надеялась, что дядя сейчас уйдёт, но он почему-то лишь задумчиво скрёб затылок. — Некота… ты… — он замялся, — Ничего не ешь в последнее время. Чтобы хорошо расти и успевать в школе, тебе нужно хорошо питаться – ты же умная девочка и знаешь это, – ответить было нечего. Неловкость в воздухе стала ощущаться ещё сильнее, когда он положил тяжёлую ладонь мне на макушку, взъерошивая волосы. Мы жили у Токумы-уэ уже второй месяц, и он старался сделать всё, чтобы мы с Аримой чувствовали себя уютно, но я всё равно ещё не могла общаться с ним на тему питания. — Когда тебе к врачу? — снова заговорил он, убирая руку. — На следующей неделе. — Понятно, — протянул он. – Скажи, если тебе что-то понадобится, хорошо? — дождавшись, когда я кивну, он взялся за ручку двери, но обернулся. — У тебя точно всё в порядке в школе? — Да, дядя, — у меня даже получилось улыбнуться. За ним закрылась дверь. Нужно переодеться. Скинув с себя школьную форму и оставшись в одном белье, я подошла к зеркалу. Нда, видок тот ещё… Нездорово выделяющиеся ключицы и рёбра с несколькими незаживающими синяками и кровоподтёками, тонкие руки, выпирающие под острым углом кости таза и колени. «Ты – ничтожество, Мабучи-сан…»***
— Ой, Мабучи-тян, ты ведь не в обиде, что мы попользовались твоим телефоном? — прорезал гул школьного коридора фальцетный голос. Обернувшись, я столкнулась с презрительным взглядом одной из одноклассниц. Маленькие крысиные глазки с нелепо приклеенными ресницами быстро потупились, как только я посмотрела на неё. Боится, что могу ответить. Не буду разочаровывать её и просто промолчу. Так будет лучше для всех. Отвернувшись, я собиралась уйти, но едва я занесла ногу для следующего шага, раздался громкий шёпот: — Обиделась, наверное. Ну ничего, ей не привыкать, такие отбросы как она не могут жить спокойно. — И правда, в классе всегда должен быть кто-то, на ком отыгрываются все. Ей просто не повезло, — последовал незамедлительный ответ. Они считают меня девочкой для битья? Отбросом? И здесь тоже? Неужели это в каждой школе так? Круто развернувшись на каблуках туфель и выхватив взглядом, что девушка уже весело разговаривает со своими подружками, то и дело ехидно посматривая на меня, я поняла, что нужно действовать сейчас. Сейчас она меньше всего ожидает, что жертва может ответить. Да, именно так, она и другие, кто сейчас открыто посмеивается надо мной, над цветом моих волос, состоянием — они считают меня жертвой, не способной постоять за себя. А истории жертв только в фильмах заканчиваются счастливым концом — это нужно исправлять самостоятельно. Всё только в моих руках. Злость, что сейчас текла в моих венах, была спокойной и расчётливой: ударив её под колено, я смогу сбить с ног – а дальше, как получится. Мысли о том, что я должна терпеть, забились куда-то в глубь сознания, позволяя обиде выйти на волю. Сейчас — или никогда. А дальше — яркая вспышка белого света. Очнулась я уже в медпункте от того же резкого высокого голоса, который сейчас что-то неистово вопил. Я села на постели. Резко заболела голова — сразу в мыслях всплыли предшествующие события, но, правда, урывками, как будто это происходило не со мной. Перед глазами мелькает худая нога в белой тапочке с одной полоской упирающаяся в чужую школьную форму, затем — сжатые в кулаки руки, ритмично опускающиеся на искаженное в противной гримасе лицо с размазанной кровью, уже не понятно чьей, и тональным кремом. Обрывочные ощущения этой липкой смеси на пальцах и грубых хватаний за плечи. Как размытые фотографии — люди в школьной форме и телефонами в руках с разинутыми то ли в крике о помощи, то ли в восторженных ликованиях, ртами. Послышался извиняющийся голос дяди и строгий голос нашего классного руководителя… Дорога домой прошла в напряжённом молчании. Дядя ничего не спрашивал, да и что можно было спросить у девочки с кровоподтёком под глазом и в разодранной рубашке. Чувство вины перед дядей, обида на классного руководителя, который даже не стал разбираться в причинах произошедшего, грусть от невозможности что-либо изменить смешивались в один ужасный коктейль, противно обжигающий горло. — Прости, — едва выдавила я, отвернувшись в окно. — Ты ни в чём не виновата, — ответил дядя. Я перевела взгляд на стекло заднего вида, встретившись с его спокойным взглядом, — Ты смогла постоять за себя. Умница. Меня отстранили от учёбы на два дня. На третий день, дядя проводил меня в школу сочувствующим похлопыванием по плечу и пожеланием удачи — мы больше не разговаривали о случившемся. Не могу сказать, что дорога до школы была мучительной. Скорее, унылой. Опять придётся просиживать все перемены в наушниках, делая вид, что мне нет дела до перешёптываний окружающих, или же опять прятать глаза за книгой. Вряд ли теперь со мной будут общаться Мура-кун и Химуро-семпай. Метр за метром я подходила к школе. Идти не хотелось. Уже замелькали мысли вроде «А не прогулять ли мне сегодня учёбу?» Но вот возле ворот я заметила две фигуры. Это… Мурасакибара-кун и Химуро-семпай?! Они стояли, облокотившись на каменную ограду, явно кого-то поджидая. Наклонив голову так, чтобы волосы закрывали лицо, я постаралась прошмыгнуть мимо них, но почувствовала, что кто-то схватил меня за сумку, не давая дальше двигаться. Обернувшись, я увидела, что за лямку сумки меня удерживал Мурасакибара с совершенно невозмутимым видом, ведь в другой руке он держал только что распакованную сырную палочку. Рядом стоял мягко улыбающийся семпай. Мура-кун же, не прикладывая особых усилий, подтянул меня поближе. — Мабучи-тян, извини, что мы так бесцеремонно тебя остановили, но мы подумали… — Ты подумал, Муро-чии… — безразлично отозвался Мурасакибара, откусывая кусочек снека. — Не важно, — строго ответил семпай, и снова сменив тон на более мягкий, продолжил, — Мы подумали, что тебе будет неловко появиться в школе, поэтому, мы решили… — Ты решил, Муро-чии… — уже с более явной укоризной прервал его Мура-кун. Я же, не решалась даже поднять голову, отчаянно разглядывая пыльные носки туфель. — Мы решили войти в школу с тобой, — твёрдо закончил семпай. Повисла пауза. Парни выжидающе смотрели на меня, ожидая реакции. В горле снова что-то заскребло – в последнее время, я стала чересчур сентиментальной. По щеке скатилась жалкая слезинка, остановившись на подбородке. — С-спасибо… — это получилось сказать очень тихо, едва слышно. Всё то, что сказал Муро-семпай было так искренне, без тени издёвки или насмешки. — Так и знал, что всё этим закончится, — уныло протянул Мурасакибара, отворачиваясь. — Соберись, Мабучи-тян, — семпай слегка меня встряхнул, обхватив ладонями плечи. — Вытри слёзы и улыбнись. Если хочешь жить нормально, а не терпеть всё время издёвки — улыбайся. Тебе нужно приложить немного усилий, чтобы всё наладилось. — Х-хорошо… Мы вошли в школьный двор. Я шла позади парней и по научению семпая старалась улыбаться. Лучи встающего солнца создавали мягкий светящийся ореол вокруг мальчиков. Когда я подходила к школе, солнце не казалось мне таким ярким, клеймо неуравновешенной, которое я и сама прекрасно ощущала, нестерпимо жгло и заставляло опускать голову. Но сейчас я не чувствовала позора. Осуждающие, злые взгляды просто не могли достигать семпая и Мурасакибару, а если я рядом с ними — то и меня. Спокойствие и уверенность, такие зыбкие, но вполне реальные чувства оживали в моём сознании. Они заботились обо мне. Переживали. Совершенно чужие мне люди.Кажется, именно так зарождается дружба?
End POV Мабучи