Откажись, Мэри Сибли

Молчаливая ночь давно стала её верной подругой. Она не задавала вопросов, не спрашивала о прошлом, не старалась указать Мэри на её слабость или же силу. Ночь просто была рядом: укутывала собой, позволяя вершить Королеве своё дело. Бывало, что ночь была соучастницей её кровавых преступлений — разве кто-то осмелится идти в тёмный лес, чтобы искать мертвеца? Ступать под луной в леса Салема отваживались немногие. Честным горожанам ночь для дел была ни к чему, а грязные душой люди помнили и об индейцах, и о бывшей каменоломне, куда нынче свозят тела всех неугодным пуритан мертвецов. Божьи люди сами себе перечат, не позволяя близким хоронить усопших в соответствии с их верой. Тела в лесу гниют и пахнут так, что даже воронье с голодными зверями предпочитают одиноких путников, чем приготовленные для них косточки грешников. Мэри не боится леса и покойников. Ей не нужна компания звёзд, чтобы найти дорогу к Шабашу, а опухшие лица пьянчуг и шлюх её забавляют. Мэри Уолкотт испугалась бы, но Мэри Сибли не боится ничего. Той Мэри она была когда-то давно, быть может, в прошлой жизни. Титуба идёт впереди. Они не обмолвились словом с того разговора в каморке, что, впрочем, было не так плохо. Изливать душу служанке Мэри не собиралась, а будь Титуба её подругой, она бы ни за что не напоминала о тех жертвах, на которые пошла Мэри ради Властелина Тьмы. Сибли была даже не уверена, что Титуба не заодно с лесными старухами — в таком случае, почему она ещё не рассказала им о слабости избранной Королевы? Быть может, она сейчас идёт сквозь спящую чащу, чтобы обвинить Мэри в её мягкотелости? Верховной ведьме, которой доверили судьбу самого Дьявола на земле, никак нельзя быть слабой. Мёрси, возможно, оказалась бы сговорчивее. Ей не занимать жестокости и властолюбия, о чём свидетельствуют её последние козни в Салеме. «Пусть только попробуют тронуть меня, — подумала Мэри, переступая вонючую лужу с останками какого-то убитого зверя. — И я обрушу на них весь гнев женщины, у которой ничего не осталось». Она нашла бы Шабаш даже с закрытым глазами, но в этот раз старухи не потрудились спрятаться лучше. Хвост с Салема за ними вряд ли бы следовал, но вот бегающие по лесам индейцы вполне могли бы их обнаружить. О чём они думали? Пускай они сильнейшие ведьмы в Новой Англии, от шальной стрелы их не спасла бы защита самого Дьявола. Шабаш собирался в каждую новую луну в древнем месте Силы, известным ещё тем, кто бродил по этим землям много веков назад. Земля здесь была сильна — будь то ритуальная кровь или магия, даже деревья тут росли полукругом, пряча ночные секреты дьявольских слуг от лишних глаз, живых или мёртвых. — Королева Ночи здесь, — принюхалась одна из старейших, едва Титуба и Мэри вступили на землю Шабаша. Сибли всегда бесило, что старые ведьмы всегда принюхиваются, словно собаки. Господин Тьмы наделил их остротой слуха, способностью слышать и видеть за много лиг от них, и пусть годы забрали их зрение, тёмная магия осталась при них. Как могут эти развалины упрекать её, Королеву Ночи, в слабости? — Я исправно выполнила свою часть. Пуритане спят и видят, как обвинить своих более богатых соседей в колдовстве, а пастор не может ничего добиться после того как его застали с девицей в постели. Жители Салема переубивают друг-друга ещё до того, как Господин Тьмы пошлёт нам знак, — довольно проговорила Мэри, обведя собравшихся взглядом. «До чего же уродливы, — подумала она. — Знай я в ту проклятую ночь, что стану такой же, подалась бы лучше в монастырь». — Мы всё это знаем, Мэри Сибли, — проскрипели три ведьмы сразу, со свистом произнося её фамилию. Сибли... Ветер подхватил имя Мэри, и от этого ей сделалась неприятно. Старухи, говорившие с ней, не были сёстрами, но были увенчаны за свою связь с Дьяволом почти одинаково: рыхлые тела приняли серый цвет, лица покрылись червивыми нарывами и ямками, куда набилась грязь и их старость. Глаза из всей троицы были не у всех, зато носы оставались целыми. Клочья волос свисали до плеч, будто бы ведьмы нарвали их у покойников с каменоломни. Они были похожи на оживших мертвецов, и пахло от них сооветствующе. — Знаете? Тогда зачем заставляете меня каждую луну приходить сюда, рискуя быть замеченной? Добрые люди Салема не купятся на мои кудри и сладкие речи, как купился Джордж, коли застанут меня ночью в лесу. Спала бы я сейчас в своей постели да видела бы сладкие сны, раз вы всё и так знаете. — Сладкие сны? Уж не о Джоне Олдене, Мэри Сибли? — одна из старейшин поддалась вперёд, шурша сгнившей листвой под распухшими ногами. Титуба, стоявшая недалеко от старых ведьм, побледнела и будто бы стала меньше в своей лисье шубе. — Не он ли причина твоей ярости, Мэри? Не из-за него ли ты не так исправно служишь Господину Тьмы, как раньше? Скрипящий голос старухи не пугал её, но вот её слова — очень. Королева Ночи на мгновение растерялась, не зная, что ответить. «Хуже Джону они всё равно не сделают», — решила она, гневно освобождая руки из тонких перчаток. — Даже если о нём, вам что за дело? Олдена клюют вороны где-то в холодных лесах, а я стою здесь, с вами. — Откажись от него, Мэри Сибли. Откажи-и-ись, — слова старух, произнесенные хором, стали походить на какое-то гортанное пение, слились в один назойливый звук, сдавливающий голову стальными тисками. Где-то в Шабаше вспыхнул костёр, а сквозь него, с поросячьим визгом и хохотом, стали прыгать черти и нагие девицы. «Это всё уже было, но в далёком сне, когда я только-только стала принадлежать Ему», — вспомнила Мэри тот день, когда Господин Тьмы впервые призвал её, чтобы служить. Он предстал перед ней в своём самом известном обличье и взял её столько раз, сколько ему хотелось. Ласки Джона показались ей тогда ласками Господа, давно её оставившего. Мэри не плакала в тот день — каждая ведьма проходит через это, когда начинает служить Дьяволу. Это лишь малая плата за тёмную силу, которой она была награждена. — Откаж-и-и-сь, Мэри, — продолжали раздаваться голоса у неё в голове, срываясь на крик или плач, угрожая и умоляя. Она уже не помнила, как оказалась на земле, вымазав руки в саже от костра. Веселье продолжалось, но огонь не трогал её. Он и сейчас разливался в её жилах, накаливая её злость до температуры адовых котлов. «Им меня не запугать, — подумала она. — Пусть попробуют тронуть, и я оставлю от этого леса горстку пепла». К Титубе подбежал опоздавший на Шабаш судья Хейл. Завидев Мэри, он, было, бросился к ней, но Титуба ухватила его за локоть. Верный Хейл. Пожалуй, в этом проклятом городишке только он был её другом. — Откажись от своей любви к Джону Олдену и всё это кончится, Мэри, — теперь голоса сманивали её, перейдя на шёпот. До чего он был сладок... Будто чья-то белокурая дочурка зовёт пить вино и целоваться под луной, пока старый отец не видит. Всё эти уловки Мэри давно известны: и она не один раз зазывала полезных ей странников, медовым голосом обещая все удовольствия мира. Только после этого они оказывались мертвы, а елейные сюжеты развеивались, обнажая темноту ночи. Если она откажется от своей любви к Джону Олдену, в этом мире для неё ничего не останется. — Откажись от него, Мэри Сибли. Откажись от своей любви к Джону Олдену, — голоса старух стали тише, но продолжали требовать. Руки, помимо сажи, окрасились кровью. Только вот чьей? Крови Мэри не боялась ещё и в своей прошлой жизни, когда они с Джоном лазили по лесам и предавались любви на колючей траве у ручья. В одну из таких прогулок Мэри поранилась и из ранки шла кровь, на которую она боялась смотреть. Джон оторвал от своей рубахи кусок ткани, крепко перевязав рану возлюбленной. «Не бойся крови, — сказал он тогда. — Когда ты станешь моей женой и у нас будет дети, кровь ты будешь видеть часто». Но она вышла замуж за Джорджа Сибли, а Джон Олден умер. — Я скорее умру, чем откажусь от него, — собрав остаток сил, крикнула она в пустоту. Мэри не видела членов Шабаша, но ощущение реальности вернулось к ней. — Я превращу ваши старые кости в пыль, а от священного леса оставлю щепу для своего камина, если вы попытаетесь заставить меня отказаться от любви к Джону Олдену. В аду не найдется фурии страшнее, чем женщина, потерявшая всё. Я, слышите? Я, Мэри Сибли, Королева Ночи, никогда больше не позволю вам повелевать мной. Моё тело и жизнь принадлежат Господину Тьмы, но сердце и любовь к Джону Олдену — только мне. Дымная пелена с её глаз спала. Луна освятила лица собравшихся, поднимая к небу дым от затухшего костра. На лицах старух, попытавшихся сломить Королеву Ночи, растянулся мерзкий оскал, который во тьме мог сойти за улыбку. Мэри с подозрением оглядела свой Шабаш, затем опустила взгляд вниз, прикидывая, какие вопросы могут задать ей горожане, завидев её в испорченном платье, выходящей из леса. Чёрные юбки были не тронуты даже пылью, а на руках не было ни царапины. — Ты оказалась сильнее чем мы думали, Мэри Сибли, — проскрипели старухи вновь, стоя от неё на почтительном расстоянии. — Корона Ночи твоя по праву. Господин Тьмы будет доволен, что у него такая сильная невеста из салемских ведьм. — Невеста? — не поняла Мэри, пытаясь отыскать ответ на лице у Титубы, но её не было среди остальных. Даже судья Хейл стоял озадаченный. — Разве я не сказала, что ни за что не откажусь от любви к Джону Олдену... — Мэри, — прервал её голос где-то позади. Обернувшись, она увидела Титубу, а рядом с ней стоял мальчик в чёрном атласе, лет шести-семи. Он явно не понимал, что он тут делает. В его чертах Мэри отыскала что-то знакомое. Неужели... — Мэри, это ваш с Джоном Олденом сын.