С самого детства…
— Эй, Сузуми, идем играть, — кричал мальчик, на вид шести лет. Высокий брюнет, кареглазый. Маленькая девочка, лет пяти, подняла на него свои зеленые глаза и весело улыбнулась, отложила свою лопатку в сторону и быстро выскочила из песочницы, где лепила различные кулички. — Дайки, ты водишь, — видимо, дети решили сыграть в салки. Дайки — это курносый мальчуган, который ковырялся в носу и смотрел на всех с долей пофигизма. Казалось бы, ему все равно на то, что происходит на площадке. Но после того, как мальчишка услышал свое имя, поправил свои круглые очки и вздохнул. Видимо, ему всегда попадала такая роль. Смирившись со своей участью, сделал пару шагов вперед, в сторону, куда рванула вся детвора, но что-то нехорошее он почувствовал. Что-то, что заставило его остановиться и посмотреть в сторону, где в конце площадки висели одинокие качели. Мимика Дайки сразу поменялась и стала другой. И сам вид мальчика показывал все презрение, что, возможно было в нем. Уставившись в одну точку, парнишка забыл про игру. Создавалось впечатление, будто он увидел нечто мерзкое, на лице просто замерла гримаса отвращения. — Эй, Дайки, — за рукав его кофты подергала та самая миловидная девочка, которая до этого игралась в песочнице. — Почему не ловишь нас? — как-то наивно и глупо поинтересовалась та. Ангел во плоти и не удивительно, что ее все зовут гулять. Многие ведутся на смазливую внешность девочки, хотя не понимают, какой она может быть внутри. Но если она из хорошей семьи, просто красивая, то, конечно, с ней будут играть все дети. Стоит только глазками пострелять. Увы, но в этом возрасте девочка уже умела манипулировать людьми. К ним подбежала вся остальная свора. Уставившись туда, куда и Дайки, дети так же поменялись в лице. — Снова ты? Проваливай! — набрался смелости тот кареглазый брюнет, и, подняв камень с земли, швырнул в сторону качели. Камень проскочил под ногами у совсем чужой девочки для них. Та с грустью в глазах посмотрела на детей, которые поднимали с земли новые камни, и, глотая слезы обиды, рванула прочь с этого места. Ей в след кричали всякие гадости, будто это могло заставить ее испариться, исчезнуть… но ничего не менялось. Да и она сама хотела сейчас пропасть с их глаз. Их поведение? Почему они так злы с ней?…почему-то…
Она медленно шла вдоль улицы, напичканной всякими магазинами. Сейчас ее волновали люди, которые оглядывались ей вслед и смотрели так, словно на какой-то смертельный вирус. Вирус… Смертельный… Но не может она быть такой. Если она смертельный вирус, то почему ее брат еще жив? Нет, это какой-то бред. Должна же быть причина, которая вызывает такую ненависть у людей. Ей так мало лет… что она им сделала? Из-за чего ее никогда не зовут гулять? Из-за чего все презирают? Глаза противно защипало, горло будто сжала невидимая рука. Тоска, обида, грусть… Ей было сейчас очень тяжело, но никто не может пожалеть ее. Жалость… а нужна ли она ей? Мысли крутились лишь о том, как она прибежит домой, кинется в объятия к брату, расскажет ему, как дети обижают ее. Он выслушает, обнимет крепко-крепко, уткнется носом в ее серые волосы, шепнет на ухо успокаивающие слова… Но почему она этого не делала раньше? Мама говорила ей, что жалость удел слабых, и эта фраза вертелась в голове. Девочка видела, как плохо брату и что не ей одной так тяжело. Но он держится, улыбается и игнорирует тех плохих людей. А сможет ли она так? Возможно, когда-нибудь… Шмыгнув носом и учуяв запах корицы, она забыла про все те обиды. В желудке противно заурчало, немного заболел живот. Девочка вспомнила, что с утра ничего не ела… А этот приятный аромат только что испечённых булочек из корицы… так и пьянит. Посмотрела туда, откуда доносился запах и увидела, как пухловатый старичок с доброй улыбкой выносил выпечку на свой прилавок. Решение забыть про свои обиды пришло мгновенно и, запустив руку в карманы шорт, она вынула оттуда пару монет. «Этого должно хватить», — подумала она, рассматривая серебряные монетки, которые сверкали на солнце. Подойдя к продавцу с улыбкой, девочка хотела попросить той вкуснятины у него за прилавком. Ей казалось, что он не прогонит. Ведь такое теплое выражение лица давала на надежды на лучшее. Но… Как только старичок заметил ее, выражение лица моментально поменялось. Стало озлобленным, будто кто-то осквернил его лавку и виновник стоял сейчас прямо перед ним. Протянутая рука с последними монетами замерла в воздухе, а улыбка медленно сползала с ее лица, осознавая, что здесь что-то не так. Толкнув малышку от своего прилавка так, что та пошатнулась и упала, мужчина зло поглядел на нее. Деньги рассыпались в разные стороны: под ноги людям, под прилавки или просто на дорогу. Ошарашенная тем поступком, она снова задавала себе один и тот же немой вопрос: «Почему?». Ответа на него не было, но мысли, скакавшие у нее в голове табуном, не давали встать и с гордо поднятой головой уйти прочь. Вместо этого она снова ощутила, как слезы жгут глаза, душу разрывает на части, а в сердце вонзается нож. Ее бросило в дрожь. Старалась сдерживать надоедливые слезы. Рядом с ней приземлилась та самая булка, которую она хотела купить. Голубые глаза немного округлились от удивление, слезы застыли. Не понимая, что происходит, она заметила, как вокруг них столпились люди и все… с осуждением смотрели на нее и смеялись. И никто, никто ей не помог. — На, забирай и вали отсюда, противная свинья! — крикнул на вид «добрый» продавец. Обратился как к скоту… К скоту… свинья… Неужели такое отношение людей к ней? Но что, что она им сделала? Она ведь просто хотела купить булочку. Смех стал еще громче, и это придало ей сил подняться. С трудом встав на ноги, она даже не удосужилась собрать деньги, а кинулась прочь……я была одна…
Слезы не было смысла сдерживать. Мысли табуном бродили в голове, не давая ей успокоиться. Вместо того чтобы думать о чем-то хорошем, в голову лезли не самые лучшие воспоминания, которые обычные жгучие слезы превращали в настоящую истерику. Рыдая взахлеб, она бежала со всех ног, подгоняемая громким смехом людей, который, на самом деле, уже стих. Воображение взбунтовалось и ей казалось, будто люди гнались следом за ней, смеялись и унижали, кидались камнями. Это заставляло бежать быстрее, не зная куда. Дорога из селения повернула вправо, открывая перед собой небольшую поляну, окруженную густыми деревьями. Недалеко находилось озеро — оно блистало от того, что солнечные лучи отбивались от водной глади, создавая такой волшебный эффект. Возможно, она бы восхищалась красотой этой природы, если бы не душившие слезы. Ноги заплетались, малышку шатало в разные стороны из-за усталости. Пробежав еще пару метров и, запнувшись об собственную ногу, она рухнула на изумрудную траву.…пока…
Малышка не помнила, как долго она провела в таком состоянии, не помнила, как понемногу её мысли стали улетучиваться куда-то, как на душе опускался неприятный осадок, а буря в сердце утихала. Не заметила она и того, что уже пару минут лежит на холодной земле и просто дышит, думая о своем. В голову лезли отнюдь не светлые мысли. Ей шесть лет, живет с братом, которого так часто нет дома и в котором она так отчаянно нуждается. Шесть лет, но она каждый день терпит издевательства не только со стороны сверстников, но и со стороны взрослых. Она устала, жутко устала. А еще, она устала не понимать, что такого сделала лично она всему селению. Живет себе мирной жизнью, потихоньку тренируется. Не сказать, что она буйная, не хулиганит и не ворует. Да, живет, в основном сама, но… разве из-за этого можно так сильно ненавидеть ребенка? Сейчас ей шесть и в неё уже кидают камнями, а что будет потом? Когда девочка повзрослеет? Всплеск воды заставляет её поднять голову и посмотреть прямо. В воде плескалась рыба. «Наверное, хорошо быть рыбой», — закралась такая, вроде бы, безобидная мысль в голову малышки. Девочка поднялась с земли, смахнула невидимую пыль с одежды, сняла свою обувь и направилась в сторону озера. Аккуратно поставила сандалии около озера и ступила босыми ногами в прохладную воду. Да, можно было заболеть, но девочку это не волновало вовсе. В голове крутилась одна мысль: «Хочу быть рыбкой». С этими словами, зачарованно смотря на солнечные блики в воде, девочка двинулась вперед. Шла она уверенно и без остановок, пока вода не накрыла её с головой. И тут до меня доходит, что не я одна пыталась покончить жизнь самоубийством. Пусть, даже и неосознанно, эта малышка хотела умереть, хотела уйти с этого мира, который знатно потрепал ей жизни за эти малые шесть лет. Не знаю почему, но сердце сжалось, сложилось впечатление, что все это прожила я и только я понимаю её решение. А потом перед глазами стали с невероятной скоростью мелькать картинки с различными лицами, местами и прочим. Скорость была настолько большая, что все это превратилось в огромное большое пятно, но почему-то, я все видела, я все слышала и понимала. Эту девочку зовут Юна Ивамото. Она и её брат последние два представителя клана, которые остались в этой деревне — Конохе. Вся ненависть, обрушившаяся на этих двоих только потому, что по каким-то непонятным причинам родители Юны решили предать деревню и покинули её, когда Юне еще и не было четырех. Они хотели и забрать с собой детей, но брат, — Тетсуя — старше её на десять лет, не желал отпускать малышку и пригрозил, что если те тронут её — убьет лично. А все потому, что он не хотел жить с клеймом предателя, уж слишком он любил деревню. Тетсуе было очень сложно, Юна часто видела того подавленным и уставшим, она видела, как искренне тот улыбался ей, как помогал, но на самом деле, получал больше неё. Его не только забрасывали камнями, а порой и избивали, а всем на это было плевать. Юна помнила, каким брат приходил домой побитым, но находил в себе силы улыбаться. Но вскоре и это прекратилось. Чтобы прокормить себя и сестру — он часто брал много миссий и бывало часто не ночевал дома. Работал упорно, часто вне деревни, поэтому озлобленная предательством масса людей переключилась на бедную Юну. За неимением поддержки друзей, в которых та жутко нуждалась, и из-за того, что брата часто не было дома, за неимение цели и мечты, малышка решила умереть. Уж слишком сложно было той уживаться с этим жестоким миром. С воспоминаниями Юны мне передалась не только вся её жизнь, но и её чувства. А уж потом до меня дошло. Мы с ней умерли в один день, в одно время. И по каким-то причинам, моя душа оказалась в её теле и теперь потихоньку сливается с Юной. И как я поняла, я попала в Мир, который наполнен шиноби. Я попала в тот мир, который я любила еще в детстве.***
Из больницы меня забрал брат, сразу через пару дней, как я очнулась и прошла перезагрузку. Так я окрестила про себя слияние душ. Проходило оно довольно-таки медленно и муторно. Я впала в некую апатию, ведь сложно было переживать все то, что пережила эта девочка. Мне стоило набраться сил, все осознать и принять какие-то меры. Для себя решила, что больше не буду таскать сопли и плакать по поводу и без. Я решила, что утру носы всем своим обидчикам да так, что им потом стыдно станет! Будут еще жалеть, что вели себя как редкие сволочи. Ведь у меня в руках есть легкое знание канона и новые цели в жизни. Это и есть гуд. — Так чего ты в озеро полезла? — брат сразу перешел к делу, но на меня он даже не глянул, лишь косился по сторонам и смотрел на то, как презрительно смотрят на нас жители деревни. На самом деле, меня не хотели отпускать с больницы до тех пор, пока за мной не придет мой брат. И лично его вызвали с миссии и доложили о случившемся. Честно, я так и не поняла, кто меня спас, но этому человеку я была уже благодарна. А то представьте себе двойное комбо неудачницы умереть, переродиться в чужом теле и снова умереть. Думаю, уже третьего шанса у меня точно не будет. — Я хотела стать рыбкой, — вспоминаю последние мысли Юны и слышу, как отстраненно звучит мой голос. От такого заявления брат удивленно на меня посмотрел и приподнял брови. Честно, прожив короткую жизнь Юны за пару дней, своим взрослым умом я понимала, что Тетсуя поступает отнюдь неправильно и за то, что отдаляется от сестры — ему нужно надавать по шее. Да, я понимаю, что нужны деньги и все дела. Но то, как он пашет — это ненормально. Ведь даже если у него и есть выходной, то можно же уделить время ребенку и сказать, что в этом мире у нее есть любимый старший братик, подарить мечту и начать понемногу пинать к цели. Но парнишка этого не делал, лишь закрывался в комнате со словами «Я устал, меня не трогать» и не показывался Юне на глаза до тех пор, пока того не вызывали на новую миссию. Вот почему ребенку, допустим, не объяснить о том, что она может применять из клановых техник в жизни? И раз это клан, то должен у него присутствовать хоть какой-то геном, я это чую! Но чувства Юны слишком сильны и как бы мне не хотелось ненавидеть Тетсую, этого сделать я не могла. Уж сильно уже я люблю братика. — Стать рыбкой? — Да, — на корню обрываю весь разговор, и парень замолкает. С одной стороны, я рада, что попала в тело шестилетней девочки. Ведь пока она чиста и из этого тела можно слепить почти все, что душе угодно. Конечно, есть ограничения в физической выносливости и объеме чакры, но с годами тренировок эти нюансы должны сойти на нет. И, пожалуй, этим займусь сразу, как только приду домой. Скажу брату, что хренушки он закроется у себя, будет работать на благо Конохи, воспитывая новое поколение. Пока мы шли домой, Тетсуя вечно косился на недовольных людей, крепко сжимал мою руку и свои челюсти. Видела, как у него чуть жилки не вылезают. Все-таки, заботу он показывал, но по-своему. А вот я ушла в свои мысли, снова и снова перебирая память Юны и складывая все по полочкам. Через пару дней меня ждал первый поход в Академию и, судя по воспоминаниям, я поступила и даже с основной массой учеников. Это гуд, я скажу. С другой стороны, мне было интересно, в какой класс меня закинут. А потом эта мысль показалась абсурдной! Конечно же в класс с клановыми ребятами. Я ведь не обычный бесклановый ребенок, у меня и геном есть в наличие (надеюсь, нужно брата потерроризировать по этому поводу). И вот потом останется вопрос с командами. В классе по-любому должно быть двадцать семь человек, чтобы составить ровно девять команд. Конечно, своим присутствием я уже кого-то вытеснила из этого списка. А может и нет. В крайнем случае, я в каноне не слышала про клан Ивамото и наблюдала лишь одного сироту беспризорника, которого ненавидела вся деревня. Не знаю — не знаю. Да и голову ломать над этим не хочется. Я бы, конечно, позагонялась по поводу того, с кем я буду в команде, да как-то понимаю, что до этого момента еще есть лет, эдак, шесть — семь. Все-таки, с моим присутствие канон может искорежиться жутко. Эх, все-таки, не нужно планировать события, я это не люблю, потому что все потом идет наперекосяк! Дошли домой в уютной тишине и, как только брат хотел скрыться в своей комнате, как я обогнала его, ловко проскочив между ним и стенкой, и успела захлопнуть дверь, которую братишка намеревался открыть шире. — Юна? — парень снова удивленно изогнул бровь. И как это выходит у тебя, смертник? — Мне уже шесть лет, и я хочу знать, на что способен наш клан! Но брат лишь удивленно похлопал глазками, осознал, что я сказала и засмеялся. Знаете, это было похоже из оперы «Мне сесть лет и я взлослая!». Понятна реакция братца, он-то не знает, что в теле его сестренки сидит душе старше его самого. Но все же, как только тот снова посмотрел на меня, перестал смеяться и снова изогнул бровь. — Ты серьезно, да? — усталый вздох, парень трет переносицу и устало косится на меня. Конечно, братцу хотелось, как всегда, уйти к себе и отдохнуть, ведь для него это уже было привычным делом — оставить маленькую меня себе на обеспечение. И после этого, пусть он не говорит, что заботится. Да, он может соизволить приготовить поесть, но у брата это выходит очень плохо. А я ребенок еще и убирать последствия кулинарного творчества как-то не очень хочу. И готовить самой тоже как-то не особо хочется. Мне же только шесть лет. Хотя, о чем это я? Да, понимаю, что братишка жутко устал, да и из-за моего поступка его срочно вызвали обратно в Коноху, тот, определенно (судя по измученному виду) летел сюда, словно угашенный в задницу павлин. Но я не тиран. Извините меня, все-таки, пусть хоть когда-то это чудовище проявит интерес к сестре не только в виде «Я устал, Юна, потом», но и в плане обучения. У меня же должен быть геном, и я должна знать о нем все. И тренировать. А так, что выйдет? Клановая девчушка не умеющая применять клановые техники? Ага, сейчас! Тем более, Хокаге дал ему выходные, чтобы Тетсуя приглядел за мной, а то мало ли, чего еще натворю. Все-таки я маленькая (по крайней мере, так я себя воспринимаю…уже) и мне нужна опека. Хоть какая-то. — Я устал, Юна, давай потом? — слышу надежду в его голосе и усталость в глазах. Нет, я не тиран, но все же, слишком долго я слышала эту фразу. — Нет, — мой голос тверд, как скала. Поражаюсь этому, а в душе ликую. По-любому, смотря на мои полу-молящие, полу-требующие глаза, брат рано или поздно сдастся. Он тяжко вздохнул еще раз. — Ладно, — Тетсуя отошел от двери и пошел на кухню. Я же, хвостиком, подпрыгивая от ликования, плелась за ним. Мало ли, удрать вздумал. Я, конечно, понимаю, что вряд ли смогу остановить этого обалдуя, но, все-таки, ставлю ставку на его совесть. Интересно, она у него есть? — Только скажи, зачем тебе это пригодилось сейчас? — с холодильника доносится его голос. Картина: брат в попытках найти еду. Но он-то не знает, что дома ничего съестного, кроме паука в углу на потолке, нет. А кто по магазинам ходил? Я-то рыбку имитировала в озере. — Ну, — делаю вид, что задумалась. Ага, я хочу быть настолько сильной, чтобы утереть эдакому засранцу нос, и пойти путешествовать по миру, — хочу быть лучшей ученицей в Академии. Парень подозрительно косится на меня, закрывая дверцу холодильника. — Странно это слышать от тебя, сестрица. А я просто пожимаю плечами. — Ладно, — в этот раз братик, скорее всего, смирился с тем, что в доме нет ничего поесть, — пойдем, я дам тебе свитки и объясню, что да как. С этими словами мы направляемся в гостиную, которая была ограждена от кухни только коридором. Ну, здравствуй, новый мир и здравствуй, новая Юна. Эту жизнь я уж точно не проживу отстойно!