Мать обреченных

— Ты? Что ты здесь делаешь?  — Я пришла вместе с воинством. И теперь я хочу с тобой поговорить о сильмариллах.  — - Мы не отдадим их твоим сыновьям. Даже не надейся.  — Почему? Над моими сыновьями довлеет клятва. Если вы не отдадите их добровольно, они совершат какое-нибудь безрассудство!  — Почему же они не отобрали их у Моргота в свое время?  — Что? Ты говоришь это серьезно? А не кажется ли тебе, что они все эти пятьсот с лишним лет только и делали, что пытались отвоевать сильмарилл? Отдайте их, а потом попросите обратно, и тогда они отдадут их обратно вам. Прошу вас, они столько страдали! Прошу! — молила эллет. Эонвэ задумался, а затем сказал:  — Хорошо. Пусть завтра придут к шатру. Посмотрим, как поведут себя твои сыновья. Нерданель благодарно улыбнулась и вышла из шатра. На следующий день, когда Эонвэ вышел из своего шатра, тут же наткнулся на Маэдроса и Маглора, вооруженных и решительных. Майа пытался заглянуть в их сознание и мысли, прочесть в их глазах хоть что-то, но они были, казалось, окаменевшими.  — Приходите завтра и мы отдадим вам камни.  — Это точно? — спросил чуть охрипшим голосом спросил Маглор.  — Да, это точно. Но и вы должны поступить мудро. В ваших руках будет судьба Арды. Братья переглянулись. Эонвэ пытался хоть что-то понять по их лицам, но они были непроницаемы. Маэдрос лишь взглянул на него и кивнул, а затем они развернулись и пошагали прочь. Эонвэ смотрел на этих двух эльфов с сочувствием. Две головешки от некогда огромного пламени. Невозможно поверить, что те прекрасные и яркие юноши, бывшие в Валиноре — это вот эти измученные и уставшие эльфы. Им легче было бы расстаться с этой жизнью, полной страданий, и получить исцеление и покой, чтобы начать все сначала. Но они — слишком упрямые и дерзкие, чтобы даже просто слушать. На следующее утро на широкой площади возле входа во дворец, где некогда жила Эльвинг со своей семьей. Теперь на там стояли валар, а ступенью ниже стоял Эонвэ, а в руках у него был закрытый ларец. Народ начал расступаться и в образующемся коридоре шли Маэдрос и Маглор, а за ними ступала их мать. Они поднялись к стоящим на площадке валар и встали. Они были в полном доспехе и с оружием, но без щитов. За спинами их были чуть выцветшие, расшитые золотом плащи. И если бы не усталые глаза, можно было подумать, что перед ними вновь те самые дерзкие юные эльдар, которых валар видели некогда в Тирионе. И лишь чуть подрагивавшие пальцы на прижатых шлемах выдавали волнение. Манвэ смотрел на эти знакомые лица с горечью, но затем он наконец заговорил:  — Нельяфинвэ Феанарион и Канофинвэ Феанарион! Вы храбро сражались в битвах с Мелькором…  — С Моринготто! — холодно поправил его Макалаурэ.  — С Моринготто, — согласился с ним Сулимо и продолжил, — Вы были храбры и отчаянны, даже несмотря на то, что после совершили много дурного. Вы поклялись достать сильмариллы вашего отца и отдавали жизнь за эту клятву. Поэтому, чтобы избежать большего лиха, мы отдаем вам их, чтобы вы могли распорядиться ими как полагается. Эонвэ, отдай их. Эонвэ открыл ларец и два оставшихся сильмарилла засияли небесным светом. Братья подошли к ларцу и взяли каждый по камню. И тут на их лицах будто разбилась маска холода и безразличия.Маэдрос отдал свой шлем матери и прижал к груди сильмарилл, опустив голову. В глазах Маглора появились слезы. Он отыскал взглядом Намо и подошел к нему и сказал:  — Скажи нашему отцу, что мы исполнили клятву. Хотя бы так, но исполнили. Намо кивнул.  — Нам нужно три дня. Мы воевали за них пять столетий. Дайте нам три дня подержать их в руках, а потом мы отдадим их вам.  — Вы можете отправиться с нами в Валинор. Вы прощены и можете вернуться домой.  — Нет. Об этом не может быть и речи, — ответил ему Маглор.  — И куда вы пойдете? Здесь у вас ничего нет.  — Мы что-нибудь придумаем. Вам так долго было плевать на нас. Почему сейчас вас волнует наша судьба?  — Мы отпустим вашего отца и ваших братьев. Разве вы этого не хотите?  — Правда? — голос старшего предательски дрогнул. Было видно, что еще одно мгновение — и они разрыдаются.  — В свое время мы их отпустим.  — А если мы не вернемся в Валинор — вы их не отпустите?  — В свое время они будут свободны.  — Что же, тогда и мы вернемся в Валинор в это самое свое время. А теперь нам нужно побыть хотя бы три дня с наследием нашего отца.  — Наследие вашего отца — это не только эти камни. Это еще и вы, ваши таланты и ваши умения. Сейчас настал мир. Вы можете отстроить свой дом, собрать остатки своего народа, жениться и завести семьи. Этим вы порадуете своего отца и своих братьев. Тем более, что клятву вы исполнили. Вы можете искупить то дурное, что совершили, направив свои силы на восстановление Эндорэ и помощь обездоленным после войны народам и найти свое счастье.  — Спасибо за советы. Мы подумаем над этим, вала Манвэ. В свое время, — ответил второй сын Феанаро, откланялся и направился прочь. Но ему перегородил дорогу высокий светловолосый синда и сказал:  — Отдай им сильмарилл.  — Я отдам его через три дня. Я имею право провести с творением моего отца три дня?  — Нет. Отдай их сейчас. Я тоже воевал в этой войне и приложил руку к тому, чтобы эти камни были вырваны из короны Моргота. Отдай их валар. Сейчас же!  — Мы — сыны того, кто создал эти камни! Мы отдадим их через три дня, что тут непонятного?  — Я не согласен! Отдай их сейчас же! — сказал синда настойчиво, нисколько не пугаясь бешенства, вспыхнувшего в глазах Феаноринга. Маэдрос, все еще стоявший возле Эонвэ, посмотрел на камень в своей руке, погладил большим камнем, будто прощаясь, а потом немного небрежно пихнул его рядом стоявшему Оромэ. А Маглор просто кинул его в сторону Айнур. Манвэ поймал камень у самого лица. А Макалаурэ обернулся и яростно толкнул синда с дороги. Феаноринги исчезли в толпе. Нерданель побежала за ними, и они ускакали прочь на восток, оставив камни, ради которых они воевали и страдали столько лет, несли столько потерь. Они хотели, чтобы эти камни были их утешением, но теперь они лишились и этого. Отец был прав, — думала про себя Нерданель, — Это больше не ее сыновья — открытые, добродушные, веселые и жизнерадостные. Это ожесточенные, иссушенные и утомленные незнакомые эльфы. Они, жившие некогда в шумной и веселой семье, в многолюдности и радости, проводили все больше времени в тишине, погрузившись в свои невеселые думы.  — Как мне с ними жить? Как проломить эти твердые стены, воздвигнутые вокруг их душ и сердец. Как их отогреть? Однажды, когда они остановились на ночевку в одном из тайных убежищ, Нерданель лежала на постели на старом прохудившемся соломенном матрасе, укрытая плащом Маэдроса, и видела во сне отца, просившего их вернуться. И тут она почувствовала сквозь сон, как кто-то обнимает ее. Эти два незнакомых эльфа вновь на мгновение превратились в ее сыновей, и, тихо плача, прижались к ней.  — Прости нас, мама. Прости, что мы теперь не твои Нельо и Кано. Прости, что теперь мы другие.  — Вы всегда будете моими мальчиками. Моими львятами. Моими прекрасными принцами. И ничто этого не изменит.