Наследники: Free World

Пока Ким Тан, в смятённых чувствах, пробивался сквозь пятничную пробку к аэродрому Бёрбэнк, его названная невеста и возлюбленная Чха Ин Сан лежала на обитой молочной альпакой кушетке в кабинете психотерапевта Сэнди Ирвина в Пало Альто. Она пыталась разобраться в себе самой, используя методику свободных ассоциаций. То есть, говорила, обо всём, что придёт в голову. А в голове с самого утра был он — Ким Тан. Сегодня он ожидался с визитом в Долину. Ин Сан заметно нервничала. С тех пор как Тан прилетел в Штаты, он ещё ни разу не навещал её в коттедже в Пало-Альто. Он хоть и заплатил за полтора года его аренды, но появлялся здесь крайне редко. Не хотел нарушать её учебный график. Это была их молчаливая договорённость. Они ещё три года назад решили, что Тан не будет стремится отнимать время, которое она выделила себе для учёбы. Поэтому и встречались они либо на вилле в Малибу, либо где-то на выезде, вроде того уик-энда, на Фаралонновых островах. Вспышка воспоминаний о недавнем странном вояже, когда они на воздухе провели чуть меньше четырёх часов, немедленно вогнала Ин Сан в лёгкую краску. — Я должна наконец рассказать о нём, — переведя дыхание, сказала девушка. — Ким Тан, мой парень…уже месяц как приехал в Калифорнию. Нет, это не короткое свидание. В этот раз он тут задержится. Поселился на своей белоснежной вилле в Малибу, там где всё и началось между нами… Сидит и ждёт когда я оставлю Долину и как волна прибьюсь к нему. Он не скандалит, не разбивает к кровь губы, не режет руки. Он сейчас совсем другой — очень спокойный и мощный. Хотя раньше Ким Тан впадал в отчаяние, когда нам приходилось расставаться даже на пару недель. Когда мы, наконец-то, начали встречаться официально, у них в компании случился кризис. Президента разбил инсульт, потом он затеял развод со своей тогдашней женой… В те дни старший братец Ким Вон постоянно бросал Тана на амбразуру переговоров с иностранными акционерами «Чегук». Почему-то на него они всегда реагировали доброжелательно и подписывали, все что он не попросит. Тан говорил, что играет перед ними роль «панды, которую все хотят потискать, но смущаются». А смущение оппонента - прямой путь к его сердцу. Вот прямо в таких словах… Он очень часто улетал из Кореи и чтобы оставаться со мной на связи придумал снимать короткие видео — всего на 15-20 секунд. Ким Тан на фоне Гудзона. Ким Тан около Эйфелевой башни… или просто вещает из гостиничного номера, где фоном кавардак на кровати. И каждый раз он начинал со слов «Привет, Ин Санчик! Сегодня репортаж…ну, например, из Парижа». И тут же переводит камеру на круассан… и недопитую чашку кофе. Очень смешно вёл стрим из бутика «Луи Витон», где всегда много азиатских девушек. «Твой парень любит тебя, но не настолько, чтобы предпринять попытку отстоять в этой очереди, Ин Санчик». Когда он уезжал, я очень по нему скучала. Но всегда казалось, что я не нахожу нужных слов, чтобы сказать ему об этом. Я просто махала ладонью на камеру, которую обычно держал мой приятель Чхан Ён или его подруга Ли Бо На, улыбалась и мямлила: «Привет, Ким Тан! Мне пришлось оставить две подработки, потому что не хватает времени готовится к экзаменам. А ты вообще там думаешь о тестах? Может, вместо того, чтобы ходить и глазеть на азиаток в бутике «Луи Витон», засядешь за книжки?». Я хорошо себе представляла как он складывает губы в трубочку, когда смотрит это моё занудство. А потом, когда он возвращался, то притаскивал с собой ворох каких-то пакетов с шарфами, платьями, свитшотами, цветастыми кедами, ультрамодной обувью на толстой платформе… «Позволь надеть на тебя хотя бы вот эти ботинки, — так он говорил. — И вот эта юбочка — ты будешь в ней хороша. Ты, конечно, и в мешковине — красавица, но попробуй обновить гардероб этой осенью… Не прогоняй меня и не сердись. Я так скучал по тебе в этом треклятом Париже, что пошёл по всем этим магазинам в Галерее Лафайет… Пока выбирал одежду, мысленно представлял её на тебе и казалось, что ты рядом, Ин Санчик» Я ему говорила, что я не кукла. А он обнимал меня со спины, целовал в шею и шептал, что если буду упрямится, то он чего-доброго попробует надеть на меня шерстяные полосатые гольфы… Вообще-то, всё это было смешно и мило. ,Ведь у него безупречный вкус. Он знает как одеться, чтобы расположить к себе…или наоборот — нагнать неприступности. Через некоторое время Ли Бо На заметила, что я стала принципиально по-новому выглядеть. По её словам, во мне появились тонкость и небрежный шик, которые неуловимо напоминают стиль Кима Тана. «Он тебя одевает?!» — в лоб спросила меня она. И вот почему-то тогда мне стало душно и стыдно… Нет, не из-за его подарков. Скорее из-за того, что я ни черта не понимаю, как нужно правильно составить гардероб… И если уж у меня и появляется какой-то стиль, то он далеко не мой собственный…А в догонку, я не разбираюсь ещё в куче вещей, которые для представителей его класса были чем-то самим собой разумеющимся. Например, гольф или свободный английский… Вроде бы глупость, но почему-то меня задела эта ситуация. Она прервала монолог, чтобы перевести дыхание. — Тебе не нравилось, что он покупает тебе одежду и тем самым лишает тебя субъектности? — услышала она над собой голос Ирвина. — Это было двойственное чувство, — вздохнула Ин Сан. — С одной стороны, было очень приятно. Да, что там… Это был просто космос. Из-за нашей финансовой ситуации, я долгое время носила вещи, доставшиеся от сестры. Фактически не влезала из джинсов… И о платьях, как это ни странно, вспомнила лишь только после того как в моей жизни появился Ким Тан. С самого первого своего появления он был мальчиком-праздником, мальчиком-сном… Его любимая фраза — «Ты должна набраться смелости, малышка Чха Ин Сан» и «Ничего не бойся, Ин Санчик, твой парень всегда будет рядом»…Сначала это поддерживало меня…но позже стало звучать двусмысленно. Мне казалось, что он всегда будет смотреть на меня как на слабое, уязвимое и бесхребетное существо… Но я же не была такой! Он был свидетелем, как много и тяжело мне приходилось работать, как я билась за каждую сотню вон… Я была боец по натуре. Но что такое полставочная работа в понимании мальчика из золотой молодёжи? Наверное он понимал её как неизбежное наказание, которое получают все бедные люди... Почему-то Тан хотел видеть меня именно слабой и беззащитной. И именно таковой я с ним себя начала ощущать, в конце концов. — Ну же, Саншайн, ты же изучала психоанализ и знакома с понятием проекции, — наставительно проговорил голос Ирвина. — Очевидно таким образом он решал свою психологическую проблему — защиты. В том числе, или вернее в первую очередь, защиты себя самого. Ты говорила, что твой парень долгое время был вынужден скрывать свою настоящую мать, годами наблюдал, как она подвергалась унижениям со стороны законной жены отца. Его фактически насильно обручили с девушкой, к которой он ничего не испытывал. В конце-концов — его сослали прочь из дома… Им крутили как марионеткой, держали в подвешенном состоянии. Если судить о его натуре… А ты его описываешь как доминантную личность… Потребность реализовать в себя в обороне или даже бунте должна была созреть в нём рано или поздно. Очевидно, что именно твоё появление на пляже в Малибу послужило спусковым крючком, запустившим в нём программу защиты себя, своей личности и всех тех, кого он так или иначе причислил к своему ближнему кругу… Терапией Ин Сан увлеклась с год назад, но регулярные сеансы посещала всего лишь пару последних месяцев. Доктор Ирвин, молодая звезда кляйновской группы психоаналитиков, нашёл её случай интересным и включил её как пациентку в свою исследовательскую программу — одну из тех, что щедро оплачивала Стенфордская медицинская школа. По его мнению, базовая интерсубъективная позиция Ин Сан заключалась в интуитивном самоуничижении и неспособности принимать себя как свободную и успешную личность. Эта тотальная неудовлетворённость и неуверенность не давали ей полноценно развиваться и чувствовать себя счастливой. Ирвин рассматривал её случай как крупную патологию. Свою терапевтическую задачу он видел в том, чтобы высвободить в девушке подавленные эмоции — гнев, самоуверенность, личные желания, здоровый эгоизм. Трудность работы заключалась не только в субъективной позиции самой Ин Сан, но и в её этнической принадлежности. Само явление личностного роста в конфуцианском обществе Южной Кореи сильно диссонировало с пониманием человеческих ценностей Свободного мира. Впрочем Ин Сан, с её трехлетним опытом проживания в Штатах, к моменту регулярных встреч с психотерапевтом, успела пересмотреть ряд родовых установок. Уже то, что она решилась на терапию — говорило о многом. Каждого нового сеанса она ожидала с большим нетерпением. Подавленная неуверенность, постоянная спутница последних десяти лет её жизни, пока никуда не делась, но по-крайней мере, она начала предпринимать попытки управлять ею. Им довольно быстро удалось обнаружить источник проблемы. Как и в большинстве случаев, связанных с психологическими патологиями, он коренился в детстве. Спусковым крючком послужила смерть отца. Ей было двенадцать лет, когда он скончался от рака пищевода в госпитале Бундан. Он пролежал в больнице достаточно долго, чтобы мать потратила на его лечение все их сбережения и продала недвижимость, которой владела их семья. К тому же, сильный стресс, вызванный смертью мужа, лишил мать возможности говорить… В конце-концов, они оказались на низшей ступени социальной лестницы, что в корейском обществе воспринималось как полное и безоговорочное падение в пропасть. Долгое время Ин Сан тянула на одном лишь инстинкте выживания, особо не задумываясь о том, как она сможет построить своё будущее и есть ли оно у нее вообще. Появление в её жизни Кима Тана, по мнению Ирвина, запустило процесс разморозки эмоционального начала, но и привело к новому травматичному опыту из-за специфических особенностей классовой системы Южной Кореи. Ин Сан внезапно прервала поток воспоминаний и предприняла попытку проанализировать причину собственного нежелания возвращаться домой в Корею. Она впадала в ступор от одной мысли, что ей придётся снова вернуться на родину. Проблема чётко обозначилась сразу после приезда Кима Тана в США. Он вроде бы ничего такого не требовал, в конце-концов, до её защиты степени PhD оставалось ещё четыре месяца. Но по некоторым интуитивным признакам Ин Сан поняла, что под ворохом многопрофильных бизнес-задач жениха скрывается одна единственная цель — вернуть её в Сеул. Ради этого он приехал в Штаты и засел в осаде. Ким Тан, как она могла убедиться, отточил навыки терпеливого ожидания. А чтобы дело не стояло, он даже привёз в Калифорнию часть своей команды. Неотвратимость, смутной тучей вновь нависла над их, как ей казалось, идеальными «гостевыми» отношениями. — Я ему в первый же день объяснила, что не смогу уехать из Калифорнии. — Ин Сан вздохнула и прикрыла глаза. — Я даже два часа времени потратила на то, чтобы убедить его в том, что занимаюсь нужной и важной работой в Стэнфорде… Он должен был проявить уважение к моим достижениям… Но мне кажется, он всё пропустил мимо ушей. — А насколько важна твоя работа в Стэнфорде, Саншайн? — голос доктора прозвучал нейтрально, но Ин Сан вздрогнула и разу почувствовала как желчь подбирается к горлу — По правде сказать, доктор, пока без особых прорывов. Научный руководитель меня хвалит, но прежде чем запустить апробацию моей теории транзита белков в лабораторных условиях, нужно аргументированно изложить теоретическую часть… Но Тану я сказала, что у меня всё круто, что весь Стэнфорд заинтересован во мне как в молодом и перспективном генетике. Ну и ещё я рассказала о своей стажировке в Blue Еternity…На него это должно было произвести впечатление. В конце-концов, эта компания — один из самых дорогих медицинских стартапов вмире. Он на такие вещи ведётся, поскольку сам раскрутил свой стартап… — А что ты делаешь в Blue Еternity, кстати? — Ирвин знал как вывести ее из равновесия. — Тоже ничего особенного, — сердито сказала Ин Сан. — Пробирки мою и сверяю результаты данных ОАК. Это в рамках проекта Blue Еternity по запуску экспресс-станций по забору и анализу крови. До лаборатории генетиков меня пока не допускают. Уверена, если бы я показала более впечатляющие успехи в университетском исследовании, то сразу бы попала в святая святых. Но одно дело быть усердной зубрилкой, другое — вдохновенным учёным. — Присоединиться к команде генетиков Blue Еternity твоя мечта? Осознанная цель, Саншайн? — полюбопытствовал Ирвин. — Или это ещё одна попытка выдать ложные желания за истинные? Меня настораживает, что в качестве стажировочной компании ты выбрала для себя именно Blue Еternity, полагая, что именно этот факт поразит твоего прогрессивного парня. Похоже, ты снова стараешься ради него, а не ради себя. Ну конечно. Как обычно, всё снова свелось к Киму Тану. Выслушав историю их знакомства и драматичную завязку романа, Ирвин настойчиво пытался выявить её истинные чувства к нему. Доктор даже полагал, что они с Таном существуют в болезненной созависимости. Даже намекал на то, что им было бы неплохо пройти парную терапию. Но Ин Сан хорошо помнила, как Ким Тан отзывался об американских психотерапевтах. Он называл их специалистами по промывке мозгов и денежными насосами. Она страшилась представить его реакцию, расскажи она ему о своих походах на кушетку Сэнди Ирвина. — Боже, и вправду бы хотела! — вскричала она. — Я бы хотела бурной, научной жизни, которая бы отвлекла меня от мыслей о неотвратимости возвращения в Корею ни с чем… Я бы хотела также погрузиться в своё дело, как Ким Тан в эти свои стартапы и социальные сети. Но во мне нет его страсти. Единственное на что я способна — зубрить то, что открыто другими… Но во мне ещё теплится надежда… Недавно я познакомилась с главой лаборатории генетиков Blue Еternity Бобби Майлоном. Правда до профессиональных разговоров у нас с ним ещё не дошло. Похоже, его интерес совсем иного свойства, — она слегка покраснела, вспомнив предложение Майлона поужинать с ним в «Фишках» — модном ресторане Маунтин-Вью. — И ты скрываешь эту часть асйберга от своего бойфренда? — спокойно уточнил Ирвин. — Твой жених по-прежнему убеждён, что ты усердно трудишься в университетской лаборатории, в кампусе Blue Еternity. Именно поэтому он сдержан в своей настойчивости и пока не требует от тебя определиться с планами на ближайшее будущее? — Получается, что так, — Ин Сан зажмурилась. — Но каждый раз, когда я его вижу, чувство вины и уверенность, что обманываю его — растут. И я теряюсь во всём этом, действую необдуманно, убегаю. — А почему боишься сказать как есть? — голос Ирвина над её макушкой оставался спокойным и бесстрастным. -Я уехала из Кореи с пафосными заверениями, что уж после того как выучусь в Америке — стану чем-то большим, чем просто девушка из каморки для прислуги, — сдавленно проговорила Ин Сан. — И пока я тут оставалась, всё казалось правильным. Но он прикатил…полагаю, чтобы поставить окончательные точки на I. Либо в Сеул, либо в никуда… — Означает ли это, что ты уже прокручивала в голове сценарий вашего расставания с Кимом Таном, Саншайн? На девушку накатила дурнота. Сама мысль о том, что парень, утешающие объятия которого были лучшим, что случалось в ее жизни просто возьмёт и исчезнет — вселяла страх. — Нет, — прошептала она, шмыгая носом. — Я никогда об этом не думала. Я просто…ищу способы научиться полностью расслабляться в его присутствии. Но у меня практически никогда не получалось этого сделать… Может…за исключением некоторых случаев, когда он наполняет меня собой… — Ты же имеешь в виду секс? — холодно уточнил Ирвин. — Но если между вами такая удивительная искренность в самые сокровенные минуты, почему ты не доверяешь ему в повседневности? Он несёт потенциальную угрозу? Он может быть опасен? Она тут же ощутила сильный прилив стыда. Даже три года американской жизни и круговые вопросы терапевта не могли заставить её говорить о их с Таном интимной жизни свободно и без купюр. Но Ирвин, пытаясь выявить закономерности между её эмоциональной зажатостью и внезапными приливами страсти, которые случались у неё после длительного отсутствия Кима Тана, был настойчив. — Нет. Наоборот же всё. Он мой пожизненный защитник. Куда голову не поверну — везде вижу Кима Тана. Он мой костыль на все случаи жизни. Но если подумать, то и я для него что-то вроде спасательного круга. Я правда до сих пор не могу понять почему он отвёл мне такую роль. Ирвин внезапно сменил тактику наводящих вопросов и снова попытался переключить её внимание на себя саму. — В попытках найти ответы на столь бесполезные вопросы, ты слишком много сил затрачиваешь на то, чтобы привнести в свою жизнь дополнительных смыслов. И только подумай — всё это лишь для того, чтобы парень в тебе не разочаровался. Саншайн, ты же понимаешь, что этот путь не обогатит тебя как личность. Пытаясь доказать бойфренду, что ты лучшая, затрачивая энергию на сбор доказательств, ты снова и снова отвлекаешься от главного. Ты даже не формулируешь лучшего для себя. — В своей прежней школе я была в пятерке лучших, — внезапно припомнила она. — А в школе «Империи» оказалась на пятидесятом месте. Выпустилась с двадцать девятого. Это был удар, если честно. Тогда я поняла относительность всех рейтингов. Между тем, девушка с которой его обручили, Рейчел, она была лучшей среди учениц потока… — Так ты соревновалась с ней? — с едва уловимым ободрением поинтересовался Ирвин. — Нет. Я даже и думать об этом не могла, — Ин Сан смахнула слезу. — Её уровень подготовки был многократно выше моего… Четыре языка в анамнезе. Блестящие навыки экономического анализа, хороший вкус… Хотя Тан называл её немного вычурной. Но всяко, её гардероб был элегантнее моего раз в пятьсот… Я никогда не говорила Тану, что эта ситуация меня угнетала. Внешне, я оставалась бедной горячкой. Но все это было маскировкой. Меня трясло постоянно. Именно Рейчел, как девушка подходящая ему по статусу, разговаривающая с ним на одном языке стала моим главным ужасом… И дальше… Все эти, выросшие на змеином молоке дети аппер класса… Они как будто все собрались для того, чтобы унизить меня… И Тан, мой мальчик из сна… Он оказался из их стаи! Когда он раскрыл свою личность, я почувствовала себя уничтоженной, расколотой… — Тебе было унизительно принимать его внимание? Его заботу? Его страсть? Ты это хочешь сказать, Саншайн? — голос Ирвина внезапно застучал в манере стаккато. А Ин Сан снова (уже в который раз) провалилась в тот душный вечер, когда Тан наконец-то решил признаться, что живёт с ней в одном доме. Она тогда почувствовала себя беззащитной, почти голой. Ким Тан, своей манере, хотел всё обставить по-театральному, видимо рассчитывая на нечто проникновенное и трепетное. Но сцена, вместо романтической, приобрела все признаки трагифарса. Или это она себе так нарисовала? Немудрено, с её тогдашней страстью к хорорам и триллерам. Ким Тан позвонил по телефону и велел посмотреть на второй этаж. В светящемся окне комнаты второго сына президента «Чегук» она увидела качающийся ловец снов — дешевую поделку из костяшек, перламутра и шёлковых лиловых лоскутков. Сердце провалилось в пятки. Она была уверена, что эта штука до сих пор ловит тёплый калифорнийский бриз на далёкой белоснежной вилле, в том нереальном летнем сне, в котором остались и странный, мало улыбающийся мальчишка, с выгоревшими волосами, и гонки по серпантину, и их совместный марш-бросок к ближайшей бензоколонке, и пронзительная нежность, то и дело мелькавшая в его глазах и заставлявшая её сердце сжиматься в сладком страхе... Но вот, спустя два месяца, она, погружённая в рутину привычного выживания, только-только начала забывать про американские свои приключения, как сначала появляется этот, внезапный во всех отношениях, парень, а теперь она видит своего ловца снов на втором этаже дома, где им с матерью из милости дали приют чеболи-работодатели… Всё. Финиш. Приехали. — Почему ты здесь? — голос её дрожал. — А ты подумай, — он, в свою очередь, казался спокойным. Только непроницаемые ранее глаза поблёскивали искрами. — Ты же не второй сын хозяина дома? — неуверенно пробормотала она, уже понимая нелепость своего вопроса. Его да прозвучало как сдавленный хрип. Он не спускал с неё глаз, а она чувствовала приближающуюся волну паники. — Ты второй наследник «Чегук Групп»? Тут по его лицу пробежала едва заметная смутная тень, но он, казалось, справился и кивнул головой. Она старалась сдержать предательские слёзы и не раскиснуть прямо тут — перед его застывшим изяществом. Впрочем, губы уже тряслись да нос краснел. — Тогда, когда мы встретились перед домом, ты уже знал, что я здесь живу? Он снова утвердительно промычал. Её грудь разрывало ощущение неотвратимой потери. Тем не менее, с трудом сглотнув, она решилась задать последний и самый главный вопрос. — Тогда ты, должно быть, знаешь, что я живу в комнате для прислуги? Выпалив это, она призвала на помощь всю свою смелость. Интуитивно она хотела задержать этот миг. Миг, когда в последний раз могла посмотреть на этого, уже ставшего любимым, мальчика, глазами пусть бедной, но вполне себе свободной и независимой девушки. Миг перед тем как перед ними обоими разверзнется адская пропасть социального неравенства… Он кажется тоже почувствовал её смятение, опустил голову и выдержав небольшую паузу прошептал уже вполне отчётливое «да». Его силуэт, подсвеченный фонтанной пылью, задрожал и смазался. Кипяток слёз обжёг щёки. Опасаясь зарыдать в голос, она повернулась к нему спиной и спотыкаясь побрела в сторону дома. Она даже нашла в себе силы не остановится, когда он поговорил с плохо маскируемой надеждой и волнением. — А что если я скучал по тебе, Чха Ин Сан? — Я тоже скучала по тебе, Ким Тан! — хотела крикнуть прежняя Ин Сан. Ин Сан — авантюристка. Ин Сан, перелетевшая океан, в поисках новой судьбы…- Я думала о тебе каждый вечер. Я ждала тебя в моих снах… Потому что ничего более яркого, искреннего и горячего не случалось ещё в моей дурацкой жизни… Потому что не бывает таких красивых как ты, Ким Тан… Но она ничего ему тогда не сказала. И не может сказать по сей день. Зинфандель правда иногда развязывает язык…Или его губы…они тоже оказывают определённое воздействие… Но это всего лишь мгновения в пучине неуверенности. Унижение, последствия которого она преодолевала шестой год, выгнавшее её из родной страны, отвратившее её от родного города, заставляющее причинять боль любимому…оно всё ещё жило в ней. — Мне кажется, что я не заслужила ни его любви, ни его страсти, — всхлипнула она и перестала сдерживаться. — Меня давит чувство, что как только он узнает меня настоящую, он оставит меня, доктор Ирвин. Мы с ним разные не только в социальном плане. Я сильно беднее его и в плане эмоций, и в плане талантов… Я слишком незначительна и ничтожна… — Ты действительно так сильно боишься его потерять, что готова убегать о него и дальше? Не слишком ли сложный путь ты выбрала, Саншайн? — проговорил Ирвин и Ин Сан уловила шорох его одежд. Он встал с кресла, давая понять, что сеанс подошёл к концу. — Ты должна об этом поразмышлять до момента нашей следующей встречи. И ещё одно маленькое задание — попробуй в следующий раз сформулировать цели, которые ты ставишь перед собой на стажировке в Blue Еternity. Это крайне важно.