Теперь Четвертый знает, что его любят.

Клаус закидывается очередной таблеткой из пакетика в кармане, лишь бы заглушить неконтролируемую, прожигающую дотла, пробирающую до кончиков пальцев, идиотскую способность. Лишь бы не слышать эти кричащие голоса в голове, слышные только ему, от которых хочется выть. Харгривз не помнит, когда последний раз был не под действием алкоголя или наркотиков — быть может лет в 16, когда он слышал только шепот, не более. Все, как один, считают Клауса заядлым наркошей, которому по приколу быть под кайфом, но это ведь не Диего запирали в склепе с мертвыми на несколько часов в полнейшей темноте, один на один с убитыми душами, тянущими руки к пятилетнему мальчику. Это не Лютора заставляли научится разговаривать с духом, разъяренным из-за смерти, дабы развить свои способности. В этом доме Клауса никто не понимал. Даже Ваня, не входящая в Амбреллу, считала брата слегка чокнутым. Один лишь Бен позволял прийти к нему ночью и дать выговориться Номеру Четыре. Выплеснуть весь тот гнев, который скинула на него сегодня убитая матерью девочка. Рассказать о боли, которая давит каждый раз на душу, когда отец берет мальчика за руку со словами «это твоя обязанность». Открыть тайну о том, что он устал от этого всего, от «сеансов», духов, призраков, и, что больше не может слышать голоса, каждый раз, когда Грейс выключает в комнате свет. Клаус не понимает, почему прошло всего лишь три дня, а все члены семьи делают вид, что их по прежнему семь. Что порядок не оборвался на Номере Шесть. Что никто не слышал тех выстрелов и крика, не видел той лужи крови и мертвого брата. Почему все делают вид, что Бена, их родного Бена, больше нет? Номер Четыре чувствует, что готов разрыдаться, как маленький мальчик, несмотря на то, что ему почти шестнадцать. Но он не может, ведь виски в крови вызывает улыбку на лице и лишь одинокая слеза катится по щеке. Клаус не помнит какой это по счету клуб, а тем более, которая таблетка. Он с трудом вспоминает свою ненавистную фамилию, испортившею, отравившею ему жизнь. Он представляется, как «просто Клаус», глотая мартини в баре. В реабилитационном центре у, когда-то супер известного, Номера Четыре есть отдельная койка, на которой он спит через каждые два дня, в которые его сюда доставляют. Харгривз здесь, что-то типа постоянного клиента. Клаус уже не знает, как объяснить Лютеру, что он ни не хочет связываться с покойным отцом, а просто не может, ведь от одной мысли о новом «сеансе» холод от открытого окна пробирает до костей. Также, Клаус не понимает, как заткнуть Бена, находящимся с ним еще лет с семнадцати. Брат постоянно твердит о том, что нужно наладить отношения с братьями и сестрами, но Четвертый лишь посмеивается. «Я для них ничто. Всегда им был, навсегда и останусь». Клаус бы посмеялся, если бы не был связан двумя наемниками. — Он не придет, вы просто похитили не того. Моей пропажи никто не заметит. Свои же слова отдаются так больно, где-то под сердцем. Больно от того, что он понимает, что говорит правду. Бен пытается как-то приободрить брата, но Номер Четыре давно не верит в слова шестого. Тот прав лишь в одном — у Клауса ломка, и оттого хочется кричать. Свет погасает, и он снова вспоминает склеп, громкие голоса, быстрый пульс и страх. Страх такой силы, что лучше было бы умереть, чем терпеть это все. Поэтому Харгривз сделает все, лишь бы заполучить желанную таблетку, даже сдаст Пятого, который больше всех считал брата никем. Клаусу больно, и хочется вскрыться в холодной ванне. Он впервые в жизни поговорил откровенно с Диего, рассказав о перемещении во времени, войне и Дэйве. Четвертый хочет увидеть свою любовь, но, черт подери, опять ничего не выходит. Второй смотрит слишком странно на брата, когда тот просит связать его. Клаусу просто необходимо протрезветь, иначе он попросту не сможет поговорить с Дэйвом. А если не сможет, то попросту загнется. — Почему мы раньше так не разговаривали по душам? Спрашивает брат, пока они сидели в машине. Четвертый не знает каков будет ответ, оттого по телу пробегают мурашки. — Потому что тебе всегда было плевать на семью, ты вечно был под кайфом. От слов Диего у Клауса покалывает в сердце и хочется пустить слезу. Сказанное больно ранит, но Второй не знал тот факт, что этой самой семье всегда было плевать на чувства Четвертого. Брата начинают во что-то ставить лишь когда он спасает Диего, и то при помощи Бена. При помощи своих сил. У Клауса становится теплей на душе, когда Харгривзы вместе собираются спасать мир и их Ваню. А еще радостней, когда он спасает свою семью от выстрелов с помощью способностей, которых всегда считал никчемными. С каждой минутой Клаус начинает понимать, что больше не чувствует одиночества и отречения в семье. Теперь Четвертый знает, что его любят, и что не придется больше закидываться таблетками, запивать алкоголем и высказывать все лишь Бену, как в детстве.