Девочка с золотыми глазами

Она — подкидыш. Девочка с золотыми глазами. Она — чужая. Это стало ясно ей сразу, как только она осознала себя. И дело даже не в том, что её нарекли Сольвейг, что значит «солнечный луч». Ей было достаточно лишь раз взглянуть на своё отражение, чтобы понять, что она — чужая. Её сёстры — статные и высокие. Их кожа — как мрамор, испещрённый сетью лиловых сосудов, а волосы струятся ровным чёрным перламутром по гордым плечам. Её сёстры всегда красивы, сдержанны и холодны. Она — невысокая и очень подвижная. Её кожа также бела, но крохотные трещины её забиты сияющим золотом, а волосы спадают чёрными волнами до спины. Сольвейг всегда немного непоседлива, смешлива и разговорчива. И, самое главное — у неё золотые глаза. Всякий раз, когда она смеётся, они сияют, почти как солнце золотых великанов. А смеётся она часто, ибо, несмотря на своё слабое здоровье и некоторое непонимание со стороны горячо любимых ею сестёр, трудно было на всей их земле сыскать более жизнерадостного существа, чем Сольвейг. Опасаясь за её здоровье, родители крайне редко пускали девочку на улицу, играть вместе с другими северными детьми. Ещё бы — она умудрялась замерзать даже дома, даже в тёплых одеждах. Да и сами дети принимали её порой неохотно — слишком уж шумной им казалась Сольвейг. Но это даже и хорошо, думала иногда она. Ведь из-за этого у неё есть масса времени для поиска ответа на свой вопрос. А вопрос этот был очень прост — кто она? Увы, даже её родители с их многовековым знанием не могли дать ответ. Потому, лишь научившись читать, она стала перебирать библиотечные рукописи, большие пыльные книги и ветхие свитки. Но, сколько бы Сольвейг не искала, нигде не могла найти упоминания о таких, как она. *** Это был один из тех дней, когда Сольвейг не смогла принять участия в холодных забавах сестёр из-за недавно прошедшей болезни. Девочка уныло брела вдоль берега чуть подтаявшей от весеннего тепла реки, беззлобно сетуя на своё здоровье. Весна, к слову, была здесь очень короткая. Как и лето. И больше приносила слякоти, чем света и тепла. В какой-то момент особенно сильный порыв ветра яростно полоснул по её одеждам, заставив продрогнуть до костей. Пора бы домой, подумалось ей. Но, оглядевшись, Сольвейг вдруг осознала, что совершенно не знает того места, куда забрела. Это было начало Рощи Мрака. Ветви деревьев вот-вот сомкнутся над её головой и скроют даже звёзды — те немногие ориентиры, по которым она могла бы вернуться домой. Испугавшись, девочка уже хотела бежать от этого места. Но вдруг заметила чуть вдалеке нечто, этой земле совершенно не свойственное. Сияние. Золотое сияние. Солнечное, как её глаза. Очаровавшись этим блеском, она стала пробираться чуть глубже в лес, также держась реки. Подойдя ближе, Сольвейг увидела на широком камне возле воды небольшого змея. Одно его крыло придавило здоровенным камнем и он, несчастный, лежал, обессилев. Девочка осторожно подошла ближе — он открыл глаза. Они были такими же золотыми, как у неё, с белыми вертикальными зрачками. Змей внимательно посмотрел на Сольвейг. Та медленно протянула руку к камню, придавившему его крыло. Он смиренно опустил голову, показывая, что кусаться не будет. Девочка осторожно сбросила камень в бурлящую реку. Змей поднялся на четыре чешуйчатые лапки, с трудом сложил израненные крылья и, обратив свой сияющий взгляд к спасительнице — поклонился. Сольвейг, с трудом балансируя на влажных от водной пены камнях, изобразила подобие поклона в ответ и протянула руки к существу. Змей, помедлив, осторожно коснулся её кожи рогатой головой, боясь обжечь. — Какой ты тёплый! — не удержала восхищения Сольвейг, — ну, иди же сюда! Змей, удивившись, несмело заполз к ней на руки, своим длинным хвостом обвив левую до плеча. — Пойдёшь ко мне домой? Я найду для тебя еды, а папа сможет вылечить твоё крылышко, — девочка ласково погладила змея. Тот, не противясь поглаживаниям, устраивался спать. Сольвейг, скоро согревшись теплом своей находки, легко нашла дорогу домой, полагаясь на сияние звёзд. *** Разумеется, семья была отнюдь не в восторге от такого питомца. Особенно яро протестовали старшие сёстры — они боялись, что змей обожжёт их, лишит красоты. Отец же, поразмыслив, изрёк: — Хорошо, мы оставим твоего золотистого зверя, мы дадим ему испытательный срок. Если, пока его крыло будет заживать, он не натворит бед нашей семье — то сможет остаться здесь жить. Но ты должна понимать, Сольвейг, что змей будет расти, что в этом змее кроется огромная сила. А с большой силой приходит большая ответственность. — Я понимаю, отец. И прослежу за тем, чтобы ничего не случилось, — твёрдо ответила девочка. Отец сдержанно улыбнулся — непривычно было видеть младшую дочь такой серьёзной. — Змей будет расти… — подхватила тем временем мать. — Ему нужно своё жилище. Быть может, каменная пещера возле реки подойдёт? Она просторная и находится близко к нашему дому. — Да, но она же такая холодная… — неуверенно возразила Сольвейг. — Хотя бы попробуй. Если ему окажется там слишком холодно — будем думать, что делать, — ответил отец. Вопреки опасениям девочки, холод в пещере змея не испугал. Маленький и юркий, он легко и быстро нашёл в стене выбоину для сна. А, когда Сольвейг, покормив его, захотела подстелить под чешуйчатые лапы свою меховую жилетку, змей, клацнув по ней зубами, вернул её на плечи хозяйки. — Значит, тебе всё же хватает своего тепла, — она встала на носочки, чтобы снова погладить золотую чешую, — как хорошо. Хорошо и тепло. Как только крыло его зажило, змей стал сам кормить себя: он шёл к замёрзшей реке, оттаивал часть её льда и выхватывал оттуда рыбу зубами. Время шло, и змей как будто бы действительно рос. Росла и Сольвейг. Однажды, примерно за месяц до её совершеннолетия, она пришла в пещеру к своему хвостатому приятелю, который, к тому моменту, занимал собой около половины всего пространства своего дома. — Зачем боги сделали меня такой хрупкой? — сетовала она, дрожа от холода. — Всякий раз, когда очень замерзаю — прибегаю к тебе. Твоя чешуя тёплая, сияющая и гладкая. Но знаешь, порой даже этого тепла мне не хватает. И вот сейчас, по весне, когда так сыро и холодно, я почти готова заболеть опять, — с обидой в голосе сказала она, подходя ближе к змею. Он же, словно в ответ на её жалобу, сделал пару шагов вглубь пещеры и стал ещё больше размерах. Склонив голову перед ней, он открыл клыкастую пасть и поднял язык, показывая, что там, под ним, сухо и тепло, и как будто даже солнечный свет. Сольвейг подошла ближе и несмело коснулась горячей кожи под языком, преодолев два ряда острых зубов. — Ты предлагаешь мне… залезть к тебе в рот? — удивилась она. Змей, для ответа ей сомкнув челюсти, кивнул. — А ты не съешь меня ненароком?.. — девушка склонила голову в бок. Тот качнул головой отрицательно. — Ну… давай попробуем, — Сольвейг подошла к раскрытой пасти и аккуратно залезла внутрь. Под язык золотого змея. *** И вот, минуло совершеннолетие Сольвейг. Она, как и её прекрасные сёстры, считалась теперь совсем взрослой. И в связи с этим в её жизни появились новые сложности: никто, совершенно никто не хотел брать её замуж. Не то, чтобы саму её это очень сильно беспокоило — ведь у неё был змей, да ещё какой! Отнюдь не каждая девушка здесь могла похвастаться дружбой с таким существом. Точнее, никто кроме Сольвейг. Но проблему с замужеством это не решало. Даже наоборот: некоторые юноши обходили её стороной именно из-за этой странной дружбы с нездешней тварью. А для семьи проблема была. И потому Сольвейг невольно беспокоилась об этом, думала, как же быть, ведь ей очень не хотелось быть источником неприятностей для своей семьи. Точнее, ей просто не хотелось доставлять хлопот больше обычного. И вот однажды, скрыв от близких свою печаль, она отправилась в каменную пещеру на берегу реки. — Ты знаешь, меня никто не хочет брать в жёны. Моим сёстрам досаждают поклонники, а за меня приходится говорить моему отцу, приходится навязывать меня чужим семьям. И всякий раз одно и то же: от меня не будет здоровых детей, да я полукровка, ещё и непонятно, чья кровь во мне с кровью ледяного народа смешана, — жаловалась она, лёжа в кольцах длинного чешуйчатого хвоста, коим змей по обыкновению обвивал её. — Ты знаешь, мне так грустно, змей… Вот бы меня кто-нибудь полюбил, несмотря на мои странные глаза и странную золотистую кровь. — Ведь я же люблю тебя, хотя даже не знаю твоего имени… Неожиданно, Сольвейг ослепила яркая вспышка света, а затем она поняла, что под ней вместо змеиного хвоста находится каменный пол. Подняв взгляд в поисках змея, она увидела перед собой юношу с золотыми кудрями, по виду едва старше неё. Он был по пояс наг, а ноги его укрывали широкие шаровары из воздушной, солнечно жёлтой ткани. Кожа его сияла. Казалось, с неё ещё не до конца сошла чешуя. — Моё имя Расмус, — он улыбнулся и протянул ей руку, чтобы помочь встать с камней. — И змей… это ты? — Да. И всё это время им был, — с близкого расстояния Сольвейг увидела в его улыбке три пары клыков — две сверху и одна снизу. — Но как же так? Ты всё это время мог обратиться человекоподобным существом, но жил в нашей семье, как питомец?.. — она в полной растерянности всё ещё держала его за протянутую для помощи руку. — Я не мог. Я был заколдован оставаться змеем до тех пор, пока совершеннолетняя девушка не скажет мне слов любви и не попросит назвать своего имени, — он улыбался так, словно в его жизни настал самый счастливый миг. — Вот оно как… Тогда зачем не поискал себе спутницу где-нибудь в более тёплых краях? — робко спросила Сольвейг. На самом деле, она уже давно думала об этом, думала, и не могла понять — почему совершенно здоровый, тёплый золотой змей не улетит восвояси? Ну или куда-нибудь, где тепло и не так сыро, как здесь. — Я видел, как тебе одиноко среди ледяного народа. И видел, что мы похожи. Поэтому решил, что могу рассчитывать на твою дружбу. — Похожи? — она осмотрела себя, — а ведь и впрямь. В твоих венах тоже золото вместо крови? — В моих венах огонь, — и его взгляд озарился золотым отблеском. — И что ты теперь намереваешься делать? Раз свободен от чужого колдовства? — после недолгой паузы осторожно спросила Сольвейг. По правде сказать, она очень боялась остаться одна. — Нет, не свободен, — Расмус сделал полшага ближе и невесомо взял её за руки, — теперь я околдован тобой. Сольвейг удивлённо моргнула. Тепло, исходившее от тела юноши было ощутимо даже на расстоянии. — Значит, ты не собираешься покидать это место? — Собираюсь. Но я хочу предложить тебе отправиться со мной. — Куда? — Туда, откуда я родом. И ты, Сольвейг. — Я? — Да. В тебе определённо есть что-то от золотого змея. Хотя бы даже твои золотые глаза. Она нервно вздохнула, обдумывая услышанное. Искать родства со змеями ей в голову как-то не приходило. — Возможно, ты прав, но разве я могу просто всё бросить, оставить семью и уйти с тобой? — Можешь. Потому, что тебя здесь ничто не держит. Твоя семья тебя любит, но ведь ты и сама понимаешь, что твоё место не здесь, Сольвейг. — Да, понимаю, — она нерешительно опустила взгляд, — но ведь мы совсем не знаем друг друга, — вспомнив, сколько всего ему рассказала за всё время, проведённое вместе, добавила: — Я тебя не знаю. — У тебя будет время узнать меня. Но даже если наши пути разойдутся, я всегда буду рад тебе помочь. Уверен: там, за рощей, ты, если и не обретёшь свой дом, то как минимум сможешь найти место и занятие по душе, — Расмус сочувственно коснулся её плеча, — это ведь намного лучше, чем жить среди существ, которые, быть может, и любят тебя, но совершенно не понимают. — Да, но… я не готова. Мне страшно, — прошелестела она встревоженно. — И никогда не будешь готова, пока не начнёшь. Всегда будет страшно. Но ты сможешь вернуться сюда, если захочешь. Я даже сам могу отнести тебя обратно, если разочаруешься в моих обещаниях о прекрасном мире за Рощей Мрака, — в этот момент его голос приобрёл какую-то особенную теплоту. — Хорошо. Но мы должны сказать об этом родителям, — тихо, но твёрдо ответила она после недолгой паузы. *** — Ну… я догадывался, что с этим змеем всё не так просто, — неторопливо размышлял отец, разглядывая Расмуса. Кожа его продолжала излучать мягкое сияние. — Определённо, они друг другу пара, — флегматично констатировала мать, глядя на его золотые с белыми зрачками глаза и завидные пышные кудри. — Да, но… я, признаться, несколько озадачен. С одной стороны, Сольвейг здесь действительно увядает. С другой стороны, я совсем не знаю вас, Расмус. Как я могу отпустить под вашу опеку свою любимую дочь? — Если бы я хотел унести её из дома с каким-то злым умыслом, я давно мог бы это сделать и в облике змея. Да, вряд ли заклятье было бы снято, но не думаю, что, если бы я задумывал что-то нехорошее, меня бы волновали такие мелочи. — Тоже верно… — задумчиво согласился собеседник. — Я буду писать вам письма, — робко вставила Сольвейг, — и мы могли бы вас навещать… могли бы, правда? — она взглянула на змея. — Безусловно, — утвердил он. — Что ж… — после некоторой паузы начал отец, — в конце концов, она уже совершеннолетняя. И, насколько я помню, ни разу за всю свою жизнь она не совершала поступков столь глупых и безответственных, чтобы мне было за неё стыдно. — Да-да, а ещё я была во многом самостоятельна, — аккуратно похвалила себя девушка. — Это когда же? — мужчина чуть улыбнулся и скептически изогнул бровь. — Ну, например, в том, чтобы развлечь себя. Или в своём образовании. Особенно после того, как вы не смогли объяснить мне, что я такое… — увлечённо начала Сольвейг. — Хорошо-хорошо, — прервал он её. Ледяной народ очень не любил, когда ему указывали на пробелы в знаниях.  — Всё это очень внезапно, но я согласен отпустить тебя с твоим другом. Благословляю, — он мягко коснулся её головы холодной продолговатой ладонью. — Но всё же обещай нас навещать, — попросила мать, — мы плохо понимаем тебя, но очень любим, Сольвейг, — она обняла её. — Непременно, мамочка, непременно, — девушка крепко обняла её в ответ. Попрощавшись с семьёй и теми немногими знакомцами, которыми она успела обзавестись за довольно-таки продолжительную жизнь в холодных землях, Сольвейг и улетела за Рощу Мрака на золотом змее, оставившим после себя в здешнем вечно пасмурном небе призрачную золотистую тень.