***
Они сидели на диване в гостиной. Забравшийся на него с ногами Льюис не сводил с мамы восторженно-любопытный взгляд, без конца задавал все новые и новые вопросы и жадно ловил каждое ее слово. Она отвечала сначала неуверенно и практически односложно, опустив глаза в пол, — слишком долго ее тайна была нерушимым табу, слишком непривычно ей было говорить об этом. Но постепенно расслабившись, рассказывала все больше подробностей. В одни моменты ее глаза загорались и речь становилась более оживленной, в другие — в них проскальзывала тоска, но на губах появлялась слабая улыбка. Ей нравилось защищать Париж, видеть благодарные улыбки горожан и знать, что именно ее усилиями им не угрожает опасность. Ей нравился свист ветра в ушах, стук крови в висках и азарт во время сражений. Но необходимость молчать, хранить тайну, следить за каждым шагом, чтобы никто случайно не узнал ее личность, выматывала настолько, что душе очень хотелось покоя. Потому она и ушла после победы над Бражником. Думала ли она когда-нибудь о том, чтобы вернуться? Да. Надела бы снова пятнистый костюм?.. Нет. Сейчас у нее другая жизнь: та, о которой она всегда мечтала, и менять ее она не хотела бы. Нет, они с Котом Нуаром так и не раскрылись. Жалела ли она об этом? Возможно. Изменила бы что-нибудь, если бы смогла вернуться в прошлое? Нет, точно нет. И определенно не стала бы открываться ему сейчас. В ее памяти Кот навсегда останется самым близким и верным другом. Но спустя столько лет… она даже думать не хотела о том, насколько они отдалились. Да, ей была известна личность Бражника и почему он совершал зло. Нет, больше опасности он не представлял, и нет, о том, как победили его, в другой раз (вот только в ее интонации явно слышалось, что этот «другой раз» никогда не наступит). Да, она иногда доставала серьги, чтобы пообщаться со своей квами, по этой причине и оставила их у себя. И нет, она больше злилась не на Льюиса, а на себя: раньше ведь хранила дневник в шкатулке-ловушке, но почему-то решила, что сейчас и простого ящика с двойным дном будет достаточно. — А серьги ты бы Элис потом передала, да? — предположил Льюис, поймав себя на мысли, что идеальная во многом сестра и тут его обошла. Впрочем, братом-близнецом супергероини тоже быть круто. — Точнее, передашь? — Сейчас в Париже спокойно, Кот Нуар хорошо справляется со своей работой, — Маринетт задумчиво посмотрела куда-то под потолок, а потом перевела взгляд на сына. — Я думала об Элис, да… но похоже, судьба выбрала тебя. — Меня? — поперхнулся воздухом он. — Раз уж ты знаешь мой секрет, передаю эстафету тебе, — с теплой улыбкой, она протянула ему резную шкатулку с серьгами Удачи. — Отныне они твои. — Но ведь… ты сама говоришь, что городу два героя не нужны. — Я успела убедиться, что Камни Чудес не попадают в руки случайно, — ответила она, покачав головой. — Ты их нашел, тебе и носить. — Мам, но это серьги… — почесав затылок, Льюис поерзал на диване, так и не решаясь прикоснуться к шкатулке. — И я… эм… парень, а не Леди… — Проколоть уши не больно, если примешь серьги, магия сама это сделает. А геройское имя ты можешь выбрать себе сам, совсем не обязательно включать в него «Леди».***
Маринетт раскладывала вещи в ящике по своим местам, а Льюис, закрывшись в своей комнате, гипнотизировал шкатулку с серьгами. Он знал, что если откроет ее, то появится квами. По словам мамы и немногочисленным рассказам тети Хлои он представлял, как они примерно выглядят и чего ему ожидать. Всего лишь маленькое летающее говорящее существо, дающее суперсилу, ничего необычного. К тому же, судя по записям в дневнике мамы и их недавнему разговору, Тикки была милейшим созданием на свете, могла поддержать в любую минуту и знакомство с ней мама включала в пятерку лучших событий в жизни (наряду с рождением детей и свадьбой с Адрианом Агрестом). Но когда это странное красное пятнистое создание вдруг возникло в воздухе из яркой вспышки, Льюис, не сдержавшись, ударил ее подушкой. Ну… как ударил: подушка попросту прошла сквозь квами, парившую перед ним с дружелюбной улыбкой. — Ты так похож на Маринетт, — прижав лапки к щекам, сказала она. — Твоя мама при первой нашей встрече тоже кидалась в меня вещами и даже назвала жукомышью. — Я об этом подумал, если честно, — почесав затылок, признался Льюис. — Прости. Квами заливисто рассмеялась и подлетела к нему; он слегка отшатнулся, мысленно напомнил себе, что бояться нечего, и расслабился, позволив ей потереться щекой о его щеку. И даже осторожно погладил ее двумя пальцами по голове. — Ты приятная, — удивился он. — Маленький ты очень любил меня обнимать, — улыбнулась Тикки, описав в воздухе круг. — А когда у тебя начали резаться зубки, то даже пытался попробовать на вкус. — Оу, — только и мог ответить он. В комнате повисло молчание. Сейчас Парижу не угрожали суперзлодеи — и Тикки не торопила нового подопечного, позволяя к себе привыкнуть. Она смотрела на него в терпеливом ожидании, с теплой улыбкой, взглядом излучая готовность поддерживать его всегда и во всем, как в свое время поддерживала его мать. Льюис же рассматривал ее с нескрываемым любопытством. Первичная настороженность улеглась, и он уже даже не стеснялся того, как открыто изучает ее взглядом. Хотя если он и правда ребенком пытался съесть квами, то стесняться перед ней ему уже нечего. — Попробуешь трансформироваться? — предложила Тикки, когда Льюис привык к ней настолько, что позволил сесть на свою ладонь и гладил ее другой рукой. Ответом послужил робкий, неуверенный кивок. Льюис всегда мечтал стать супергероем, мог часами представлять, как патрулирует улицы с Котом Нуаром, но сейчас, когда у него появилась такая возможность, чувствовал некое замешательство. Он боялся воды, мышей и темных подвалов. На высоте кружилась голова, а при виде крови к горлу подступал комок тошноты. Представляя себя героем, он забывал об этих совсем не героических страхах. Сейчас же он не мог не думать о том, достоин ли надеть алый костюм и принять от матери эстафетную палочку. Не опозорит ли он имя Ледибаг, если не справится с геройскими обязанностями? — У тебя все получится, — мягко произнесла Тикки, словно прочитав его мысли. — Маринетт сначала тоже боялась, даже пыталась передать серьги Алье. — Но мама была выбрана, а я получил их чисто случайно, только потому что нашел. Тикки покачала головой, прикоснувшись к его руке. — Маринетт была выбрана, когда помогла одному старику перейти дорогу. Это тоже можно назвать случайностью. Возможно, так и есть. А может быть, — она загадочно подмигнула, — ничто в этом мире не происходит зря. Проверим? — А давай, — усмехнулся Льюис, двумя пальцами пожав ее лапку. Достав из шкатулки серьги, он поднес их к своим ушам, зажмурился, готовый к тому, что вопреки словам мамы, магический прокол ушей окажется болезненным… — Трансформируй меня, — прошептал он. Огромный прилив сил, ощущение, что может горы свернуть, и небывалую легкость почувствовал Льюис, когда его окутала розовая вспышка. И никакой боли — когда серьги Удачи оказались в его ушах. — Офигеть, я супергерой, — воодушевленно произнес он, рассматривая обтянутые алой тканью руки. Восторженно воскликнул: — Тикки, у нас получилось! — и только потом вспомнил, что при трансформации квами затягивает в Камень Чудес. — У нас получилось, Тикки, — повторил он, с легкой улыбкой прикоснувшись к серьге. Льюис не знал, слышит ли его квами и помнит ли хоть что-нибудь, что происходит с подопечным во время трансформации. Спросить у Тикки он не успел, мама ничего не говорила об этом, хотя… судя по записям в ее дневнике, то, наверное, помнят, слышат и видят. Но сейчас его больше волновало другое. Одним ловким прыжком он преодолел половину комнаты, чтобы перед зеркалом рассмотреть свое геройское облачение. Алая маска с пятью черными пятнами закрывала половину лица. Обычно торчавшие в разные стороны волосы, как ни странно, были уложены в аккуратную прическу, будто отцовский стилист поработал над ним не менее трех часов. На красном пятнистом костюме были черные вставки на руках, ногах и по бокам, а на шее был завязан красный платок, концы которого торчали в противоположные стороны (по всей видимости, он был альтернативой ленточек Ледибаг). — Выгляжу как ряженый придурок, — резюмировал Льюис, отцепляя с пояса йо-йо. Оно было тяжелее, чем он представлял, но в руке лежало так, будто было создано для него. — Впрочем, тоже хорошо, — продолжил он, подбрасывая йо-йо вверх, — новый супергерой не станет соперником Льюиса Агреста в борьбе за сердце Элен Буржуа-Куртцберг. А то если бы мой костюм был бы такой крутой, как у Кота Нуара, то и отбил бы ее у себя. — А вы уже встречаетесь? — второй раз за день голос мамы за спиной раздался слишком уж внезапно. Новоиспеченный защитник Парижа, от неожиданности не рассчитав силы, подбросил йо-йо сильнее, чем ожидал, и случайно выпустил леску, но его мама ловко поймала снаряд. Интересно, это у нее профессиональное или он просто слишком глубоко в свои мысли ушел? — Нет, — насупившись, ответил Льюис, — но помечтать же можно. — Можно, — кивнула Маринетт, закусив губу. Неловкое молчание (оба старались не думать, сколько таких «можно» было в ее дневнике) длилось ровно минуту, пока Льюис, почесав затылок и хорошенько прокашлявшись, не сказал: — Пойду опробую свои силы в тренировочном патруле. — Д-да, удачи, — мама снова кивнула, но, сразу же опомнившись, произнесла: — Но сначала небольшой инструктаж. Прицепив йо-йо обратно на пояс, Льюис приготовился слушать и внимать. Он жаждал услышать советы, профессиональные хитрости и секреты самой Ледибаг… Вот только прежде всего для него она была не героиней, а матерью. — Запомни, — строго сказала она, — сначала трансформируешься в героя, потом прыгаешь из окна. С обратной трансформацией наоборот: сначала приземляешься, потом отменяешь. Если противоположная крыша слишком далеко… — Мам, — закатил глаза Льюис, — я не маленький. — Может, на лифте в первый раз спустишься? — на ее лице явно читалось сожаление о том, что их квартира расположена на шестнадцатом этаже. — Маааам, — протянул сын, всем своим видом показывая, что на такое не пойдет. Пусть высоты он и побаивался, но дать слабину сейчас не мог — страх, что Элен будет смеяться над тем, что сын Ледибаг, чтобы перебраться на другую крышу, спускается по лестнице и поднимается на лифте, был сильнее. — Хотя бы йо-йо крепче держи, — вздохнула Маринетт, смахнув невидимую пылинку с его плеча. — И помни о тайне личности, никто не должен узнать, кто ты под маской. — Обещаю, — ответил Льюис, поцеловав ее в щеку, — не подведу.***
Открыть окно, залезть на подоконник, закинуть йо-йо на соседнюю крышу, прыгнуть, прочувствовать полет и позволить инстинктам вести себя. Легче было сказать, чем сделать, но Льюис не мог оплошать, особенно на глазах у матери. Он пытался не показывать своего волнения (хотя прекрасно видел, что это безуспешно пыталась делать и она), облизнул пересохшие губы, пробормотал что-то о том, что это будет головокружительная прогулка, резко выдохнул и… Прыгнул. Уши закладывало от ветра. Адреналин закипал в крови. Эмоции фейерверком взрывались внутри, вырываясь наружу восторженным криком. Страшно? Немного. Нравилось? Льюису казалось, что он был для этого рожден. С торжествующей ухмылкой он помахал матери с соседней крыши и, когда она, облегченно улыбнувшись, помахала ему в ответ, продолжил свой первый учебный патруль. Чтобы уже через несколько минут свалиться на голову Коту Нуару и связать себя с ним нитями йо-йо, как когда-то давно, в день их первой встречи, сделала Ледибаг.