Years ago, I knew a boy

— Эй, Малфой, тебе письмо! — крик Эрна заставляет его вздрогнуть, но он не поднимается и не поворачивает головы в сторону охранника. Письмо. Что за бред. Ему была запрещена вся корреспонденция, ему никто не мог написать. День, месяц, год или десять лет, что здесь пробыл, он не получал ни одной чертовой записки, даже от матери. Он не знает, жива она или нет. Он не знает, разрушен ли Малфой-мэнор. Он не знает. А тут этот чёртов идиот говорит про письмо, — Эй, ты, чистокровный ублюдок, подними свой зад и возьми это чёртово письмо. Кряхтение Эрна, его громкое сопение и шарканье пробуждают волну ярости, но он всё также не шевелится. Малфой закрывает глаза и вслушивается в ветер, пронизывающий каждую чёртову клетку Азкабана. Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три… Ветер напоминает ему вальс в мэноре. Грациозные движения его матери, её искренний смех и его неуклюжие движения, когда она учила его танцевать. Ему было пять. А может быть семь. А может быть этого вообще не было. — Придурок, — он чувствует плевок Эрна, вытирает его тыльной стороной грязной ладони, размазывая еще большую грязь и с удивлением смотрит на свои опухшие, красные, испещренные грязными трещинами пальцы. Огонёк злости снова вспыхивает в нём, но всё также быстро потухает. Ему всё равно. Пусть этот идиот говорит что угодно. Ему запрещено получать прессу. Эрн снова повторяет своё ругательство и смяв письмо, кидает его сквозь прутья решетки в Малфоя, лежащего с подогнутыми ногами из-за узкой и крошечной камеры. Он поворачивается на бок, размышляя над безжалостными шутками охранников и с удивлением обнаруживает смятое письмо. Драко садится так резко, что голова начинает кружиться, а грязные липкие волосы противно лезут в глаза, дрожащими руками он дотрагивается до письма и отдёргивает руку. Это правда. Ему кто-то написал. Запрет сняли. Он опускается на колени и схватив письмо в руки начинает истошно кричать. Его крик эхом разносится по коридору, из-за чего другие заключённые забиваются в углы своих клеток, ожидая пробуждения дементоров. Он тоже их чувствует. Их холодное, липкое и почти смертоносное присутствие. Его выкручивает, желудок сжимается от боли и голода, но его всё равно тошнит. Он отползает так далеко, как может, но крики в голове не заглушаются, а запах смерти становится слишком осязаем. — Нет, нет, нет, нет, — он умоляет, шепчет, свернувшись в углу камеры и сжимает проклятое письмо. Он ждёт, когда они исчезнут, ждёт, когда они оставят его в покое. И спустя какое-то время, услышав крик очередной жертвы правосудия, дементоры отлипают от его камеры и несутся в противоположном направлении, надеясь выпить всю душу без остатка. Малфой старается тихо достать письмо из конверта и прокусив губу до крови, пытается распознать почерк на бумаге. Он закусывает кулак, когда крик снова рвётся наружу и отшвыривает письмо с подписью внизу «Гермиона Джин Грейнджер». Он хохочет, слёзы стекают по его щекам, но Малфой не отводит пристального взгляда от письма, единственной вещи извне. Когда пятиминутная истерика заканчивается, он берет письмо и стараясь не испачкать, начинает читать. «Дорогой, Драко. Я сомневаюсь, что ты хотел бы получить письмо именно от меня, но придётся с этим смириться. Получение писем. Да, мы добились разрешения на получение писем, правда суд решил, что будет лучше (хотя признаюсь честно, не знаю для кого), если твоим проводником в мир за Азкабаном буду я. Очень надеюсь, что ты еще сохранил способность ясно мыслить и сможешь понять, что я не желаю тебе зла и пишу не для того, чтобы поиздеваться. Мир становится другим. Всё меняется очень быстро, слишком стремительно. Громкие дела о Пожирателях смерти до сих пор не сходят с первых полос. Число арестованных чистокровных волшебников слишком велико. Могу только представить, что будет дальше. Хогвартс почти восстановлен, и Минерва говорит, что мы сможем открыть школу в этом году, не без помощи Нарциссы, конечно. Её не осудили. Гарри смог добиться оправдательного приговора для неё и сохранения вашего имущества, правда министерство заставило внести взносы для восстановления школы и госпиталя св. Мунго. У неё всё хорошо. Гарри позаботился об этом и старается навещать её хотя бы раз в неделю. Что касается меня. Наверное, ты не поверишь, но я решила не продолжать учёбу на седьмом курсе, хотя директор и разрешила. Я решила помогать больнице св. Мунго. Там слишком мало персонала и очень много пациентов, до сих пор не пришедших в сознание. А ведь прошло уже полгода, полгода с моменты битвы! Рон решил работать в магазине у Джорджа. Гарри решил продолжить учёбу, он пока не знает, кем хочет быть. Всё это сложно… Особенно для него, знаешь, он до сих пор себя чувствует виноватым. Ну это ведь Гарри, он справится. Надеюсь, тебе там тоже неплохо. Гермиона Джин Грейнджер» — Проклятая грязнокровка. Мерзкая тварь, — он разрывает письмо на мелкие кусочки и бьёт кулаками в стену, оставляя на ней кровавые подтёки. Ей удалось то, что не удавалось этому придурку Эрну и этим дементорам: вызвать ярость, раздражение, боль. «Поганая, вонючая грязнокровка». «Я сомневаюсь, что ты хотел бы получить письмо именно от меня, но придётся с этим смириться». — Конечно я бы не хотел получать от тебя писем, мерзкая тварь. «Очень надеюсь, что ты еще сохранил способность ясно мыслить и сможешь понять, что я не желаю тебе зла и пишу не для того, чтобы поиздеваться». — Сохранил способность мыслить. Не дождетесь, гребанные гриффиндорцы. Я более разумен, чем вы со своей дамболдорской компашкой. «Могу только представить, что будет дальше». — Конечно можешь, ведь это ты уничтожила наш мир. Ты уничтожила его своим присутствием. «У неё всё хорошо. Гарри позаботился об этом и старается навещать её хотя бы раз в неделю». — Уберите ваши руки от моей матери! Вы уничтожите её, придурки, уроды. «Наверное, ты не поверишь, но я решила не продолжать учёбу на седьмом курсе, хотя директор и разрешила». — Мне плевать. Мне плевать. Мне плевать. «Ну это ведь Гарри, он справится». — Конечно. Это ведь шрамоголовый. Он ведь хороший. Он справится, а ты, Малфой, сдохни, сдохни, сдохни. «Надеюсь, тебе там тоже не плохо». — Надеюсь, ты там тоже сдохнешь, Грейнджер.

***

Спустя пару часов, когда тело затекло, а пальцы на ногах начало покалывать, он опустился рядом с кусочками письма и судорожно начал их соединять. Его руки трясутся, сердце готовится вырваться из грудной клетки, но он продолжает собирать свой пазл. Отыскав последний кусочек, он прикладывает его ко всему тексту и приближается к письму, жадно вчитываясь в каждую строчку. Что-то кажется ему странным. Всегда идеальный почерк Грейнджер, пишущей целые новеллы на занятиях без единой лишней закорючки, сейчас на некоторых буквах будто «плясал». Его руки затряслись, когда он начал вычитывать письмо, собирая по буквам слова: «Я помогу тебе».