Ненавидь её запах солнечно-абрикосовый, Ненавидь её тон глубокий, слегка насмешливый. Она ставит в тупик загадочными вопросами, И ты думаешь: «Да пошло оно прямо к лешему». Ваши встречи всегда стихийные и случайные, Приводящие в безнадёжное «никуда». Ненавидь её роковое очарование И искусство в любой ситуации побеждать. И привычку всегда быть собранной, ловкой, бдительной, Без малейшего колебания жечь мосты. Ненавидь её глубочайшую рассудительность И беспечного детства призрачные черты. Её образ не погибает в туманном мареве, Не уходит в беспамятство в новом грядущем дне. Ненавидь её, потому что так будет правильней, Ненавидь её, потому что любить больней. Ясным днём или ночью, хмурым дождливым вечером, Воскрешай шорох платья, блеск и чертят в глазах. Ненавидь её страсть к опасности, переменчивость И манеру срываться с места и исчезать. Называй её femme fatale, злым холодным гением, Обладателем неизменных моральных сил. Только она скорее из книг Тургенева — Осталась бы рядом, если бы попросил. Наташа Хэдвиг
Белла
— И вот так просто? — знакомый насмешливый голос пустил приятные мурашки вдоль спины. Медленно обернувшись, я встретилась взглядом с серьёзными серыми глазами. Задохнулась на мгновение и счастливо улыбнулась, слегка краснея. Он пришёл. — Потанцуем? Почему он спрашивает? — Вот так просто? — передразнила я, протягивая руку, касаясь его запястья и осторожно проводя пальчиками выше до закатанных рукавов мужской рубашки. Надежные руки обняли и согрели: — Решила сменить религию, кокетка? В голосе мужа не было гнева, скорее им владели азарт и любопытство. И неважно, что вызов был брошен мне, а не ему. Он никогда не мог пройти мимо хорошего спора, блестяще заключал пари и всегда добивался задуманного. И сейчас он говорил мне, что я решила сменить религию? Он не мог ставить на Алекса. Значит, меня просто дразнят. Вместо ответа я спрятала улыбку, прижавшись к его плечу, окунувшись в то обволакивающее ощущение его любви, заботы и безграничного понимания. Вздохнула. Но не почувствовала знакомый запах. Просто не смогла сразу вспомнить его. Слишком много времени прошло… Или?.. Уголки моих губ опустились, и я почувствовала себя виноватой. Чуткий к любым изменениям мужчина коснулся моих коротких волос у шеи, тёплые пальцы, чуть надавливая, прошлись по коже. У многих пар такая ласка предшествует страстному поцелую, но у нас этот жест обозначал просьбу посмотреть в глаза. А через сколько лет Он смог бы забыть мой запах? Мы почти остановились. Смог бы он полюбить другую женщину? Влюбиться, как недавно влюбилась я? — Нет, — его уверенный ответ успокоил моё занывшее сердце. Тихая мелодия не кончалась. Мне казалось, что всё поблекло рядом с этим мужчиной, который угадывал мои мысли, но причины были куда непритязательнее. Опустевший зал, послушный моему желанию, медленно обратился знакомым побережьем с белоснежным песком. Сон. Я никогда не получу настоящие ответы на свои вопросы. — Начинаю ненавидеть это мнимое могущество, — пробормотала я, отстранившись от мужчины, и подошла ближе к морю. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать его близкое присутствие. Он был там, потому что я так хотела. — К Эдварду ты не ревновал, — в моём голосе почти не слышались слёзы. Справедливости ради, стоит признать, что за меня неплохо кричали чайки. Надеюсь, я запомню этот странный, но такой прекрасный сон, где двое людей, которые привыкли задавать вопросы, но не давать ответы, смотрели на тёмную воду, сожалея, что пропустили любимый закат. Алексей обнял меня со спины: — Не плачь, пожалуйста. И вдруг наше личное сонное солнце сжалилось надо мной, поднимаясь из воды. Это чудо было меньшим из того, что могло сотворить моё сознание. Большим был горячий, хриплый шепот: — Я люблю тебя. Всегда. Пока солнце встаёт и садится, жемчужинка. Сто веков подряд. Во всех мирах. Я люблю и буду любить тебя… Чувствуя губы, я медленно вдыхала свой личный ладан. — Тогда почему ты ещё не нашёл меня в этом мире, Лёш? — тихо, без улыбки спросила мужчину. Прижав к себе ещё крепче, муж дал неожиданный ответ, от которого я и проснулась: — Я забыл твой запах, жемчужинка. Но я обязательно вспомню. Вставать и принимать «поздравления» было тяжко. Хорошо, что папа не в курсе вчерашнего шоу. Хотя вряд ли он оценит даже смягчающие мою вину обстоятельства. Нащупав телефон, я уже собралась набрать Грановского и малодушно сказать, что я передумала, но тут увидела страшное взлохмаченное и помятое чудовище с тёмным подтёком туши под левым глазом и решила, что так этому бандиту и надо. Плюнув на указательный палец, я исправила явную асимметрию, чтобы никого сильно не испугать на выходе из спальни. Словами не передать, как я была счастлива видеть эту уверенную в себе расхристанную женщину с хитро и чуть голодно блестевшими глазами. Доктор Грановский может собой гордиться. Ну, так я думала часов пять… — Это на что ж мы подписались, — вздохнула я, ещё раз для верности подпрыгнув на едва застегнувшемся чемодане для «предсвадебного» путешествия, мысленно сверяя список необходимых вещей с маршрутом, что недавно отправил Павел. Думаете мой чемодан и саквояж ломились от кружевного белья и купальников? Ха! Нет, я взяла лишь самое необходимое и не собиралась давать «жениху» поблажки. Забавная шутка Алекса немного затянулась. Петлёй на его шее. Громкие аплодисменты и присвист ничего не подозревающего зала Blue Note в тот вечер резко контрастировали с мёртвой тишиной нашего столика. Застывшее, да что там, перекосившееся от «восторга» лицо осчастливленного согласием жениха заслуживало отдельного описания… А потом громко заржал Пашка. Безопасник и друг Грановского первым понял: о том, что предлагали мне сейчас не руку и сердце, а поездку в Южную Америку на четверых, я уже в курсе. И судя по влюблённому взгляду на Данку, Павел не злился на слив информации. И глядя на вызывающе блестящий изумруд, я была уверена, что выиграла в нашем с девушкой споре — первым пунктом путешествия значилась Колумбия… — Милая, ты всегда можешь передумать, — едва ли не пропел дед, сидя на диване. Пока я, как последний перестраховщик, готовилась к путешествию, он с улыбкой читал газету и слушал моё недовольное пыхтение. — Роб, ты уверен, что это безопасно? Ребекка явно недолюбливала Алекса, решила я, видя, с каким воинственным видом девушка венчиком взбивала и размешивала тесто на блинчики, игнорируя кухонную электронику. Мы с дедом ответили почти одновременно в одном тоне, как бы говоря: «За кого ты меня принимаешь?» — Почему я должна передумать? — Её будет охранять Мони. Я лишь присвистнула. Мони — самый умный и преданный деду амбал. Отправить его со мной на месяц в Южную Америку было очень… щедро. Кинув взгляд на чемодан, в котором находился неполный комплект туриста-выживальщика в дикой природе, самая полная аптечка, я решила, что паранойя — это семейная черта. Кто бы знал, что она спасёт нашей четвёрке жизнь?.. Но в тот момент я ничего плохого не подозревала. — Когда будете в Венесуэле, советую заехать в Мерида к моему знакомому, Мануэлю Гиннесса, — дед мимоходом раздавал ценные указания за завтраком. — Его одноэтажный жёлтый домик на Авенида с окнами зелёного цвета не располагает к доверию, но этот парень однозначно тебе понравится, Белла. Он держит кафе-мороженое «Коромото» и какую только дрянь не добавляет в свои оригинальные рецепты, только ни в коем случае не берите мороженое цвета «металлик»… — Оно невкусное? — Оно с виагрой, — усмехнулся Роб, а я оценила совет и перспективы, учитывая, что наши русские спутники не знают испанского от слова совсем… — Кстати, Белла, если вы не поубиваете друг друга в этой поездке, я Александра одобрю, — сделал неожиданное заявление дед, спокойно поливая кленовым сиропом блинчик. — Прелесть моя, передай мне орешки… Его прекрасная помощница угрожающе сузила глаза. Интересно, какая кошка пробежала между Ребеккой и Грановским? Судя по Робу, он тоже не в курсе и теперь морально издевается над самым ведомым из посвящённых в ситуацию. Я вспомнила, как доканывала Эдварда подобной схемой, и спрятала улыбку в чашке с красным чаем. В этот момент я чётко поняла, что Роб действительно одобрит Грановского, если я захочу. Не в пику Чарли, который однозначно будет в культурном шоке от подобного зятя, даже не ради бизнеса, а ради моей довольной улыбки по утрам. При всей своей ненадёжности и грубости Алекс внёс гармонию в моё пошатнувшееся мироощущение. Колумбия произвела двойственное впечатление на нас. Всё же, ботанические сады, заповедники и общины индейцев были интересны только мне, а музеи, бары и рестораны явно не покорили моих спутников, но парк каменных скульптур Сан-Агустин с неплохо обработанными вулканическими породами высотой до семи метров заставил даже Павла уважительно покивать, а меня задуматься о силе древних скульпторов. Может быть, это сделали и люди… Неведомым образом… Но при моей осведомлённости начинаешь сомневаться. А ведь Эдвард считал, что лишь отказавшись от человеческой крови, вампир станет способен на созидание чего-то нового. Я вспоминала Джеймса, Викторию и Лорана. Относительно молодые по меркам вампиров и дикие. Вряд ли они интересовались искусством и задумывались над тем, что оставят после себя. Мне оставалось лишь гадать о происхождении некоторых загадок Южной Америки. Коварный доппельгангер за левым плечом подбивал найти больше информации о древних вампирах, кто мог населять этот континент раньше, но я держалась. Рано и опасно. Суровые вершины Анд, песчаные карибские пляжи и милые в своём латиноамериканском колорите колониальные города Венесуэлы в приятном смысле свели с ума разноцветными, похожими на лоскутное одеяло, домами Эль-Атилло. Этот город-попугай, как назвала его Данка, очаровывал маленькими лавками с глиняными фигурками, слишком беглым испанским и километрами граффити на стенах домов. Мужчины стоически терпели то, как мы с девушкой увлечённо рылись, выбирая сувениры на бульваре Сабана-Гранде, а Мони бдительно следил за местным контингентом. Лишь благодаря ему мы не стали жертвами шустрых карманников этим вечером. — Дорогая, ты не хочешь поучаствовать в турнире? — с хитрой улыбкой спросил Алекс, кивая в сторону, где расположились игровые столы. Там народ от мала до велика увлечённо играл в домино и в шахматы. — Грановский… — начала было я, но что-то заставило меня резко оглянуться. Сердце быстро забилось в непонятном волнении, а я внимательно всматривалась в шумную толпу туристов, многие из которых прилетели сюда ради главного карнавала страны. В чём дело, чёрт возьми? — Всё в порядке, мисс Свон? — тут же поинтересовался Мони. Проследив за его взглядом, я увидела стремительно удалявшуюся девушку с ярко-рыжими волосами. Вся одежда на ней была траурно-чёрной. — Она смотрела на меня? Даже не знаю, могла ли я надеяться, что это бывшая пассия Грановского? — Да. — Бледная кожа, тёмные глаза и красивое лицо? — Да, — опять избавил меня от лишних сомнений телохранитель. Виктория. Я улыбнулась. Широко и беспечно. Я, чёрт возьми, привыкла улыбаться, когда всё летит в тартарары. И вампирша остановилась… Оглянулась. Расстояние и толпа не помешали узнать её застывшее маской лицо. Я выдержала этот полоснувший ненавистью взгляд и спокойно пожала плечами, разыгрывая свою мысленную партию в шахматы, где в моей защите лишь слабая пешка. Отворачиваясь, будто потеряла интерес к рыжей кочевнице, что винила меня в смерти Джеймса, я поняла, что могу умереть этой же ночью. — Здесь нет достойных меня соперников, Александр, — улыбнулась мужчине мягко, мысленно молясь, чтобы эта язва не начал смеяться и спорить. — Ближайший из них в Италии, но пока мне не с чем к нему прийти… — Белла, смотри, там заклинатель змей! — внезапно ахнула Данка, показывая на темнокожего индуса в оранжевых одеждах. Из открытой корзинки медленно поднималась кобра. Красивая, гордая. Символ медицины и мудрости, что выставили на потеху публики. Индейцы смотрели на мужчину в суеверном страхе, они боялись ползучих гадов, местные артисты поглядывали с раздражением, с которым всегда смотрят на пришлых, отбирающих твой хлеб, а туристы потянулись любопытным, неуверенным потоком, готовым отхлынуть при первой же опасности. Подошли и мы. Близко. Мы же смелые? При первых же звуках пузатой дудочки я почувствовала тошноту и тянущую тяжесть. Пытаясь прогнать странные ощущения, я начала дышать глубже, но ещё больше попадала под гипнотическую мелодию. Пока все следили за покачивающейся коброй, я, не отрываясь, смотрела на музыкальный инструмент, испытывая к нему интуитивную агрессию, нет, бессильную ярость… Ненавижу. Дыхание выходило какими-то шипящими звуками, рот наполнялся горьковатой слюной, но я просто смотрела, как покачивается дудочка, и почему-то боялась, что она вот-вот ударит меня. Уши заложило, на мгновение мне показалось, что я оглохла, но потом я почувствовала тягучие вибрации. Вибрации отдавались как-то странно, будто я ощущала их всем черепом. Всё приобрело непривычные очертания и окраски. Сместился полюс восприятия. Это было каким-то приятным тягучим сумасшествием. В тот момент я могла поспорить, что мой главный орган обоняния — язык. «Дудочка — лишь инструмент, — осознал разум. — Она не ударит без человека». Я посмотрела на индуса, не удивляясь размытым очертаниям фигуры покачивающегося человека. Мой рот открылся, а тело изогнулось перед броском, почувствовав сладковатый запах страха бывшего мучителя. А через мгновение я очнулась рядом с друзьями от странного дурмана и как в замедленной съемке наблюдала, как быстрая кобра бросается на испуганного мужчину. Артиста спас Павел, что ловко накинул на змею свою куртку. Пошатнувшуюся меня придержал за плечи Александр. Кобру как-то поймали и закрыли в корзине. Индус, быстро кланяясь, благодарил безопасника. Данка бледная, как мел, бормотала, что испугалась, не отпуская руку Павла. Грановский молчал. Мони смотрел на змею со странным сочувствием. А я чувствовала безграничную усталость. — Эти шарлатаны рассказывают всем байку о том, что змеям нравится их музыка. Но на самом деле змеи глухи, — поведал нам Мони тем же вечером за ужином в ресторане. Не знаю, что было в том шарике мороженого, что дал мне знакомый деда, но я была готова оспорить неполноценность змей, однако пребывала в слишком оглушенном состоянии. — Приручить змей невозможно, они не поддаются дрессировке, — продолжал мужчина. — Слишком гордые животные. Индусы воспитывают их на страхе, причем не с малолетства. Берут уже взрослых змей и бьют их этой дудочкой, вызывая на агрессию. Бьют неделями, пока кобры не начинают их бояться. Странно, что змеи не понимают, что главные страдания им приносит человек, а не кусок деревяшки, который кусать бесполезно... Некоторым змеям удаляют зубы, чтобы не могла укусить. А кто-то вливает перед представлением бедняжкам кувшин воды, чтобы змеи были неповоротливыми и не могли быстро атаковать. К моему горлу подкатил противный комок, когда я вспомнила чувство тяжести. Закрыв глаза, я попыталась успокоить себя размышлением, какие психотропные растения мог вбухнуть проклятый мороженщик в тот кисловатый шарик. Ведь не могло же мне в реальности привидеться, что… — И тем не менее, девятнадцать заклинателей из двадцати пяти погибают от укусов змей, — спокойно заметил Грановский. — Откуда статистика? — удивилась Данка. — Читал где-то. Я тоже много читал про змей после того, как моего друга укусила гюрза. Но, к счастью, всё обошлось. Вот когда мы с Пашкой были в Лаосе, и нас накормили какими-то грибами, мы думали, что откинем ноги. — Ты думал! А мне было хорошо… На меня даже так «Прозак» не действовал! Возможно, это были разные грибы, конечно… А ты, Мони, был в Индии с Робом? Возле окна ресторана мелькнула смуглая мордашка молодого индейца, он смотрел во все глаза на меня и, шипя, изобразил рукой что-то типа змеи. — Ребят, кажется, я устала. Пойду посплю… — Резко поднявшись, я чуть не опрокинула стул. Мальчишку как ветром сдуло. Вернувшись в отель, я долго стояла под душем, пытаясь прийти в себя. Правда заключалась в том, что прожив полгода бок о бок с ядовитым парнем, я никогда не интересовалась змеями, до сегодняшнего дня ничего не знала о заклинателях и однозначно не я подсказала змее этим вечером, что нужно кусать человека, а не дудочку. Я самая миролюбивая и милая девочка на земле, будущий хирург. Но кажется, тот мальчик-индеец видел ситуацию со змеёй иначе. И если я переживу эту ночь, то Виктория тоже имела другое мнение на этот счёт… С этими чудесными мыслями я и заснула сном праведника. Мне снились древние замки и белые змеи с алыми глазами.Эдвард
— Я уже говорил, что у тебя самые довольные глаза брошенной женщины, Белла? — отдалённо знакомый, насмешливый мужской голос в сочетании с любимым именем на фоне привычного мысленного шума-помех заставил все мои клетки на мгновение сжаться в единый комок адской агонии. А через секунду я воскрес и тут же умер, увидев Её лицо… Белла… В Бразилии… Что… Как… Невозможно! Или? Я не слышал, как под моими пальцами крошился камень… Но слушал, как девушка смеялась, довольно бросая игривые взгляды на того, чьими наглыми, нахальными глазами я наблюдал за ней, застыв. Она действительно выглядела замечательно в своей чертовски уверенной манере. — Это была твоя самая топорная попытка узнать о моей прошлой личной жизни, Алекс. Белла медленно, с какой-то присущей ей от природы грацией, откинула волосы назад, и глаза голодно сглотнувшего мужчины, как под гипнозом, прошлись по линиям изящной шеи и спустились к ложбинке… Господи, я убью его… — То есть мне продолжить? Он потянулся, переплетая их пальцы, лаская тёплую ладонь с совсем не благочестивыми мыслями. Этот гадкий русский банально хотел её и даже не особо скрывал от неё этого. Только почему она позволяла ему такое общение? Моя старомодная, правильная девочка… Что же я наделал? Неужели так сломил её, что теперь она терпит этого бандита? Ищет утешение в нём? Но он прав. Белла не выглядела несчастной. — Продолжай, если не нашёл вариантов реальнее на этот вечер. Белла ленивым взглядом проанализировала женский контингент бара. Она тоже играла. Дразнила. Это была неправильная игра в симпатию и флирт, от которой у меня кружилась голова и скрипели зубы. Но эта игра очевидно нравилась этой парочке. И мне было бы значительно проще проталкивать воздух в лёгкие, не вспоминай этот мужик, как надевал кольцо с колумбийским изумрудом на безымянный палец девушки, которую я считал любовью всей моей жизни… А была ли эта девушка таковой? «Согласна…» Она ответила ему согласием. В голове резко образовался вакуум. Решительно, с мисс Свон всё действительно отлично. Белла жила даже лучше, чем я мечтал. Осталось простить её за это счастье, ревность от которого разъедала мне грудную клетку. «Смотри и радуйся, — презрительно зазвенел гневный голосок Элис в моих мыслях правдоподобной галлюцинацией. — Ты ведь этого хотел?» Наверное. Я слушал, как эти двое обсуждали своё путешествие, которое, как оказалось, длилось не первую неделю; смотрел, как мужчина пригласил Беллу на танго и, чёрт побери, это было почти прелюдией… Я чувствовал родной запах. И подбирался всё ближе и ближе, будто притянутый магнитом. И когда я был готов сорваться, появиться прямо перед её сначала таким удивленным, а потом гневным взглядом, чтобы вымаливать прощение, признавшись во всём, эта новая, роковая Белла сокрушила меня тихим шёпотом: — Знаешь, Алекс, мне очень нравятся твои горячие руки.