***
— В черный список, — процедил Льюис, блокируя очередного подписчика, запостившего теорию о том, что Багмен — сын Кота Нуара. Серьезно, сколько можно? Он ведь даже интервью сам себе дал с опровержением, а они все равно никак не успокоятся! На сей раз заметили похожую привычку чесать затылок. И что? Если родственные связи определять таким образом, то так маму и тетю Хлою можно сестрами сделать: обе хмурят лоб, когда сердятся. Как, впрочем, и большая часть людей на земле. — Если будешь тереть все посты, то скоро у нас не останется ни одного подписчика, — заметил Леон, заглядывая ему через плечо. Слово «наш» по отношению к фан-клубу Багмена он стал использовать в тот день, когда Льюис взвалил на него техническую часть работы… то есть на второй же день существования сайта, когда сам же Льюис его случайно сломал. — Не все, а только те, где его называют сыном Кота Нуара, — недовольно пробормотал Агрест. — Багмен сам просил пресекать подобные слухи. Леон устало покачал головой, поправил съехавшие на нос очки и, облокотившись о столешницу, серьезным тоном сказал: — Попытки заставить людей замолчать приведут к еще большим слухам. Подписчики разбегутся по другим сайтам… уже разбегаются. Я вчера проверял, один из фан-сайтов этой теории почти догнал наш по активности. — У нас есть преимущество, Багмен официально признал наш фан-клуб. — Ответь честно, ты читаешь новости лицея на официальном сайте? — спросил Леонард, получивший должность главного администратора неофициального лицейского блога в наследство от выпустившихся старшекурсников. Льюис насупился: официальный сайт лицея посещаемостью похвастаться точно не мог. — И что же ты предлагаешь? — Оставить все, как есть, — пожал плечами Леон. — Как сын Альи Ляиф, журналистки, взявшей восемьсот тридцать одно интервью у Ледибаг, уверяю тебя: для героев важнее всего тайна личности. Если люди будут думать, что Багмен — сын Кота Нуара, то не раскроют его через настоящего отца. С большой… очень большой неохотой Льюис все же вынужден был согласиться. Все-таки самый действенный способ опровержения (признаться всем, что он сын Адриана Агреста) Багмен использовать не мог. Да и сам Нуар довольно легко к этому относился, с усмешкой заявив, что уже давно постиг искусство игнорировать слухи, но если его отец вдруг засомневается, то в любой момент готов подтвердить, что не при делах. — У нас, кстати, есть еще одна проблема, — сменил тему Льюис. — Хьюго не хватило фотографий для оформления, а позировать мне Багмен отказался. Может, у тебя получится его переубедить? Или в действии эпично заснять? — Фотоохота за супергероями у меня в крови, — воодушевленно заявил Леон. — К концу недели раздобуду столько материала, сколько потребуется. — Я верю в тебя, бро, — улыбнулся Льюис, стукнувшись с ним кулачком. Уж в чем в чем, а в успехе этой затеи у него не было причин сомневаться. Вечером Багмен специально присядет отдохнуть на крышу напротив дома Леона.***
В маске Льюис чувствовал себя самим собой. Носить волшебный костюм казалось так же естественно, как дышать или просить еще пять минуточек у безжалостного будильника. И если сначала при превращении его охватывала невероятная эйфория и небывалая уверенность из разряда «теперь без проблем сверну любые горы», то сейчас эмоции утихли, стали спокойнее и уверенность от «гор» перешла в категорию «это не сложнее, чем открыть коробку с печеньем». И ведь то, что раньше казалось невозможным, сделать сейчас было действительно просто (хотя Льюис и признавал, что остались коробки с печеньем, открыть которые и сейчас способно лишь чудо). — Ответь честно, у тебя тоже есть какой-нибудь Камень Чудес? — спросил Багмен, усевшись на диван рядом с Элен. — Я надеюсь, ты сейчас скажешь что-нибудь пооригинальнее, чем «так почему ты такая чудесная»? — с легким румянцем на щеках ответила она. Если бы он был без маски, они бы не сидели сейчас вдвоем. Он бы не решился с ней флиртовать, а если бы и решился, то смог бы выдать лишь что-то нечленораздельное. И уж точно бы не нашел в себе смелости сказать: — Нет, я просто пытаюсь выяснить, почему опять решил отдохнуть от патрулирования именно у тебя. И пока у меня два варианта: либо ты меня как-то околдовала, либо… — он театрально вздохнул, — все дело в этом диване. Он удивительно мягкий. Элен обиженно фыркнула. — Диван как диван, — сказала она, наверняка сдерживая вертевшееся на языке «у меня дома намного мягче». Она представлялась как Элен Куртцберг, умалчивая о «Буржуа». Приглашала Багмена не к себе домой, а в студию, которую ее отец арендовал с другом. В это время дня здесь не было никого, и в небольшой комнатенке для отдыха на втором этаже она могла вести себя не как избалованная дочь из влиятельной семьи, а как обычная девушка, чей отец был далеко не самым известным художником. Багмен делал вид, что знает не больше, чем она ему говорит. Он сам прятал лицо за маской, не ему было упрекать ее в желании надеть свою. Ведь именно в этих масках они могли быть друг с другом по-настоящему искренними. Леон часто спрашивал, что Льюис нашел в Элен. Еще с детского сада она постоянно огрызалась и обзывала его, а то и вовсе игнорировала, отказываясь признавать его существование. Одно неосторожное слово — он слышал «придурок», неудачная фраза — ответом было «откуда только берутся такие болваны». Попытки заговорить превращались в беседу со стеной, с тем лишь исключением, что на стене можно было увидеть хотя бы свою тень в качестве собеседника. Льюис боялся ляпнуть что-то не то и сделать еще хуже, из-за этого волновался и напрочь утрачивал дар внятно говорить. Багмену не было смысла бояться — даже если он потерпит неудачу, на Льюисе это не скажется никак. И потому, отбросив волнения, он мог говорить все, что думает, чувствует и желает озвучить. Льюис не знал, почему Элен его невзлюбила. Но он видел, какой она была рядом с его сестрой. Как она улыбалась, смеялась, шутила. Как очаровательно поджимала губки в моменты шутливой обиды, как восторженно размахивала руками, рассказывая о чем-то увлекательном, как мило подпирала рукой подбородок и устало вздыхала, жалуясь на что-то невероятно важное для нее и незначительное для других. И именно такой она была рядом с Багменом. А еще немного застенчивой и игривой, заставляя его еще сильнее влюбляться в себя. — Значит, все-таки колдовство? — ухмыльнулся он, побарабанив пальцами по подлокотнику. — Ну… — Элен задумчиво приложила палец к губам, — неужели ни разу не слышал, что ведьмы — рыжие? — хихикнула она в кулачок. — Тогда почему из нас двоих сгораю я? — ляпнул Багмен первое, что пришло ему в голову, покраснел до кончиков ушей и, неловко поерзав, поспешил исправиться: — Кажется, это был перебор. В повисшем молчании отчетливо слышалось тиканье часов, висевших на стене в другой комнате. — А мне понравилось, — спустя мучительно долгих пятнадцать секунд прошептала зардевшаяся Элен, подвинулась чуть ближе к нему и, зажмурившись, невесомо чмокнула в щеку.***
Багмен пребывал на седьмом, восьмом, девятом, десятом и еще полусотне небес. Во всяком случае, сейчас он был так окрылен, что и думать не мог ни о чем, кроме поцелуя Элен. Она была его мечтой с самого детства, когда «люблю» для него означало «хочу поиграть». Сейчас он различал больше оттенков этого слова: «люблю» как друга, с которым можно всегда поболтать; «люблю» как семью, к которой всегда можно обратиться за поддержкой; «люблю, как поет или играет в кино», когда его не особо интересовало то, что происходило за пределами сцены или роли. И именно Элен он любил как девушку, которую хотелось держать за руку, с которой хотелось разделить одно мороженое на двоих и через шестьдесят лет жаловаться на то, что раньше пицца была вкуснее. И именно эта девушка сама его поцеловала. Да, пока только в щеку. Но он чувствовал — все у них впереди. Разве могло быть сейчас для него хоть что-то важнее? Вот только он был не обычным мальчишкой, а супергероем, и позволил себе одну из самых непростительных для героев вещей: напрочь утратил бдительность. Из темноты откуда ни возьмись возникла фигура, Багмен и опомниться не успел, как оказался спиной прижат к дымоходной трубе. В голове сразу же пронеслись наставления Кота Нуара и матери, словно под копирку предупреждавших его об осторожности и утверждавших, что враг способен менять свою внешность. Багмен нервно сглотнул, страх сковал его, а йо-йо выскользнуло из дрожащей руки. Перед ним стоял Кот Нуар, но он не был похож на привычного улыбчивого или загруженного наставника. Ужасающе грозный (почти как в первую их встречу), накладные уши стояли торчком, хвост раздраженно болтался из стороны в сторону. Был ли он врагом или настоящим Котом, его вид определенно не предвещал Багмену ничего хорошего. Но больше пугали слова, которые казались еще непонятнее, чем вся эта ситуация. — Нехорошо гулять по ночам с чужими женами, — сквозь зубы прошипел Кот Нуар.