Кулаки, дипломатия и драконы

В ночь после восхождения сны были ярче, чем прежде. То ли дело было в тепле Высокого Хротгара, то ли в лекарских знаниях Седобородых, значительно превышавших знания Ульфрикова мага, было неясно, но в этом сне Дейенерис была в полном порядке. Она выздоровела — и, твёрдо стоя на ногах в заснеженной зале, смотрела на принадлежавший ей железный трон. Зала была разрушена. В местах, где ещё недавно были стены, зияли гигантские разломы, пропускавшие внутрь сильные порывы морозного ветра. Её волосы покрылись инеем, поэтому не колыхались под давлением воздуха. Снег не прекращался, застилая взгляд. Она попыталась вытянуть обледеневшие пальцы, коснуться стали. Сзади подкралась чёрная фигура; Дейенерис и глазом не моргнула, как над ней сверкнул кинжал Короля Севера — но она успела увернуться. Лицо Джона Сноу было искажено яростью, она была не в силах отвернуться, уверенная, что не может не смотреть на него, пытаясь понять причины его гнева, ожидая нового удара, но, пока пятилась назад, дошла до самого края и, поскользнувшись, полетела в белоснежную бездну. Гигантский чёрный дракон подхватил её, выпрямив когти и вцепившись в безвольное, отчаявшееся тело с ювелирной точностью. Они оказались над Узким Морем. Промелькнули мысли о доме, и Дейенерис слабо улыбнулась. Дракон опустил её у большой пирамиды, подняв всполохи песка; на мгновение он заслонил её взгляд, но стоило туману рассеяться, и она увидела, что навстречу ей вышли ухмыляющиеся люди в токарах; позади них, закованные в цепи, шагали люди всех рас. Рабы. Рабство вернулось в эти земли. Хуже всего: среди Великих Господ — ведь это были, несомненно, именно они — она увидела Даарио Нахариса, принявшего их обличие. На нём тоже — рабовладельческий токар. Зловещая ухмылка. Плеть для тех, кто не блюдит их законы. Клинки, готовые полакомиться её кровью. Дракон заверещал. Дейенерис быстро развернулась и увидела увешанного доспехами норда, занёсшего над драконом меч. Это Драконорождённый! Каждый его удар приносил дракону боль тысячи, и его крики жалобно сжимали её сердце, но прежде чем она успела побежать, образумить его, сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти дракону жизнь, холодное лезвие коснулось её спины… ноги подкосились. Она полетела вниз, в чёрную бездну… чтобы приземлиться на мягкие, хотя и относительно, подушки. Дейенерис распахнула глаза — и увидела заботливо склонившегося над ней Джораха Мормонта. Улыбнувшись, он коснулся её лба: — Как вы себя чувствуете? Она зажмурилась, словно пытаясь избавиться от дурного сна или не зная, стоит ли о нём рассказывать. И, судя по проступившим на её лице признакам напряжения, рассказывать об этом ей всё же не хотелось. — Выглядит, по крайней мере, лучше, чем вчера, — раздался голос в дверях. — Мешки под глазами, по-моему, посветлели. Дейенерис, быть может, и не стала бы открывать глаза, но любопытство взяло над ней верх. А вот сир Джорах, явно недовольный тем, что его королеву потревожили, не преминул об этом сообщить: — Снова вы? Берёте на себя слишком большую ответственность. — Значит, вы обо мне наслышаны, — криво улыбнулся Ондолемар. — Это приятно, особенно с учётом того, что прежде нам увидеться не довелось. — Мы виделись в Рифтене, — напомнил Джорах, насупившись. Гостя это лишь раззадорило: — Правда? Вас я там не припомню. Но что я помню хорошо, так это то, что кожи у Её Светлости на лице было побольше. Игнорируя Джораха, напрягшегося так, словно он мог напасть в любой момент, Ондолемар медленно прошёл в комнату и опустился на край кровати. Дейенерис, лениво повернув к нему голову, тщетно попыталась приподняться на подушках; Ондолемар протянул руку, словно хотел положить ей на плечо и уложить обратно, но его пальцы застыли, уголки губ нерешительно дрогнули, и рука вернулась к нему на колено. Сир Джорах тяжело — и недовольно — вздохнул. — Лежите. Моё присутствие не стоит ваших мучений. — Ондолемар, — Дени с почтением прикрыла глаза, и гость склонил голову. — Не думала, что мы снова встретимся так быстро. Вы меня преследуете? — Боюсь, подняться сюда меня заставили дела государственной важности. Один из моих юстициаров наткнулся на важные сведения в Маркартской библиотеке, и мне… — Тише, друг, из-за твоей болтовни в комнате остановились часы, — раздался тонкий голос, и в дверях появился ещё один альтмер — блондин, с изумрудными щелочками глаз и тонкими губами. — Боюсь, мы не знакомы, Ваша Светлость. Мой друг говорил, конечно, что сравниться с вашей красотой может разве что Алинорская луна, и… я почитаю за честь убедиться в этом лично. Сир Джорах фыркнул. Дейенерис, проявив нечеловеческие (и неэльфийские) усилия в вопросе сохранения силы духа, слабо улыбнулась: — Боюсь, если я луна, вы застали меня в момент затмения. Могу я узнать ваше имя? — Моё имя — Анкано, я служу при Коллегии Винтерхолда. Я помогаю Ондолемару с его… исследованиями. — Не уверен, что Её Светлость готова принимать гостей, — по-отечески вступился сир Джорах. Ондолемар ожидал — и даже надеялся — что Дейенерис его остановит, что не позволит решать за неё, но она только улыбнулась, словно извиняясь. Не лишённая красоты даже в болезни, ослабленная, она была совершенно не похожа на королеву, с которой Ондолемар познакомился на приёме у Эленвен. Он даже усомнился, не подменили ли её с той поры? История знает так много случаев, когда у королев появлялись двойники… их смерть не одно королевство спасла от гражданской войны, а то и от полного уничтожения. Он коснулся её лба — горячего, как солнце. Он знал, как выглядит со стороны, и знал, что Анкано наблюдает. Сир Джорах — тоже, но до него ему дела не было. Что же, терять ему уже нечего; он и так себя достаточно скомпрометировал. Не время пасовать, одной ногой переступив порог, подумал Ондолемар, и обеспокоенно вздохнул. — А я было решил, что вернувшийся к вам цвет лица значит, что я имею право нанести вам визит. Анкано не унимался: — До чего обидно! Значит, Её Светлость не примет участия в переговорах? — Она идёт на поправку, — возразил её опекун. — К тому же, ещё не все участники прибыли… ни Довакина, ни генерала Туллея… — Эленвен наделена правом принимать решения от имени Империи, согласно Конкордату Белого Золота, — хитро напомнил Анкано. — Эленвен тоже здесь? — озадаченно переспросила Дейенерис. Анкано кивнул. — Она, конечно, не поклонница древних писаний, и всё же, Ондолемар так нахваливал здешнюю библиотеку, что и она… не устояла. Должен признать, впрочем, что её присутствие и любовь к празднествам прекрасно разбавляют здешнюю скуку… сир, вы так не находите? — Анкано наслаждался смятением на лице сира Джораха, злобно и презрительно сопевшего. — Уверен, она тоже захочет навестить вас, но… чуть позже. Желаю вам скорейшего выздоровления, Ваша Светлость. Прошу простить, если моё желание вам представиться вы сочли за… неудобство. Ондолемар? Анкано взглянул на него с неприкрытым намёком, но тот и не подумал двинуться с места. Не желая создавать неловких ситуаций, впрочем, Анкано всё же вышел из комнаты. Сир Джорах прокашлялся. Ондолемар обращал на него внимания не больше, чем если бы он был просто мухой на стене. — Ваш маг рассказал мне, как вы заразились. Похоже, на ваши доспехи было наложено проклятье. От кого вы их получили? — От ярла Вайтрана. — Вот как! Симпатии Болгруфа всегда были… как бы это так выразиться… двойственны. Хорошо хоть, что вашим сопровождающим хватило ума переодеть вас… пускай и в одежду, не достойную королевы. Ваше одеяние, признаться, сильно меня смущает. — Вы бы предпочли его отсутствие? Если бы Ондолемар помнил, что значит краснеть, именно это он бы и сделал. — Смеетёсь надо мной? — серьёзно спросил он вместо этого. — Не сердитесь, господин эмиссар. Хмурость вам не к лицу. И она так искренне, пускай и слабо, улыбнулась, что оставаться хмурым он не мог, как бы ни хотел обратного. — Эмиссар, — снова напомнил о себе сир Джорах. На этот раз Ондолемар понял, что выбора у него не остаётся, и, тяжело вздохнув, покинул комнату. Анкано ожидал его у двери и, сомнений не было, подслушивал только что завершившийся разговор. Хотя и, разумеется, сделал вид, что это не так. Акира и Резнар, сторожившие по обе стороны двери, бряцнули доспехами и, выпрямившись как по стойке «Смирно!», заняли свои обыкновенные места по его правую и левую руки. Ондолемар кивнул, надеясь обойтись без нравоучительных бесед вперемешку со скрытыми угрозами, но намёка Анкано не понял или намеренно проигнорировал, зашагав с ними едва ли не в одну ногу: — Мы с тобой старые товарищи, Ондолемар, и я должен тебя предупредить… Госпожа посол не в восторге от твоего внимания к королеве Дейенерис. — В самом деле? — безразлично поинтересовался тот. — Я даже не заметил. Я думал, это в наших интересах? — Вероятно. Однако, тебе не кажется, что ты немного… перестарался? — С заданием, которое мне никто не давал? Нет, не кажется. Анкано — глупцом он, к счастью, не слыл — намёк всё же понял. И Ондолемар, стараясь не думать о том, как выглядит в глазах окружающих, направился в библиотеку — туда, где его уже ждали книги и бумаги, ставшие ему настоящими товарищами за последнюю неделю. Конечно, не то что Анкано или Эленвен, которых он и видел-то только из политической необходимости, наблюдавшие за ним и готовые донести, стоит ему только чихнуть… впрочем, он бы и сам поступил точно так же, если бы отличался большей внимательностью. Или, чего греха таить, если бы ему вообще было до этого дело. Конечно, уговорить Седобородых дать им доступ в библиотеку было непросто. Старики говорили что-то о строжайшей секретности их знаний и том, что их последний ученик — намекали они, конечно, на Ульфрика — использовал их вопреки всему, во что они верили, чему его учили, и разочарование их было так сильно, что доверять теперь эти секреты кому-то ещё они боялись. Анкано, который это всё и придумал, пришлось соврать, что их интерес — исключительно научный, и что знания необходимы магам для отстройки Коллегии, а Ондолемар добавил, что теперь, когда Талмор заключил союз с Империей, им не терпится ознакомиться с историей страны, частью которой они стремились стать. Справедливости ради, в его словах доля правды была. Возможно, Анкано всё же поколдовал над их старческими рассудками, потому что разрешение они всё же дали. Или же просто были совершенно не в курсе политической повестки и не видели дальше своих носов, по волшебному стечению обстоятельств до сих пор не покрывшихся инеем — насколько он успел понять, газет на Высокий Хротгар никто не доставляет, да и в умении Седобородых читать ему убедиться до сих пор не удалось. Просидев на Хротгаре с неделю, Ондолемар так и не понял, что именно они так рьяно оберегали. Он пролистал все книги, в названиях которых упоминалось слово «Голос», некоторые даже — по несколько раз, но ни на что толковое так и не наткнулся. В их трактатах не было ничего о языке драконов или мастерстве владения Голосом, даже ни одного ту’ума — ничего, кроме легенд и сказок, достойных песен. Ондолемар увлёкся, впрочем, чтением о драконьих жрецах, подчинявших себе людей и вёдших с драконами дружбу… но судьба свела его с человеком, которому не нужно было быть жрецом, чтобы дракон его не сжёг. То, что всегда казалось ему величайшей из тайн, появилось на одном из приёмов у Талмора, а теперь шло на поправку в лучшей из комнат крепости, которую Ондолемар ей уступил. Естественно, интерес к драконьим жрецам подугас. Он отодвинул книгу от себя. Быть может, в этой библиотеке найдётся что-нибудь о Таргариенах и их связи с драконами? Что в них такого, что эти гигантские, кровожадные создания позволили себя оседлать и приручить? А что было в Тайбере Септиме, помимо пресловутой и довольно-таки спорной Избранности? Нечто такое, чего у Талмора нет. Нечто такое, что они — прежде всего, конечно, Анкано — очень хотят найти, ведь тот, кто первым станет «как Таргариены», сможет победить в войне, а война, в этом не стоит сомневаться, начнётся очень скоро… с драконами или без, но начнётся. Даже если это, рассуждая объективно, не очень разумно. Какой смысл в этих книгах, впрочем, если учёные по обе стороны Стены не столько занимались исследованиями, сколько ядовитыми нападками в сторону соседей, не способных ответить физически, но только сомнительно научным словом? Чтобы прочесть несколько дискуссионных трудов, поссоривших Арпена Латтиа с десятком мейстеров Цитадели, не было никакой необходимости подниматься на Высокий Хротгар — эти книги можно было легко достать в книжных магазинах и библиотеках, потому что в качестве они нередко проигрывали даже совсем бездарной беллетристике. Каждый мейстер считал своим долгом оспорить труды и взгляды Арпена; за каждой новой статьёй, оспаривающей его уже оспоренные не раз теории и гипотезы, всегда следовала новая — лет через сорок, когда мейстер-автор оказывался уже в почтенном возрасте, а Арпен ни одного седого волоска в зеркале не видел. Новое поколение мейстеров набрасывалось на его псевдонаучные глупости с энтузиазмом голодных псов, не считая необходимым ознакомиться с уже опубликованными трудами — одни и те же аргументы повторялись круг за кругом, заставляя Арпена упражняться в красноречии засчёт недальновидных желторотиков, ничего не смыслящих в истинной природе науки. Все эти крики, возгласы, новые теории и хорошо забытые старые аргументы заправлялись не менее яростными и глупыми листками септонов, клянущих магов и учёных за копательство в истории и воскрешение, пускай и лишь на бумаге, злостных узурпаторов, изгнанных, убиенных — и слава Семерым, богам Старым, Новым, языческим и ещё не выдуманным! Ондолемар не сомневался, что где-нибудь в Семи Королевствах, да и здесь тоже, и в Тамриэле, обязательно нашёлся хотя бы один религиозный фанатик, уверенный, что в возвращении Алдуина виновата коллегия Винтерхолда. Глупость неимоверная, да ещё и на десятках страниц! Что до войны… теперь всё зависит от Эленвен. А она подобна бушующему пламени, и щепоткой пороха может послужить любое неосторожное слово. Не далее как вчера, на очередном приёме, в который неизбежно превращался каждый их вечер на Высоком Хротгаре, она поинтересовалась, светясь довольством: — До чего печально, что ваша подруга не может быть с нами. Не скучаете по ней? Ондолемар, конечно, скучал, но сказать об этом не мог. Только улыбнулся и, уходя от ответа, заметил: — Ей ещё нездоровится. Боюсь, если мы хотим быстро разобраться с переговорами, придётся начать без неё. — Всё к лучшему, — строго молвила Эленвен, вновь оглядывая остальных присутствующих. Не из любопытства; скорее из параноидальной привычки проверять, не подслушивают ли её. — Задачу вашу вы не выполнили, значит, она лишь вставляла бы нам палки в колёса. Ондолемар кивнул, отпил вина с бурдюка на поясе, но ничего не ответил. Свои извинения он уже принёс, но они Эленвен только раззадорили. То, как она полагала, будто может его так свободно и с завидной регулярностью отчитывать, начинало выбешивать. Вспыльчивая и не знающая такта и терпения, свою позицию посол не заслужила… да и не было у него никакой задачи, она её придумала, чтобы выставить себя в лучшем свете, чтобы показаться умной и дальновидной. Якобы она-де уловила в потенциальных дипломатических сношениях с королевой Дейенерис пользу для Талмора. Чушь какая! Он к ней испытывал любопытство чисто научное, безо всякой для себя личной, не то что даже политической выгоды! Вдруг она развернулась и зашептала: — Прошу вас не забывать, эмиссар, зачем вы здесь. Если наше собственное посольство было взломано, и документы украдены… — … значит, и Высокий Хротгар не должен быть неприступен, — со смехом закончил он. Эленвен открыто оскорбилась: — Вы прекрасно знаете, как это серьёзно! — Разумеется, — чтобы убедить её в серьёзности своих намерений, он легко тронул её за руку. — Не забывайте, что это я нашёл бумаги. Анкано мог придумать обратиться за помощью к Седобородым, но идея это была моя. Как и подружиться с королевой Дейенерис на случай, если её заинтересует наш союз. Даже столь открытый жест дружелюбия Эленвен не убедил. Возможно, потому что Ондолемар не смог, как ни пытался, подделать тон и прекратить разговаривать с ней как с умалишённой. — Очень надеюсь, эмиссар, что ваша цель будет достигнута. Иначе, боюсь, нам придётся отправить вас обратно, на менее ответственную должность, — Эленвен препротивно улыбнулась и поклонилась на прощание. Угрозы, конечно, и так составляли большую часть её речи, но в последнее время всё чаще и чаще метили именно в него. К его горечи, вполне заслуженно. Что ещё хуже, Ондолемара это совершенно не волновало, к его же вящему удивлению, и даже забавляло. Эленвен, окружённая врагами, превосходила саму себя в умении скрывать истинные намерения и мысли — хотя большинство прочих присутствовавших на этом импровизированном приёме прекрасно их угадывали, основываясь исключительно на своих не всегда таких уж лживых предубеждениях. Ульфрик и его подданные держались в стороне, явно отказываясь верить в происходящее и не скрывая враждебности, но отказаться от куска хлеба и вкусного вина всё-таки не способные. Подплывая к ним, вся преисполненная грацией, Эленвен натягивала наипротивнейшую из улыбок и неизменно получала в ответ звериный оскал — что поделать, этих северян никто фальшивым правилам поведения не учил, они что чувствуют, то и показывают. Ондолемар их даже немного уважал за это — все знают, кто и как друг к другу относится, и никто от другого ножа в спину не ждёт. Пару раз «хозяйка торжества» даже отправляла в их сторону служанку с подносом; к недовольным гостям бедняжка подходила нерешительно, едва ли не семенила перед ними и заискивающе улыбалась, будто полагая, что и к ней гости отнесутся с тем же пренебрежением. Ульфрик себя ждать не заставил: единожды взяв в две руки четыре кубка, он ядовито улыбнулся и мгновенно их опорожнил — на пол. Служанка, вряд ли имевшая шанс законно испробовать этого вина, ужаса скрыть не могла; Эленвен же, торжествуя, ещё не раз отправляла её в злополучный угол, а как-то раз, позаимствовав у неё поднос, направилась туда сама — всё с теми же безукоризненными манерами. В этот самый момент произошло то, чего Ондолемар ждал с самого начала приёма — не приняв подношения Эленвен, не произнося ни слова и даже не пытаясь выглядеть достойно, Ульфрик покинул комнату. Сразу после посол отправила в сторону Ондолемара угрожающий взгляд, которым без стеснения разменивалась в его обществе в последнее время; Ондолемар, не поддаваясь её запугиваниям, только приподнял пустой кубок, будто намереваясь произнести тост в честь её устрашающего гостепреимства. И сегодня всё должно было повториться. Эленвен не была бы собой, если бы следом за ней не тянулся шлейф пажей, официанток и обозов с праздничной едой — и он подозревал, что посол не столь несведуща в магических знаниях, какой притворяется, иначе как объяснить то, что в крепости раз в неделю появлялись вкусные вина и вполне себе съедобные продукты? Качеством она, конечно, довольна не была, но виду не подавала — как и мастер Арнгейр, журивший её за склонность к развлечениям, но не слишком-то охотно. Должно быть, и Седобородым, аскетично заключившим себя на высокой горе, хотелось время от времени поесть что-то, не заплывшее плесенью, поэтому они терпеливо сносили её капризы. Но Ондолемар знал, что долго так продолжаться не может. Их пустили в библиотеку, потому что в ней нет ничего, что помогло бы им одолеть Империю; их пустили на Хротгар, потому что не привыкли отказывать гостям… но они не обязаны предоставлять им кров, помогать, даже улыбаться. И, тем более, разрешать развлекаться, лить вино в священном месте! Одно их слово, произнесённое хотя бы на долю тона выше, и каждый из них может в любую секунду слететь с горы, и останавливает их, видимо, только вековая мудрость… Или трусость? Стоит им убить хотя бы одного альтмера, тем более высокопоставленного, и война начнётся в следующее же мгновение… глядя на закоптившийся факел, Ондолемар задумался: обладай он сам такой силой, хватило бы ему терпения не убивать каждого, кто хоть немного действует ему на нервы? Многие из его собратьев, использующие дарованный расой ум не по назначению, были бы мертвы. И мир, несомненно, стал бы более одиноким. Седобородые сделали его таковым по собственной воле — и, возможно, никого не убивали, только потому что ни с кем не говорили. Довольно удобно. Ондолемар не был уверен, не подслушивает ли кто его мысли; в конце концов, не исключено, что у Седобородых всё в порядке не только с голосом, но и с ушами. В последнее время — на Хротгаре в том числе — его мысли очищали тренировки. Он достал себе новый меч, о котором никому не рассказывал; прикасаться к которому до сих пор боялся, но который берёг как зеницу ока и всегда носил с собой. Крови он ещё не познал… не от рук нового хозяина, по крайней мере. Но Ондолемар знал, что час этого близок. Акира и Резнар, разумеется, были в курсе, ещё и потому что часто выступали в роли учителей и живых манекенов для битья, но все удары сносили терпеливо, и поучали его с достойной восхищения педагогичностью. К клинку он, всю свою жизнь пользовавшийся боевой магией, был непривычен. Для тренировок он выбрал старую богорощу на заднем дворе крепости, некогда взращённую для нордов-паломников из-за Стены. От чардрев теперь осталось только несколько пней — в том числе белый, снег на котором никогда не залёживался. Раньше сюда никто не забредал, но с прибытием Ульфрика и его делегации Ондолемар всё думал, не наткнётся ли как-нибудь на Джона Сноу, даже надеялся на встречу, раздумывая, не удастся ли им побеседовать на занимавшую их обоих тему… но в тот вечер судьба преподнесла ему подарок гораздо более любопытный. Вкушая морозный воздух, меж деревьев расхаживал тёмный эльф с перебинтованный головой — тот самый, кто, как Ондолемар уже узнал, возился с Её Светлостью до их прибытия на Высокий Хротгар… заключив, что друзья, а может, и враги у них общие, Ондолемар заглянул к себе в душу, раскопал всё имевшееся в ней радушие, улыбнулся, чтобы не возненавидеть самого себя, и намеренно громко скрипнул снегом. Эльф резко обернулся. — Наслаждаетесь снегом, мой друг? — Было бы чем наслаждаться, — отвечал тот с не меньшим, и наверняка столь же притворным, радушием. — Вам не лучше меня известно, что здешняя погода… не Саммерсет, согласитесь. — И не Морровинд, — согласился Ондолемар, не в силах поверить, что завёл разговор о погоде. О погоде! — Должен признаться, увидеть данмера в сопровождении Ульфрика Буревестника я не ожидал. — Все так говорят, — хмыкнул тот. Ондолемар уважительно улыбнулся. — Вы чувствуете себя лучше? — незнакомец кивнул. — Большое спасибо, что спросили. И помогли — тоже, — вместо ответа Ондолемар прикрыл глаза. — Мне не хочется жаловаться, но, всё же, среди лекарственных припасов Седобородых — одни только мази от боли в суставах да настойки от першения в горле. Приходится сделать скидку на их возраст и воздержаться от осуждений. Если бы не вы, валяться мне с контузией в одной кровати с Её Светлостью. Ондолемар вежливо усмехнулся. — К слову, о Её Светлости… не уверен, что хоть кто-то поблагодарил вас за то, что вы ей помогли. Северяне невоспитанны, грубы, благодарность им неизвестна, непонятна. Если это действительно так, я буду рад тем, кто… исправит это вопиющую оплошность. Эльф нахмурился. — С чего бы вам быть за это благодарным? — Окажись жизнь Её Светлости в опасности, Талмору пришлось бы несладко, — отвечал Ондолемар без запинки. Он так привык отражать нападки Эленвен, Анкано, да даже преданных ему как собаки Акиры с Резнаром, что говорить полу-ложь кому-то малознакомому было плёвым делом. — В этом вы, пожалуй, правы… — ответил эльф задумчиво. — Но объяснить, зачем вы помогали мне, я не могу. Это же не в ваших интересах. — Хотите, чтобы я вам так сразу раскрыл все карты? — Должен же я понимать, с кем имею дело, и зачем. Особенно если вы ожидаете того же от меня, хотя озвучивать это вслух правила приличия, разумеется, не позволяют. Ондолемар словил себя на мысли, как приятно ему отличаться от Эленвен — и видеть в равных себе по интеллекту не врагов, но, если не товарищей, то, хотя бы, интересных собеседников. В её-то речи всегда сквозило желание увидеть собеседника на пике, желательно обугленного или раскромсанного на части, а можно и так, и этак; он же своей цивилизованностью очень гордился. — А, значит, я забыл представиться… прошу меня простить. Ондолемар, я эмиссар. Служу Талмору и… здесь, в Скайриме, выполняю роль… своего рода культурного атташе, если угодно. — Не могли бы вы перевести это на человеческий? Я, боюсь, в эльфийском не силён. Ондолемар объяснил, не рассчитывая на взаимность — или, по крайней мере, на полноценную откровенность. Справедливости ради, он и сам не сказал всего, но для первичного знакомства этого было достаточно. Эльф, которого, как оказалось, звали Хильмар, всего-то был одним из советников Ульфрика — не больше и не меньше. Всего-то тёмным эльфом при дворе самого ярого расиста в Скайриме. Совершенно не подозрительно. — Тяжело вам, должно быть, скрещивать эльфское и нордское? Мне порой кажется, огурцы с молоком уживаются лучше! — Потому-то вы мне и интересны, — улыбнулся Ондолемар, не зная, поможет ли лесть, и рискуя тыкнуть пальцем в небо. — Хочется лично узнать, что в вас такого, что заставило самого Ульфрика Буревестника предложить вам место при дворе. Вы огурец? Или молоко? — Я сыр, — улыбнулся тот и, прежде чем Ондолемар успел хотя бы придумать остроумный ответ, резко уставился в небо. — О! Кажется, грядёт буря, эмиссар. Не задерживайтесь, а то ещё, не дай Бог, простудитесь на такой-то холодине! Я, пожалуй, всё же спрячусь под одеяло. Воздухом подышал, и хватит с меня — болен ещё, котелку нужен отдых, а то суп будет совсем не такой наваристый, как хотелось бы. Всего доброго! Хильмар ни секунды не задержался, в его походке не было напряжения, но Ондолемару всё равно показалось, будто он слишком уж торопился. Да и на бурю намекали только два жалких клочка туч на небе — ветер и тот даже самого хилого деревца бы не склонил. А как он говорил о себе? Как просто, с ложной скромностью прервал все его расспросы, ответы на которые, очевидно, ему давать не хочется? К такой осторожности, что бы за ней ни скрывалось на самом деле, Ондолемар не мог относиться без уважения. Хильмар оказался прав: буря действительно грянула, вот только не на улице. Ондолемар следил за ним и за ужином — и эльф, похоже, чувствовал на себе чужое внимание, ибо держался предельно осторожно, открывая рот исключительно ради еды, но не беседы. Эленвен, вопреки его ожиданиям, в этот раз обошлась без изысков. Он немало удивился, не обнаружив на тарелке мяса, зато пресного риса хватило бы накормить одну деревеньку совершенно непритязательных к еде беженцев. Остальные уплетали без возражений, и он чувствовал себя исключительным, когда спросил: — Неужели на Высоком Хротгаре закончились припасы? Эленвен кивнула и сообщила, что повозка с припасами не успела доехать вовремя, потому что ступени были заметены, и слугам пришлось готовить из того, что имелось. — А имелось у вас, судя по всему, целое рисовое поле, — проворчал Ульфрик, в обществе эльфов всегда пребывавший в отвратительном расположении духа. — Только подумайте, а! Там люди внизу кости обглоданные обсасывают в надежде хотя бы капелькой мясного сока глотку промочить, а тут такое происходит! «Сказал он, наевшись досыта и даже не утерев усы», подумал Ондолемар, но смолчал. — Право, Ульфрик, — льстиво произнесла Эленвен, вставая из-за стола с заполненным рогом и плавно двигаясь к его месту. — Если тебе угодно, ты всегда можешь захватить свою миску, спуститься с горы и угостить рисом бедных крестьян. Могу даже предложить немного вина, кислого, правда, с югов, дабы благословить на удачный, без особых происшествий, путь вниз. Или в знак дружбы, примирения. Какой вариант лучше? — Я бы предпочёл в знак твоих поминок, хотя поминать тебе мне совершенно не хочется, — огрызнулся Ульфрик, даже не представляя, какое удовольствие Эленвен испытывает от его ворчания. Отвернувшись от кубка с кривым лицом, он бросил в сторону хозяев крепости: — Это что за неуважение? У вас что, рогов на всех нет? С чего это я должен пить из того же рога, из которого эта бестия пьёт кровь моих товарищей? — Преломить хлеб, испить из одного кубка — знак мира, пускай и временного, — произнесла Эленвен. — Подумать только! Если бы я предложила выпить из другого кубка, ты бы ещё, чего доброго, решил, что я тебя отравить пытаюсь! Ульфрик зыркнул таким взглядом, словно был готов швырять в Эленвен молниями. — Знал бы я, что вы сюда бухать пришли, а не важные стратегические вопросы решать… сам бы рогов принёс. А то что это, пьёте по капельке, как росу утреннюю! — В искусстве «бухать» мы северянам, дело известное, не чета, — заметил Анкано. — Росу пьём не мы, а наши братья-босмеры, — пояснила Эленвен назидательно. Ульфрик только затряс головой, а Галмар, его десница, придвинулся ближе, будто цепной пёс, готовый напасть. Эленвен, поняв, что ничего не добьётся, театрально вздохнула и медленно вернулась к своему месту, с наслаждением и простотой потягивая вино. Ондолемар, всегда имевший при себе винный кубок (как раз на случай, если кто-то захочет его отравить), не сомневался, что пить из рога с Ульфриком для неё должно быть точно так же невыносимо, и не смог сдержать внутреннего восхищения за её готовность притворяться во имя блага страны. Она знала, что делает, потому что, стоило ей опуститься на стул, случилось следующее: — Как я и думал, ваше пребывание на Высоком Хротгаре оскорбило эти святые стены, — прорычал Ульфрик. — Ваше тщеславие… ваша готовность пировать, когда гибнут люди… — Мы здесь, чтобы отпраздновать перемирие, — Эленвен развела руками, совершенно не впечатлённая этими словами, — и выпить за здоровье раненых… — Я НЕ ОБ ЭТОМ ГОВОРЮ! — Ульфрик повысил голос, и его грозные слова как летучие мыши помчались к высоким сводам и ещё долго метались из стороны в сторону, эхом разбиваясь об стены. — На нашем пороге война если не более важная, то как минимум касающаяся каждого из нас… не говоря уже о том, что я не намерен проводить с вами в одном помещении времени больше, чем того требуется! — Ульфрик прав, — вмешался мастер Арнгейр и поднялся с места. — Мы были рады принимать вас как гостей, но, боюсь, вы стали злоупотреблять нашим гостеприимством. Эленвен изобразила разочарование, но с эмоциональностью слегка переборщила. — Как же тогда быть? Я надеялась, что ваше гостеприимство вкупе с нашими блюдами будет достойной платой за постой, но… похоже, я ошибалась? — за столом молчали. — Раз так, то мы… мы, конечно же, не станем задерживаться. Правда, друзья? — тщетно пытаясь проглотить улыбку, Ондолемар кивнул. — Не хотим и впредь оскорблять стены святого места, но… как же быть с переговорами? Неужели вы готовы начать без представителей Империи, без генерала Туллея… без королевы Дейенерис? — Она сможет принять участие в переговорах, — твёрдо заявил сир Джорах Мормонт. Эленвен подавила издевательскую усмешку. — Хорошо. Но как быть с Империей? С генералом Туллеем? Она спрашивала об этом у Ульфрика, и все это прекрасно понимали. Воцарилось молчание. — Если бы Туллей хотел прибыть, он бы уже был здесь. Очевидно, что… — … что, согласно Конкордату Белого Золота, Талмор наделён правом принимать стратегически важные политические решения от лица Империи? — Ульфрик хранил замогильное молчание. — Да. А это значит, что Талмор очень удачно оказался здесь в такой… важный момент и, разумеется, сможет сделать эти переговоры короткими, но полезными для обеих сторон. «И превратить их в концерт и балаган», добавил про себя Ондолемар. Она поднялась со стула, наслаждаясь произведённым эффектом. Ульфрик знал, что сел в лужу. Эленвен знала, что он знает. И, должно быть, в душе ликовала, раздумывая над тем, как будет разделывать его как орех на переговорах, пользуясь его вспыльчивостью и предлагая выгодные Талмору варианты, когда Ульфрик этого меньше всего ожидает, и когда его злоба так велика, что о холодном расчёте можно даже не задумываться… чтобы так его обмануть, много ума и умения вести переговоры не нужно. А ведь тут ещё и королеве Дейенерис нездоровится — сир Джорах, быть может, снова попытается выступить за неё, но сможет ли она возразить? Успеет ли? Станет ли? Всё было на стороне Эленвен… для Талмора это, конечно, было прекрасно, но последствия были столь малозначительны, что Ондолемар от мыслей о них только бесился. Он мог дать Талмору гораздо больше, даже если на это ушли бы десятки лет… если бы только он искуснее владел мечом и не полагался всегда на знания магии, не раз спасавшие ему шкуру и заставлявшие врагов молить о пощаде на коленях!.. Спалось снова несладко. Холодная буря, ледяной снег врезались в истончившуюся кожу. Что-то с ним точно не так, что-то случилось. Несколько раз он просыпался, ощупывая выступивший на лбу холодный пот и пытаясь судорожно собрать обрывки воспоминаний, но безуспешно. Единственное, о чём он помнил точно — о давно позабытом чувстве страха и неизвестности. Содержание снов он помнил слабо; помнил незнакомый голос, говоривший на давно забытом наречии, смеявшийся над ним, говоривший, что ничего не получится, бравший на слабо… и говорил он вовсе не о Талморе. Имени Эленвен он не знал. Голос не заикался о войне, о Пути Голоса, о нордах, но Ондолемар сам себе не был готов признаться в том, что прекрасно понимает каждое сказанное слово, мастерски нацеленное прямо в его сердце. Поэтому, проснувшись, он первым делом, перешагивая через спящих друзей и мимо храпящих врагов, вышел на улицу. Если в Скайриме и было что-то хорошее, так это изобилие смешанного с льдинками снега, помогавшего от мешков под глазами. Никто не должен знать о его кошмарах. Никто не может увидеть, что с ним что-то не так; никто не имеет права увидеть его слабым. Времени начала переговоров никто не назначал, и было негласно решено, что как только все проснутся, позавтракают и будут готовы — тогда и начнут. У Ондолемара аппетита не было, так что он тренировался, пока не ощутил себя достаточно разгорячённым; он надеялся, что цвет всё же вернулся к его лицу. Когда же он вошёл в главный зал, его собратья были уже на месте и, разумеется, не подавали виду, что волнуются за исход предстоящей дискуссии. Ульфрик вперил взгляд в столешницу, но в те редкие моменты, когда он всё же поднимал голову, смотрел волком; сидевший рядом с ним Хильмар казался беспечным и ничем не взволнованным — и Ондолемар спросил себя, не в том ли дело, что эльфам всегда удаётся лучше скрывать свои эмоции и чувства, нежели людям? — О, эмиссар, вот и вы, — произнесла Эленвен, — я уж думала, вы решите к нам не присоединяться. Полагаю, почти все в сборе, кроме… — Сир Джорах просил меня сообщить, когда все будут готовы, — заметил Джон Сноу. — Её Светлость всё ещё слаба, и не может ходить без помощи… Когда он ушёл, Ондолемар опустился на своё место и обратился к мастеру Арнгейру: — Похоже, королеве Дейенерис придётся остаться на Высоком Хротгаре дольше, чем вы готовы её принимать? Седобородый не ответил, потому что Хильмар — последний, от кого Ондолемар ожидал реплики — его опередил: — Вы очень заинтересованы в её судьбе, не так ли, эмиссар? Ни один мускул не дрогнул на его лице. — Да, и своей симпатии к ней я не скрываю. — А могу я поинтересоваться, по какой причине? Ондолемар рассмеялся. — Честное слово, друг мой, вы совершенно не умеете играть в светскую беседу. К тому же, если память мне не изменяет, я успел вам это объяснить… — Никакой он тебе не друг, собака эльфийская, — вмешался Ульфрик, — а спрашивает он, потому что ты лапы к его подопечной тянешь и заразиться можешь сам, тоже, а потом перекусаешь нас всех тут. И ему работы больше будет! Он её подлатал, а с тобой возиться не станет! — Я, признаться, сам могу решить, кого лечить, а кого нет, — неловко ответил Хильмар, — к тому же, эмиссар помог со здоровьем мне. Было бы невежливо отказывать ему во взаимной услуге… — Я, признаться, до сих пор нахожу любопытным, что за то, чтобы её выходить после такой оказии, взялись вы, придворный советник, — намеренно осуждающе заговорил Ондолемар, соединив пальцы и положив на них подбородок. — Не странно ли, как в вашей голове сочетаются знания как о политике… так и о медицине? Заставляет задуматься, не обманываете ли вы нас… не носите ли одну маску в надежде спрятать другую?.. Что, впрочем, не оправдывает тех, из-за кого Её Светлость оказалась в таком… плачевном положении. Мне она сообщила, что это подарок ярла Вайтрана, а он, если мне не изменяет память, всё ещё верен Империи… неужели это значит, что… Спекуляции о судьбе Дейенерис прервались появлением самой Дейенерис — и Ондолемар заткнулся. Джорах Мормонт нёс её на руках, как ребёночка, ослабленную, будто лишённую и силы, и власти… Ондолемару стало вдруг горестно. Она не заслужила такого унижения… он так на неё и таращился, пока в голове не зазвучал уже знакомый, но всё ещё неприятный голос… Ондолемар отвернулся в надежде, что его замешательства никто не заметил. Особенно Эленвен. Или Анкано. Ни один из них не имеет права знать, что происходит у него в голове… если бы, впрочем, он сам понимал… пытаясь отвлечься, он вдруг услышал отголоски разговора между Галмаром и Ульфриком: — 13 человек… 13 стульев. Плохо дело. Кто-то должен остаться, стоять. Я постою, пожалуй… — Это ещё почему? — Первый, кто из-за стола встанет, тот скоро погибнет, — пояснил Галмар совершенно будничным тоном, невзирая на то, что звучал хуже деревенской бабки. Ульфрик мнение Ондолемара, похоже, разделял, потому что, не произнеся ни слова, на свой стул всё же опустился. Галмар, немного подумав и оглянувшись по сторонам («Может, кто-нибудь всё-таки захочет постоять?»), сел тоже. Хильмар же, не торопившийся занять место по правую руку «короля Скайрима», наоборот, ждал, пока все усядутся и закончат споры о том, кто и где должен сидеть. И, когда это всё-таки произошло, тоном бывалого сказочника заговорил: — Нисколь не сомневаясь в академических знаниях господ политиков и сопровождающих их лиц, я, всё же, считаю необходимым… провести некоторую… с вашего позволения, лекцию на предмет того, с чем, а, точнее, с кем мы имеем дело. Я, видите ли, близко знаком с той легендой, о которой сегодня пойдёт речь. — Присутствовали лично? — Анкано позволил себе улыбку. Эленвен тихо фыркнула, будто надеялась, что никто не заметит; но Ондолемар услышал, Ульфрик, судя по самодовольной усмешке — тоже. Хильмар прогуливался за спинами гостей. — Алдуин, согласно нордским легендам, это дракон… первенец Акатоша, Бога-Создателя. Алдуину даровано право умерщвлять мир и воссоздавать его. Никаких сведений о том, что… что становится причиной появления Алдуина, нет. Может статься, что… сами Боги решают, когда настаёт час, и тогда они насылают Пожирателя Мира, который… собственно, пожирает мир. — Это что, — ядовито усмехнулась Эленвен, — очередное пророчество о конце света? — Вам, живучим тварям, нет никакого дела до смерти, — прорычал Ульфрик, резко мотнув головой в её сторону. — Вы живёте на своих деревьях, колдуете над ранами, варите свои дурацкие зелья и полагаете… — Его Светлость, кажется, запамятовал, — произнёс Анкано, — что коллегия магов Винтерхолда находится здесь, в Скайриме, а не в Алиноре. — Его наводнили подобные тебе, — он злобно скрипнул зубами в ответ. — Какая жалость, — судя по улыбке, никакой жалости Анкано и не думал испытывать, — что следующее место — Университет Таинств в Имперском Городе… — Разграбленный, разрушенный, пожжённый суками, подобным тебе! Не учи меня, эльф, не рассказывай мне о земле человеческой и о том, что есть для нас жизнь и смерть! — Ульфрик говорил храбро, громко и решительно. И, конечно же, не по теме. — Мы с Туллеем стоим по разные стороны баррикад, но я знаю, что он человек достойный, и у него хватило бы воспитанности хотя бы нас выслушать! — Это лишено всякого смысла, — рассмеялась Эленвен. — Если ваш Алдуин, как вы говорите, призван покончить с нашим миром, то что его удерживает? Почему мы всё ещё здесь? — Может статься, это простое везение, — ответил Хильмар. — Может статься, он недостаточно силён, ибо не напился ещё нордской крови… Алдуин и прежде пренебрегал своим долгом. Его побеждали и прежде, пользуясь его ленью, его глупостью. Он питался самодовольством. Чревоугодничал. Хотели бы Боги уничтожить наш мир, они нашли бы для этого другой способ, ибо боги всемогущи… выходит, Богам любопытна не его сила и не его же им верность, но мы сами и то, как мы взглянем в глаза этой опасности. Согласитесь, что быть в руках его капризов и переменчивого ума… участь не завидная. Недооценивать гигантскую ящерицу, способную одним вздохом лишить всё, что нам дорого, не стоит. На мгновение повисла тишина. Каждый пытался осознать сказанное, пускай и с разной степенью понимания. Фыркнув, Ульфрик не выдержал первым: — Я не знаю, говорит ли в тебе мудрец, видевший и знающий столько, сколько все мы вместе взятые за всю жизнь не увидим и не узнаем… или… — Скажешь, что сказки — ложь? — Не скажу, — ответил Ульфрик после тяжёлой паузы. — Сказки городов не жгут. Странное дело, столько людей в Хелгене погибло, но я выжил — и ради чего, ради заключения мира с имперцами? Да ещё и поджавшими хвост и не явившимися на переговоры? — Это не навсегда, — высказался Джорах Мормонт. — Как только Алдуин будет побеждён, вы сможете вернуться к своей войне. — Но вот поставки мёртвых нордов для его ненасытного желудка приостановить удастся, — согласился Хильмар. Ондолемар скосил глаза на Эленвен, ожидая резких возражений или насмешек, но она словно приняла позицию бесстрастного наблюдателя. Так она добывала информацию, когда знала, что добыть нужного для себя исхода сейчас будет непросто. — В таком случае, я потребую для своих людей лучшей жизни. Я требую… — Осторожней, Ваше Медвежество, — просто перебил его Хильмар. Нахально глядя в сторону Талмора, он произнёс: — При всём уважении к моим почти братьям по крови, нельзя не учитывать, что сильное ослабление Империи будет им крайне выгодно. Не так ли, госпожа посол? Эленвен напряжённо улыбнулась, явно разрываясь между необходимостью ответить дипломатично, при этом не соврав и не выдав угрозы. Хильмар не дал ей слишком много времени: — Если мы говорим на равных, следовательно, стоит выставить равные условия. Если наш мир, наш общий мир хотят уничтожить, мы больше не можем разделяться на своих и чужих. — И мы не имеем против этого никаких возражений, — парировала Эленвен. — Владения, которые отойдут, пускай и на время, Братьям Бури, не должны территориально превышать владений Империи. Такова воля генерала Туллея. Она идёт на уступки! Чёрта с два Туллей изъявлял ей свою волю! «Даже если с этим Хильмаром действительно что-то не так, — подумал Ондолемар, — даже если в нём от боевого мага столько же, как во мне от фермера, болтун он тот ещё. На нервах Ульфрика Эленвен могла играть, но вот здравомыслие Хильмара её вспыльчивому рассудку неподвластно». Торжествующую усмешку он сдержал с трудом. Знал, что даже при царившем напряжении от кого-нибудь она точно не укроется, а лишних вопросов предпочёл бы избежать. Впрочем, внимание было приковано не к тихому спутнику Эленвен, но к Ульфрику, нахмурившему лоб и уставившемуся в самый центр стола. — А что с драконами будем делать? — проскрежетал он. — Будем силы объединять для защиты городов? — Мы собираемся говорить с ними, — высказалась Дейенерис. — Предложить им мир. Воцарилась мёртвая тишина. — Предложить мир машинам для убийств! — Ульфрик безумно расхохотался. — Как хоронить Центурионов в подземельях! — Ульфрик, — окликнул его Джон Сноу, но остановить его было невозможно. — Что? Зачем ты останавливаешь меня, друг мой? Перед тобой сидит женщина, отвоевавшая себе целое королевство с двумя драконами. Двумя! Но здесь их захоронены десятки! И вы предлагаете им существовать в нашем мире, не участвовать в наших проблемах, просите их оставаться беспристрастными, когда они могли бы помочь или, наоборот, уничтожить нас, ведь именно это они и призваны делать? — Вы забываете о том, насколько это гордые существа. — Но ведь вас-то они слушаются, — произнёс Ульфрик и по-лисьи улыбнулся. — Разве я хуже вас? Усталое лицо Дейенерис не выражало ничего. Конечно, она была в разы его лучше. Но разве могла так сказать? — Я не прошу их воевать. Я прошу их принять мир. Я прошу их стать частью мира, который хочу создать. Мир, в котором у каждого равные права, и где люди могут жить там, где им захочется… — лицо Ульфрика вытянулось, и ни от кого не укрылось, что это действительно была шпилька в его сторону. — Даже если другие им не рады? — ответил он с затаённой злобой. — Разве те, кто не рад равным себе, справедливы? Ульфрик растерялся. Хуже — поняв, что ему нечего ответить, нервно облизнул губы и резко развернулся к Джону Сноу, затараторив: — Это твоя вина, Джон. Это ты предложил её сюда пригласить, и теперь она пудрит головы нам всем! — Ты бы пожалел, если бы она осталась в Виндхельме, — ответил тот твёрдо. — Король НИКОГДА не жалеет о том, что убил, прежде чем быть УБИТЫМ! — крикнул тот в ответ, заставив собеседника зажмуриться, а Стены — задрожать. Ульфрик тяжело дышал, явно не сознавая, какой ущерб едва не нанёс сразу нескольким государствам и как важно случайно не убить Джона Сноу; как важно не устроить войну с Вестеросом, собравшись обсудить мир с Империей и Талмором. Даже Хильмар, его глас рассудка, молчал. Тишину прервал мастер Арнгейр: — Несогласие, выраженное через Голос, твою силу не подчёркивает, но лишь подвергает сомнению… — Пускай так, главное, что я сам в своей силе не сомневаюсь, как и в том, что жить в мире с драконами невозможно… и совершенно бессмысленно игнорировать то, кто они такие, и как могут… послужить для общего блага. — Общее благо достигается не войной, но жизнью в мире. Оно достигается разговорами и поиском компромиссов… не его ли мы сейчас пытаемся добиться? — Ондолемар оглядел лица участников, надеясь хоть на одном прочесть признаки отвращения или насмешки над её словами, но, как и ожидал, увидел их лишь на лице самого честного участника переговоров — на лице Ульфрика Буревестника. — Вы помните Войну Рассвета, ярл Ульфрик? Помните, что произошло с теми, кто отказался сражаться перед лицом общего врага? Столь позорной смертью не захочет умирать никто. Мы должны сделать это, должны заключить перемирие, пока Алдуин не стал сильнее. И мы должны… хотя бы попытаться сделать так, чтобы другие драконы не сражались на его стороне. — За Ульфриком я готов пойти в самое сердце Обливиона! И я не потерплю, чтобы застенная королева расточала здесь свои угрозы в его сторону! — прорычал Галмар, и Анкано не сдержал усмешки. Норд грозно воззрился на него, ожидая пояснений: — Это, конечно, очень похвально, но вы там были? Я имею в виду, простите меня великодушно, в Обливионе? Или это просто фигура речи? — Молчал бы, собака эльфийская! В гневе Ульфрика — народные слёзы, в нём многовековая история притеснений и беспощадного… — Если мы не прекратим сейчас же, — прервала Дейенерис, — и эльфы, и норды окажутся под властью одного зла. Единственный раз я прошу вас объединиться ради общего будущего. Пока Алдуин не будет побеждён, каждый норд, сложивший голову в ваших распрях, будет питать его силу. Мы не можем позволить… — Хорошенькое дельце, — усмехнулся Ульфрик, — вы решаете исход войны, в которой даже не участвуете. — Королева Дейенерис заинтересована в разрешении собственных проблем, — объяснил за неё Ондолемар. — Она покинет Скайрим, когда удостоверится, что её дракон в безопасности, и что ничто не угрожает ему. — Я сохраняю нейтралитет в вашей войне, — закончила сама Дейенерис, — и могу сама объяснять свои поступки. — Ондолемар, оправданно приняв ремарку на свой счёт, почтительно кивнул. — Чем скорее будет побеждён Алдуин, — произнесла она, — тем скорее мой дракон будет в безопасности. Тем спокойнее… мне будет. Я здесь из-за него, я разговариваю с вами из-за него. Мне нет дела до того, что происходит в вашем королевстве, если люди сыты, и если у них есть крыша над головой. — «Мухлюет», подумал Ондолемар с самодовольной усмешкой. «Но до чего искусно!» — Поэтому я и прошу вас прекратить воевать. Вы разные, но у вас есть общая цель — сохранить Скайрим… чего уж там, весь Тамриэль и граничащие с ним земли. Будьте же мудрее. — Смею вернуться к вопросу Ульфрика о защите городов, — проговорила Эленвен. — Мысль о том, что нужно объединить силы и дать драконам бой, если они вдруг… не пожелают жить в мире Её Светлости, кажется мне резонной. Конечно, это не будет длиться целую вечность. Алдуин будет побеждён, война возобновится. — Норды не прекратят бороться за независимость, — подтвердил Ульфрик. — И лорды Севера не откажутся от поддержки ярла Ульфрика, даже если это будет значить наказание, — неожиданно вступился Джон Сноу. — Если королева пожелает моего изгнания и лишения титулов, я не скажу ни слова против. Я нарушил ваш приказ и сознаю, что должен понести наказание. Если мне будет позволено, я стану резидентом Скайрима и приму смерть за дезертирство подобно любому другому брату Скайрима. — И он взглянул на Ульфрика, ожидая одобрения. Тот согласно поджал губы. — Это решение военного времени, — наконец вздохнула Дейенерис. — Я же не собираюсь нарушать заключённого перемирия, значит, и в изгнании пока что нет никакого смысла… — Вот только на её лице явно читалось «Кто знает, может, и изгонять никого не придётся, если вы будете мертвы». — Одно мне не даёт покоя, — произнесла черноволосая девушка рядом с Дейенерис, всё время до этого хранившая молчание. Она прибыла с делегацией Ульфрика, но всё время ходила мрачнее тучи, почти ничего не ела и не пила. Её имени Ондолемар вспомнить не мог. Линда? Лианна? — Если, насылая Алдуина, Боги хотят проверить нас всех, то зачем выбирать одного человека, способного его победить? Чего ради возлагать на плечи одного норда такую ответственность… чего ради подвергать весь мир опасности, если вдруг этот хрупкий человек погибнет? Хильмар помолчал. — Думаю, Боги не ошибаются с тем, кто им нужен. Довакину, конечно, досталась самая незавидная участь, самая сложная роль… и всё же, Боги взирают на каждого из нас. Наша задача, как людей, как тех, кому дорог Скайрим и весь мир, как бы глупо это ни звучало — оставить Алдуина голодным. Отсрочить конец. Дать Довакину больше времени и… надеяться, что этого будет достаточно. Не было похоже, что Линду этот ответ устроил, но рта она больше не раскрывала. Хотя вопросов Хильмар, наслаждавшийся ролью главного рассказчика, ждал. Так их и не дождавшись, он произнёс: — Вот только я не уверен, что Довакину так уж обязательно справляться со всем одиночку. Имею в виду, в последний раз Алдуин был изгнан Языками при помощи Древнего Свитка, но… — Им был известен крик, — перебила Дейенерис и нервно облизнула губы. Она взглянула на сира Джораха — так, словно просила у него разрешения на что-то, ровно маленькая девочка. — Крик, который, надо полагать, известен Седобородым? — заключил Хильмар, поворачиваясь к ним. Но все четверо молчали, и эльф развёл руками: — Что? Не хотите спасти мир? — Что, если мир не нуждается в спасении? — молвил мастер Арнгейр. Ульфрик собирался вставить что-то зловредное, но Ондолемар его опередил: — Есть что-то ещё. Что-то, о чём Её Светлость боится рассказывать. Напуганные глаза Дейенерис, ещё недавно обращённые к сиру Джораху, теперь обратились к нему. Вот только страх в них сменился недопониманием. Сир Джорах, как и подобает заботливому отцу, произнёс: — Вы снова думаете о себе слишком много, полагая, что можете… — Ошибаться? Как и любой мер, как и любой человек. Если это не так, пускай Её Светлость так и скажет… вы не сможете прятать её у себя за спиной целую вечность, сир Джорах. У неё есть свой голос и, насколько нам известно, довольно громкий. Кто-то усмехнулся, но, слишком занятый битвой взглядов с главным советником Дейенерис, Ондолемар даже не понял, кто именно. Само же яблоко раздора разрешило неловкую паузу: — Клинки оставили другую часть пророчества. — Она помолчала, собираясь с силами. — Но мне… я не рискну утверждать, зная, что… могу ошибаться. В пророчестве, оставленном в Храме Небесной Гавани… старом оплоте Клинков, одном из их… старых фортов… не только Довакин, но и женщина. За её спиной… — Она снова оглянулась на сира Джораха, и снова повернулась к сидевшим за столом. — За её спиной порхали… нам показалось, что это были драконы, а значит… значит, я тоже могу быть частью пророчества. Я могу быть той, кто заключит с драконами мир. Точнее… кто должен его заключить. — И вы так скромно об этом говорите? — спросил Ульфрик, даже не пытаясь скрыть ядовитого сарказма. — Неужели вы в кои-то веки сомневаетесь в своей избранности? — Какой тогда смысл в Довакине, убивающем драконов и поглощающем их души? — задал Галмар вопрос, волновавший всех. Хильмар запальчиво произнёс: — Разве ты не понимаешь? Боги дали Её Светлости не только намерение, но и силу… силу сделать всё иначе. Силу подчинять себе драконов, или… даже если дело исключительно в знаниях валирийцев, или в её крови… как бы то ни было, факты налицо. Её Светлость может возвести мир, о котором говорит, но это не значит, что те, кому она его предложит, будут с ней согласны… как у государства не может быть армии, так и тот, кто предлагает мир, не может идти на переговоры без армии. Без защиты, или… — ни с того ни с сего Хильмар запнулся, словно произнёс что-то, чего не следовало, и резко развернулся к Ульфрику. Неужели понял, что он и его команда противоречат всему, что он сам только что заявил? Или же… — Вот только есть одно но, — произнесла Эленвен. — Довакина здесь нет. Могло ли так произойти, что с великим Избранным случилось нечто непоправимое, из-за чего теперь мы все… обречены? — закончила она таким тоном, словно интересовалась ценой на хлеб. — Похоже, что нет, — возразил Хильмар с улыбкой. — Даже если с Избранным что-то случилось… похоже, что Боги дают нам второй шанс. Что возвращает меня к вопросу о крике… и том, известен ли он мастерам Голоса. Кто-то ведь должен его использовать… — он скосил взгляд на Ульфрика. Тот фыркнул. — Даже если да, — проворчал Ульфрик, — тебе они этого не скажут. Они предпочли бы, чтобы мир канул в бездну вместе с их секретами. И я не верю в весь этот… мир с драконами и пророчество Клинков, но… ты говорил ещё что-то о Древнем Свитке, так? Ты говорил, что… кто-то его прочёл, и Алдуин был изгнан? — Это большой вопрос, кто вообще имеет право читать Древний Свиток, — Хильмар нервно усмехнулся, — но если моя теория верна… это всё, что нам нужно. Древний Свиток. Даже без крика, даже без драконов… и… конечно, это всё только звучит просто, но нужно ведь с чего-то начинать, правда? У Талмора могла заваляться парочка после того, как была разграблена Башня Белого Золота. Древние Свитки всё равно что рукописи — они не горят, а тот, кто попытался бы их сжечь, должен быть сущим идиотом. Тешу себя надеждой, что умственные способности моих почти братьев по крови всё же выше этого. — Мало того, что вы полагаете, будто мы носим такие ценности с собой… — возмущённо начала Эленвен. — Древний свиток несравнимо легче нести даже в руках, нежели мешки с рисом и бочки с вином, — съязвил Ульфрик. — Но вы и требуете от нас обратиться в библиотеки, в музеи, академии Алинора, не будучи уверенными, что в них есть то, что вам необходимо! — Вот только так уж вышло, — заговорил Анкано, — что мне известно… теоретическое местонахождение одного из этих свитков, и… это место значительно ближе, чем Алинор, хотя и значительно опаснее. Я читал об этом в одной из книг в Коллегии… Я также знаком с человеком, который… может обладать информацией насчёт того, как прочесть Древний Свиток, не лишившись, к-хм, глаз и других органов чувств. Существует теория, и даже рукописные артефакты, доказывающие, что этот свиток хранится в руинах одного из двемерских городов, и… я почту за честь поделиться этой информацией с вами, но при одном условии. Наш эмиссар отправится с вами на эту охоту. Раз уж мы пытаемся спасти весь мир, Талмор не должен стоять в стороне. Наши подданные этого просто не поймут и не поддержат. Ондолемар едва сдержал смешок. Анкано врал и не краснел — но, по крайней мере, делал это куда изящнее, чем Эленвен. Хильмар, например, фальши, похоже, не уловил: — Это решит королева Дейенерис. В отсутствие Довакина она, похоже, единственная, кто понимает, что происходит, и… принимает решения. Сир Джорах нахмурился, но промолчал. Королева, явно сделав над собой усилие, подняла подбородок, поджала губы и только тогда произнесла: — Боюсь, дать ответ здесь и сейчас я не могу. Предлагаю… предлагаю сделать перерыв. Все мы устали, пытаясь… перегрызть друг другу глотки, — она слабо и как-то неуверенно улыбнулась, словно хотела пошутить, но не знала, как это лучше сделать. Она взглянула в сторону Ульфрика. Тот, несмотря на протесты Галмара, поднялся и неохотно протопал к Эленвен, протягивая руку. Она же, натянув лучшую из своих ядовитых ухмылок, проигнорировала рукопожатие и попыталась его обнять, наслаждаясь каждой секундой смятения, превратившего его тело в бревно. Она отпрянула быстрее, чем Ульфрик смог спохватиться и оттолкнуть её, и сладко пропела: — Какое счастье, что в Скайриме станет меньше крови! Пройдёт время, и, кто знает, быть может, бессмысленные кровопролития завершатся совсем? — Не знаю, что там будет дальше, — кашлянул Ульфрик, явно растерянный, — но я не собираюсь ждать, пока мир будет сожран или спасён. Я отправляюсь в Вайтран, я… знаю, что ему нужна отстройка. — Будешь строить то, что сам же разрушил? — продолжала Эленвен со всё той же улыбкой. Ульфрик наконец сообразил, что пора бы и оскалиться: — Не всем ведь рушить то, что не ими было строено, и жечь то, на что у них никогда не было права. — Он помолчал, наблюдая за соперницей, словно ожидая, что она расколется; но, так того и не дождавшись, спросил: — Могу ли я задать один крохотный, незначительный вопросец? — Всё, что угодно. Ульфрик снова выдержал паузу. — Туллей лижет тебя спереди или сзади? Ондолемар так увлёкся наблюдением за выражением их лиц, одинаково уморительных, что не заметил, как зал опустел. Значит, и ему пора было отчаливать. Он поочерёдно кивнул сначала Анкано, после — Эленвен, и повёл их за собой в библиотеку. Что-то подсказывало ему, что это было единственным местом во всей крепости, где они могли поговорить без лишних ушей. Возможно, потому что он сам торчал там так долго, что никто бы в библиотеку не сунулся, не желая беседовать с Талмором ни за какие коврижки. Акира и Резнар, не дожидаясь приказаний, отправились следом. Эленвен, не доверявшая не то что чужим, даже своим слугам, смерила их недовольным взглядом, но своё «фу» сдержала при себе. Когда за ними закрылась дверь, Ондолемар был первым, кто заговорил: — Значит, «наш эмиссар отправится с вами»? С чего бы… — Ты будешь возражать, мой друг? — перебил его Анкано. И Ондолемар был бы рад возразить, но только бессильно развёл руками. — Честно говоря, я удивлена, как та же мысль не пришла в голову мне, — произнесла Эленвен, и Ондолемар не сдержал разочарованного вздоха. Если даже она выразила согласие с чьим-то ещё предложением, права отказаться у него не было. — Вы успешно втёрлись в доверие к Дейенерис… наблюдая за вами, я едва не подумала, уж не обмениваетесь ли вы мыслями. Потом она попросила вас заткнуться, и я поняла, что она вас насквозь видит, вы её — ещё нет. Ондолемар нервно улыбнулся. — Заслужить её доверие — большая честь, которой… я не стану пренебрегать. — И которой с превеликим удовольствием воспользуемся мы, — ввернула Эленвен, улыбнувшись, в кои-то веки, искренне. Конечно: всё шло согласно её плану, с чего бы ей не улыбаться? Помолчав, она вновь стала серьёзной: — И, разумеется, эмиссар, мы направляем вас не только… приятно проводить время в её компании и наслаждаться её доверием. Ибо, боюсь, ваши исследования в библиотеке на Высоком Хротгаре ни к чему не привели, а значит… вы уже не столь полезны здесь, но можете пригодиться там, где нужна информация из первых рук. Если, конечно, Её Светлость не станет возражать. — А она может, — задумчиво произнёс Анкано. — Мне кажется, внимание эмиссара к ней ни от кого не укрылось. Наш старый-добрый друг не умеет делать ничего наполовину и вкладывается в эту миссию по полной… как, впрочем, и в другую, этого я отрицать не стану. Я, однако, даже не сомневаюсь, что сир Джорах Мормонт, её… советник, так сказать… обязательно проведёт с ней воспитательную беседу на предмет… этого всего. И, дело ясное, будет не на нашей стороне — и правильно, что так. Ондолемар потупил взгляд, изображая застенчивость и чувствуя себя не лучше школяра, критикуемого за внимание к противоположному полу, неизбежно приводящее даже самых трудолюбивых из учёных к тотальному безразличию ко всем наукам за исключением половой. — Не сомневаюсь, что такая беседа состоится. Вот только у Её Светлости есть своя голова на плечах, и… ей хватит ума понять, что моё к ней любопытство естественно. Мне же не потребуется слишком много времени, чтобы в ней зародилось взаимное чувство. Улыбка Эленвен неожиданно — но довольно злобно — потеплела. — Какие слова, эмиссар! Вы стали таким тихим в последнее время, что я стала забывать о вашем обаянии. Можете ведь, когда хотите! «В том и дело, что не хочу», подумал Ондолемар, прикрывая глаза в знак благодарности за комплимент. Слишком много в этой лести и словесном вранье напоминало о прошлом… о прошлом, не принёсшем ему никакого величия. Вот только пускать пыль в глаза Эленвен ему нравилось, и он продолжил тем же самоуверенным тоном: — Что до наших амбиций… Я на верном пути… остальное будет делом техники. Нам останется… убить кого-нибудь. Хотя бы и кого-нибудь из Седобородых. — Не слишком ли много значимых смертей приходится на нашу долю? — издевательски спросил Анкано. — Седобородые, Довакин? Похоже на то, что наше недовольство едва не сгубило последнюю надежду не просто Скайрима, но и, вы только гляньте, всего мира… — Истинному Избранному никто бы не дал умереть, — резко оборвала Эленвен. Насмотревшись за ней за переговорами, Ондолемар стал забывать, как искусно она скрывала злобу. — Всё это сказки. Или вы думаете, никому не удастся одолеть Алдуина, кроме одного несчастного визгуна? Хотя бы и Ульфрику тому же — или тому, что от него останется? — У стен есть уши, — тихо напомнил Ондолемар. Тихо, лишь бы не звучать угрожающе. Эленвен повернула голову медленно, как хорошо смазанный механизм. — То, что мы зовём визгами — искусство для обитателей этого замка. Нравится вам это или нет… — не говоря уже о том, что обсуждать убийство тех, с кем только что было заключено перемирие, даже не зная, не подслушивают ли они в этот самый момент… — Ты напоминаешь мне о правилах, а сам таковым не следуешь, эмиссар, — прервала Эленвен. Он понимал, что разумнее будет опустить взгляд, продемонстрировав смирение, но не сделал этого. Эленвен, криво усмехнувшись, их оставила, и Анкано, удостоверившись, что ушла она достаточно далеко, сам зашептал: — Ондолемар, ты мой старый товарищ. Старый друг. Скажи, что перечишь Эленвен не ради наивной девчонки, которая валяется с вампиризмом в одной из этих комнат. — Ондолемар молчал. Друг ему Анкано, или не друг, говорить о Дейенерис он не собирался. — Вся эта болтовня о равенстве… перемирии с драконами? Она добросердечная особа, друг мой. Мир таких не щадит. «Таких мир пытается только сломать, а не пощадить», согласился про себя Ондолемар. «Мне так сил не хватило его не возненавидеть — если хватило ей, это ли не повод восхититься?» — Когда её муж прикончил её брата по её приказу… нам так не казалось. — Её брат подходил нам гораздо больше. Он был безумен, согласился бы на что угодно, и задобрить его было гораздо проще. Его мы бы могли убедить, но её… это невозможно. — Я и не собирался её задабривать! Оставь меня в покое, — ответил Ондолемар слишком резко и быстро понял свою оплошность. Физиономия Анкано была прежней — всерьёз он его не воспринял. — Это не то, что я хотел бы обсуждать. В конце концов, мы здесь не ради этого… — Нет. Конечно, нет. Но с тех пор, как она здесь, ты и думать забыл про библиотеку и Седобородых. — Дело не в ней, а в том, что мои исследования не приносят никакой пользы. А ты преувеличиваешь. — Очень на это надеюсь. — Я думаю только о Талморе, — клятвенно заверил Ондолемар. Он и сам знал, что не врёт, но Анкано, конечно, требовал нечто большее, чем просто слова. — Принято, — вздохнул он. — Но я за тобой слежу. «Все мы следим друг за другом. Наши добрые помыслы произрастают и в пагубной почве, в головах тех, кто взращивает яды из лекарств. Но поводов донести на меня я не дам». Может, конечно, у Анкано ничего этакого и не было на уме. Может, это всё паранойя. Ондолемару самому, может, хотелось бы донести на себя за происходящее. Может, он знал, что заслужил. Или думал. Догадывался. Подозревал. Он бросил взгляд на Акиру и Резнака — в конце концов, эти двое знали его как облупленного и, наверное, могли объяснить происходящее? Был ли он прав, или ошибался? Но те, как и обычно, словно воды в рот набрали. И Ондолемар, благодарно им улыбнувшись, покинул библиотеку. Ночью он снова не спал. Сны только подтверждали подозрения, потому что Дейенерис — за которой он наблюдал, старался не наблюдать, наблюдения за которой старался не выдать — всё время маячила на горизонте, и лицо её кривилось то от счастья, то от мучительной боли. Он видел летящего по небу скелета в древних лохмотьях, державшего её безжизненное тело; он слышал его голос, казалось, даже понимал, что этот голос говорит… и ощущал то, что казалось ему давным-давно забытым. Страх. Страх за собственную жизнь, которую он по привычке воспринимал как должное и испытывать интерес к которой перестал на границе семидесяти и восьмидесяти лет эльфийской жизни, хотя ему, казалось, ничего не угрожало. В опасности была она; это-то и пугало. Она в полном одиночестве, она ничего не способна сделать, чтобы себя защитить. Или в этом он себя убеждал, сев в постели, выпрямившись и пытаясь перевести дыхание. Зажмурился, снова открыл глаза, согнулся и выпрямился, пытаясь избавиться от остатков скверного сна. Бесполезно. Скелет, мечтавший унести Дейенерис — какая дурость! — мог порхать снаружи, в этот самый момент, и почему-то Ондолемар был единственным, кто мог её спасти. Быть может, она и сама об этом не знала. Наверняка. Наверняка, ведь у неё сейчас есть заботы гораздо важнее собственной жизни. Лениво натянув штаны и всунув ноги в туфли, Ондолемар взглянул на мирно спящих по обе стороны от него Акиру и Резнака. Близнецы ходили за ним повсюду, охраняли его сон, выполняли поручения, только горшок ночной не выносили. Если Боги будут милостивы, эскорт, сносимый ими с поразительной терпеливостью, закончится для них продвижением по службе. В мире есть занятия поинтереснее, чем сопровождение взрослого — и вполне себе самостоятельного — эмиссара. Даже не задумываясь о рубашке, он накинул на плечи дорожную мантию на соболином меху. Он вышел из кельи, не совсем понимая, куда идёт. Чтобы выйти на улицу, одет он слишком легко, но ведь скелет, если он действительно есть, именно на улице? Разве нет? Даже если он там, впрочем, он наверняка летает, он не станет приземляться. Но надо же хотя бы узнать, правда это всё, или нет? Ондолемару его не поймать, да и меч он оставил у постели. Может, ещё не поздно вернуться? Его шаги — единственное, что гулко отдаётся в коридоре, пока он шагает мимо ныне пустых, но, должно быть, некогда жилых комнат. Никаких криков снаружи. Никаких голосов. Пустота… он не знал, впрочем, был ли кто-нибудь в этих комнатах сейчас, или нет. Никакого сопения, храпа нескольких обладателей Голоса, от которого, должно быть, вся гора бы содрогнулась, не то что крепость… да и с такими-то гостями комнаты не могли долго пустовать. Посему и быть уверенным, что никто не выпрыгнет из угла и не нападёт со спины, было нельзя. Всегда всего остерегаться он уже давно привык. Но меча с собой почему-то всё равно не взял. И сам задумывался, почему это чувствовал себя в безопасности. Расслабленно. Ондолемар шагал дальше. Шагал просто так, надеясь в каком-нибудь свечном отблике или случайно промелькнувшей тени найти что-то, что могло бы объяснить — и победить кошмары. Натолкнуть его на какую-то мысль. Заставить задуматься о чём-то ином. Но они следовали по пятам. Он не знал, куда идёт или бежит от них, но не сомневался, что в конечном счёте попадёт в библиотеку, как это обычно и бывало, ведь ноги наверняка выучили путь и могли шагать сами по себе… вместо этого он оказался на крытой галерее с высокими окнами. Сквозь довольно скромные и пыльные витражи звёзды и луна слабо освещали невысокую человеческую фигуру. — Вы можете ходить? Даже не повернув головы в его сторону, Дейенерис спросила: — Вы можете ходить без сторожевых собак? Ондолемар улыбнулся. — Акиры и Резнара? Да. Они спят. Сир Джорах, нужно полагать, тоже? Ощущение, что она видит его насквозь, не напугало, но придало сил. Он подошёл ближе. Быстро бросил взгляд на её лёгкую ночнушку и пожалел, что не надел рубашку. Если он прямо сейчас предложит ей мантию и останется с голым торсом, к кошмарам наверняка прибавится что-нибудь ещё. — Вам не холодно? — Наоборот, — она опустила голову, словно устыдившись. — Мне жарко. Думаю, это из-за болезни. Ондолемар помолчал, надеясь уловить хоть в чём-нибудь — в её движениях, выражении лица, голоса — хотя бы намёк на робость. Безуспешно. — Если спросите меня, я думаю, жестокость вам к лицу. Худоба — отнюдь, но этот взгляд… — Нет. Спрашивать я не стану. Всё время выжидая, что она поднимет на него взгляд, Ондолемар вспомнил вдруг слова Эленвен. Неужели на переговорах они смотрели друг на друга так долго, что это заметили другие — те, кто не должен был заметить! — хотя теперь она не осмелится ни на секунду? Справедливости ради, это он на неё смотрел — не она на него. Впрочем, и на это Ондолемар не мог жаловаться. Одного её заинтересованного взгляда тоже хватило бы, чтобы кошмары сменились на сны другого характера — более приятные, когда их проживаешь, но опустошающие по пробуждении. Надеясь не превратить паузу в совсем неловкую, Ондолемар произнёс: — Хочу, чтобы вы знали, что не я предложил идею отправиться с вами на поиски Свитка. Это была идея Анкано. — В самом деле? Я надеялась на обратное. Ондолемар резко поднял на неё голову, словно надеясь, что она возьмёт свои слова обратно. Но та даже не подумала. Только грустно усмехнулась. Ничуть не расстраиваясь тому, что вынужден тащить разговор на себе, Ондолемар произнёс: — Если вам так угодно, я… так уж и быть, кое-в-чём признаюсь. Но на одном условии. Откровенность за откровенность. Идёт? — она всё же бросила в его сторону взгляд. И коротко кивнула. — Не могу сказать, что я в ужасе от этого замысла… или что возможность провести с вами время интересует меня меньше, чем поиски древнего артефакта. Ну, так что? — спросил он как ни в чём ни бывало, прежде чем она успела бы снова уличить его в лести. — Расскажете мне, что не даёт вам покоя? Меня никак не отпускает ощущение, будто… есть что-то ещё. Что-то, что вы недоговариваете остальным, потому что… не хотите открыто признавать свои страхи. Дейенерис посмотрела на него настороженно. — Что заставляет вас думать, будто я признаюсь в них вам? — Хотя бы то, что меня вы обмануть не сумели? Она смотрела на него долго, словно размышляя, может ли ему доверять. И не на пустом месте. — Вы правы. Снова. То, как вы порой будто читаете мои мысли, начинает меня пугать. Ондолемар опустил голову, чтобы спрятать улыбку. — Я склонен думать, что наши разумы имеют схожую структуру… следовательно, я прихожу к тем же выводам, что и вы, даже если иду к ним иными путями. Но ответа на этот вопрос я так и не нашёл, точнее… у меня было несколько версий, и я бы хотел, чтобы… вы опровергли их. Или подтвердили. Ведь я, кажется, прошу не столь многого, верно? Повисла совершенно негнетущая, лёгкая пауза. — Сказать по правде… я не уверена, что должна отправляться в эту экспедицию. Я оставила свою страну слишком надолго, и… к чему это меня привело? К болезни, и… одни Боги знают, какие опасности ждут впереди. И Дрогон, мой… мой дракон, что, если… если я далеко, что станет с ним? Пророчества — опасная вещь, и… что, если Ульфрик прав? Что, если я беру на себя слишком многое? «То же самое сир Джорах сказал обо мне», самолюбиво подумал Ондолемар и улыбнулся. «Вот только доверилась она с этим всё равно мне, а не ему». Внезапно то, что они столкнулись в коридоре в такое время, показалось ему едва ли не судьбой. — Ульфрик ни черта ни смыслит ни в политике, ни в пророчествах, ни в красноречии… ни в шутках, вызывающих что-либо, кроме недоумения. Вы помогли заключить мир. Без вас он бы не случился, и… если пророчество верно, не значит ли это, что вы сейчас именно там, где должны быть? — наступившую паузу он счёл хорошим знаком. И добавил, прекрасно сознавая, как может прозвучать: — И ваша болезнь, она… я повторяюсь, но ваши глаза, они… налились кровью и теперь… вы выглядите иначе. В вашей болезни есть неведомая красота… как и в зле, если мне будет позволено так сказать. Должно быть, будь королева в добром здравии, она бы поспорила, или закатила бы глаза на его неуместные комплименты, но она лишь слабо улыбнулась, словно больная девочка, к постели которой неожиданно принесли охапку свежих цветов. — Вас мои проблемы не интересуют. Едва ли вы на это рассчитывали. И наверняка думали, что на это у меня есть… другие причины. Что-нибудь поинтереснее или что-нибудь, что можно использовать против меня. — Думал ли я, что вам ведом страх? Думал ли я, что вы обладаете теми же слабостями, что люди… теми же слабостями, что делают нас теми, кто мы есть? В этот раз взгляд королевы выражал не только подозрительность, но и, как будто бы, насмешку. — Вот только вы не человек. Вы — эльф, и полагаете, что это даёт вам право на превосходство. — В вас есть что-то такое, что на одно мгновение делает меня слабым человеком… хотя что есть мгновение в жизни таких, как мы? Одна секунда. Незаметная, как мошка, кружащая над прогнившей тыквой… — Философия под руку с лестью и поэзией? Какая безвкусица. — И Ондолемар, целиком с ней согласный, улыбнулся. И снова опустил взгляд, чувствуя, как его самого стесняет странная… радость? Он не мог даже вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя… так. Да и случалось ли с ним когда-нибудь нечто подобное? — Хотите, раскрою ещё один страшный секрет? Я здесь… сейчас… покинула постель… — Разозлив своего опекуна… — … потому что меня тревожат кошмары. Какой-то голос. Снится, что он куда-то зовёт меня… на чужом языке. А я не могу понять его… не могу запомнить, что он говорит. Ондолемар молчал, сосредоточенно кивая. Только замолчав, Дейенерис заметила, что от теплоты в его лице не осталось и следа, а брови стянулись в сплошную линию, словно он о чем-то сосредоточенно думал. Дейенерис ждала. — Дова мон, дова кулас… Фалил брена нейль, — произнёс он каким-то не своим, почти чужим голосом. Дейенерис вздрогнула. — Этот голос… ничего не говорил вам о Маркарте? Она помолчала. Морщины на её лбу разгладились, глаза округлились. — Да, кажется… откуда вам известно? — Фрон сил, — невесело улыбнулся он. — Это драконий язык. То, что я сказал, значит «родственная душа» на драконьем языке… Я имею в виду, конечно, местное наречие, не валирийский. Ибо, видите ли, Дейенерис, мне приснился тот же сон, что и вам. И я слышал их как-то давным-давно… поэтому рискну предположить, что это уже не в первый раз. Похоже, я не только неисправимый льстец и отпетый поэт, но ещё и конченый фаталист. Любопытно, не находите?