Серость душ наших

Что может быть хуже, чем то чувство, когда хочется истерически рыдать, но у тебя не получается? Малфой находится в этом состоянии практически всегда. А в особенности это становится заметно сегодня утром. С утренним пробуждением, первой мыслью, которая скользнула ему в голову было: Я больше никогда не буду пить. Хреновая особенность организма - даже после пьянки запоминать все, что было во время неё. Чувство настолько паршивое, что Малфой был бы рад спрыгнуть с Астрономической Башни, лишь бы от него избавиться. Но получается лишь устало прикрыть веки и уткнуться лицом в подушку, ощущая собственную беспомощность. Воспоминания накатывают медленно и постепенно, проникая под веки и возвращая его во вчерашний вечер.

***

Что-то внутри щелкает, когда Драко смотрит на Грейнджер. Он внимательно рассматривает её лицо, взглядом обводит пышные каштановые волосы, обрамляющие хрупкие плечи, думая про себя, как бы ему хотелось к ним прикоснуться. Перед глазами всё плывет, мозг под действием алкоголя не способен адекватно функционировать. Но все же он, дрожащими пальцами, касается её скулы, от чего Гермиона испуганно дергается на месте. Кожа теплая, мягкая. Она жмурится, и Малфой пытается собрать остатки самоконтроля воедино. Но нихера не выходит. Ты нужна мне. Хотя бы один раз. — Помоги мне, Грейнджер, — практически шепотом, хрипло. И после впечатывается своими губами в слегка приоткрытый от удивления рот. В нос сразу же проникает запах весны, заставляя Драко дышать все чаще и чаще, лишь бы до краев заполнить им легкие. Её губы мягкие, отдающие вишней, отвечающие на поцелуй с такой силой, что хочется притянуть Грейнджер к себе ещё ближе. Но между ними и так не осталось расстояния. Ближе попросту некуда. От поцелуя по телу растекается волна тепла. Такого спасительного и такого нужного, что Драко чувствует: он с каждой секундой оживает. Интересно, Уизли и Поттера она целовала так же? Нет, блять, не сейчас. Не думай об этом. Её тонкие пальцы, которые зарылись в его волосы, осторожно перебирая пряди, вызывали уйму мурашек по телу. И он мог бы поклясться, что отдал бы большую часть своего состояния, лишь бы продлить это ощущение. Но Гермиона вдруг отстраняется, пытаясь восстановить дыхание. Его лицо все ещё напротив её, и поэтому Малфой с неприкрытым удовольствием скользит взглядом по её припухшим от поцелуя губам, наслаждаясь собственной работой. А потом, вдруг, она застывает на месте и Драко понимает, что сейчас она его оттолкнет. От этого в грудной клетке что-то неприятно сжимается. И он оказывается прав. Она с силой упирается ему в грудь, по-прежнему сжимая плотную ткань мантии в руках. В глазах девушки неподдельный ужас, словно до неё только-только дошло чему она, собственно, позволила случиться. Нет. Не правильно. Чему они позволили случиться. Её дыхание сбито, словно ей больно дышать. Вот он, страх, так близко подползает к ней, что она пятится назад. И в это мгновение Малфоя кто-то словно бьет под дых, потому что в голову скользит совершенно правильное умозаключение: Он поцеловал грязнокровку. Он этого хотел. И самое ужасное, что она ответила. В глотке застревают слова, Малфой ощущает как ком подкатывает к горлу, и он не в силах произнести ни звука. — Грейнджер… — он не узнает свой голос, настолько тихим и хриплым он звучит. Но она лишь, будто бы сумасшедшая, мотает головой из стороны в сторону, резко подрывается с места и, не глядя на него, уносится прочь с проклятого четвертого этажа, оставляя не менее ошарашенного Малфоя одного.

***

И сейчас, лежа в спальне, Драко чувствует тяжесть, которая так сильно давит на него, что ещё немного и можно сойти с ума. По его мнению, оправдание вчерашнему поступку лишь одно — сраный алкоголь. Он вообще не собирался пить, но письмо, которое Малфой все-таки решил распечатать вчера и прочитать, не оставило ему выбора и пришлось потянуться за единственным на тот момент спасением — бутылкой огневиски. И сделал этим, черт возьми, хуже, потому что уже после четвертого стакана ноги понесли его к такому уже привычному четвертому этажу, в надежде столкнуться с Грейнджер по пути. И не прогадал. Откуда она постоянно появляется в его голове? Откуда, черт бы её побрал? Спасение, Малфой. Спасение. — Да ну нахрен, — рычит он в подушку, не в силах совладать со своими мыслями. Мерлин. Это просто супер-способность — вляпываться в дерьмо с каждым днем все сильнее и сильнее, все глубже и глубже тонуть в нем. Всё, довольно. Нужно привести себя в порядок. С этими мыслями Малфой встает с кровати и у него сжимается сердце, потому что взгляд против воли падает на распечатанный конверт, небрежно лежащий на прикроватной тумбочке, а именно на слова матери, намертво засевшие в голове: «Враги ближе, чем ты думаешь».

***

Нет. Нет. Нет. Это не могло быть реальностью. Гермиона до сих пор не верит, что это всё не просто сон, а самая настоящая реальность, которая врезалась в память настолько, что она всю ночь не спала, прокручивая всё произошедшее в голове. А как, собственно, это забыть, если даже сейчас, сидя в Большом Зале, Гермиона все ещё чувствует, как губы печет от настойчивого поцелуя. А хуже всего то, что она ответила и ей понравилось. Мерлин, Малфой её поцеловал. И к своему собственному стыду, Гермиона чувствовала во время этого злосчастного поцелуя, как в груди, горячей патокой, что-то разрасталось. Теплое, слегка покалывающее, и не хотелось, чтобы это прекращалось хотя бы на мгновение. То, чему она не может найти объяснение и сейчас. Но, всё же здравый смысл победил в то мгновение, когда в легких перестало хватать воздуха и пришлось отстраниться. И тогда в голове пронеслось: Это же Малфой. Что ты, Гермиона, черт возьми, делаешь? И теперь Гермиона не может придумать ни одной причины, которая бы оправдала её поступок, кроме его потерянного вида и хриплого выдоха: Помоги мне, Грейнджер. Что ж, Гермиона, молодец. Помогла, однако. Двадцать баллов Гриффиндору. Было бы неплохо пойти и порыдать где-нибудь в укромном месте, чтобы хоть ненадолго избавиться от паршивого чувства, намертво застывшего в грудной клетке. Но, как назло, подступающих слез она не чувствует, и именно поэтому в голову лезет заученная цитата из её самой любимой книги: «Когда женщина не может плакать, это страшно».* И, черт возьми, Гермиона готова подписаться под каждой буквой, потому что, настолько горько бы это не звучало, это правда. Взгляд скользит по слизеринскому столу. И, не находя того, кого она там пытается найти, Гермиона чувствует облегчение. Просто нужно принять это, как данность. Просто нужно смириться с этим и ничего не делать. Потому что ни к чему хорошему это не приведет. Но от разговора с Гарри ей не убежать. Вчера, когда она вихрем пронеслась мимо него в гостиной, игнорируя то, что он её звал, она осознала это четко и неотвратимо. Гарри сидит сейчас рядом с ней и молча ест яичницу, но даже слепой не мог не заметить, как, вот уже несколько раз за последние 15 минут, он пытался с ней заговорить, но в последний момент обрывал себя. И сейчас, уткнувшись взглядом в тарелку и вяло ковыряя ложкой овсянку, Гермиона молится о том, чтобы оттянуть этот разговор как можно дальше. Есть не хочется. И в тот момент, когда она поднимает голову, для того, чтобы налить себе апельсинового сока, замирает, ощущая, как внутри начинает бушевать ярость. Взгляд намертво прикипает к концу стола и мозг отказывается воспринимать происходящее. Рон сидит рядом с Лавандой, а та, будто бы не нарочно, положила ему на колено руку, слегка поглаживая его через брюки. Ну уж нет. Это уже слишком. Гермиона подскакивает со скамейки, вызывая у Гарри удивление. — Гермиона, что случилось? — Да я уже, кажется, наелась, — говорит она, взглядом не отрываясь от противного зрелища, которое намертво отпечаталось у нее на сетчатке глаз. Хватит. С неё достаточно. Гермиона стискивает кулаки и пулей вылетает из Большого Зала. Яростно летит по коридору, желая оказаться в библиотеке как можно быстрее. Но вдруг чьи-то руки грубо хватают её за плечи и втаскивают в ближайший класс, а после её глаза сталкиваются со светло-серыми. — Нужно поговорить, Грейнджер.

***

Мысль приходит в голову совершенно спонтанно. Нужно просто объяснить Грейнджер, что это была всего лишь гребаная ошибка. Чтобы она не настроила себе воздушных замков о том, что произошло. Убедить её, и в первую очередь, наверное, себя. Есть не хочется, поэтому он принимает решение стремительно и идет в сторону библиотеки. Откуда ты знаешь её привычки? Да потому что это - Грейнджер. Здесь даже особого знания не нужно. Она постоянно зарывается в учебники, когда чувствует себя хреново, а то, что ей сейчас не лучше, чем ему, Драко знает точно. И теперь, облокотившись о подоконник, Малфой уверен, что дождется её. Почему-то, когда он видит её в коридоре, который ведет именно в библиотеку, губы растягиваются в ухмылке, от осознания того, что он прав. Она идет так быстро, что даже не замечает его, что, собственно, играет ему на руку. Поэтому, чтобы схватить её за плечи и толкнуть в ближайший пустующий класс, Драко не прилагает никаких усилий. — Нужно поговорить, Грейнджер, — глядя на распахнутые от удивления глаза, почему-то становится невыносимо жарко. Почти так же она смотрела вчера, когда оттолкнула его. — Ты что совсем с ума сошел? — она задыхается от возмущения, жадно хватает ртом воздух. — Нам не о чем разговаривать, — она делает шаг в сторону двери, но Малфой загораживает ей выход. — А я думаю, что есть. — Ну, тогда начинай. Мне уже интересно, — она гордо вскидывает подбородок вверх и скрещивает руки на груди, но на щеках её проступает алый румянец. Ей, видимо, стыдно. — То, что вчера произошло. Ничего не было, ясно? — Не имею понятия, о чем ты говоришь. Дай мне пройти, — шипит она и снова пытается шагнуть в сторону двери, но в её глазах он видит обиду. — Ты поняла, о чем я. — Да, я поняла. — Умница. Что? Может уже пора в её присутствии начинать контролировать, что говоришь? Её брови ползут вверх в удивлении, но ей хватает ума пропустить эту фразу мимо ушей. — Ладно, — она тяжело вздыхает, словно каждое сказанное слово причиняет ей боль. — Если подумать логически, то ты просто меня поцеловал… — Знаешь что, Грейнджер? Знаешь в чем твоя проблема? — он делает к ней шаг и опасно близко наклоняется к её лицу, заставляя девушку вжаться в стену. — Ты пытаешься найти логику в том, что между нами произошло. А её, черт возьми, нет. И эти слова заставляют её замолчать. Но Малфой чувствует, как злость подкатывает все ближе и ближе. Злость на себя, в первую очередь, но слова с губ слетают быстрее, нежели мозг их анализирует: — Я был пьян. А ты просто попалась под руку. О нет. Удар. Сильный. Словно в живот. Тишина обрушивается, словно снег на голову. Это не совсем то, что он хотел сказать. Совсем. Абсолютно. Не то. Слишком поздно. Она смотрит на него так же, как смотрела на втором курсе, когда он в первый раз обозвал её грязнокровкой. От этого взгляда хочется куда-то спрятаться. Что ты натворил? Она резко моргает, шумно выдыхает и, пользуясь его замешательством, отталкивает Малфоя с дороги и вылетает из класса.

***

Воздух. Полет над полем для квиддича — глоток воды во время жажды. Заставляет чувствовать себя намного лучше. Нет лучше способа прочистить мозг, нежели этот. В воздухе все проблемы куда-то пропадают, улетучиваются, и в этот момент приходит спасение, хоть и кратковременное. Ветер слегка ерошит волосы, заставляя блаженно прикрыть глаза от удовольствия. Как же хорошо, что Монтегю назначил тренировку именно сегодня. Поэтому Малфой сейчас безгранично счастлив, что может избавиться от того-самого-взгляда Грейнджер как минимум на один час. Потому что этот взгляд въелся в кожу. Намертво. Каждый раз, когда он вспоминает её, стоящую напротив него в классе, вспоминает, как от её взгляда хотелось умереть на месте, становится невыносимо мерзко. Он сам в этом виноват. И он, черт возьми, соврал. Потому что нихрена она под руку не попадалась. И её губы были единственным, чего ему так отчаянно хотелось вчера. — Хэй, Драко, ты так и будешь тупо висеть в воздухе? Даже я уже вижу снитч, — голос Блейза слышится прямо возле него, и друг машет в сторону арены. Точно. Черт. Блестящая точка как раз возле трибун Гриффиндора. Драко пикирует вниз, направляя метлу в ту сторону и в очередной раз мысленно ругает себя, что позволил Грейнджер влезть себе в голову в такой неподходящий момент. Он выравнивает метлу и набирает скорость, пытаясь догнать мячик. Протягивает руку, ещё немного, но вот неудача, потому что именно в этот момент перед глазами темнеет. Первая мысль, что проносится в голове: Что, опять? В подтверждение своих мыслей Драко одной рукой вцепляется в древко метлы, а второй касается носа, а после смотрит на пальцы, окрашенные в алый цвет. Тошнота резко подступает к горлу, он из последних сил цепляется в «Молнию», чтобы не свалиться. — Драко, — последнее, что он слышит это крик Забини. И проваливается в темноту.