You are my accuser, now look in my face

      Достаточно хорошо сыграть, чтобы произвести впечатление рубахи-парня, злодея, отшельника, мудреца. Быть, однако... что это такое? Я ловила себя на странной потребности отвечать за свои слова. Какого ж ляда? Не ладно было со снами и, вооружившись всеми, сколько их было в арсенале, личинами сыщиков и учёных, я заперла себя в камере. Говорят, что одиночная камера - жесточайшая пытка. Я знаю это лишь как маска, но как нечто, чем бытую и дышу... А какой ещё ты желала б получить регистр для запертого в черепной коробке сознания? И вскрывать сущности всегда приходится наедине с пустотой. Двойники и тени не жалуют внимательное пренебрежение, - их поглощение происходит на всех ступенях и створках. Мой дом - памятник краху. И я стою на пороге, пытаясь на след встать, учуять.       Ветер спал, проглотив все сумеречные туманы. Земля промёрзла и тверда, как скорлупа грецкого ореха. Стихии притихли, выжидая за сизыми тучами. Тем лучше. Только не мешайте. Не мешайте мне идти по стопам Ариадны и плести нить. Камера, распростёртая до неузнаваемого, гарью и гнилью пропитанного, мира. Антивещество, материализованное - кем? Ею? Камера без какого-либо намёка на себя, тебя, его сородичей и врагов. Я, или, вернее, мой внутренний мим, всегда подразумевала под замогильным хребтом нечто вроде этого выскобленного до прорехи днища. Днища утлой лодчонки. Мне и Харона зажали. Раз уж ей удалось заманить меня по ту сторону зеркала, значит, и я на что-то сгожусь. Надеюсь, вовремя повернуть вспять, когда вихри циклов заманят меня в само-шествие. Которое уже подмывает мне ступни неустойчивой почвы под ногами.       Падаю, приложившись носом к ледяному отражению в луже. Ухмыляться рассечённым ртом солоно. Зудят костяшки после раскромсанного льда. Боль отрезвляет. Даёт отвлечься от куда более неотступной мысли, которую выплюнул мозг. Я так истосковалась по ней. Отброшенной, как выродок, выкидыш. Позабытой и оскорблённой. Оставленной на распятие чужим жадным, наглым личинам. Моя не узнанная родина. Я оглянулась почти с нежностью. Мне предстояло сыграть ещё ненаписанную роль. Проглоченные проклятия и невысказанные слова признания.

***

      ...Поднимать со дна глыбы, перекрывая кислород-свет воде. Перекрестья строить по мутной болотной жиже. Зеркальным отголоскам всё труднее удерживать образ мнимый мой. Я непроглядная, непотопляемая и необъятная, моих перечёркнуто-чёрных страниц в судьбе много, да так, что она ослепла. Не спеть меня никому. Кроме неё.       — Хьюстон, у нас проблема.       Только в снах и бывает хорошо. Она наведывается только тогда, когда я не могу к ней приблизиться.       — Если ты здесь, то половина проблемы уже решена.       — Как оказалось, я плохо слышу себя, когда пою.       Бужу себя неровной песней.

***

      Она-я гораздо больше (если только совсем НЕ) планеты, что вертится вокруг центра. У неё собственная галактика и неведомые мне договоры с этим миром. Ни поглотить её, ни выстроить дистанцию с многомерной неуловимостью я не умею, балансируя на острие хрупкого равновесия внутри. Длительное время я удивлялась, как выдерживаю в безвоздушном космосе. Пока не поняла, что она и есть воздух.