Когда в дверь постучали, Тарн, даже не отрываясь от датападов с отчётами, разблокировал отсек и только махнул манипулятором. За прошедшие пять циклов это уже стало негласной традицией — Каон, освободившись от всех дел, заявлялся к командиру в кварту и забирал Николь с собой в кают-компанию на дружеские посиделки. А Тарн и не возражал, тем более, что и подчинённые не скучали и не приставали к танкботу со всякими глупостями, и фемка работала лучше — холо, созданные ею на таких вот посиделках, отличались тем, что были полны какого-то радостного и совершенно неуловимого сияния. Как показала практика, именно такие работы покупались чаще всего, и поэтому никто почти не протестовал против сложившегося порядка вещей. Ну кроме, пожалуй, Восса — ганформер до сих пор дулся непонятно на что, и Каону никак не удавалось затащить товарища в кают-компанию, пока там была Николь. Тарн только наблюдал за ситуацией, но вмешиваться пока не спешил, справедливо полагая, что Воссу просто надо дозреть и только уж потом общаться с фемкой.
Но смущённое покашливание всё-таки заставило Тарна оторваться от отчётов. На пороге кварты танкбота на этот раз торчал не Каон, а мялся Тесаурус, не зная, входить ему или нет. Николь отвлеклась от очередной своей работы и изумлённо воскликнула, иллюстрируя эмоции Тарна.
— Тесаурус?
Тарн поморщился под маской. Этот простой позывной из уст фемки неожиданно задел лидера ДЖД — фемка произнесла имя с какой-то мелькнувшей на клик надеждой, со скрытой радостью, и Искру Тарна неприятно кольнуло. Танкботу вдруг иррационально захотелось, чтобы Никель тоже приветствовала бы его так — живо, с едва уловимым весельем, как старого знакомого, а не молчаливо склоняла голову в ответ на быстрый кивок Тарна, как бывало всегда, когда танкбот входил в кварту. Но внешне лидер ДЖД только тяжело прошелестел вентсистемой и осведомился:
— Каон?
— На дежурстве. — Развёл всеми четырьмя манипуляторами Тесаурус. — А мы это… того… с Хелексом… командир, а можно Николь забрать?
— Забирай, — вяло отмахнулся Тарн и, даже не глядя на застывшего на пороге подчинённого, вернулся к документации, вдруг непонятно почему разозлившись. — Считаю до трёх, и чтоб духу вашего здесь после этого не было! Три.
Тесаурус в два гигантских шага пересёк кварту командира и подхватил уже мгновенно собравшую всё нужное Николь. Фемка немного улыбнулась меху-дробилке, и Тесаурус только мигнул крестообразным розовым визором в ответ — когда Николь выходила из своего творческого состояния, она вновь становилась настороженной, пугливой и недоверчивой, искала в каждом жесте подвох или угрозу, а слова вообще вгоняли фемку в панику, и девушка не впадала в истерику лишь благодаря своей силе воли. Поэтому, не желая пугать Николь, мех-дробилка помалкивал до самой кают-компании.
Хелекс, которому Каон и Тесаурус на пару вправили процессор — не без рукоприкладства, конечно, — приветственно махнул и напарнику, и фемке, едва они появились на пороге общей кварты, но рта не раскрыл, краем оптики поглядывая на внушительный кулак Тесауруса и памятуя о том, как угрожающе потрескивали голубые молнии на пальцах Каона — любая из этих безобидных на взгляд искорок могла запросто поджарить процессор или пережечь все доступные контакты. Николь огляделась и, не найдя знакомый бордовый корпус, ставший для неё символом хоть какой-то защиты и дружелюбия, неожиданно первая спросила:
— А Каон… он придёт?
— Ага, — кивнул Хелекс и ткнул пальцем куда-то вверх. — Он там, в рубке, с Воссом на дежурстве торчит.
— Хорошо. — Николь задумчиво перебрала кисти и макнула одну из них в краску: фемка опять приходила в то самое состояние, когда для неё существовали только картины. — Я хочу сегодня закончить эту холографию. Как думаете, сюда подойдёт серебристый оттенок? — Девушка бесстрашно повернулась незащищённой спиной к мехлингам и указала на одно из белых пятен на работе.
Хелекс подвинулся ближе и аккуратно развернул к себе поближе холо, рассматривая лиловые зубцы гор, у тёмного подножия которых лежал белёсый, лавандового оттенка туман, и яркие янтарные капельки фонариков, поднимавшихся от смутно сиявших в полумраке снежных вершин к чёрному ночному небу. То там, то сям на горных пиках белели не закрашенные до конца пятна. Тесаурус тоже подсел к столу, но смотрел не сколько на картину, сколько на девушку. Каон однажды очень тонко подметил, что в такие клики Николь словно возвращается в своё прошлое, становится такой, какой была раньше, а все её психологические травмы уходят на задний план. И Тесаурус искренне не понимал, как можно было пытаться погасить этот яркий свет, пылавший в фемке — это было попросту невозможно. Николь слишком любила жить, и поэтому не могла вот просто так сдаться и потерять свой блеск. И мех-дробилка иногда невольно чувствовал уважение к этой хрупкой органической фемке, которая была физически слабее его, Тесауруса, в тысячи раз, но оказалась куда сильнее в плане Искры и сумела не потерять себя от боли и горя. А это кое-что да и значило. И поэтому Тесаурусу было в разы интереснее распотрошить — в переносном, конечно, смысле — Искру фемки и узнать, на чём же держится эта упрямая органика. Ведь не могло же быть, что у Николь не было никакого якоря, никакого воспоминания, которое спасало бы её…
— Нравлюсь? — неожиданно подмигнула Николь Тесаурусу, заметив его внимательный взгляд.
Хелекс гулко захохотал, а Тесаурус растерянно мигнул визором: ему тонкости человеческой, а в особенности фемской логики давались с трудом. Радовало только то, что с мимикой, слава Праймусу, было проще. И сейчас Тесаурус склонил шлем набок, хмыкнул и деланно потушил визор до тёмно-малинового цвета.
— Мне надо подумать!
— Какое оскорбление! — игриво заметила Николь, вновь взявшись за работу. — Раньше мне всегда сразу отвечали положительно!
— О, не обращай на него внимания, — раздался от дверей знакомый саркастичный вокалайзер. — Он, несмотря на то, что у него оптика в порядке, не в состоянии оценить твою красоту… а вот я могу, вопреки всему!
— Каон! — радостно воскликнула Николь и шагнула навстречу слепому мехлингу. — Рада тебя видеть!
— Взаимно. — Каон опустился в кресло и почесал Искроеда за ухом. — Я свалил всю оставшуюся работу на Восса, а сам решил посидеть с вами, — беззаботно объяснил пурпурный мехлинг. — Надеюсь, Тарн не узнает о моём почти что побеге… — Каон хмыкнул.
— А где Каон? — фемка, уяснив ситуацию, приподняла бровь и повернулась к Тесаурусу.
— На посту, — мгновенно сообразив, в чём дело, подхватил игру девушки мех-дробилка. — Как положено же!
— Ага. Через джоор как раз освободится. — Хелекс тоже принял участие в разговоре. — И Восс подойдёт, наверное.
— Браво! — поаплодировал товарищам Каон и требовательно уколол Хелекса током в трансформационный шов. — Дай картинку!
Под аккомпанемент ворчания Хелекса и тихий смех Николь Каон быстро просмотрел то, что успела нарисовать фемка, и заговорщически ухмыльнулся Тесаурусу. Мех-дробилка бросил по коммлинку слепок своих эмоций — интерес, озадаченность и любопытство, и Каон кинул в ответ одну лаконичную строчку: «Восс обещал прийти». Тесаурус довольно прищёлкнул пальцами, неприятно скрежетнув металлом, и развалился в кресле. В кварте на несколько долгих кликов настала тишина, и поэтому Николь почувствовала себя не очень комфортно. Фемка сделала ещё несколько мазков, нахмурившись, оглядела картину и, судя по негромкому земному ругательству, осталась очень недовольна собой. Девушка обернулась, оглядев мехлингов, вдруг решительно отложила краски и полезла в свою сумку, вытаскивая россыпь каких-то чипов. Фемка решила поставить на кон всё и попробовать довериться тем, кто вольно или невольно помогал ей не сойти с ума от безысходности и тоски. Тем более, что эти мехлинги не стремились причинить девушке вред, а это было очень важно для Николь — предыдущие «хозяева» совсем не заботились о целостности человеческих тела и психики, интересуясь только холографиями. Эти кибертронцы вели себя по-другому, и девушка уверенно перебрала чипы, отбрасывая ненужные и выделяя самые удачные изображения. Все присутствующие заинтересованно подались вперёд, а Николь только постучала по рамке холографии и объяснила:
— Сегодня у меня работа что-то не ладится, а до сдачи готовой холо ещё полно времени, поэтому я решила показать вам свои старые картины.
— А они разве не остались у Свиндла? — озвучил общую мысль Тесаурус.
— О нет. — Николь усмехнулась настолько нехорошо, и в её голосе проскользнули такие злые интонации, что Хелекс на клик даже подумал, насколько девушка была схожа с взбешённым Тарном именно в этот миг. — Я не собиралась оставлять ему свои работы ни в каком виде. Если бы он относился ко мне поприличнее, я бы ещё подумала. Но поскольку ничего хорошего я от него не дождалась, то… И поэтому я сохранила у себя оригиналы, а у Свиндла остались обрезанные и увеличенные копии. Поэтому вы спокойно сможете подать на него в суд за плагиат, — фемка победно хмыкнула и демонстративно покрутила в пальцах один из чипов.
— Ого, — удивлённо качнул шлемом Каон. — Пожалуй, мы воспользуемся твоим советом.
— Но попозже. — Николь выдернула чип из рамки, и горы погасли, пока девушка не вставила в рамку другую пластинку. — Первая моя работа. Я рисовала её давно, примерно тогда, когда попала в тот бар.
Мехлинги промолчали, глядя на холографию, пронизанную острой печалью и болью, которые сквозили в каждом мазке. Холодно блестели ослепительно гладкие айсберги, горами вздымавшиеся над пустынным берегом, по которому ледяной ветер нёс белое снежное крошево. Надо льдом раскинулось волнистой пеленой северное сияние: мёртвые, безжизненные зелёный, голубой, лиловый цвета полыхали над гибнущим миром. А над сиянием поднялось угрожающе чёрное небо, полное бесконечного космического холода, которое не могли скрасить даже тускло мерцающие капли звёзд. Вдалеке, почти у самой линии горизонта, совсем неуловимое за льдистым блеском сияния полыхало ало-рыжее зарево пожара. Если приглядеться, то можно было увидеть крохотные чёрные домики — горел город.
— Мой город, — нарушила тишину Николь, мазнув кончиками пальцев по рамке и украдкой стирая прорвавшуюся слезу. — Он был выжжен дотла с большей частью населения. И это моё последнее воспоминание о нём.
Все хранили молчание, погрузившись в свои переживания. Каон вспоминал, как заживо горел Праксус: некогда цветущий город через несколько джооров бомбёжек превратился в огромное чёрное пятно на поверхности Кибертрона. Хелекс думал о Кристалл-Сити, своём любимом городе: десептиконские штурмовые отряды разграбили беззащитный, не окружённый никакими крепостными стенами Хрустальный Город, символ мира и равновесия, почти мгновенно, не оставив от утончённой красоты, воспетой сотнями поэтов, ни камня. Тесаурус скорбел о Симфуре, своей малой родине: Симфур погиб только после ожесточённого сопротивления и долгой блокады, когда защитники города стали просто умирать от голода. Разъярённые десептиконы, ворвавшись в ослабевший Симфур, просто раскатали его в пыль, чтобы не оставить ни малейшего намёка на мятежный полис, который посмел продержаться так долго.
— Москва! — горько уронила Николь и разбила своим голосом ломкую тишину, сменив чип на следующий и дотронувшись до ярких алых звёзд на зелёных остроконечных башнях. — Моя родина! Она пережила за свою тысячу лет несколько пожаров, две самые разрушительные войны, названные мировыми, и осмелилась продержаться в блокаде против захватчиков целых семь лет!
— Сколько-сколько?! — потрясённый Каон даже наклонился вперёд, не веря собственным аудиосенсорам. — Ваш человеческий город смог выстоять против наших воинов семь орбитальных циклов?!
— Семь орбитальных циклов. Если быть точной, то семь лет, пять месяцев и пять дней. И только тогда, на закате пятого дня, Москва пала, — кивнула фемка, неотрывно глядя на переливающийся яркими цветами многоглавый храм на площади, покрытой старой брусчаткой. — Москва не хотела умирать. И по тем слухам, которые до меня доходили, пока я ещё была на Земле, последнее место на поверхности, какое смогло уцелеть после всех бомбёжек… оно перед вами. Это Красная, то есть красивая, если переводить с нашего языка, площадь. Символ Москвы не пропал даже после её гибели… — Николь коснулась рамки, лаская стройные башни и скользнув пальцем по золотому ободку часов на одной из башен.
Наставшее молчание прервал Восс. Ганформер завершил вахту и неслышно возник в дверях кают-компании. Как бы Воссу ни хотелось вернуться к себе в личный отсек, мехлинг обещал Каону прийти, и поэтому Восс стоял в дверях, слушая рассказ фемки. Каон, с помощью своих чувствительных сенсоров уловивший электромагнитные поля Восса, переводил ему по коммлинку всё сказанное Николь, и поэтому ганформер был в курсе происходящего. И теперь, когда девушка замолчала, Восс шагнул в отсек, спокойно сказав что-то на древнекибертронском. Каон сделал небольшую паузу, обдумывая слова Восса, и тихо перевёл:
— Мы… сожалеем, Николь.
Фемка неверяще подняла голову, обводя взглядом окруживших стол мехлингов. Но все фейсплеты были необычайно серьёзны, и Николь поняла, что на этот раз десептиконы говорят от всей Искры. И девушка заметила ещё один момент — её в этот клик впервые назвали по имени. Не «человечек», не «фем», не «органика», а как равную себе, как достойную позывного, как личность, а не вещь — Николь. И девушка улыбнулась, выпрямившись и смело взглянув на всех присутствующих. Восс легко кивнул фемке, и девушка поняла, что её окончательно признали. Николь с достоинством склонила голову и повернулась к рамке, меняя картину. Тут же под гул восторженного хора вокалайзеров зрителей из мерцающего марева выскользнули, поднялись ввысь белоснежные башни, словно сплетённые из сотен тончайших паутинок. Луна увенчала наряду со звёздами острые шпили, а под башнями раскинулись розовеющие закатные облака и протянулись по тёмной земле жёлтые пятна ночных городов.
Когда холографии закончились, Николь вновь взялась за работу над картиной, а Хелекс отправился на вахту. Восс, покорённый шлаково красивыми холо фемки, остался вместе с Каоном и Тесаурусом в кают-компании и негромко обсуждал с ними что-то — Николь, не владевшая древнекибертронским, не понимала их разговора, несмотря на то, что иногда улавливала знакомые слова. И поэтому девушка первой засекла боковым зрением тёмно-лиловый силуэт. Но фемка даже не вздрогнула, узнав Тарна, и только замерла на клик, занеся кисть над красками, а потом спокойно продолжила работу.
Тарн, бесшумно возникнув на пороге кают-компании, первым делом увидел фемку. Девушка сидела на столе, скрестив ноги, и скрупулёзно работала над краем картины, закрашивая белые пятна. Остальная часть команды, за исключением дежурившего Хелекса, сидела в другом углу отсека и была настолько увлечена разговором, что совершенно не заметила командира. Тарн решил пока не выдавать себя и тихо прислонился к дверному косяку, наблюдая за фемкой. В тот же клик Николь — Никель, мысленно усмехнулся Тарн, — на миллиметр повернула голову, и танкбот поймал её взгляд.
На ничтожные доли клика Тарн видел эти необычайно спокойные и уверенные глаза, а потом фемка немного улыбнулась, прикрыла глаза, безмолвно приветствуя командира Дивизии, отвернулась и вновь принялась за живопись. Тарн же остался стоять на своём месте, задумчиво глядя на девушку. В памяти танкбота опять всплыл недавний эпизод с Тесаурусом, и лидер ДЖД с небольшим удивлением отметил, что сейчас он, Тарн, испытывает какое-то странное чувство, похожее на лёгкое превосходство над Тесаурусом и ещё что-то, смахивающее на удовлетворение. Подумав ещё немного, танкбот смог распознать причину таких эмоций, и неожиданный ответ его и напугал, и удивил, и рассердил и даже заинтриговал. Но Тарн волевым усилием обуздал свои чувства, сам себе пообещал подумать над этим попозже и бесшумно шагнул в кают-компанию. Подчинённые отвлеклись было от разговора, но танкбот только махнул им, чтобы не беспокоились, и подсел к столу. Николь даже не повернула головы, сосредоточенно занимаясь своим делом. Тарн положил манипуляторы на столешницу и пристроил на них подбородок — так было гораздо удобнее наблюдать и за фемкой, и за холографией.
Девушка работала молча, поймав волну вдохновения и по-настоящему увлёкшись творчеством. Тарн тоже не нарушал тишину — едва шелестевшая вентиляция танкбота была не в счёт, — и только наблюдал, тем более, что процесс создания картины действительно захватывал. С каждым новым мазком Тарн понимал общий замысел фемки всё лучше и лучше. И поэтому после того, как Николь, закончив почти весь горный хребет, вдруг оставила на одной из вершин пустое белое пятно и стала вытирать кисти о тряпку, явно завершая работу, танкбот позволил себе вытянуть вперёд манипулятор и осторожно указать когтем поверх головы фемки на этот чистый участок.
— А здесь что будет? — спросил лидер ДЖД, и в его вокалайзере впервые за всё это время промелькнул явственный интерес.
— Увидишь, — загадочно ответила Николь и полуобернулась к Тарну, бесстрашно глядя ему в фейсплет. — Тебе понравится, обещаю.
— Верю, — неожиданно для самого себя кивнул Тарн и хотел было убрать палец, как Николь осторожно коснулась лилового, остро заточенного края боевого когтя своей маленькой рукой, и танкбот замер, только гоняя вентиляцию.
— Подожди, прошу тебя, — мягко сказала фемка, и Тарн, непонятно почему, подчинился, позволяя девушке держать его за коготь.
А Николь макнула вдруг свою ладонь в светло-золотистую краску, приподнялась, опираясь другой рукой на палец танкбота, и внезапно одним лёгким движением забросила всё своё тело на гладкий металл. Подтянув ноги, фемка встала и выпрямилась на пальце Тарна. Сделав пару шагов, Николь достигла своей картины — большого холста — и оказалась ровно напротив белого пятна, тут же с размаху припечатав ладонью по бумаге. Постояв так несколько кликов, фемка отняла руку от картины и отступила назад. Тарн тут же неожиданно — и для себя, и для девушки, — подставил вторую ладонь, осторожно опуская Николь на поверхность стола. Когда фемка оказалась в безопасности, танкбот взглянул на холографию и одобрительно хмыкнул — Николь оставила на полотне оттиск своей руки, который превратился в залитый огнём летящих фонариков заснеженный пик горы. Если бы Тарн не видел, как появился этот элемент, то танкбот наверняка решил бы, что это сделано кистью, как и вся остальная работа.
— Закончила? — уточнил Тарн, оглядывая холографию. На вкус танкбота всё было в порядке, но лидер ДЖД предпочёл поинтересоваться мнением профессионала.
— Один клик! — попросила Николь и, подхватив кисточку, в несколько взмахов вывела ослепительно белой краской по тёмно-сиреневому краю свой позывной: Тарн уже научился распознавать глифы чужого языка, складывавшиеся в имя фемки.
— Никель, да? — усмехнулся танкбот, легонько ткнув фемку самым кончиком когтя в плечо.
— Николь! — возмущённо поправила лидера ДЖД девушка, но запрятанное веселье в её глазах сводило на нет весь эффект от грозного голоса.
— Нет, Никель, — непонятно почему упорствовал Тарн, и в его вокалайзере тоже на клик проскользнула смешинка.
— Николь! — упрямо топнула ногой фемка и вдруг, глянув на кисточку в своей руке и каверзно улыбнувшись, за пару кликов начертила яркой белой краской на фиолетовом когте Тарна свой позывной.
Настала оглушающая тишина. Каон по коммлинку взмолился в личном с Воссом чате, чтобы ганформер, как самый быстрый в команде, если сейчас что-то будет, метнулся бы наперерез Тарну и успел выцепить фемку из-под острых когтей до расправы. Восс, наблюдавший вместе с Тесаурусом и Каоном за всей этой сценой, осторожно соскользнул с кресла и приготовился действовать. Тарн же тем временем ошалело мигал оптикой и стравливал пар через вентсистемы. Николь, чуя грозу и осознав свою ошибку, которая могла ей стоить жизни, медленно отступала подальше от лидера ДЖД.
Хрупкое равновесие между двумя осколками личности Николь стало потихоньку рассыпаться, и на поверхность вновь стала выступать недоверчивая, пугливая девушка из настоящего. Но отважная и благородная Николь из прошлого вдруг победила, ненамного затмив девушку из настоящего. Фемка выпрямилась, подняла какую-то тряпку и спокойно шагнула навстречу Тарну, заглядывая ему в маску.
— Прошу прощения, я погорячилась. Позволь мне исправить ситуацию и стереть эту надпись.
Когда Тарн в очередной раз поддел фемку, назвав её именем металла, то танкбот, глядя на упрямо сдвинувшую брови девушку, только мысленно посмеивался. Ну что же могла предпринять хрупкая органика? Но Николь умудрилась поразить своими нелогичными действиями даже Тарна, и поэтому сейчас лидер ДЖД только мигал линзами, отходя от шока и испытывая невообразимую гамму чувств. Хотелось, конечно, и прихлопнуть обнаглевшего человечка, но в то же время Тарн и одобрил креативность фемки, и даже немного восхитился её способностью найти достойный ответ. А потом… танкбот вспомнил одну старую кибертронскую традицию, которую часто воспевали поэты Золотого Ворна. Сейчас же эта традиция была позабыта практически всеми, но Тарн до сих пор помнил и чтил её: на Кибертроне гладиаторы, отмечая наиболее понравившегося им бота или кона, могли выцарапать или написать у них на полировке свой позывной. Получить такую метку считалось высшей честью, а кое-где — чуть ли не признанием в любви.
И поэтому когда фемка вдруг подступила к белой надписи с тряпкой, задумавшийся Тарн чисто рефлекторно убрал манипулятор от девушки, только потом додумавшись прокрутить запись с аудиодатчиков. Николь явно храбрилась и стояла на своём месте, но бледная, серебрящаяся в свете ламп и покрытая капельками хладагента — пота, поправил себя Тарн — кожа сводила на нет все усилия фемки выглядеть невозмутимой. Тарн вдруг громко хмыкнул и протянул коготь Николь.
— Хорошо, стирай. Я запомнил… — Танкбот сделал крохотную паузу. — Николь.
Девушка фыркнула и явно хотела было отпустить ехидный комментарий, но сдержалась, смывая белые глифы. Тарн спокойно наблюдал за фемкой, а компания из Восса, Каона и Тесауруса облегчённо провентилировала и восхитилась фактом существования Праймуса в этом бренном мире.
Николь стёрла последний белый штрих на пальце Тарна, отжала тряпку в ведро, в котором плескалась вода, и устало вздохнула. Тарн тоже не смог сдержаться и облегчённо стравил горячий пар через вентсистемы. Девушка покосилась на лидера ДЖД и только качнула головой: стойкость Тарна вызывала невольное уважение. Танкбот терпеливо и, что было немаловажно, молча перенёс всю экзекуцию с неразбавленным спиртом, скипидаром и простой водой с мылом. Самое главное, что вся процедура отскребания краски с пальца Тарна волей-неволей проходила под внимательными взглядами Восса, Тесауруса и отчасти Каона. Во-первых, команда не могла упустить такое редкостное зрелище — простая органика счищает собственный позывной с брони лидера ДЖД, а последний даже не сопротивляется и не ругается. А во-вторых, тревога Каона передалась и остальным, поэтому под аккомпанемент слёзных уговоров Каона и хмурого бурчания Тесауруса Восс согласился остаться на случай форс-мажора, тем более, что и ганформеру не хотелось бы кровавой развязки всей этой трагикомедии.
Тарн поднял манипулятор и придирчиво осмотрел полировку. Для конкурса красоты та, конечно, никуда не годилась: царапины, сколы, вмятины, чей-то засохший в трещинках энергон… Но самое главное, что сейчас волновало танкбота, — это то, что белая надпись исчезла без следа. Тарн довольно хмыкнул и, сверившись со внутренним хронометром, поднялся из-за стола. Николь вопросительно склонила голову набок, и Тарн кивнул ей.
— Отлично стёрла краску. Команда, отбой! — Повернулся танкбот к замершим в углу подчинённым. — Каон сменяет на вахте Хелекса, все остальные по отсекам. Быстро!
— Так точно, командир! — козырнул Тесаурус, и весёлая троица быстро вымелась из кают-компании, оставив Тарна и фемку одних.
Танкбот проводил подчинённых взглядом и только после того, как лязгнули гермозатворы, повернулся к Николь.
— Собирайся, — спокойно велел Тарн и подтолкнул клочок тряпки к девушке по столу. — Нам пора возвращаться в отсек.
Девушка кивнула и начала собираться. Но что-то в словах лидера ДЖД не давало фемке покоя, и она, укладывая краски в коробку, упорно прокручивала у себя в голове фразу, пока не нашла ключевое слово. Рука Николь на миг дрогнула, но фемка тут же совладала с собой и продолжила упаковывать вещи. Но теперь неконтролируемая улыбка на миг проскользнула на лице девушки. Тарн впервые не разделил их, Кибертрон и Землю, а назвал одним ёмким и важным словом: «мы».
Каон знал, что пока Хелекс заполнит свои графы бортового журнала о сдаче вахты, у него, Каона, есть ещё примерно пятнадцать бриймов. И поэтому слепой мехлинг осторожно замер за углом в коридоре, который вёл от кают-компании к капитанскому мостику, чутко реагируя на всё, что мог услышать.
Скрип гермостворки Каон распознал безошибочно, как и тяжёлую, но почти бесшумную — если бы не сверхчувствительные сенсоры, Каон точно ничего не засёк бы — поступь Тарна. Но вот услышав мягкий, журчащий голос, Каон в первый клик даже решил, что ослышался — Николь без своих картин недолго сохраняла свою беззаботную и мудрую версию из прошлого, и продержаться три брийма в «нормальном» состоянии уже были для девушки достижением. Но на этот раз фемка, судя по нити разговора, уже добрую четверть джоора делилась с Тарном по поводу своих планов на будущие холографии, и её голос звучал умиротворённо и рассудительно. Негромкие ответы и замечания Тарна тоже были спокойными и даже задумчивыми. Каон ради интереса потянулся к электромагнитным полям командира, легко считывая их, и изумлённо качнул шлемом, поймав едва внятную нить заинтересованности и чего-то тёплого, смахивающего на уважение, но им не являвшимся.
Лидер ДЖД и фемка ушли достаточно далеко, чтобы Каон смог считывать и слушать их и дальше, и поэтому слепой мехлинг повернулся и пошёл на вахту. Искроед рысил рядом с хозяином и недоумевающе помахивал хвостом, глядя на то, как Каон что-то тихо бормочет себе с улыбкой под носовой конус. Слепой мехлинг всегда был чуток к голосам и электромагнитным полям, не говоря уж и о интонациях, и поэтому слыл самым проницательным мехлингом в команде. И в ситуации с Тарном и Николь Каон ощущал что-то крайне подозрительное. Единственный более-менее логичный вывод был слишком поразителен, чтобы в него можно было поверить, но Каон Искрой чуял, что дело именно в этом. Мехлинг хмыкнул над своей догадкой и тихо сказал сам себе:
— Было бы здорово, если бы это оказалось правдой.
— Что ты там бормочешь? — высунулся из рубки Хелекс. — Шевелись давай, я в оффлайн хочу!
Каон только красноречиво поднял манипулятор, и голубая молния протрещала меж его пальцев. Хелекс моментально заткнулся, и Каон спокойно вошёл в рубку, занимая своё кресло и начиная считывать показания приборов. Хелекс, передав вахту, тут же убежал, а Каон, оставшись один, откинулся на спинку кресла и, рассеянно почёсывая Искроеда, задумался. Но в любом случае, это было не его дело, и слепой мехлинг твёрдо решил пустить всё на самотёк и вмешаться только в самом крайнем случае. Звёзды на приборных экранах мигнули, будто одобряя решение Каона, и слепой мехлинг, несмотря на то, что был окружён вечным мраком, почувствовал их безмолвную поддержку и успокоился.
***
Лампа над койкой Тарна мигнула, и танкбот отстранённо подумал, что завтра надо будет отправить Тесауруса вниз, в машинное отделение, чтобы увериться, что с генератором всё более-менее нормально, и перебои электричества возникают только от неисправной проводки. Отсек командира Дивизии был погружён в полумрак, который немного рассеивала своим тёплым желтым светом лампа. Стол, на котором возилась и гремела чем-то Николь, находился на границе света и тени, и поэтому на противоположной стене отсека мелькала на сером фоне угольно-чёрная тень девушки, и Тарн внезапно поймал себя на том, что уже несколько бриймов, задумчиво потягивая вечерний энергон, рассматривал, как фемка приводила в порядок свои инструменты и разбирала старые наброски на этой странной бумаге.
Закончив возиться с вещами, Николь, прихватив с собой банку со своим питанием, подошла к краю стола и уселась там, бесстрашно свесив ноги в пропасть и болтая ими. Поймав взгляд Тарна, фемка отсалютовала танкботу банкой и отпила немного этой розовато-белой бурды из энергона, воды и белка. Тарн только хмыкнул и немного приподнял свой куб в ответ. Вечерний ритуал уже сложился и был отточен до мелочей. И танкбот знал, что сейчас Николь поднимется и уйдёт к себе, в стеклянный герметичный куб, где были жёсткая подстилка с резиновым покрытием и два баллона с кислородной смесью: несмотря на то, что Тарн специально для фемки обеспечил на «Мирной Тирании» замкнутый воздушный цикл, основанный на принципах работы фотосинтезирующих микроорганизмов, какая-то часть воздуха всё равно терялась при перегонке и очистке. Поэтому Тарн решил перестраховаться и на всякий случай организовал для девушки ещё один источник воздуха, чтобы в случае чего фемка не дезактивировалась.
— Доброй ночи. — Негромкий голос Николь органично вплёлся в далёкий шум генератора, в мерный рокот двигателей, в едва заметное поскрипывание переборок.
Тарн едва заметно притушил свою оптику в ответ. Постоянство — вот что ценил танкбот наравне с несколькими другими вещами, а неизменная вежливость Николь уже перестала удивлять лидера ДЖД, став чем-то обыденным. Однажды Тарн не выдержал и полюбопытствовал, почему же фемка ведёт себя настолько прилично в любой ситуации. Тогда девушка долго молчала, и Тарн уже не ждал услышать от неё ответа, как Николь тяжело, словно через силу, уронила: «Мои родители хорошо меня воспитали». И танкбот тогда впервые ощутил некий укол совести: во всей сгорбившейся фигуре фемки виделось страдание, которое Тарн неосторожно пробудил в ней одним своим вопросом.
Тарн повернул шлем вбок, вглядываясь в полумрак. Николь уже лежала в своём кубе, и тишину отсека нарушал лишь тихий шелест двух вентсистем и — танкбот прислушался тщательнее к этому глухому ритму — пульсация Искры фемки. Николь говорила, что она называется сердцем. И невольно лидер ДЖД коснулся манипулятором своего честплейта, ловя кончиками смертельно острых когтей едва уловимый под толстой бронёй рваный рисунок пульсирующей Искры. Раз, два-три, четыре… раз-два, три, четыре… Искра дрожала, будто чувствовала что-то, чему Тарн не мог дать определения. Танкбот лёг, притушил оптику и, протянув манипулятор, выключил лампу. Отсек погрузился во тьму, и в этом мраке ритм под лиловой бронёй стал ещё чётче. Тарн полностью сосредоточился на этом непонятном состоянии, когда звук и ощущение сливаются воедино, и неясно, слышно ли в действительности это глухое пульсирование, или же это оно отдаётся в ладонь, а аудиодатчики воспроизводят то, чего на самом деле нет. И вдруг, уже уплывая в оффлайн, Тарн поймал себя на осознании того, что его аудиосенсоры воспринимают стук Искры фемки, а ладонь чувствует пульсацию его собственной Искры. Раз-два — быстрый перестук. Три — гулкий удар. Раз-два — и снова финальный аккорд — три. И уже когда сознание окончательно меркло, Тарн понял, что две Искры пульсировали в унисон. Раз-два — и три.
И поэтому, когда Тарн вдруг почувствовал, что его Искра вспыхивает как-то по-другому, танкбот неохотно вышел из перезарядки. Такое бывало и раньше, ещё до появления фемки, и тогда Тарн просто доставал себе кубик сверхзаряженного, садился на край иллюминатора и, потягивая выпивку, смотрел в звёздную тьму космоса. И это проверенное сотнями циклов лекарство было безотказным. Но теперь лидер ДЖД уловил ещё какой-то подозрительный шелест со стороны стола. И поэтому Тарн встал и бесшумно шагнул к столу, внимательно вглядываясь в то, что происходит в стеклянном кубе. Николь сидела с закрытыми глазами на своей платформе, прислонившись спиной к прозрачной стенке, и неровно дышала. Тарн, извещая о своём присутствии, легонько постучал когтем по столу. Фемка через силу открыла глаза и вымученно улыбнулась.
— Прошу прощения. — Голос девушки был необычайно хриплым, но даже в этой ситуации Николь не изменяла своим привычкам и оставалась безукоризненно вежливой. — Я не хотела тебя потревожить.
— Что происходит? — в ответ поинтересовался Тарн, не снизойдя до принятия извинений.
— Я замерзаю. — Николь широко развела руками и указала на ведро с водой, которое покрылось корочкой льда. — Температура падает, и я могу дезактивироваться.
— Понятно. Твои системы обогрева в порядке? — уточнил танкбот, уже прикидывая в уме, что происходит и что можно сделать.
Скорее всего, «Мирная Тирания» преодолевала какой-то опасный участок пути, и поэтому все мощности генератора были брошены на силовое поле и поддержку систем навигации, а сила обогрева отсеков была снижена. Для кибертронцев, привыкших к более серьёзным перепадам температур, охлаждение воздуха на десяток-другой градусов проблем не составляло, а вот для человека… Лидер ДЖД поморщился под маской. Надо будет заняться этим вопросом, а то в следующий раз в кубе может оказаться уже окоченевший корпус.
— Как поднять температуру? — задал Тарн следующий вопрос.
— В данном случае нужно что-нибудь теплоизолирующее, типа термопокрывала, — откликнулась фемка и обхватила себя руками, пытаясь согреться. — Мои системы обогрева при данной температуре не сработают. Как только я уйду в оффлайн, они отключатся. И я умру, — с обезоруживающим спокойствием добавила Николь.
— Вот ещё, — буркнул Тарн, быстро проводя ревизию всех своих ниш с вещами. — Я тебе не разрешал умирать!
— Извини, но мой организм вообще не согласен ни с кем из нас, — развела руками девушка и с грустной полуулыбкой посмотрела на танкбота. — Не старайся, я всё равно не смогу согреться, даже если ты найдёшь что-то вроде одеяла. Температура падает и дальше, я чувствую это. У меня нет выбора… — Николь на клик помедлила. — …Тарн.
Танкбот замер от неожиданности и медленно оглянулся на фемку, не веря своим аудиосенсорам. Девушка впервые обратилась к лидеру ДЖД, используя его позывной. И Тарн был, мягко говоря, удивлён. А фемка неумолимо продолжила:
— Я уже проходила через такое. Когда я ещё была на Земле… мы шли по горам и ночевали там же. И однажды мы попали в буран. Я замерзала на ходу, и меня спасло только то, что я свалилась в ущелье и оказалась рядом с горячим источником. Там, у кипящей воды, в клубах пара мы смогли отогреться… но теперь у меня нет шансов.
Горячий источник… Тарн сосредоточенно думал, перебирая различные варианты, и вдруг его осенило. Танкбот хмыкнул и крайне ласково поинтересовался:
— Нет шансов, говоришь?
Николь, ошарашенная таким тоном, подняла голову и даже, опираясь на стенку, смогла выйти из куба. Тарн только фыркнул вентсистемой и подхватил фемку на ладонь. Девушка даже не сопротивлялась, и в её глазах зажёгся какой-то огонёк интереса. Тарн мысленно поздравил себя с маленькой победой — человеческая оптика была отражением Искры, как однажды сказала фемка, и танкбот знал, что, пока глаза Николь не потухнут, девушка будет жить. Улёгшись на свою платформу, Тарн аккуратно сдвинул верхние пластины своего честплейта чуть в стороны, открывая систему обогрева корпуса.
— Лезь, — скомандовал Тарн и аккуратно помог фемке устроиться в нише на тёплых металлических листах. — До сих пор считаешь, что нет выхода?
В ответ Николь лишь со счастливым вздохом распласталась на гладком фиолетовом металле, а Тарн, довольный своей победой, аккуратно прикрыл хрупкое тельце девушки ладонью, чтобы фемка никуда не свалилась и не уползла во сне. И только уже отключаясь, танкбот вспомнил, почему он вышел из оффлайна — Искра разбудила своего хозяина. Тарн только прошелестел вентсистемой и понял — Искра пульсировала рядом с Искрой в прежнем ритме. Раз-два — три. Раз-два — три. И под этот мерный стук лидер ДЖД уснул.
***
Внутренний хронометр, безжалостно отмерив положенные джооры покоя и бездействия, щёлкнул и известил Тарна о том, что пора сменить Каона и заступать на вахту. Танкбот мысленно проклял себя за то, что согласился взять ненавистные всем утренние вахты, и активировал оптику. Тут же системы калибровки корпуса сообщили, что пластины честплейта смещены. Тарн недоуменно взглянул на лиловый металл и увидел, что там, прижимаясь щекой к пластинам, лежит Николь. Тут же с жёстких дисков памяти всплыли ночные события, и танкбот тихо провентилировал, глядя на спящую фемку.
Отсек был залит ровным голубоватым сиянием — за ночь «Мирная Тирания» долетела до какой-то планетарной системы, и её звезда теперь освещала корабль Дивизии Правосудия. Тарн осторожно приподнялся, по-прежнему придерживая Николь на честплейте, и на девушку упал отблеск звёздного огня. Лидер ДЖД неосознанно залюбовался прохладными белыми бликами, лёгшими на волны длинных каштановых волос фемки и скользнувшими по её хрупкому телу. Из-за необычного света звезды кожа девушки приобрела голубоватый, немного серебрящийся оттенок и казалась прозрачной — нитки вен выглядели почти чёрными. Танкбот только склонил шлем ниже, прислушиваясь. Искра фемки пульсировала ровно, как и должно было быть, и Тарн успокоился. Ночь прошла без последствий, и это было главное.
Николь шевельнулась во сне, повернулась, подставляя звёздному свету лицо, и Тарн опять помедлил, вглядываясь в тонкие черты человеческого лица. Между Землёй и Кибертроном было много отличий, и ещё одно Тарн нашёл прямо сейчас. Если даже фемки на Кибертроне щеголяли точёными скулами и острыми гранями оптики, то представитель Земли — Николь — разительно отличалась от своих иномирных соратниц мягкими линиями лба, щеки, подбородка, шеи, плеча, выглядывавшего из-под рваной рубашки, изгибом непокорных локонов, обрамлявших бледное лицо. Если Кибертрон был постоянным в своей холодной законченности, то Земля неуловимо менялась, перетекая из одной формы в другую, тасуя, словно колоду карт, краски и ощущения. Земля не любила жёстких граней, и поэтому Николь состояла из одних гибких, сложных линий, скользящих вдоль друг друга и образующих в своём союзе абсолютную гармонию. И это сложное произведение искусства, на вкус Тарна, не портили даже пять — по одной на каждый коготь — белоснежных полос, спиралью лежавшие на серебристой коже от рёбер наискосок по нижней части спины и заканчивавшиеся на бедре. Земля и тут переиграла варвара, посмевшего замахнуться на её творение, затянув уродливые шрамы новой кожей и изогнув жестокие, примитивные прямые линии в причудливый узор.
Тарн вновь взглянул в лицо фемке. Тень от ресниц лежала на щеках девушки, и танкбот внезапно задумался, какого же цвета оптика у Николь. Тарн мог только гадать: до этого лидер ДЖД как-то не заглядывал в глаза девушке, да и незачем было. А теперь Тарна обуяли интерес и любопытство. Дитя Земли могло выкинуть всё, что угодно, Тарн знал это по собственному опыту — эпизод с краской до сих пор был свеж в памяти танкбота. Тарн задумался: быть может, линзы фемки такие же, как были у самого Тарна когда-то давно — ярко-жёлтые, с янтарными кольцами фокуса? Или же Николь оптикой в Каона, не зря же они первыми нашли общий язык: светло-голубой, почти небесный оттенок с едва уловимыми лиловыми прожилками? Совершенно автоботский цвет, подумал Тарн и поморщился. Нет, всё-таки хочется надеяться, что Никель — Николь, поправил себя с усмешкой танкбот, — не окажется с синими линзами.
Хронометр требовательно напомнил, что до начала вахты остаётся не так уж и много времени, и поэтому Тарн неохотно поднялся с платформы, по-прежнему держа Николь на честплейте. Подойдя к столу, танкбот осторожно склонился вперёд и вторым манипулятором бережно постарался переложить Николь на ладонь, но всё ещё спящая фемка вцепилась изо всей силы в честплейт Тарна и слезать решительно отказывалась. Лидер ДЖД только тихо хмыкнул и принялся аккуратно отцеплять самым кончиком бритвенно острого когтя тонкие даже по меркам Земли пальчики фемки от фиолетовой брони. Тарну ужасно не хотелось будить девушку, и поэтому, стоило Николь поморщиться во сне, танкбот замирал и терпеливо ждал, пока фемка не успокоится.
Но вскоре всего через десять бриймов Николь перекочевала с честплейта в сложенную лодочкой ладонь Тарна. Танкбот замер у стола, держа в прозрачном нереальном сиянии звезды хрупкую жизнь, переливающуюся плавными линиями в его ладонях. Земля и Кибертрон застыли вместе на долгие клики. Стоило всего лишь сжать кулак… и ярко сверкавшая Искра погасла бы мгновенно, не успев бы и понять, что произошло. Искушение было велико, но Тарн представил себе на клик, что фемка исчезнет из его актива, гневно вспыхнул линзами и отмёл эту кощунственную мысль. Этого никогда не будет. Если Тарн чего-то хотел, то так оно и было.
Пора было идти, и Тарн с видимым сожалением оторвался от созерцания игры бликов на коже фемки. В этот клик спокойствия, лёжа в прохладном сиянии звезды, девушка казалась чем-то нереальным, будто сотканным из воздуха и света. Серебро плыло по коже, тёмный оникс скользил, послушно следуя каждому изгибу, в волосах, мрамор блестел своей холодной белизной на пяти лентах шрамов. И Тарн с изумлением для самого себя признал, что Николь
почти совершенна. Земля не любила строгой, симметричной красоты Кибертрона и поэтому всегда вносила в свою гармонию элемент противоречия, тем не менее, сочетавшийся со всеми другими качествами и достоинствами земного создания. Фемка вдруг шевельнулась и, прильнув щекой к пальцу Тарна, легко улыбнулась во сне.
Танкбот только качнул шлемом и осторожно переложил Николь на подобие резинового матраса, которое служило девушке постелью. Николь по-прежнему улыбалась, и Тарн записал пару кадров с оптики на диски памяти — этот невесомый момент мира и покоя хотелось сохранить как можно дольше. Повернувшись, лидер ДЖД тихо вышел и, стараясь не шуметь, закрыл свой отсек.
Прошелестели гермостворки, и Николь зевнула и потянулась, не открывая глаз. Девушка находилась в лёгкой полудрёме, но как только тёплый честплейт и знакомые большие ладони, в которых впервые за долгие циклы ужаса было спокойно и надёжно, сменились на холодный и липкий матрас, фемке окончательно расхотелось спать. Желая ещё немного оттянуть момент вставания, Николь подобрала под себя ноги в разношенных, светло-жёлтого, охряного цвета ботинках: высокие армейские ботинки на шнуровке верно служили своей хозяйке ещё на Земле и теперь терпеливо переносили вместе с ней все тяготы и невзгоды. Девушка усмехнулась: кто бы знал, что эти самые ботинки пройдут столько звёздных дорог, истопчут столько космических трасс, прошагают по стольким мирам! И Николь знала, что обувь сделана на века и поэтому выдержит дальний путь. А путь предстоял долгий — Николь хотела вернуться домой.
Девушка встряхнулась и проснулась окончательно. Встав с матраса, Николь прошла к другому концу стола, ближе к круглому оку иллюминатора. Ледяной свет звезды заливал отсек, и все предметы отбрасывали чёткие, будто вырезанные из плотной чёрной бумаги, тени. Фемка остановилась на краю стола, вглядываясь в лежавший за бронестеклом мир. Яркая голубая звезда, выбрасывавшая ярко-синие протуберанцы, а вокруг неё — пять планет, на таком расстоянии выглядевшие как простые чёрные точки. Две из них больше смахивали на крупные астероиды, а пятая точно была газовым гигантом — Николь видела белые росчерки вихрей на боку гиганта.
Девушка обхватила себя руками и отвернулась от иллюминатора. Она чувствовала себя неуютно под этим ослепительным светом, словно находилась под чьим-то пристальным взглядом. Не отдавая себе отчёта в своих действиях, Николь обернулась, глядя на пустую койку Тарна. Тут же вернулись непонятное тепло и чёткое чувство защиты. Фемка задумчиво склонила голову набок и вдруг поняла: такую уверенность в своей безопасности девушка чувствовала нынешней ночью, и при этом Николь впервые за долгое время ещё и снилось что-то очень хорошее.
Фемка хмыкнула и встряхнулась, обещая себе подумать обо всём попозже. С одной стороны, Николь понимала, что она трусливо бежит от признания самой себе в том, что чувствует, а с другой стороны, фемка хотела проверить, не ошибается ли она. И Николь прибегнула к своему безотказному и самому действенному лекарству: она взяла блокнот и первый попавшийся карандаш, прикрыла глаза и, ни о чём не думая, принялась рисовать.
Когда Николь какой-то частью сознания поняла, что рисунок завершён, то девушка отложила карандаш, потёрла лоб, приходя в себя, и уже осознанно посмотрела на блокнот. И тут же тихо рассмеялась, проведя пальцем по крепкому, мощному, высоко вздымавшему к небу ветви дубу, который был сделан одним-единственным сиреневым карандашом. Рисунок только подтвердил догадки фемки, и теперь, прижимая блокнот к груди и уставившись невидящим взглядом в иллюминатор, Николь знала, что отныне фиолетовый для неё — цвет защиты и покоя, а не кромешного страха.
