Принцип скорпиона

— Гарри, почему именно я? Друг улыбается, ласково глядя на неё — взъерошенную и удивлённую Гермиону Грейнджер, главу Отдела магического реагирования: — Ну вспомни, сколько ты не была в Хогвартсе? Лет двадцать или больше? — Двадцать, — кивает она и тут же мысленно ругает себя за эту проклятую точность. — Но причём тут я? — Притом, что ты — прекрасный пример для студентов и представитель Министерства, — заявляет он. — И потом, пойми, если я появлюсь в школе… — То МакГонагалл будет распекать тебя за проделки Альбуса, — продолжает за него Гермиона. — Тогда с тебя — два отгула, господин Министр. — Всё, что угодно, — сдаётся Гарри, сияя от того, что всё-таки удалось уговорить подругу. — Ладно, пойду собираться, — Гермиона обнимает его на прощание и быстрым шагом покидает кабинет Министра. В целом, если посмотреть на это под другим углом, не всё так плохо. Конечно, тащиться за «тридевять земель» к Хогвартсу не хочется, но как-никак выпускной вечер у семикурсников. Увы, на этот раз представителем Министерства Магии выпало быть ей. Она и сама не могла понять, отчего так боялась вернуться в родную школу. Странно, но Хогвартс был для неё целым миром, которого она… боялась. Нет, конечно, теперь там не было опасностей и о Волдеморте говорилось разве что в учебниках, но… Гермиона Грейнджер, лучшая ученица своего курса, успешная женщина и, опять же, глава министерского отдела, просто боялась снова вернуться туда. Почему? На этот вопрос было сложно ответить, но именно сейчас, пересекая по-майски цветущую и пахнущую лондонскую улицу, она решила быть честной с самой собой. Во-первых, в Хогвартсе осталось очень много воспоминаний из той, «прошлой» жизни, когда она была совсем другой. Там осталась память о тех людях, которых больше она никогда не увидит. Их они вспоминали во время тихих душевных бесед с Гарри, пытаясь убедить самих себя в том, что боль внутри от времени стала слабее. Люпин, Тонкс, Сириус, Добби, Фред и многие другие. Да, о семье Уизли она и вовсе предпочитала молчать даже в своих мыслях. Слишком затянувшимся получился их роман с Роном, в итоге которого они оба чувствовали себя обманутыми и растерянными. Время лечит раны, это было действительно так. Она почти не вспоминала о том времени, когда сидела у его кровати в больничном крыле Хогвартса, а мистер Уизли, возглавивший Отдел мракоборцев, уже воспитывал двух ребятишек в счастливом браке с Лавандой. После развода с Роном она так и не встретила того, с кем рискнула бы снова попытать удачи в семейной жизни. По правде, ей это не было нужно. Да, многим казалось странным, что красавица Гермиона (а она и сама понимала, что весьма недурна собой) к тридцати восьми годам не обзавелась детьми и мужем, но это действительно был её выбор. «Главное для любой женщины — семья», — твердили знакомые (к счастью, Гарри эту тему не поднимал), но что, если она уже с рождения не была «любой». Вот такое вырождение женского рода, что видело счастье не в домашних делах и воспитании детей, а в работе. Нет, она не уходила от проблем в свои дела. Проблем, по сути, и вовсе не стало после развода с Роном. Гермионе просто нравилась её работа — это была её жизнь, любовь и страсть. «Карьеристки — стервы все, — однажды заметила Джинни Уизли-Поттер. — Мне бы не хотелось, чтобы ты стала стервой». Это было смешно, но для той же Джинни вопрос выбора работы или семьи вообще не стоял. Она с лёгкостью оставила команду по квиддичу и занялась типично «женскими делами», при этом расцветая с каждым днём. Вопреки опасениям подруги, стервой Гермиона так и не стала. Да, теперь она знала себе цену. И знала, что главой Отдела магического реагирования (одного из самых непростых) её назначили не потому, что она дружит с Гарри Поттером, нынешним Министром. Она была единственной женщиной в отделе, где нужно было обладать не только мужским характером, но и силой. Она, девочка, которая просидела за учебниками большую часть жизни, достигла успехов в искусстве боя — магического и не только. Когда их отправляли на очередной вызов, то внутри всё закипало, а кровь превращалась в жидкий металл. Говорят, в Древнем Риме были гладиаторы-женщины. Если так, то она понимала, что чувствовали они перед выходом на арену. Каждый вызов — как бой. Да, бывали обыкновенные случаи проблем с бытовыми заклинаниями, взрывы или проклятия, но порой приходилось по-настоящему бороться с преступниками, которые ничуть не уступали Пожирателям Смерти. Зло в облике Волдеморта было истреблено, но разве можно истребить зло в человечестве? Совсем недавно, во время очередного вызова, погиб её напарник, Дин Томас, с которым они были знакомы ещё со школы. Тогда Гарри всерьёз стал переживать за её здоровье — она и правда чуть не сошла с ума, рыдая над телом человека, что закрыл её и других ребят собой. Может быть, друг даже подумал, что её связывало с Томасом нечто большее, чем рабочие отношения. Это было не так, но главное — он был боевым товарищем. Любовники появлялись, исчезали, их лица пропадали в тумане воспоминаний, а вот друзья, и уж тем более, соратники, оставались в памяти навсегда. Но надо было жить дальше. И она жила. Пока она не отправлялась по вызовам, однако надо было начинать шевелиться. Поездка в Хогвартс была превосходным началом для восстановления своих сил, только её она боялась гораздо больше, чем группу убийц и преступников.

***

— Привет, Гермиона! К ней спешил радостный и воодушевлённый встречей Невилл, которого здесь было принято называть «профессор Долгопупс». — Ты превосходно выглядишь, — на его лице расцвела улыбка. — Луна не поверит, что ты… здесь, в Хогвартсе! — Спасибо, — она улыбнулась в ответ. — Видишь, а таких редких «зверушек», как я, можно встретить здесь. Я по поручению от Гарри. — О, министерские дела, — понимающе закивал Невилл. А он ведь почти не изменился, только немного пополнел и был одет в нетипичный для него чёрный смокинг. — Да, нужно поздравить выпускников. Кстати, есть достойные? — с интересом спросила она. — Знаешь, Гермиона, здесь есть ребята, что даже тебя смогли превзойти. — Да неужели? — рассмеялась она, пропуская в торжественно украшенный зал первых гостей. — И кто же? — Да взять хотя бы моего любимого ученика. Травологию знает лучше меня! Представляешь, по всем экзаменам — «Превосходно»! — Это мне знакомо, — лукаво усмехнулась Гермиона. — Конечно, — кивнул Невилл. — Но знаешь, в чём он превзошёл тебя? Сдал экзамены экстерном, а последние два года занимался дополнительным изучением предметов и какими-то практическими занятиями от Министерства. — Ого! Действительно серьёзно! — заметила Гермиона. — И как его зовут? — Скор… Ах, да вот же он! — Невилл жестом указал на высокого парня, входившего в зал. — Скорпиус Малфой. — Малфой? — ошарашено повторила Гермиона. Видимо, молодой человек услышал свою фамилию, что была произнесена с более, чем странной, интонацией, потому что тут же обернулся в сторону Гермионы и своего преподавателя. Светлые волосы, правильные черты лица, взгляд серых глаз немного колючий, но совсем не такой ледяной, как у того Малфоя, которого прекрасно знала она. — Здравствуйте, профессор! — лицо Скорпиуса озарила вежливая и, несомненно, тёплая улыбка. Невилл кивнул, дожидаясь, пока ученик подойдёт ближе, а она успела заметить, что его жесты были несколько мягче, чем у Малфоя-старшего, отчего казались более утончёнными и интересными. За ним действительно было интересно наблюдать. — Познакомьтесь, Скорпиус, это мисс Грейнджер, глава Отдела… — Магического реагирования, — подсказала Гермиона, которая теперь отчётливо читала во взгляде серых глаз интерес, ярко вспыхнувший при произнесении её фамилии. — Очень приятно, — вежливо кивнул юноша. — Если не ошибаюсь, мисс Гермиона Грейнджер? — Да, — вопрос привёл её в замешательство, которое она постаралась тщательно скрыть. — Отец много рассказывал о вас, — объяснил он, и она могла поклясться, что в его глазах мелькнули какие-то огоньки, истолковать которые было несложно. — Могу себе представить, что он мог вам рассказать, — ухмыльнулась она. Скорпиус слегка покраснел и опустил взгляд, позволяя ей заметить тёмные ресницы, что бросили на лицо длинные тени. «Он действительно похож на Малфоя, только гораздо красивее», — про себя подумала она и тут же остановила подобные размышления — Малфой, он и есть Малфой, в нём не может быть ничего приятного и, тем более, красивого. — Вы меня неправильно поняли, — он снова решительно смотрел на неё. — Он… — Дорогие выпускники и гости школы, просим вас занять ваши места в зале! — прозвучал громом властный голос МакГонагалл. Она равнодушно пожала плечами и направилась к преподавательскому столу, где Гермионе Грейнджер было отведено почетное место в центре, рядом с директором. Когда в зале воцарилась тишина, МакГонагалл произнесла содержательную и краткую речь, после чего попросила представителя Министерства Магии, мисс Грейнджер, сказать своё слово. Откровенно говоря, этого Гермиона не ожидала. Ей казалось, что достаточно будет лишь её присутствия на празднике, а оказалось… Но, поднимаясь со своего места, она знала, что неожиданность не станет для неё проблемой. Как и раньше — во время ответов на уроках и экзаменах здесь, в любимом Хогвартсе. — Я не люблю долгих речей, — начала она. — Поэтому не утомлю вас. Двадцать лет назад мы получали свои дипломы здесь, в замке, который на тот момент был наполовину разрушен. Тогда мы победили, чтобы быть свободными. Сегодня вам не нужно бороться за право жить, но вот обрести душевную свободу по-прежнему не так просто. Очень хочу, чтобы каждый из вас почувствовал, что это и нашёл свой путь в жизни. Она опустилась на своё место под оглушительные аплодисменты. Да, её имя не было пустым звуком после событий битвы с Волдемортом, только она считала это не совсем правильным. На их месте так поступил бы каждый. Героем нельзя родиться — им становится обыкновенный человек в минуты, когда можно отступить и сдаться, а можно бороться до конца — каким бы он ни был. После торжественной части начался бал. Кто-то из преподавателей предпочёл пропустить стаканчик напитка или огневиски, а кто-то решил доказать студентам, что и в танцах не так плох. А вот она почему-то почувствовала себя древней и измученной. Может, и правда не стоило приезжать в школу? Странным образом она никогда не вписывалась в школьные праздники, чувствуя себя на них лишней. Как и сейчас. — Гермиона, присоединяйся! — Невилл приглашающее махнул рукой, предлагая ей спуститься на танцпол. — Чуть позже, — с улыбкой мастерски соврала она и вышла из зала. В пустых коридорах Хогвартса, отражающих звук шагов, можно было проститься с праздничной улыбкой. Здесь она снова могла быть собой. Как долго она не смотрела в эти тёмные окна, обдумывая самые разные вещи? Наверное, со времён собственного выпускного вечера. Казалось, это было только вчера, но нет — целых двадцать лет назад. Наверное, всем этим весёлым и беззаботным мальчишкам и девчонкам она и вовсе кажется старухой, неизменно носящей строгие костюмы и туфли в тон. Ну, такие, как и были сейчас на ней. Заучка — это пожизненный приговор. Кстати, так её называл именно Малфой. Что там говорил его сын? Как она поняла, Скорпиус пытался заверить её, что мистер Драко Малфой не упоминал её имя вместе с самыми бранными словами. Это не более, чем дань вежливости. Вежливый правильный мальчик. Совсем не Драко, но всё-таки Малфой. — Вы тоже не любите праздников? — раздаётся за спиной спокойный бархатный голос. Она вздрагивает и резко оборачивается. Да уж, лёгок на помине. — Простите, не хотел вас потревожить, — извиняется Скорпиус («Ну да, вежливый правильный мальчик»). — Просто… настроения тоже нет. — Сегодня ваш день, — пожимает плечами она. — Почему бы не повеселиться? Последний день в школе всё-таки. Он вздыхает и долгим взглядом устремляется в темноту окна, словно детально обдумывая что-то. Она не торопит его с ответом, который, в общем-то, и не нужен. И всё же, кажется, Скорпиус на что-то решается в своих раздумьях, потому что уверенно оборачивается к ней: — Я никому не говорил этого, но, как я понял, отец доверял вам… Он умер… Вчера. Гермиона ошеломлённо смотрит на него: — Умер? — негромко повторяет она. — Драко Малфой? — Да, — кивает парень, и снова отводит взгляд — теперь уже стараясь скрыть предательский блеск глаз. — Объявлено будет только послезавтра. Это нужно для каких-то контрактов. — О Мерлин, — вздыхает она. — Это безумие какое-то. Он молча кивает в ответ, а она замечает, как его побелевшие пальцы напряжённо сжимают подоконник. Молчание начинает затягиваться, и Гермиона решает задать главный вопрос: — Почему вы решили, что он доверял мне? — Он просил передать вам одну вещь. Он почти не говорил о вас, но… она многое значит. Я не знал, что вы сегодня будете в школе и собирался сам разыскивать вас. — Я сомневаюсь, что это… — бормочет в потрясении она. — Скорее всего, вы ошиблись. — В том, что вы — Гермиона Грейнджер? — решительно оборачивается к ней Скорпиус, в серых глазах — уверенность в своей правоте, и в этом есть что-то по-настоящему не малфоевское. — Я всё передам вам на днях. — Хорошо, — теперь она может только согласиться и вдруг запоздало произносит. — Примите мои соболезнования. Вам, наверное, очень тяжело? — Не знаю, — он снова смотрит в окно. — Отец был для меня всем, но его путь я не хочу повторять, — он вдруг невесело улыбается. — Знаете, что смешно? Вас я вижу впервые, но почему-то именно вам я могу легко говорить то, что не сказал бы никому. — Так бывает, — растерянно соглашается она. — Когда чужой человек… — Вы не чужой человек, — внезапно прерывает её Скорпиус. — Когда вы говорили свою речь, мне показалось, вы прочитали мои мысли. Правда. А вы нашли свою душевную свободу? Вы свободны? — Не знаю, — вздыхает она. — Иногда мне кажется, что да, а иногда… — Давайте прогуляемся, — внезапно предлагает Скорпиус. — Если вы не собираетесь вернуться на праздник, конечно? — Это как-то… странно, — в замешательство отвечает Гермиона. — Но, наверное, можно немного пройтись. Он галантно подаёт ей руку, помогая спуститься по лестнице вниз, а она чувствует, какая тёплая у него ладонь. Она вспоминает, как читала о смерти Астории Малфой ещё на заре своей работы в Министерстве. Наверное, этот мальчик и не помнил свою мать. «Он был для меня всем», — так он сказал о Драко Малфое, который, по его мнению, доверял ей. Конечно, мальчишка ошибся, но какое это имеет значение? Невилл отмечал талант Скорпиуса, но теперь он был просто одиноким мальчиком. Сколько ему лет? Восемнадцать? Сейчас, с серьёзным и печальным лицом, он казался немного старше. И что его ждёт? Неужели он, как когда-то его отец, сдастся и поплывёт «по течению»? — Какую профессию ты выбрал? — Мракоборец, — прямо отвечает он. — Я уже два года прохожу специальную практику в Министерстве. — Ничего себе! — искренне удивляется она («И это — Малфой!»). Они выходят во двор школы, где пахнет цветами и свежескошенной травой. Её любимые ароматы. А в небе — сверкающие звёзды. И горят они не на потолке Большого Зала. Они — настоящие. — Кажется, я не была здесь целую вечность, — говорит она, рассматривая Большую Медведицу прямо над ними. — Мне очень нравится бывать у Чёрного Озера, — признаётся Скорпиус, которого от тревожных мыслей немного отвлекает эта беседа. — Это, правда, далековато, но там есть место, где очень здорово… — Читать, — завершает его фразу Гермиона, с улыбкой глядя на смешного парнишку, который стоит рядом с ней. — Да! — поражённо произносит он. — Как вы догадались? — Ты общаешься с самой занудной заучкой своего времени, — весело заявляет она. — Пойдём к озеру? — Хорошо, — кивает он, удивляясь её предложению. — Но вы на заучку совсем не похожи. — Как знать, — лукаво улыбается Гермиона, которая вдруг понимает, что превосходно помнит заветную тропку и каждый камешек на ней. Даже в темноте она легко огибает небольшие ямки и выступы. Да, это действительно родные места. Вот только кое-что сильно мешает при ходьбе…. Она останавливается и чуть наклоняется, чтобы снять туфли. Через пару секунд пепельно-розовые «лодочки» на высоком каблуке летят в первый придорожный куст. — Обещай, что никому не расскажешь этого, — хитро ухмыляется она, глядя на Скорпиуса. — Обещаю, — это всё, что он может вымолвить от изумления. Через несколько минут они уже выходят к берегу Чёрного озера. В темноте оно и правда кажется глянцево-чёрным и невероятно загадочным. Помнится, когда-то здесь прохаживался Крам, за которым мчалась орава девчонок. Мерлин, когда же это было? Наверное, миллион лет назад. Пока она любуется водной гладью, что отражает множество звёзд, Скорпиус сбрасывает пиджак и расстилает его у подножия дуба (всё такой же могучий и крепкий, как прежде). Да, пожалуй вот так, в чёрных брюках и белой рубашке, в тон светлым волосам, ему лучше. — Вы странная, — задумчиво произносит он, когда опускается на пиджак рядом с ней. — Ты меня не удивил. Знаешь, сколько людей мне говорили это? — спрашивает Гермиона. — Это правда так, — кажется, он немного растягивает слова, как и его отец, но это совсем не портит впечатления. — Просто я никогда бы не подумал, что вы… такая. — Ну да, — улыбается она. — Министерский работник с босыми ногами возле своего любимого озера во время торжества, которое проходит где-то далеко… — Нет, не в этом дело, — возражает он. — Просто вы… действительно свободная, идеальная. Последнее слово заставляет брови Гермионы Грейнджер поползти вверх. Идеальная? Отец этого мальчишки явно не одобрил бы такую характеристику «грязнокровки», но … Сейчас о нём не стоит вспоминать. — Простите, — Скорпиус опускает глаза, пытаясь рассмотреть что-то на тёмной траве. — Ну что ты, — растерянно отвечает она. — Мне… приятно. Спасибо. — Просто теперь я… понимаю отца, — заключает он. Они молчат, но теперь тишина не кажется затянувшейся. Это — время подумать, что-то осмыслить, чтобы пойти вперёд. Она так и не может толком понять его слова, но, наверное, стоит дать возможность самому времени объяснить их. В любом случае, лишний раз ранить мальчика расспросами о Малфое-старшем не стоит. Терять близких. Она знает, как это больно. И это не лечит даже время. Он молчит, но, кажется, начинает чуть тянуть носом. Сосредоточен на рассматривании какой-то былинки, поднятой с травы. Только здесь совсем не холодно даже ей, босиком, а в темноте сложно что-то рассмотреть. — Иногда стоит выплеснуть всё, что наболело, — тихо говорит она, не понимая, зачем вообще говорит это. — Мне не нужно, — сдавленно отвечает он. — Иногда это нужно всем, — её шёпот растворяется в негромком плеске волн. Она тихонько касается его плеча. Под кончиками пальцев, даже через ткань, чувствуется дрожь. Наверное, это становится последней каплей. Он отчаянно подаётся к ней, пряча лицо в её волосах. Это так странно, так неловко и… наверное, правильно. Она неловко обнимает его, позволяя слезам, переполняющим душу этого странного мальчишки, вырваться наружу…