ненавижу, но...

Прекрасное далёко, напрасно и далёко, Бессмысленно жестоко, дорогу забудь. Без выхода и входа, к напрасному далёко – В напрасное далёко ты не пройдёшь свой путь.

Трэвис никогда бы не подумал, что с ним такое случится. Он влюбился. Влюбился в эту суку Эшли, которая строила глазки ебанутому Салли Фишеру и бегала с ним и его носатым дружком за ‘призраками’. И всё бы ничего, но внезапный кашель лепестками фиалки и разрывающая боль в груди привела Фелпса-младшего к невеселым выводам: он заболел ханахаки. Трэвис наслышен об этой болезни от дуры Мейпл, которая когда-то обсуждала это с каким-то жирным парнем, имя которого Фелпс не запомнил. «Заболевший ханахаки сначала кашляет лепестками, а затем в его сердце начинают расти цветы и человек умирает от остановки дыхания. Единственный способ выздоровления – добиться взаимности от человека, в которого зараженный безответно влюблён» — гласило определение в гугле. Просто. Ебануться. И как ему добиться взаимности от Кэмпбелл? Или может сразу сказать отцу, чтобы откладывал деньги на похороны его никудышного сына? Горько усмехнувшись, Трэвис собрал всю свою волю в кулак и написал письмо. «Знаю, мы толком не знакомы, но у тебя наверняка уже сложилось обо мне мнение. Но я подумал, что, если расскажу о своих чувствах, все может обернуться иначе. Правда в том, что я не могу перестать думать о тебе. Я схожу по тебе с ума. Я горю от стыда, даже когда пишу это. Мой отец убил бы меня, но я не могу вечно жить в его тени. Я просто...» Незаконченную записку Трэвис отдал не сразу – фиалка в груди начала цвести и пару дней Фелпсу-младшему пришлось пролежать дома: боль была просто невыносимой, а из тех лепестков, которыми Трэвис ежедневно кашлял, уже можно было составить целый букет. И вот, заветное письмо отдано, осталось только за школой дождаться Эшли и поговорить. Кашель становился всё сильнее, но боль от безответной любви была куда больнее. Ребра будто сдавливали тиски, а в груди была черная-черная дыра: протяни руку и провалишься в эту безну одиночества и злости. И вот из школы выходит долгожданная девушка в фиолетовом платье и Трэвис не может не издать восхищенного вздоха: всё-таки она очень красивая. Блять. На удивление, она вышла одна. Смуглокожий блондин в пару шагов преодолевает расстояние между ними и просит остановиться. В глазах Кемпбелл загорается злость, но всё-таки увести в сторону она себя позволяет. — Чего тебе, задира? – спрашивает Кэмпбелл, скрестив руки на груди. А у Трэвиса будто буря внутри бушует, настолько ему непривычно открыто признаваться в своих чувствах. Фиалка в груди дрожит и готова вырваться наружу в любой момент, но ещё ждёт. Ждёт ответа Эш. — Ты получила записку, Кемпбелл? – отвечает вопросом на вопрос Трэвис и, получив медленный и, кажется, догадывающийся обо всём кивок, продолжает. – Это я её... Неожиданный приступ кашля не дал договорить и, схватившись за грудь, внутри которой уже вовсю рос цветок, Фелпс с надеждой и мольбой взглянул на девушку. Но она не бросилась к нему на шею с объятиями. Наоборот, в ужасе отошла подальше, а в глазах вспыхнул огонёк ненависти. — Думаешь, это смешно, Фелпс, раскидываться подобными словами? Ты никогда никого не любил и полюбить не сможешь. Такой уж ты, – и, усмехнувшись, девушка направилась к Фишеру, который уже давно за ними наблюдал. И оставляя парня, упавшего на колени от резкой вспышки боли, позади. Всё кончено. А фиалка наконец-то расцвела, перекрыв Фелпсу всякие пути вдохнуть свежего воздуха. Он и не сопротивляется медленной смерти, что постепенно настигает его.

Прекрасное далёко, напрасно и далёко. Далёко так, что не дотянуться никогда.

[I]Трэвис сдался.[/I]