Граф

Капитану Преображенского полка Левицкому был пожалован титул графа за особые заслуги перед Отечеством и лично Государыней Императрицей Екатериной Великой. Имение в 2000 душ в Богородском уезде было пожаловано чуть позже. Ею же он и был сослан в это имение вскорости после его счастливой женитьбы. Так и повелось у Левицких. Держаться не только от монарших особ подальше, но и от столиц. А в Богородске их семья всегда была как талисман и гордость, т.к. весьма редкое явление, чтобы в уездном городишке граф с семейством проживал. Николай Артемьевич и Нина Афанасьевна Левицкие не были исключением. Когда же в 1843 году родился их долгожданный первенец, счастью семьи не было предела. Да что там семьи! Все знакомые и незнакомые богородцы искренне радовались продолжению рода Левицких. Мальчика назвали Сергеем. Родители в нём души не чаяли, хотя не сказать, что баловали сына. Гимназию он окончил примерно. Легко окончил курс юриспруденции в столичном университете. Ещё не определившись с дальнейшей судьбой, Сергей прибыл в родной город, который его с удовольствием принял и закрутил в водовороте балов, приёмов, званых вечеров. Истинную цель таких скачек Сергей понял сразу – заполучить выгодного жениха для своей дочери, племянницы, воспитанницы. Родители принимали эти приглашения благосклонно, хотели быстрее устроить счастье сына, но здоровье Николая Артемьевича ухудшалось, и постепенно родители перестали сопровождать Серёжу в этих важных мероприятиях. А виновника всего этого городского переполоха уже начинало мутить от слащавых улыбок, жеманных обращений, пустых разговоров. Средство избежать всего этого нашлось почти сразу – молодецкие забавы, пирушки и прочие юношеские затеи. Компания подобралась весёлая, шумная, но в целом безобидная. Молодые и не очень повесы с удовольствием посещали и дворянские собрания, и пирушки устраивали в разных салонах, и на охоту в чьи-нибудь поместья заезжали, а уж если случались именины, то товарищи старались во всю. Так было и в этот раз. Сергей Николаевич собирал званый вечер по случаю своих 22-ых именин. Бала приглашена вся компания, даже молодёжь, вчерашние гимназисты. И вот после первых заздравных тостов, дверь на террасу открылась, и вошли цыгане. Прямо как по Пушкину «шумною толпою». Это пёстрое цунами сразу заполнило залу кружащимися в своих пышных юбках танцовщицами, играющими на гитарах, скрипках, бубнах музыкантами. Заздравная «пей до дна» далась Серёже не легко. «Откуда взялся этот огромный бокал? Я раньше его не видел!» - думал именинник, борясь с пузырьками шампанского, которые явно не хотели плыть по течению. И всё же победу одержал виновник торжества. Теперь счастливый и охмелевший он наслаждался энергичными танцами цыганок. Как-то по нарастанию пробуждался интерес: что-то необычное в этой толпе. И тут его взгляд сфокусировался на лице молодой цыганки. Она также плясала и кружилась, всего лишь улыбчивое, миленькое личико, но оно было таким светлым, почти белым и глаза серо-голубые. Сергей не мог оторвать взгляда. Наряд, движения, напев совсем не выделяет её из ансамбля, но смуглые лица цыганок сливались с пестротой толпы, а она как будто освещала всё вокруг. Именины заиграли новыми красками, теперь было всё по-другому: ОН, ОНА и все вокруг. Да, кто ОНА-то? Зоя. Вот, те раз! Теперь и жизнь пошла по-другому. Утро Сергей начинал с мысли, как с ней встретиться. Казалось бы, цыгане – вольный народ, как ветер в поле, но внутри табора царили жёсткие законы. Во многом помог, смешно сказать, школяр, только-только в общество попал – Павел Бестужев. Долговязый парень с чёрными вихрами был неутомимым выдумщиком, сразу влился в компанию. Ещё подростком он уже завёл дружбу с табором, он, собственно, их и пригласил на именины освежить вечер. Да, и бокалище этот заздравный он откуда-то принёс, знал, что будет выпито залпом и «до дна». Озорник. Так вот, незамужнюю девушку никуда одну не отпустят. Да и «не одна» она не везде покажется. Заказали песни-пляски, заплатили барону – наслаждайтесь, и споёт и спляшет, но даже поговорить с ней не сможешь. Если же девушка сама пойдёт на отношения с мужчиной вне табора, и после этого он на ней не женится, то её изгоняют и проклинают, и горе её семье, тоже могут выгнать. А ещё Павел разузнал для друга, что живёт она в таборе со своим дедом. Трагичная история. Как раз её мать и убежала из табора. Полюбила отставного офицера-помещика, родилась Зоя, они жили с отцом в его поместье хоть и без брака, но в ладу. Когда Зое было 11 лет отец внезапно умер. Наследники имения, конечно же выгнали цыганку с незаконно рожденной дочерью, поскитавшись мать заболела и умерла. Не известно, что было бы с девочкой, но цыганская почта донесла старому Забару, что его внучка осталась сиротой. Спросив разрешения у барона, он привёз девочку в табор. А теперь ей уже было 20 лет, по цыганским меркам засиделась, но никакие уговоры деда и барона не помогали, Зоя не стремилась обрести мужа. А теперь всё изменилось. Левицкий икал встречи с Зоей, ему было интересно разгадать её загадку, что в ней такого, что он никак не может не думать о ней. Зоя не была статной, как многие девушки табора, скорее по-детски хрупкой, едва была выше плеча Сергея, двигалась ладно: если танцевала, то легко и задорно, если просто шла, то как будто несла себя на радость миру, если вставала или садилась, то это выглядело как приглашение, начало. Сергей при этом невольно стремился сделать движение навстречу. Солисткой она не была, не переняла она зычное, раскатистое цыганское пение. Но когда компания уже утомлялась и жаждала душевных романсов, все взоры обращались к Зое. Она сама играла на гитаре и пела как бы в полголоса, в трудных местах даже неуверенно, но так проникновенно, что невозможно было остаться равнодушным. И где она брала эти песни? Ты всегда хороша несравненно, Но когда я уныл и угрюм, Оживляется так вдохновенно Твой веселый, насмешливый ум; Ты хохочешь так бойко и мило, Так врагов моих глупых бранишь, То, понурив головку уныло, Так лукаво меня ты смешишь; Так добра ты, скупая на ласки, Поцелуй твой так полон огня, И твои ненаглядные глазки Так голубят и гладят меня, — Что с тобой настоящее горе Я разумно и кротко сношу И вперед — в это темное море — Без обычного страха гляжу… - Зоя! Откуда ты взяла эту песню? – поинтересовался Сергей, после очередного выступления. - Помилуйте, Сергей Николаевич! Это же Некрасов! – Он уставился на неё, как будто это была женщина совсем из другого мира. Его осенило : это было из того мира , где она была любима счастливыми родителями . Сердце защемило от жалости к ней. Так дальше продолжаться не могло! Зоя была как наваждение! Невозможно было ни о чём другом думать! А уж когда и девушка стала поднимать свои светлые глазки на Серёжу… А ведь в этих взглядах не было заигрывания, страсти, игры ( а может, лучше бы и было!) , это был взгляд родного, доверяющего тебе человека. Дальше это и не продолжалось. Вернее началось что-то новое… Как-то Левицкий собирал у себя друзей, позвали, теперь уже «как всегда», цыган. По кругу заздравные всем гостям. Павлушке строго настрого запретили проделывать такие шутки с бокалами. Могли бы и не просить повторяться он и так не хотел. Произошло другое. В какой-то момент произошла заминка, и в зал с рёвом забирается медведь, встаёт на задние лапы, рычит сильнее! Женщины в крик, мужчины в растерянности, падает мебель, посуда, один канделябр упал, ковёр обжёг, тут Павел бросается на медведя, пытается бороться, но медведь его свалил лапой и подмял под себя. Тут стон ужаса вырвался у всех! И тут наш выдумщик с хохотом вскакивает на ноги! А «медведь» разоблачается в человека. При свечах гости не очень-то поняли, что медведь – это ряженный парень. Что тут началось! Кто ругает, кто хохочет! Что скажешь? Выпили мировую, цыгане начали зажигательные песни запевать, тут уже и гости все распалились, перемешались. Сергей улучил момент, обхватил за талию свою зазнобу , взметнулись кудряшки , Зоя посмотрела прямо в глаза : вопрос – призыв. Дальше не раздумывая ни секунды, подхватил её на руки и кинулся на второй этаж в спальню. Кто-то тут же закрыл за ними двери в холл. Веселье продолжалось. Утром Сергея разбудил невероятный гвалт. Сначала думал, слуги разберутся, уж больно не хотелось перекладывать со своего плеча на подушку головку любимой. Но этот шум был бесконечным. Пришлось надеть халат и спуститься. Посреди разгромленного вчерашней вечеринкой зала стояла толпа мужчин из табора. Поодаль в растерянности стояли слуга и дворецкий, а в середине цыганского круга стоял, нет, не стоял он бурно жестикулировал, обращаясь то к одному, то к другому из наступающих, Павел. Не сразу Левицкий понял, что спорят они на цыганском! Ещё один сюрприз от Бестужева! Наконец, цыгане заметили хозяина. В этот момент Серёже захотелось, как в детстве убежать и спрятаться в шкаф с зимними шубами. Но к роли достопочтенного господина он тоже уже привык, поэтому выдержав паузу, произнёс: - Доброе утро, уважаемые. Ещё до того, как борцы за справедливость решились открыть рот, Павел скороговоркой на французском обратился к другу: - Серж, тут вот народ недоволен твоим поступком с их соплеменницей и требуют жениться или заплатить. Я сторговался уже на 3 тысячи. - Ты с ума сошёл, она что кобыла? Я женюсь. И обращаясь к собравшимся: - Уважаемые, я чту ваши традиции, они такие же, как и во всех цивилизованных обществах. Мы с Зоей любим друг друга и поженимся в скором времени. - Тогда проси прощения у Забара, ты должен был сначала спросить его разрешения, а не воровать сироту! Забар, потупясь, вышел вперёд, было не понятно, он робел или совсем не хотел прощать. Сергей положа правую руку на сердце поклонился старику: - Простите, уважаемый Забар, если бы мои чувства остались без ответа, я бы никогда не решился. – всё было как во сне, Сергей не узнавал себя, и в тоже время ощущалась лёгкость и естественность. Теперь всё встало на свои места, то, что его съедало изнутри, успокоилось, и теперь ему светло и покойно как никогда. Но хотелось, чтобы они побыстрее уже ушли. - Моё прощение будет после того, как я поговорю с Зоей и, конечно, после свадьбы. Забар, наконец, поднял глаза. Огонь протеста. Он не мог пойти против законов табора: обесчестивший девушку, не отказывается женится, принёс извинения, - он должен это благосклонно принять. Зое никто из парней в таборе не нравился, и Забар ожидал чего-то подобного. Но судьба её матери! Да и дадут ли родители своё согласие на брак графа с цыганкой?! А Зоя уже оделась и стояла в дверях зала. - Дедушка, прости нас! – голос дрожал. Секунду помедлив , Забар протянул к ней руку. Зоя бросилась к нему, обняла. Он что-то ей шептал , она ему отвечала. Павел шёпотом переводил Сергею: - Он спрашивает: он тебя не обидел? Она: если б я его не любила, ничего бы не произошло. Он: и что теперь? Она : я останусь с ним. Он: так нельзя, вернёшься в табор до свадьбы. Она: мне в таборе хуже будет. Он: не ошибись, дочка! Она: ты же знаешь, что должно быть, то и будет. Он: знаю... -Хватит!- шёпотом оборвал Левицкий толмача, - и вообще, зачем ты влез, что ты тут делаешь? На Сергея смотрели опешившие детские глаза: - Тогда я пошёл? - Всего доброго, господин Бестужев! - Всего доброго, господа Левицкие! – Павел поклонился отдельно Сергею и отдельно Зое. «Пояц!» - подумал хозяин дома. Остальные «гости» тоже попрощались и направились к выходу. Зоя оглянулась на Сергея, но не решилась подойти. Забар метнул на последок взгляд на Сергея и пошёл за внучкой. Левицкий стоял, смотрел им вслед. В доме воцарилась тишина. Но в душе хозяина снова поднималась буря. Ещё час назад он был на вершине счастья. Он достиг этого блаженства! Он завоевал, выстрадал это право! А теперь что? Опять метаться и мучиться? - Игнат, завтрак готов? И приберите тут всё. «Однако, надо многое теперь поменять.» На «менять» времени не было. А к вечеру приехала матушка из имения. По красным глазам сын понял, что всю дорогу она плакала. - Серёжа! Ну, как же так? Ну, что за блажь? Ну, мало ли какие увлечения бывают у молодых людей? Давай им денег дадим! Они только рады будут. Что за времена пошли! Я боялась, как бы купчиха или чиновничиха в оборот не взяла, а тут на тебе! Цыганка! – говорила сквозь слёзы мать. «Кто же так быстро донёс? – Павел? То-то он всё крутился встревал. Поди опять какой-нибудь анекдот затеял! Паршивец! Встречу - задам!» - Сыночек! Отец-то совсем плох, дела наши заброшены. Ты всё… занят… с друзьями. На приказчиков, сам знаешь, какая надежда. Тебе бы с хорошим приданным взять барышню. И зажили бы в ладу, и деток нарожали на радость нам. – всхлипывая, не унималась мать. Сергей нашёл аргументы: - Матушка, ты же по любви за батюшке замуж шла? И он тебя любил. Почему же вы мне счастья не желаете? Дела наши плохи, так моя в том вина – не занимался. Теперь займусь. Я производство открою! Я заработаю столько капитала, что ни одно приданное не сравнится! Матушка, я очень люблю вас с батюшкой, и поверьте мне, я никогда бы не выбрал для вас злую, неблагодарную невестку. Прошу тебя, успокойся! Что нам людская молва, будут деньги, будет и уважение. - Серёжа! Сыночек! Тогда выполни мою последнюю просьбу, подожди до осени! Ты всё хорошенько обдумаешь. Отец… может поправится… - Хорошо, матушка! – «Ну, хотя бы так! Что нам полгода, впереди вся жизнь» - Сергей вздохнул с облегчением. Левицкий с головой ушёл в организацию производства лесопереработки. Рабочие руки были в достатке, лес в имении был в избытке, освобождённые делянки сдал в аренду крестьянам под пашню. Разослал объявления в газеты ближних городов, стали приезжать купцы договариваться. Дело пошло! Сначала всем диковинно было , что сам граф этим занимается , потом даже гордились: «На днях с графом Левицким купчую подписал!». Разговор с Павлом всё-таки состоялся . Тот, конечно, всё отрицал: - Послушайте, граф! Если Вы почивали, то я был занят изматыванием гостей ночь на пролёт, а потом и утром битва с цыганами. Я живой человек, поэтому после Вашего любезного прощания со мной, я посчитал возможным отправиться домой в опочивальню. Свидетелей опрашивать будем? «И правда, что я привязался к нему? Юноша старался, может быть даже искренне, для старшего друга. Что же меня так в нем раздражает?» - Левицкий вглядывался в открытое улыбающееся лицо собеседника. Да , нет не смеётся, просто весельчак! И тут вспомнилось, вот также открыто и радостно он в азарте праздника смотрел на Зою! Его Зою! - А зачем, Вам это надо? Бестужев? Почему Вы принимаете такое живое участие в наших с Зоей делах? - Сергей Николаевич, да будет Вам. Кто ж не поможет влюблённым? – так запросто сказал, будто он старше Сергея на 5 лет, а не наоборот. А новоиспечённый жених нуждался в помощи. Теперь ко всем его мукам разлуки добавилась мука ревности. Зоя, оставаясь в таборе, также продолжала «выступать» перед всякими компаниями, кто деньги заплатит. Сергею, надо было как-то договориться с Забаром, чтобы тот брал деньги на жизнь от будущего зятя, лишь бы Зоя не ходила на эти заработки. Как это сделать, чтобы старик ещё больше не разозлился, знал, наверное, только этот разгильдяй. - Сегодня же всё улажу! - Павел! Только без этих твоих базарных штучек. Деликатно! Видишь, он какой гордый. И правда, уладил, теперь Зоя не ходила на заработки. Вообще никуда не ходила. Какое-то время Левицкий действительно ушёл с головою в дела, даже подумал, не зря приказчики свой хлеб едят. Но ему надо было самому всё отладить, понять, как устроить производство, как поставщиков-подрядчиков выбирать. Некоторые и из мужиков, а соображают слёту, ты им только по-простому скажи, в договоре крестик поставят, и будьте покойны, всё в срок и в лучшем виде сделают! Но некоторые! Вот занесло каким-то ветром в Богородск грузинского князя(!), представлялся только минут 20, конечно, как тут запомнить Котэ Черданишвили. Два часа времени отнял, чего хотел? Продать или купить, так Сергей и не понял, кое-как отделался. Зато на пирушках джигит отличался раз за разом, то удаль свою возьмётся показывать, то способности вино пить. В общем, представление, а не князь. Время до осени текло медленно. Если бы не цыганская смелость Зои, не известно, как бы они такую разлуку переживали. Она иногда украдкой ночью наведывалась к Сергею, верхом на лошади, без седла. Эта их тайна будоражила и без того кипящую кровь влюблённых. Когда в дневной суете ближние замечали улыбку и нежный взгляд поверх собеседника, им было и невдомёк какие воспоминания были этому причиной. Вот уже и Пасха. А там Вознесение, Троица, Петра и Павла, Илья, Преображение и Успение Богородицы – уже можно и венчание назначать! «Что же не едет моя зазноба?» Утром явился Забар. Чернее тучи. - Не хорошо, барин! Я тебя уважил, деньги взял, а ты подумал, что купил мою девочку? - Как купил? – перехватывало дыхание. - Не юли! Где Зоя? - Как, где Зоя?- ещё пытался не верить в плохое Сергей, - в таборе… - Её нет в таборе! Наша лошадь хромая утром пришла без седла. - Что же мы теряем время! Надо ехать её искать, может она упала? Ей нужна помощь! Сергей с Забаром колесили по окрестности весь день, спрашивали прохожих, прислугу особенно тщательно, исследовали каждый кустик на дороге от табора к дому Левицкого. Уставший вечером, он отвёз убитого горем старика в табор. А сам отправился к пройдохе Пашке. Вот так и получается, хочешь - не хочешь, а кроме как на этого проныру и положиться-то не на кого, ловок, шельма. Мать сказала, что со вчерашнего утра его дома не было. «В кои-то веки он действительно нужен, а его нет! Завтра в полицию пойду заявлять о похищении. Толку-то, надо вокруг поездить по городам, сёлам.» Потянулись кошмарные дни. Никто ничего не знал и не видел. Полицию стращал регулярно, Берендеев только руками разводил: -Ждите, придёт. Цыгане вольный народ. Труп какой найдём, позовём на опознание. Матушка стала чаще приезжать, уж больно ей сыночка было жалко: осунулся, измотался, ночами не спит, по кабинету всё ходит. А сама-то думала: «Хорошо, что уговорила подождать, вот ведь какая вертихвостка – сбежала! Пострадает Серёженька, да и забудет, впредь осторожнее с ними будет.» Но что пугало и мучило Сергея по-настоящему – Бестужев тоже не появлялся. Последний, кто его видел, был Крапилин. Павел звал его в табор, но Николай отказался, намечалась большая карточная игра. Значит «большая карточная игра намечалась», а Бестужев оставляет партнёра и едет в табор?! Зачем?!!! В таборе сказали: да не зачем, как обычно, у костра попели, то-сё… Заказов в этот день не было. Значит он «большую карточную игру» променял на «то-сё»?! А она? Зоя? Сергей не знал, что делать!!! Его мучили эти заковыристые загадки, страшные догадки и уже растущее чувство, что он посмешище для всех со своими расспросами. Собрав волю в кулак, он теперь старался быть «как прежде». Работать ещё получалось, даже прямо отвлечение в этой суматохе находил. А вот пирушки давались с трудом! Всё напоминало о Зое. Вот кажется, закончит свой бешенный пируэт цыганка встанет перед публикой, спадут с её лица локоны, а там милые серо-голубые глаза на белом личике. Как-то в дом пожаловал сам Астафий Иванович. Долго мялся, от чая не отказался, и всё-таки собрался с духом: - Уважаемый Сергей Николаевич, тут вот какое дело… Кхм.. Приходили в участок Барон с Забаром и заявили… что они думают, что их Зоя как бы у Вас … пропала. - Что вы имеете в виду, Астафий Иванович?... Что я убил её?! - Я?! Нееет! Но мой долг разъяснить все обстоятельства, чтобы не было недопонимания. Ну Вы же понимаете… Пока – не очень. Сергей никак не мог осмыслить, как такая идея вообще кому-то в голову пришла? Послал записку в табор. Приехали несколько цыган во главе с бароном. Хмурые. - Уважаемые! Если у вас есть ко мне какие-то вопросы, задайте их в лицо! - Если ты просишь, мы спрашиваем тебя прямо: ты убил Зою? - Как вам в голову такое могло прийти?! Я же жениться на ней собирался! Я выполнил все ваши условия! Я искал её месяц по всем городам и сёлам! - Собирался-то собирался, а ну-ка да передумал? Побаловался и избавился? Вон как ты быстро стал по пирушкам ходить, как и не было нашей Зоечки! «По пирушкам! По пирушкам!!! Да что вы знаете! Да что вы можете понять?». Сергей больше не мог держаться «как барин», устало свалился на ближайший стул. -Что вы понимаете… Молчание. - А цыганская почта что? Есть какие-нибудь известия? – прервал тишину Сергей - В Нижнем на ярмарке, вроде похожую видели… - А что же вы молчали? Надо ехать! Но и эта поездка ничего не дала. Только ещё больше зародило сомнение: как цыганка без помощи могла так бесследно исчезнуть? *** Теперь производство было налажено, но Левицкий не торопился передавать управление приказчикам, так легче будет забыть. Он надеялся. Но не забывалось. Глаза видели её весёлую, танцующую, страстную. Уши слышали её голос то звонкий, то бархатный. Руки чувствовали её кожу шёлковую и упругую. Но её не было. Нигде. Сергей стал чаще уезжать по делам. То в Златоуст уедет за скобяным товаром, то в Самару лес отгружать на баржи, то в Златоглавую о поставке тёса договориться. Вот в октябре решил в последний раз за сезон проверить отгрузку кругляка в Астрахань. Прибыл в Самару, заселился у знакомого уже купца. Собирался лечь пораньше, чтобы завтра пораньше в порт попасть. Вдруг услышал оживлённую речь Игната у входа в снимаемую часть дома. - Что там? - Да тут , барин, не знаю, как сказать.. Нехотя, Левицкий вышел в прихожую и только, взглянув на пришедшего, кинулся к нему и с лёту саданул в челюсть кулаком! Замахнулся ещё, но увидел, что тот откинулся на косяк и не предпринимает никаких попыток: ни занять прежнее вертикальное положение, ни ударить в ответ. Кровь медленно проступала на разбитой губе. - Зоя погибла. – сказал Бестужев. - Что?! Что?! Что?! – лохмотья Павла трещали в руках Сергея. Не известно, сколько бы он тряс бедолагу за шкирку, но тут до него стало доходить услышанное. Дыхание перехватило, внутри всё сжалось, мысли путались. - Дай поесть. - Игнат! Накрой, что с ужина осталось в столовой, да подогрей и самовар поставь. – И уже к Павлу, - иди, сейчас подадут. Ты мне всё, ВСЁ! Расскажешь. Павел скинул верхнюю одежду прямо у порога, прошёл в столовую сел за стол, облокотился, закрыл лицо руками. - В ту ночь я в таборе остался. - Зачем?- Левицкий прожигал глазами этого вероломного повесу. - Я хотел её видеть. - Как ты смел «хотеть её видеть»? Ты же знал, что она моя! - Я хотел её В И Д Е Т Ь. Просто видеть. Пасха. Они пели вечерами. Ночью я услышал шорох. Она повела свою лошадь в сторону города. Я отправился за ней. Ей надо было обогнуть лесок, а я через него. Там прямо у самой дороги, стояли трое мужчин, неподалёку стояли три осёдланных лошади, я подрезал двум подпруги. Когда лошадь Зои подъехала к этому месту, один бросил ей под копыта жердь, лошадь упала и Зоя тоже полетела вниз, но её двое других подхватили и начали связывать. Я кинулся к ним, они растерялись, а мы с Зоей сели на осёдланную лошадь и поскакали. - Почему же ты не привёз её ко мне? - Они быстро избавились от сёдел и скакали так. Очень быстро, а мы вдвоём на сноровистом коне. Хозяин свистнул ему, он нас сбросил. Мы скрылись в лесу. – Казалось, каждое слово давалось рассказчику с большим трудом, и как будто он определил для себя любой ценой рассказать всё, что было. - Да что за сказки?! Кто кроме цыган скачет без седла? Зачем им воровать Зою? – Сергей был в бешенстве. - Это был князь Котэ. Потом Зоя говорила, что он не раз обращался и к Забару, и к Барону, чтобы купить её. Вот для чего приходил к Сергею этот придурковатый горец! Разузнать! Ненависть, направленная на Павла, поменяла адресата. Не желая искать ответы на вопросы Левицкого, Павел продолжил добровольно: - Лесок там жиденький, как помнишь. Нас гоняли как зайцев, спрятаться было трудно. Главное было добраться до овражика. Мы там и затаились. Я… - Говори! Как это можно рассказать? Разгорячённые погоней , они вжались в крутой обрыв оврага и друг в друга, чуть дыша. Когда же шум и шелест шагов удалились, задыхаясь от восторга (теперь уже не важно из-за чего: ушли от погони, ты обнимаешь самую красивую девушку на свете, да просто молодость!) Павел ослабил объятья, но не отпустил, а принялся жарко целовать Зою. Она была в его власти! И растворилась в ней. Зоя опомнилась первой, а Павел только после того , как почувствовал солёную влагу на её щеках: «Я с тобой, не бойся!» - «Увези меня. Далеко увези!» Бестужев в поднял глаза на Левицкого: - Я овладел Зоей. Левицкий опять кинулся на гостя теперь уже через стол. Удар получился не такой сильный, но безответно побитый свалился вместе со стулом на пол. Помедлив, начал подниматься. - Как ты мог?! Животное!- Какими словами можно было донести до этого повесы, что честь для дворянина, да и просто для мужчины, не может заканчиваться там, где начинаются похотливые желания! Как можно овладеть невестой друга, ну пусть не друга, но человека, у которого пил-гулял? Павел встал и посмотрел зло на графа: - Я полюбил её, так же как и ты. Почему ты имеешь право получить девушку в пьяном угаре, а потом вернуть её в табор, как надоевшую игрушку, кормить её пустыми обещаниями, принимать по ночам? Потому что ты благородных кровей и к тебе грязь не липнет? А что у неё на душе было, ты знаешь? Какие книги она читала, ты знаешь? – последние силы покинули Павла, он поднял стул и опять сел на него, опершись руками о стол. - Какие книги? Откуда в таборе книги? – Левицкий опешил. Горько было сознавать, но этот гадёныш был прав, он видел в Зое только женщину, их коротких встреч хватало только, чтобы насладиться друг другом. - Какая теперь разница, откуда книги? Мы стали пробираться в Нижний. – Павел продолжил. - Как же вы «пробирались»? Нигде вас не видели. - Мы переодели её в крестьянскую одежду, я тоже был по простому. В Нижнем ярмарка, людно. С трудом сняли маленькую комнату. Приготовился взять хороший куш в карты… - И?! – прикрикнул Левицкий. «Какой ты всё таки непроходимый дурак! Какое «И»? Неужели не понятно, что это были за деньки?! Сколько их было 7-10? Сначала она ещё грустила, оглядывалась, потом мы её приодели как купеческую дочку, ходили в кофейни, пироженные трескали целыми днями, на извозчиках катались, на каруселях . Ты когда-нибудь слышал её детский заливистый смех? Вечером я уходил играть, она дома оставалась, книжки свои читала, какие уйму в литературных лавках накупила. Ночью… а про это ты, пожалуй, знаешь… а может и нет». - Ночью на нас напали. Вломились в комнату. Меня избили. Её увезли. Павел поморщился. Вспоминать это было не легко. Уснуть счастливым, а проснуться от боли, в луже крови и понять, что у тебя отняли самое дорогое! И ты бессилен. Потом он пытался вспомнить детали, как это произошло. Всплывал только разговор на непонятном языке. И по мере того, как складывалась картина произошедшего, вспоминались и эти непонятные слова. Обладая отличной памятью, он и языки учил быстро. Но тогда шок стал перерастать в ярость. Холодную ярость хищника. Князь Котэ со своими людьми, всё-таки их нашли, ночью , как шакалы, напали на спящих. Избили возможного защитника, чтобы уйти безнаказанно. Потом один лавочник-грузин перевёл услышанный Павлом разговор: «Князь, надо бы этому цыплёнку шею свернуть.» – «Не стоит, тут нам трупы не нужны, он и так испугается». «Что теперь с Зоей?!» - эта мысль холодила душу, и он гнал её от себя, она мешала сосредоточиться: «Фрак есть, лицо разбито, пока за большим кушем никуда не сунешься, надо одеться в мастерового, походить поспрашивать, может, они ещё не отъехали? Да, нет, отъехали, раз меня в живых оставили». Грузинскому князю трудно спрятаться даже в Нижнем Новгороде на ярмарке. Гостиницу нашёл. Съехали. - Куда? – Сказали, домой пора. Похоже, у Сергея тоже всё сжалось внутри. Неверность возлюбленной ушла на второй план, он лучше бы на это согласился, чем на плен горца. - Дальше. – холодно спросил граф. - Я разузнал, какая у них карета. Выиграл в карты сколько мог за вечер, купил лошадь с седлом, пустился в погоню. Они путали следы. Я просто метался от Волги к Дону, пока не добрался до Ставрополя. Там уже было слишком приметно передвигаться в чём был, я оделся как чабан. Как раз оттуда на юг через Чечню шла экспедиция полковника Услара, я с ними какое-то время продвигался, язык кумыков выучил, нравы узнал, карты мне Пётр Карлович не все показывал, но общую карту Кавказа, я примерно запомнил. Я выглядел как кавказский юноша из бедняков, так и смог узнать некоторые сведения, про князя Котэ Черданишвили. Он укрылся в Дагестане, у него там был не то замок, не то крепость. Пётр Карлович сказал, что каждый бандит в Грузии, у которого завёлся кровник, сбежав в Россию объявляет себя князем. Поиск усложнялся. Может и фамилия не его. Наконец, пришёл Игнат с подносом. Щи, буженина, пирожки с чем-то и хлеб. Павел смотрел на принесённую снедь, не шевелился. Игнат быстро вышел, вернулся с кувшином воды, тазом и полотенцем. О! узнал, а то всё : «Барин не подаёт!» Стараясь не шататься, гость подошёл к буфету, слуга слил на руки, протянул полотенце. На «благодарю» Павел не стал тратить сил. Взял хлеб, о чём-то задумался , глубоко вдохнул этот забытый запах. Комок подкатил к горлу: как там мама? Стал есть. - Игнат, баню истопи. – сказал Левицкий слуге. - Помилуйте, барин, ведь ночь уже! – взмолился старик. -Ступай! Сергей Николаевич понял, что надо взять паузу, дать поесть рассказчику, и самому собраться с мыслями. Не хотелось смотреть на жующего оборванца, отошёл к окну. На фоне темноты в лунном свете сверкали жёлтые листочки, трепеща на ветру, как будто танцуя. Вспоминалось белое лицо любимой: весёлое, внимательное, грустное, приветливое, сердитое, всегда в движении - навеки родное! Может это опять злая шутка Павла? Может откроется дверь и войдёт она? Эта надежда почти развернула его к сидящему за столом: надо его тряхнуть как следует, чтобы оставил свои глупые розыгрыши! Но тут налетел сильный порыв ветра и многие листочки не удержались на своих родных веточках, оторвались и полетели в темень и грязь. Серёжа застыл, боясь шевельнуться, боясь думать, боясь надеяться. *** «Каждый бандит в Грузии, у которого завёлся кровник, сбежав в Россию, объявляет себя князем»,- это сказал не Усларь, а совсем другой человек. С экспедицией Услара Павел дошёл до крепости Внезапная. Там располагались легендарные егерьские батальоны 40-го и 41-го полков, которые героически отразили осаду жарким летом 1831г. Павел помнил это из курса истории, а теперь вот ходил по узким улочкам крепости, и забыв обстоятельства, которые его сюда привели, трогал горячие стены с выбоинами от пуль с детским восторгом. От Внезапной ему предстояло идти на юго-восток к Темир-Хан-Шуре одному. Снарядился как мог: кинжал, пистолет, хотел винчестер, но больно уж он громоздкий. Большая часть пути была за плечами, теперь Павел в мохнатой папахе, бушмете и шароварах из домашнего сукна шёл по какому-то аулу, вёл за собой ослика, гружённого хворостом и перемётной сумкой. Хорошо, что он всё таки расстался с сапогами, горцы знали толк в обуви для местных дорог, войлочные онучи были мягкие и спасали от сыпучих камешков на дороге. Как и во все незнакомые селения Павел входил приглядываясь, как здесь ходят, смотрят, говорят, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание «непохожестью». Бриться он перестал уже в Ставрополе, поэтому его чёрная щетина уже вполне сходила за традиционную бороду чабанов. От этого аула до Темир-Хан-Шуре уже рукой подать. Его обогнали три всадника в тёмных черкесках, мохнатых папахах. Павел к ним пригляделся, удивился, пошёл в том же направлении. Как и во всех больших селениях на основной дороге, проходящей по селу, располагался постоялый двор. Когда наш путешественник, запылённый и выбившийся из сил, доковылял до этого спасительного заведения, пред ним предстала такая картина. Этих троих всадников обступили местные мужчины и зло выкрикивали в их адрес угрозы. Надо было что-то делать. Кавказская война закончилась 2 года назад в 1864 году, но в Дагестане ещё не все об этом догадывались. С Петром Карловичем Павел обучился обиходному кумыкскому наречию, дагестанец его худо-бедно поймёт, но не услышит акцента инородца. - Уважаемые! Чем вам не нравятся эти люди? – обратился он к местным на кумыкском. - Кто ты такой, чтобы встревать в разговор мужчин? – что-то вроде этого прозвучало в ответ. - Меня, уважаемые, Уцуми-Хан удостоил чести сопровождать этих благородных господ в Темир-Хан-Шуре, чтобы там они оказали очень важную услугу достопочтенному Гази-Мухаммаду. - Почему же вы идёте не вместе? – как-то так. - Мне приказали набрать хворосту, вдруг в вашем ауле не будет ночлега, тогда, мы заночевали бы у костра. Но в вашем замечательном большом ауле есть большой постоялый двор! – Павел начинал жалеть, что ввязался, потому что из-под папах всадников, он ощущал на себе недобрые взгляды. Дабы разрядить обстановку повернулся к окружённым и на русском , но с кавказским акцентом сказал: - Уважяемый, дров собраль . Ночевка здэсь. Пить кон – там, - и показал рукой на колодец напротив гостиницы. Погалдев минут 5 и озвучив какие-то непременные условия пребывания чужеземцев на их священной земле, местные жители разошлись. Всадники спешились, пошли к колоде у колодца вразвалочку не спеша, а как же ещё , если целый день в седле? - Парень, ты чьих будешь? – сказал самый рослый казак. - Это вы чьих будите, олухи? - Чаво? - Того! Вырядились как ханы вайнахские, а в седле как преображенские гренадеры! Вы что не видели как горцы в сёдлах сидят? Одно целое, кентавры! - Кто-кто? – подал голос второй, - Ладно, герой, раз уж мы теперь родня: тебя-то каким ветром сюда занесло? Секунду подумал, да чего уж там: - Женщину свою из плена выручать еду. Первый повернулся к до сих пор молчавшему третьему: - Вашбродь, а дурак в наши планы не входил! «Вашбродь» не спешил отвечать, подошёл вплотную к Павлу одной рукой снял папаху, другой бесцеремонно повертел голову изучаемого вправо-влево: - Господин Бестужев, потрудитесь объяснить, что вы тут делаете. Пришлось преодолеть усталость, сосредоточиться, вглядеться: - Ровно то, что сказал, господин Каретников! – парировал тихо, но твёрдо Павел, робкими движениями забирая и надевая на голову папаху, чтобы со стороны он не переставал казаться проводником. - Ты оказался в центре неконтролируемой территории, говоришь на понятном им языке и рассказываешь сказки про какую-то «свою женщину»? Какое и чьё задание ты тут выполняешь? – также вполголоса, непринуждённо двигаясь, поглаживая коня, говорил Каретников. Павел пожалел, что вступился за этого прилипалу, сейчас бы его уста не задавали дуратских вопросов, а висели в составе головы вон на том заборчике. Не отстанет, надо объяснить. Пока поили коней и ослика, Павел вкратце рассказал свою историю. - И всё же, откуда ты знаешь меня, и кто тебе сказал, что мы направляемся в Темир-Хан-Шуре? – не унимался Каретников. - Вы же меня знаете, и я Вас помню, мы же из одного города. - Как ты меня можешь помнить? Когда я последний раз приезжал… - Мне было 14 лет вполне сознательный возраст и любознательный. Отсюда идёт одна дорога в Темир-Хан-Шуре. Теперь моя очередь: вы что-нибудь слышали про грузинского князя Котэ Черданишвили, он вроде около этого Шуре обитает. - Каждый бандит в Грузии, у которого завёлся кровник, сбежав в Россию, объявляет себя князем, - это сказал Каретников. - Ну, ладно найдёшь ты крепость этого «князя», что дальше? – спросил Каретников, когда уже поужинали, устроились на ночлег, сам на кровати, Павел на циновке рядом. Казаки уже похрапывали на лавках вдоль окон. - Там видно будет! Послежу: как – что. Может, подкуплю охрану. - Чего? – этот везунчик не переставал удивлять «вашбродь». - Да осталось у меня ещё от карточного выигрыша, обменял на золотые монеты, эти дикари падкие… - уже засыпая промямлил Пашка. Почему сразу открылся? Всё-таки как много земляк может для тебя значить на чужбине, тем более такой враждебной. - Да ты ещё и набоб! – проговорил Каретников, укладываясь поудобнее. Утром спозаранку отправились в путь парами. Впереди ехали Каретников и Бестужев, позади казаки. - Теперь ты будешь мой, - как-то странно выразился Каретников. - Что это значит? - Ты способный парень, сгниёшь в Богородске от безделья. Да хоть и в столице, хоть чем занимайся – всё не по тебе будет. Надо тебя подучить в Санкт-Петербургском университете, и я заберу тебя на дипломатическую службу. Нельзя твоим талантам в кабаках и таборах пропадать. Думаю даже не право с юриспруденцией тебе надо штудировать, а математический курс пройти, там хорошо логику и анализ дают, у тебя в этом с теорией слабовато. Сейчас в 19-ом веки такие потоки информации надо перерабатывать, коррелировать, что надо как-то математику применять, и не только для шифрования. Пашка слушал и не понимал, как это к нему может относиться? Зоя в плену! Его Зоя в плену! Он её, во что бы то не стало, вызволит, они поженятся и будут счастливы всю жизнь. Какая математика? Какая дипломатическая служба? Что плохого в Богородске? - Вашбродь, у меня сейчас немного другие планы, пытался остановить «фантазии» собеседника Бестужев. - Я же говорил, что теории тебе не хватает. Если несколько процессов расположены поступательно и друг от друга зависят, то вероятности того, что эти процессы увенчаются положительным результатом, надо перемножать. Вот смотри: вероятность того, что ты узнаешь, где «князь» затаился достоверно, = 0,1; вероятность того , что ты доберёшься до этого места в неконтролируемой войсками части Кавказа, = 0,1; вероятность того, что ты освободишь «свою женщину» из плена, = 0,1; вероятность того , что вы выберетесь из этого райского места, = 0,1. Все эти этапы друг от друга зависят, так что перемножаем и получается, что вероятность того, что вы выберетесь отсюда одна десятитысячная. Понимаешь? - Что Вы предлагаете? - Ты теперь мой, а я тебе помогаю. - Каким образом? - В Шуре мне предстоит ряд встреч, мне нужен толмач, который бы что-то мог «услышать» не официальное… - Подслушивать и переводить. - Да. Затем я предложу собрать уважаемых людей округи, в число которых и пригласим этого Котэ, пока он будет на заседании, у тебя будет шанс подкупить охрану пленницы. А ты уверен, что она захочет бежать? – Павел запустил такой злой взгляд на этого стратега, что тот продолжил без сомнения, - Вот уйти будет сложнее. Мы не знаем, сколько у него бойцов в отряде, насколько они умелы. Что с пленницей, тоже не знаем, есть вероятность, что он её уже перепродал, - увидев напряжённую позу Бестужева, - Это самая неприятная часть нашей работы, как бы не было страшно и неприятно, надо продумывать негативные варианты даже подробнее и тщательнее, позитивных. - Тогда надо подумать о том, что ВСЁ ваше предприятие помножится на мою одну десятитысячную, если я буду светиться с вами на переговорах, - совсем не хотелось влезать в государственные тайны. - А ты быстро схватываешь! То есть если местная элита узнаёт, что ты с нами , а ты воруешь женщину князя… Ммм… толково! Вот видишь, ты мой. Разговаривать дорогой утомительно. Хоть и разрывалась голова от сотни неизвестных в выполняемой задаче, говорить не хотелось. На привале было решено, въехать в город порознь, но связь держать, в определённый час приводить коней на водопой и обмениваться информацией. Об этом знакомстве рассказывать было нельзя. *** Павел перефокусировал свой взгляд из недавнего прошлого на строгое лицо Левицкого. Тот уже сидел за столом напротив и сердито ожидал продолжения. - Я узнал, что «князь Котэ» проживает верстах в 10 от Темир-Хан-Шуре, с ним в крепости находятся пять абреков и пару слуг. О женщине никто ничего не знал. Стал следить, что закупают в замок. Покупали сладости, фрукты, молоко. Я не стал дольше ждать, не каждый же раз платья будут покупать. Закупил в дорогих лавках всяких женских помад, благовоний, лент и побрякушек, завернул, что можно было в странички с разными стихами Лермонтова. Подъехал на ослике к замку как торговец. Ой! Ну долго рассказывать. К ней не пустили, просто вернули то, что «ей не понравилось», за остальное расплатились. Это было завёрнуто в стихотворение «Отворите мне темницу…». Она такая умница. Всё поняла. Она хотела бежать. *** Теперь Павлу нельзя было ошибиться. Надо подобраться к такому обитателю этой крепости, чтобы не испугался продать пленницу. Крепость, конечно, одно название, но одному её не взять. Информации добавилось, когда встретились на водопое с казаками Степаном и Ермолаем. - Ихбродь передал, что через 2 дня будет совет, князь там будет. Звать сначала не хотели: не местный, прибыл недавно с женщиной, дела забросил, только в крепости своей и прячется. - Сколько он с собой бойцов возьмёт, как думаете? - Грузины любят покрасоваться, думаю 3-х не меньше. - Значит в крепости останутся 2 абрека и сколько-то слуг. Знать бы план замка! И где её содержат, - тут Павла осенила догадка, он вытащил из-за пазухи листок со стихом, начал его рассматривать, так, на свет, - Ну вот же! Подчеркнула ногтем «Но окно тюрьмы высоко». Значит в башенке. И как туда попасть? - Паш, ну сколько этих цыганок на твоём веку будет-то, - сказал Ермолай и осёкся под угрюмым взглядом парня. - Ермолай, ты что ли молодым не был? Ща расскажу…- уже набирал воздуху Степан. - Да ладно, ладно. Надо бы подмогнуть. Только ихбродь что скажет? - Может их конём выманить, а тем временем на башню залезть. Не забоится твоя Зойка на верёвке спускаться? – Степан уже план придумывал. - Много риску, надо бы как-нибудь подступиться к кому-то из охранников с подкупом, - Павел вопрошающе посмотрел на казаков. - Ишь ты! Подкуп! Осла им отдашь? – выпалил Ермолай. Время раскрывать карты: - У меня есть сто золотых червонцев. Степан присвистнул: - Может за такую цену сам князь продаст? Ермолай : - Да, не. Раз он так заморочился с ней, поди ещё не наиг... – жестокое слово застряло при виде горестного лица Павла, Степен попытался реабилитироваться, - Давай, Паш, не кисни! С князем поедут самые доверенные. Значит останутся те, кто чем-то недоволен. С ними проще. Со слугами ты как? - С Ахмадом познакомился, когда товар предлагал. Да чем его завлечь, ни семьи, ни детей. - Вот! Ему калым нечем платить. Потому и семьи нет, - сообразил Степан, - Ему бы только ей верёвку передать и сообщить как отвлечь охрану. А то, и правда, пустим коня перед воротами, охрана выбежит, горцы за хорошую лошадь, что угодно сделают. А ты тем временем … Только не ускакать вам на ослике вдвоём. - Лошадь куплю. Риск всё равно большой, - Павел умножал вероятности, получалось очень мало. - Степан, надо Пашку прикрыть, я хорошо стреляю. Только бы ихбродь разрешил. Завтра место пойду разведаю, - Ермолай уже включился в опасную затею. - Надо, в день побега пустить слух, что кровники князя из Грузии в город прибыли. Если придётся стрелять, то на кровников спишут. Паш, ты по ихнему курлыкаешь… - внёс свою лепту Степан. - Завтра здесь же подобьём окончательный план. – завершил разговор Павел. *** Он и рад бы всё забыть, но он всё помнил. Теперь графу надо было рассказывать эту историю без секретной части: - Я познакомился со слугой Ахмадом, предложил ему деньги. Он передал Зое платье с верёвкой внутри. Когда князь с тремя абреками отбыл из крепости, я подобрался к замку со стороны башни, где была она. Какой-то шум возле ворот отвлёк охранников, она спустилась из окна, я с ней перелез через стену. - Ну! Чего замолчал?! – Сергей не понимал причины остановки. Как она? Что дальше? Но эту свою роковую ошибку Бестужеву было очень трудно проговорить: - Зоя села за моей спиной, сказала, что так удобнее управлять лошадью. *** Ермолай занял позицию стрелка около замка на небольшой скале. И запустил своего каурого перед воротами замка так, чтобы охрана увидела. Конь был с норовом, чужих не подпускал. Охрана выбежала, стали его подзывать, догонять, окружать. Понятно, что бестолку. Тут один догадался, вернулся в крепость и выехал уже на лошади с арканом. Это Ермолая уже забеспокоило, он свистнул коню призыв, и учёный конь направился к хозяину на свист. В общем гвалте охотники не заметили этого свиста, но конь стал удаляться к проезжему тракту, абрек на коне устремился за ним и, уже обогнув скалу, увидел беглецов. Не раздумывая выхватил из седельной кобуры карабин и выстрелил. Ермолай тоже выстрелил, но на секунду позже. Ермолай, и правда, хорошо стрелял. Но и абрек хорошо стрелял. *** - За нами пустилась погоня. Стреляли. Зою ранили. Мы укрылись в расщелине. Там высокие скалы рядом были. Когда я спустил её с лошади, она была ещё жива. Павел переживал этот момент снова и снова каждый день, каждый час, пока не проваливался в горячечный сон, вымотавшись и обессилев! *** Зажав рану рукой, он сел к скале, держа Зою в объятьях. - Зоя! Зоя! Что я наделал! Зачем я уговорил тебя на побег! Ты бы сейчас… - Ты подарил мне свободу! Большего мне не надо. Что должно быть, то и будет. - Этого не должно быть! Ты должна жить! Ты Зоя! Ты Жизнь! Что мне сделать?.. - Я нарушила наказ матери… не знаться с господами… так мне суждено. Не плачь обо мне. После всего… Павел обнял её крепче, сдерживая свои безутешные эмоции. -Больно, - еле слышно прошептала девушка. - Прости меня, Зоя! Я самонадеянный дурак! Я погубил тебя! - Не говори так. Ты подарил мне другую жизнь, и не ты виноват, что она так оборвалась… - Зоя! - Прошу тебя, передай Серёже, что я очень виновата перед ним, что прошу простить меня. Я очень его люблю… - А я? – вырвалось растерянное у Павла. - Я не твоя… и ты не мой… так бывает, любишь одного… а душой отдыхаешь с другим… Дыхание стало слабым и прерывистым. Вдруг Зоя схватила Павла за плечо, такое резкое движение доставило ей боль: - Ничего, что я тебе скажу, тебя не предостережёт!... Но одно помни: когда полюбишь, не оставляй свою любовь!.. Все будут против, друзья ополчатся, враги будут нападать… ты сам решишь, что недостоин её, и ей будет лучше без тебя… не отрекайся… никогда не отрекайся… только она тебя спасёт… Обещай… - Зоя! Зоя! Зоя уже не отвечала, но кровь ещё струилась из-под ладони. Павел говорил, умолял, просил прощение, обнимал, целовал холодеющие щёки, шею. «Как вернуть? Что делать?» *** - Зоя попросила, чтобы я передал тебе, что она любила тебя. Тебя одного. И просит тебя чтобы ты её простил, – наконец выдавил из себя Павел. - Это ты во всём виноват!!! – зарычал Левицкий. - Это уж, как водится. - Если бы не твои авантюры, она была бы жива! Как тебе в голову могло прийти, что ты сможешь вытащить её из лап шести бандитов? – а ведь и после пропажи Зои какое-то время эти горцы крутились в Богородске, держались на расстоянии, но интерес проявляли и к табору, и около усадьбы крутились. Ох, если б знать! Не церемонии не было сил: - Расскажи мне всё, что она говорила, - закрыл лицо руками, локти на столе, пытался представить окровавленную любимую среди скал в объятьях «чабана». - Она была готова к смерти. Говорит, что нарушила завет матери: не связывать свою жизнь с господами. Она.. - Если она меня любила, почему она уехала с тобой? – никак не мог понять Сергей. - Она стала думать, что ты ей тяготишься, что она тебе надоела. Да и «князь» этот, мы не знали, на что он способен. Она за тебя переживала. Сергея снова подняло волнение, он начал ходить по столовой: - Как будто каменный век! Ты-то что? Почему не написал? В конце концов, можно было в розыск подать! - Ты хочешь сказать, что не подавал в розыск? Нашли? «Паршивец! Ни тени сомнения.» - Даже если бы она была твоя жена, батальон бы за ней не послали, там неконтролируемая территория. «Что ж тебя –то там…» - А как ты от погони ушёл? *** Как? Никак. Если б не Ермолай… Второй охранник, как услышал выстрелы, тоже за конём бросился, прислуга тоже какие-то бердянки похватали, но они пешие, так выслуживались. А тот окружными путями и в город за «князем». Ермолай когда нашёл Павла, Зоя уже скончалась. - Ах, ты ж Господи! Вот ведь как! Не уберегли голубку, - причитая, сыскал подходящее место начал могилку рыть. - Паш, судьба, могли ведь и тебя порешить. Да отпусти ж ты её, застынет так, ведь не похоронем, - суетился казак. Павел никак не мог понять: что теперь? Впереди бездна. «Ничего не исправить! Всё ради чего жил последние месяцы – обратилось в прах! Он и сам не заметил, как стал ждать её появления, голоса, взгляда, как ему стало доставлять удовольствие разговаривать с ней, носить ей книжки, обсуждать их. Даже узнав о её интересе к Левицкому, не ревновал, просто хотел ей счастья. Когда же в ней проснулась женщина, появилась кошачья грация, материнский понимающий взгляд, отрешённая истома во взгляде, он совсем уже другие мысли стал фиксировать. Не поддавался, держался, но всё решилось в одночасье. И не раздумывая, с восторгом он поменял свою судьбу. И ведь видел, что Зоя стала беззаботной, счастливой, родной… А получается, любила Левицкого. Пусть бы любила, кого хотела! Лишь бы жила! Она сказала: «После всего» ! Господи! Что она пережила?!» - Да что ж такое! Отпусти её! Слышишь, скачут? Один-то за подмогой поскакал. Где пистоль-то твой? Вставай парень, я один, может, и не справлюсь. На месте не стой, стрельнул перебеги, всегда двигайся, а то подстрелят. Бежать из этой расщелины было некуда, ещё несколько секунд и из-за скалы покажутся всадники. Павел остался над Зоей, но приготовил пистолет. Ермолай стал карабкаться повыше, с винтовкой так сподручнее. Какое-то время лошади топтались, наверное, над трупом первого абрека, потом ринулись в сторону расщелины. Прозвучал первый выстрел Ермолая, чей-то крик, потом открылась беспорядочная стрельба, опять крик. И Павел увидел несущихся на него троих всадников. Он открыл стрельбу. Упала лошадь первого. «Взвести курок пока перебегаю к тому выступу», - командовал сам себе Павел. Справа, слева впивались пули в камни, отлетали осколки, секли, но не останавливали. Теперь сбоку было легче попасть во всадника, и он попал. Почти одновременно раздался выстрел Ермолая, как всегда в цель. Вроде стихло. Взметнулась тень. «Ах да! Первый всадник…» Павел отпрянул, но кинжал достал его грудь. Ещё не ощутив в полной мере боль, он попытался отпрыгнуть, но споткнулся, упал. И уже разъярённое лицо «князя» нависло над ним и вот-вот кинжал завершит начатое, но подоспел Ермолай. -Эк, тебя располосовал-то как этот нехристь! Давай перевяжу. Ничё. Не глыбоко. Надо бы солью посыпать или порохом. Если впервой лучше порохом. Соль не вытерпишь. - Зачем? - Чтоб заживало! С боевым крещением тебя, Павлуша! Эх, и достанется нам с тобой от Каретникова! Не любит он стрельбы. К приезду Каретникова Зою похоронили. Ермолай даже коротенькую молитву прочитал. От Каретникова действительно досталось: Павлу за то, что, возможно, его миссию провалил, которую готовили не один месяц; Ермолаю, за то, что стрельбы столько устроил и чуть «агента» Бестужева не угробил. - Павел отправляешься в обратный путь, жди нас на перевале за тем аулом, где мы встретились. Мы здесь ещё на сутки задержимся, чтобы не подумали, что драпаем после побоища. Может и удастся на кровников списать. И запомни: ты – мой! *** - Я их убил. – Привычный открытый взгляд, только усталый и без веселья. - Как? – Левицкий не знал, как реагировать. - Жить хотел. - А потом? – нелепо спросил граф. - Коня продал по дороге. До Астрахани денег хватило. До Самары с бурлаками. - С кем? - Серёж, я устал, я спать хочу. - Иди сначала в баню, нечего мне тут вшей разводить. Игнат! Помой Павла, потом его в мою спальню положишь, я в кабинете, лягу. *** Сергей пошёл в кабинет. Свеч не зажигал. Лёг. Глаза смотрели в темноту. Сколько он уже таких бессонных ночей провёл за эти полгода? Всё передумал. И мучился. И ненавидел. И убивал. И умирал! В итоге всё оказалось по-другому. Зоя любила его. Когда он слышал эти признания от самой Зои, он был счастлив поначалу, потом привык. Это было как солнце: само собой разумеющаяся радость, неотъемлемая часть жизни. Почему она вдруг решила, что она в тягость? Если бы не Павел, она бы никогда не покинула Сергея! Она так наказала себя за неверность! Если бы!.. Сергей снова вскочил. Дыхание перехватывало. Мысли путались. Он ходил по комнате, измотанный эмоциями, и никак не мог найти ни покоя, ни хотя бы усталости. « Какое вероломство! Как можно разрушить жизнь двух людей из-за своей минутной прихоти? Ну видел же, что повеса, как я впустил его в свою жизнь?! Но он и так ходил в табор. «Князь» этот откуда-то взялся. Почему мне сразу не сказали, чего он на самом деле добивался? Зоя! Зоенька! Я бы уговорил Забара, матушку, ты жила бы со мной в безопасности!» Снова нахлынули воспоминания их счастливых минут, которые уже начали угасать, но сейчас нахлынули с новой силой. «А вернись она, смог бы я простить измену? Да! Да! Конечно! Лишь бы снова обнять её, почувствовать её руки на своей шее, груди, вкус её губ… » Сергей остановился. «И постоянно вспоминать этого мерзавца?!» «Зачем я узнал?» Сергей не спал остаток ночи. Ходил. Ложился, Опять ходил. Пришёл поздний осенний рассвет. Сергей послал Игната в лавку за одеждой Павлу, ему ещё до Богородска как-то добраться надо. Теперь он начал прохаживаться у дверей спальни: когда же этот олух проснётся? За бессонную ночь накопилось уйма вопросов: что Зоя делала в Нижнем? Что про него вспоминала? Что это на самом деле за «князь» был? Как она в плену жила? Почему грузинский князь в Дагестан поехал, откуда у него там замок?... Какие книги Зоя читала? Из порта прибежал приказчик: погрузили, отправлять? - Отправляйте. Пришёл, наконец-то, Игнат с покупками: старую одежду сжёг? – Не извольте беспокоиться. «Знал бы ты, дурак, что меня беспокоит!» - Давай вещи. – чтобы не было заминки на глазах у слуги, Левицкий направился в спальню, Игнат пошёл на кухню. В спальне было светло и тихо. Сергей положил вещи на комод, повернулся уходить и замер. На кровати лежал мальчик. Долговязый измождённый мальчик! Белая кожа обтянула рёбра. Сплошные синяки и ссадины, затянувшийся след от кинжала. Мужицкий загар: лицо, шея, руки до локтя. Поперёк груди бурлацкая натёртость. По белой подушке разметались тёмные вихры. На лице покой и умиротворение. Наверное, так младенцы спят. Сергей не видел, как спят младенцы, но, наверное, так. «А я бы так смог? Конечно, я бы бросился защищать Зою, хоть и от десяти бандитов. А получилось бы у меня с ними справиться, хоть и с тремя? А смог бы я идти на карточные махинации, чтобы раздобыть денег? Как бы я искал этих абреков «от Волги до Дона»? Как бы я по Кавказу переодетый ездил, искал Зою? Как бы я побег организовывал?! Как бы я её своими руками хоронил? Он же совсем мальчик!!! Исполнилось ему 18? Или ещё нет? Потом ко мне пришёл первому по-взрослому так... Рассказал про Зою, знал, что я тоже страдаю. Я его побил, а он безответно… Я про него ничего не знаю. Ну, захватила его страсть. Я же тоже не мог ничего с собой поделать. А ведь эти худые руки последние обнимали её. Ведь им она доверилась. Ему доверяла свои тайны. На его груди сделала последний вдох! Зоя!» Теперь Сергею стало жалко Павла, сколько за эти полгода он претерпел! Но больше всего Левицкого захватывала мысль, что в этом юноше поселилась частичка Зои, её души. И теперь , и потом образ Зои всегда привязывался к Павлу, заставлял прощать ошибки, дерзкие выходки, бессердечность. Павел не захотел ждать, когда закончатся дела Сергея, сразу же отбыл в Богородск. Этой осенью молодые люди кутили напропалую! Исстрадавшиеся души жаждали забытья, молодые тела хотели жизни и наслаждений. Левицкий и раньше считал Бестужева повесой, но вместе с Крапилиным!... Они могли сутками играть в карты или бильярд, и всю компанию так распалить, что никто «не выпадал из обоймы» пока граф не трубил «отбой». Так они и прослыли «неутомимой троицей», и это было самое мягкое определение. К зиме, не понятно почему, Павел собрался и уехал в Санкт-Петербург «поступать в университет». - Паш, ну что за блажь? Кто тебя посреди года возьмёт? Это же столица! Там наши титулы роли вообще никакой не играют. - Господин, граф! Я попросил бы Вас без фамильярностей! И отчего же вы не верите, в мою счастливую звезду? – отшучивался Павел. Уехал. Как он мог рассказать друзьям, что приехал Каретников. Запиской вызвал Павла к себе поздним вечером, и битый час отчитывал, за разгильдяйство: почему тот не прибыл в Питер к началу занятий? Почему гуляет и портит репутацию своими выходками? Почему отрывает Каретникова от важных дел? Почему так бездарно тратит свою жизнь? Почему раскис как баба? Это было через чур: - Да что от меня требуется-то? - Деньги на учёбу я организовал. Вот возьми на дорогу. Ступай прямо к декану математического факультета. И торопись, скоро сессия. Догонишь! Это тебе в наказание. – Каретников испепелял Павла глазами, - И не думай, что отделался от меня. Помни: ты – мой! Я тебя везде найду. И никому не говори. Ясно? - Ясно. И Левицкий как будто опомнился. Производство нельзя было полностью бросать на приказчиков. Да и отец совсем плох стал, к весне умер. Матушку утешал, та в город к сыну переехала. Всё сначала радовалась, что сын снова свободен, остепенился, невест в городе хоть отбавляй, все красавицы, образованные, и цыганку он свою совсем не вспоминает. Но шли дни, месяцы, годы, а Серёжа никак не находил себе партию. Нина Афанасьевна уж и не знала, как подступиться с наболевшим. Всё думала, думала, уже и додумалась, что и пусть бы цыганка, красивая девочка была, и внуки красивые бы были. Где она теперь? Изредка приезжал Бестужев из столицы. Франт! И каждый раз всю честную компанию собирал, кто уж и женился, а всё равно не преминет с этой «неутомимой троицей» погулять. Конечно, они уже остепенились, уже озорства такого, как раньше не было, с ними даже стали барышни кататься, веселиться. Каждый в этой компании чувствовал себя как дома и в то же время в центре внимания, не проходило вечера, чтобы каждому не было возможности отличиться. То Аглая Ивановна декламирует отрывок из Ростана на французском, Елена Прекрасная поёт романсы только недавно выпущенные музыкальным салоном Санкт-Петербурга. К карточным фокусам Крапилина все давно уже привыкли как к факту, но он всегда какие-нибудь новые выкрутасы с ними проделывал. С отъездом Павла опять всё затихало. Были, конечно, балы, званые вечера, приёмы. Сергей Николаевич, как уважаемый человек ходил, прохладную отстранённость не переставал демонстрировать. Почти все уездные барышни прошли через горнило безответной любви к «надменному красавцу». Вот ещё подросток с тоненькой шеей и остренькими плечиками, зардевшись румянцем, протягивает прозрачную ручку для поцелуя при первом знакомстве. Но уже поражена в самое сердце! Его ладным телосложением, эффектной причёской, уверенными движениями и в танце, и просто при ходьбе, а «усы»!!! Года три проходят в выискивании новых фасонов воланов и рюшей, разучивание романсов и этюдов, в придумывании самой верной западни для «предмета страсти». Самые отчаянные писали письма и стихи, подписываясь «Прекрасная N». После нескольких лет бесплодных попыток, начиналась «жертвенная, безответная любовь». Барышни готовы были идти на любые подвиги, лишь бы хоть как то «облегчить» жизнь своему «предмету обожания», такому немногословно вежливому, глубоко образованному, с такими грустными глазами. Потом, родители понимали, что добром это не кончится, сговаривались с родителями подходящего и не очень молодого человека. И уже следующий год очередная молодая жена была вся в обычных домашних хлопотах. Дольше всех продержалась Аглая Демидова. Родители, пока живы были, пытались провести свою дочь по проторенной тропе всех многочисленных предыдущих воздыхательниц графа к счастливому замужеству. Но не на ту напали! А тут и сестра вышла замуж за проныру Голохватова, который вскорости стал градоначальником. Решительная Аглая Ивановна не только не оставляла бесполезных попыток влюбить в себя мрачного обольстителя, но и на такой радиус разметала всех возможных воздыхательниц, что те добровольно стали пропускать второй этап влюблённости в Левицкого: от детского вздоха восторга переходили сразу к трагической разлуке с «тайно влюблённым S.N.». Надо честно сказать, что Аглая Ивановна была девицой несравненной красоты: стройная, высокая, белокурая, чрезвычайно грациозная! У неё и самой всегда были толпы поклонников. Но раз она наметила себе нечто исключительное, то это нечто уже практически её. Так и в городе «практически» успокоились, два исключительных кандидата нашли друг друга. В обществе стало принято усаживать их вместе на званых ужинах, на балах поручать открывать бал полонезом, возглавлять попечительские советы, разного рода благотворительные общества. Богородск «практически» их поженил. Сергей Николаевич оставался невозмутим, а Аглая Ивановна уже теряла терпение. И в это время в городе произошло нечто, да собственно, во всей Империи произошло: Россия в очередной раз победила Турцию. Народ ликовал! В семьи возвращались солдаты и офицеры. А вот в один уважаемый дом, дом Басаргиной Лизаветы Прокофьевны, с войны вернулась медсестра, её племянница Лариса Дмитриевна Кирсанова. Всем было интересно познакомиться с такой необычной барышней. Но Лизавета Прокофьевна была избирательной, на первый званый чай она пригласила графа Левицкого и штабс-капитана Кавригина. Как только Сергей увидел бледное лицо Ларисы накатило забытое чувство волнения. Нет, она не была похожа на Зою, простое, свежее, как бы светящееся лицо просо напомнило ту прежнюю любовь. Добрые, умные глаза! Невозможно было оторвать взгляд, так же как и от Зои. - А Вы , Сергей Николаевич! - А я не был на войне, - «Вот я даже не был на войне, а уже претерпел такое сокрушительное поражение!» - досадовал Левицкий. Но восторг от лицезрения Кирсановой затмил все неловкости, неожиданное соперничество со штабс-капитаном и натянутости беседы. Играет в шахматы? Интересно! Правильно, гитара для званого вечера больше подходит. {серия 1 21:30} «Какой тёплый голос! С какой душевной иронией она поёт эти незамысловатые строчки! Интересно, есть в русском языке фразы, которые из её уст будут звучать нелепо и неестественно?» - «Ой! Ну, конечно же, есть, только они рядом с Ларисой вообще никогда не возникали» Упоминание Бестужева, и сразу «устала, пойду к себе». Лариса удалилась. «Встречались в столице? Конечно, этот шалопай даже с такой девушкой не может вести себя прилично! Не думаю, что Лариса выдержала более одной встречи. И на тебе! Он и за одну встречу оставил «неизгладимое впечатление»!» - Левицкий уже переживал за девушку, думал, что при ней больше не допустит упоминания их беспутного земляка. Штабс-капитан удалился. Может Лизавета Прокофьевна прольёт свет. {серия 1 23:55} «Только бы сдержаться! Только бы прилично выйти на улицу! Как он мог? Что у него теперь в голове творится, раз он до такого докатился?» Образ Бестужева , столько лет оберегаемый сенью покойной Зои, предстал во всей красе: Циничный ловелас! Бездушный интриган! Коварный злодей! Пропащий подлец! «Да обидеть такую девушку, хуже, чем ребёнка убить! Да что ему убить! Хоть Зоя, хоть Семибратов. Это она из-за него на фронт пошла, жизнью своей рисковала! В родном городе не может жить, сюда в глухомань приехала, образованная, утончённая, что она тут делать будет? От тоски сохнуть? Разрушитель жизней, всё к чему прикасается губит! Ну, Бестужев! Я всё сделаю, но из твоих кровавых лап я вырву это невинное создание! Бестужев! Бестужев! Бес! Бес! Бес!»