Феникс против смерти

Пандора исчезла, словно сквозь землю провалилась. На всем пути сквозь замок Аида и вниз, в Преисподнюю, Икки не встретил ее. Это радовало: он не сомневался, что сможет сражаться с ней, если понадобится, но все равно предпочел бы этого не делать. Это пугало: Икки помнил, как умерла она в его времени, как Танатос в один момент оборвал ее жизнь, и боялся, что это случилось с ней и здесь. Кто знает, может, своим появлением и теми неосторожными словами, обращенными к ней, он погубил ее, а не спас. Икки рвался вперед, надеясь наконец-то найти ее и положить конец этим темным, тяжелым сомнениям. Шун явно замечал, что с братом творится неладное, но, спасибо его чуткости и тактичности, молчал. А сам Икки думал о том, с каким наслаждением будет убивать Танатоса. Сожжет дотла, так, что в серый пепел обратятся даже его кости, и на пепле этом прорастут цветы Элизиума. И даже если он убил ее здесь — там, в будущем, смерть Танатоса даст ей жизнь. Пегасик Тенма, кажется, сто раз пожалел, что связался с этими жуткими Святыми из будущего. Он вел себя смело, не отступал, но было в нем что-то… неуверенное, будто он до сих пор не готов был сражаться в полную силу. Ему было пятнадцать; самому Икки тоже было пятнадцать, когда начались его войны против богов, но он не был таким хлюпиком. Какого черта Тенму здесь, в Святилище, растили так, будто Аида и Священной Войны нет и не будет, Икки никак не мог взять в толк. — Почему ты не сказал, что ты — тело Аида в вашем веке? — накинулся Тенма на Шуна, когда впервые услышал об этом. — А какой смысл? — вспылил в ответ брат. — Мы в вашем веке сейчас, и если ты надеешься, что Аид вылезет из твоего друга Алона и переселится в мою голову, то зря. Я уже выгнал его один раз, и опять выгоню. — Если ты выгнал, может, и Алон сможет! Шун обернулся, по очереди посмотрел на остальных, словно ища у них поддержки. — Я Святой, я привык к сражениям и привык к тому, что мной пытаются манипулировать враги. Тот же Лимнада, слуга Посейдона, был неплохой тренировкой силы воли. Твой Алон, насколько я понял, гражданский, хоть и тренировался вместе с тобой. У него нет такого опыта. Я не пытаюсь сказать, что он точно проиграет Аиду, но строить план на том, что он победит, будет очень рискованно. Пегасик гневно засопел, но аргументов не нашел, а Икки решил, что это подходящий момент, чтобы спросить. — Шун, — позвал он, и когда брат немного отстал, пропуская Хёгу и Ширю вперед, и поравнялся с ним, сказал, понизив голос: — Как ты думаешь, возможно вообще убить Аида, не убив тело? — Нет, — твердо ответил Шун, тоже понизив голос. — В Элизиуме мы смогли его побороть только потому, что он решил использовать свое собственное раненное тело, и то я не уверен, что он исчез навсегда. Бороться с ним на духовном уровне — вообще гиблая идея, какими бы сильными и опытными мы ни были, куда нам до бога в его изначальной божественной мощи. Поэтому единственный вариант — бить насмерть, пока есть, по чему бить. — И ты думаешь, он сможет? — Нет, — Шун вздохнул. — На Тенму надежды нет; помнишь, ты тоже не смог? Да уж, Икки помнил. И опять убедился, что брат тоже не забыл. — Есть у меня одна мысль, — пробормотал Шун. — Так, идея… Но даже если она не сработает, получить отсрочку тоже будет неплохо. — Мне мало отсрочки, — ответил Икки. — Мне нужно переиграть события нашего века. Плевать, что говорил Хронос; я не для того вернулся во времени, чтобы через три дня опять оказаться в мире с умирающим Сейей. — И ты хочешь, чтобы я поверил, что ты беспокоишься о Сейе? — пробормотал Шун. Икки сделал вид, что не услышал. Глупо было ожидать, что на их пути по Преисподней их не будут преследовать. Спектры лезли изо всех щелей; Икки уже и забыл о том, сколько их. К счастью, на большинство хватало хорошего удара, а тех, кому этого было мало, все равно удавалось победить с минимальными потерями. Опыт все-таки играл свою роль. Альрауне прибил Ширю, у которого с ним были свои счеты. Голема снес Шун, даже не став тратить на него свой сильнейший Поток Туманности — просто забил цепями, как какую-нибудь мелочь. Ахерон драться с ними не стал: бросив лодку и весло, умчался подальше, только завидев их приближение. Сфинкс доставил проблем своей темной арфой, но к музыкантам было не привыкать: Икки прекрасно помнил и Воина Одина Миме, и Морского Сорренто, и в очередной раз порадовался, что Афина обделила его музыкальным слухом, и темные мелодии на него почти не действуют. Балрога обошли стороной: Шун предположил, что этот зануда даже не заметит их присутствия, углубившись в книжки, и так в итоге и вышло. Гипнос и Танатос не показывались, хотя Икки казалось, что он их нюхом чует. И Пандоры не было, но это уже не тревожило. Пусть прячется сейчас — главное, что она будет в будущем. Хёга ругался так, что Икки за пять минут пополнил свой словарный запас целым набором образных выражений на русском. Рядом — хоть и далеко не так громко и красочно — высказывался на китайском Ширю. Шун и Пегасик молчали, как и сам Икки. Как и стена. Стене вообще было на все плевать; она стояла себе, и описания Хёги ее ничуть не трогали. Не в силах стерпеть бездействия, Икки подошел к ней вплотную и ощупал. Конечно, это ничего не дало: между кирпичами этой стены не удалось бы и лезвие ножа просунуть, а разрушить ее… в двадцатом веке на это понадобилась сила всех двенадцати Золотых Святых, так что бить в нее головой или сильнейшими техниками было одинаково бесполезно. Но как, как они вообще могли забыть о Стене Плача?! Икки чувствовал опустошение. Это был хороший план. Разобраться с Аидом в восемнадцатом веке, чтобы в двадцатом его не было; это разом спасало и Сейю, и Пандору, и выживших после гражданской войны Святых. Это был бы хороший план, если бы они все дружно не забыли об этой стене, преграждающей путь в Элизиум. И ладно Икки: он не видел момента ее разрушения, он пришел уже к пролому. Но остальные-то?! — Вариантов нет, — сказал Хёга, когда у него закончились ругательства. — Возвращаемся в Святилище, собираем Золото, пусть рушат эту, — дальше несколько слов Икки не понял, — стену. — Время, — бесцветным голосом напомнил Шун. — И тот факт, что вряд ли Золотые Святые вот так от балды решатся пожертвовать жизнями во имя нашего плана, — добавил Ширю. — У наших-то выбора не было. Икки ударил кулаком по стене. Потом опять. И опять. На ней не появилось ни царапины, а рука заныла. И эта боль неожиданно отрезвила его, охладила его пламя, превратив в головешку. Фениксу больше не для чего было пылать. — Послушайте, — тихо сказал Пегасик. — Спасибо вам… Вы убили большинство Спектров, а с оставшимися сейчас разбираются Золотые Святые. Неужели мы сами, без вас, теперь не добьем Аида и его помощников? — Они боги, — отозвался Икки и сам удивился тому, какой пустой и безэмоциональный у него голос. — Они всех вас сложат, если захотят. Нам дико повезло в первый раз. — Почему ты думаешь, что нам не повезет? Шун тихо произнес что-то, Икки не разобрал, что именно. Но Пегасик услышал, помотал головой. — Мы победим. После всего, что вы для нас сделали — мы обязательно победим! Его глаза горели такими верой и надеждой, что Икки отвернулся. Именно за это он всегда терпеть не мог Пегасов. И именно поэтому все-таки сражался на их стороне.