***
Тони снится стук в окно. Тони снится, как он отбрасывает одеяло, шлёпает босыми ногами, протирая глаза, опирается о подоконник, чтобы не потерять равновесие, такое со сна бывает. Усмехается невольно: а ведь один раз всё-таки промахнулся, попал не точь-в-точь по раме, вон, остался след, не разбил — и на том спасибо. Из-за такой мелочи стекло было глупо менять, поэтому даже никому не сказал, сделал своей маленькой тайной, практически сувениром на память — вдруг однажды, в каком-нибудь страшном далёком будущем, их дороги разойдутся?.. Тони снится, как он распахивает окно и выглядывает наружу. За окном никого нет. Вот уже много, много, много лет никого нет за окном.Часть 1
17 марта 2019 г. в 20:07
Тони снится стук в окно.
Тони снится, как прилетает по деревянной раме мелкий камень — и ещё один, и ещё; будут кидать, пока он не выглянет наружу, — а потом, конечно, замашут руками: эй, спускайся, как можно спать, если весь город затоплен туманом, пойдём искать, куда сегодня унесло Зыбкое море!
В первый раз Тони, высунувшись по пояс, грозил кулаком и пальцем у виска крутил, не кричал только: не хватало перебудить весь дом! А спустившись, едва не надрал уши за такую выходку: с ума сошёл, а если ты мне стекло выбьешь?! Но сияющий, с улыбкой от уха до уха Эдо лишь отмахнулся: да какое стекло, всегда можно вставить новое, ты послушай, что я придумал!..
Невозможно было на него злиться — по крайней мере, всерьёз. Даже когда дрались — из-за сущей ерунды, несогласия в каких-то мелочах, и никто, конечно, не хотел уступать, особенно Тони, упрямился до последнего слова, до первой крови, и всё равно не приносил извинения — только принимал... Даже тогда невозможно было злиться.
Впрочем, почему «было»?..
И ведь сколько камней ни кидал — ни разу не промазал, с удивительной точностью попадал по раме, будто не во дворе круги нарезает, а сидит на подоконнике и стучит тихонько, полусогнутыми пальцем, чтобы слышно — только в комнате, только Тони, больше — никому.
«И чего ему не спится?» — сонно щурился Тони, открывая окно (боязливо: а вдруг сейчас камнем прилетит прямо в лоб?) и взмахивая рукой: я услышал, я проснулся, сейчас оденусь и выйду.
«И почему он не может как все нормальные люди?» — мысленно ворчал Тони, пряча в рюкзак наспех приготовленные бутерброды: кто знает, куда и как надолго их занесёт, не сидеть же голодными, если влипнут в очередное практически бесконечное приключение.
«Как хорошо, что он не может как все нормальные люди!» — ошалело хлопал глазами Тони, когда Эдо — поджидающий, конечно, уже у самой двери, — немедленно вываливал все восхитительные идеи, свалившиеся на него за ночь, и тащил за руку в одну из миллиона миллионов сторон — не без разницы ли, где сегодня искать чудеса на свои головы и диаметрально противоположные им места?..
Чувствовал себя самым счастливым — но нескоро в этом даже самому себе признался.
Эдо приходил в любую погоду; казалось, даже ураган его не остановит, просто побоится вставать на пути, хотя откуда бы здесь взяться урагану?..
Зато дождей — сколько угодно, осенью город словно бы переворачивался морем вверх, и недовольная вода текла и текла, стремясь вернуться на законное место. Да и летом как-то раз дождило сутками напролёт, они тогда отпросились ночевать на чердак и всерьёз уже думали строить плот: гулять страшно хотелось, а мокнуть — одежды не хватало; пока однажды не выглянули в окно, а там — никакого дождя, только бесконечное синее небо, отражённое в тысяче луж.
Какие-то дурацкие дожди, конечно, Эдо не останавливали: он прибегал, накинув отцовский дождевик. Дурацкие дожди не останавливали и Тони: подумаешь, промочит ноги! А сверху они закрывались этим самым дождевиком — одним на двоих, расправляли над головой, придерживая за края, и притворялись, что это лично ими изобретённый зонт (и не такая загадочная форма у зонтов бывает), или парус невидимой и неосязаемой лодки, или одолженные у кого-то крылья, или... — да мало ли что можно вообразить, пока идёшь под одним дождевиком на двоих, совсем рядом, вдвоём — в целом мире?..
Ходили гулять по городу: в такую погоду немногие выбирались из квартир, и все улицы принадлежали только им; смеялись в голос, придумывали небылицы, никого не стесняясь. Будто бы раньше так не делали! — но сейчас всё было совсем иначе, вместе со случайными каплями дождя проникала под кожу восхитительная свобода, и всё вокруг словно бы существовало ради них двоих, ни для кого больше.
Иногда рисовали на стенах — по очереди, один рисует, второй держит дождевик; и рисунки утекали разноцветными дождевыми дорожками, чтобы ожить где-нибудь в городе, где-нибудь в бескрайнем мире, где-нибудь там, где даже встретиться с ними — никаких шансов.
Глядя на них и сами чувствовали себя как никогда живыми, хоть никогда в своей живости и не сомневались.
Когда по дождевику стучали такие капли, что казалось: вот-вот пробьют дыру, — или настроение не располагало мочить кроссовки на городских улицах, они отправлялись на чердак — точно так же, под одним дождевиком; предвкушая, как сейчас взбегут по лестнице наперегонки, заберутся под самую крышу и...
Реальность неизменно оказывалась лучше любого предвкушения, ведь думать — это одно, а сидеть на чердаке, слушать, как над самой головой барабанит дождь, наблюдать, едва дыша, за карандашом в пальцах Эдо, из-под которого разбегаются улицы незнакомого города, появляются квадратики домов — это карта, я сейчас расскажу, что да как, мне этот город приснился, но мы там обязательно побываем, просто не можем не!..
Собирали рюкзаки — пока всего лишь на словах; спорили, как лучше путешествовать, готовые добираться хоть на своих двоих, цель, в конце концов, того стоит, а ноги авось не отвалятся. Эдо настаивал на поездах, болел ими, кажется, всю жизнь, по крайней мере, на момент знакомства с Тони уже практически бредил ими, повторял в разговорах, что если уж куда и ехать — только поездом, каким бы ни было расстояние, сколько бы денег выложить ни пришлось. Тони был за автостоп — из вредности и упрямства; да и зачем трястись в поезде порядка шести часов, если можно прыгнуть в машину — и за какие-то три с небольшим уже быть на месте? До драк дело не доходило, в какой-то момент Эдо и вовсе почти удалось переубедить Тони...
Но сам Эдо, конечно, об этом не знал.
Лежали на одной подушке на двоих, смотрели, как по стеклу небольшого чердачного окна ползут дождевые дорожки. Шептались: «А в тех, других, городах, интересно, есть ли такие же синие черепичные крыши? Или там черепица, например, жёлтая? Или черепицы нет вообще — но как же это, крыши без черепицы? Или, может, там вовсе без крыш живут?..»
Никогда не замечали, в какой момент реальность перетекала в сон, и шутили, что сами они — сны, которые снятся друг другу.
Снились друг другу каждую ночь.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.