As a sky

— Ты идешь? — бросает она через плечо, но не смотрит. Знает — идет. Никуда не денется, и только непонимание в глазах: «Что именно дорогой друг ты забыла в этой дыре и почему, раз твоя драгоценная «старушка» так скверно управляется, мы просто не отправились на моей?» Какого черта трижды бывший премьер министр должен тащится к месту — и времени — назначения на своих двоих? Он плетется сзади. Потому, во первых, что даже если он и смирился со своим подвешенным (привязанным к Доктору, будто прочной ниткой) положением, энтузиазма это не прибавило ни на грамм. Во вторых — Доктор, со спины, тоже ничего. По крайней мере не приходится видеть ее лицо и слушать вечный трёп. Так и манит, чертовка, свернуть эту тоненькую шейку, но это лишь секундное наваждение. А ведь на миг он почти почувствовал себя сам собой и даже решил, что Мисси, пожалуй, пырнула не того. Но только на миг. Не для того же ему (ей) дважды пришлось умереть от своей руки, чтобы отказаться от такой мудреной затеи? Звезда. Вода. Красиво. Мастер любит красивые вещи — всегда любил. Вот только понятие прекрасного у них с Доктором сильно отличается. Почему Земля? Почему море и закат, этот глупый мир, которым он — она, теперь — так восхищается и дорожит? Доктор мерзнет, ей хочется закутаться в плащ от порывов теплого ветра, но она стоит, опираясь на остывающий камень и упрямо стараясь унять мурашки. Солнце уже почти скрылось за неспокойной черной поверхностью и стемнело быстро. Отдыхающих, на удивление, почти не было. Должно быть из-за прилива. За все то время — какая нелепость, Доктор совсем не знала, сколько его уже минуло, много ли — прошло от силы несколько человек. Довольно счастливых, некоторые из них могли быть даже слегка пьяны этим самым счастьем, летом и ветром, и им не было дела до странной парочки одетой не по погоде, ни к месту. Мало ли… Он уставился на нее одним немым вопросом. Зачем? Что ты так хотела показать, Доктор, скажи мне? Доктор не торопится отвечать. Не хочет, а может подбирает слова. — Сейчас — она наконец бросает свои лишние мысли и оживает. Неловко протягивает руку, будто бы может дотронуться кончиком пальца. — Видишь? Он молчит, тоже, небрежно, вглядываясь в след желтого карлика на краю воды. — Граница. Уже темно, но звезд все-еще нет. Красиво. А еще — грустно. Вот что ты делаешь. Он смотрит на нее и будто не понимает. — …я на этой границе, Мастер. И должна выбрать. Он отводит взгляд, размышляя. Стараясь — действительно стараясь — понять ее и взглянуть на солнце и воду ее глазами. Выходит плохо. Бросая это гиблое дело, пытается подступиться иначе, просто спросить. — Что я для тебя, Доктор? Звезды? Звезды — холодные и далекие, их много, они манят. Солнце — всего одна звезда, что греет и светит. К черту метафоры. Чтобы она не ответила, все будет не то и не так. Что для нее Мастер?.. — Холодно? — наконец произносит вслух, глядя на ее сжавшуюся руку. — Да. — нехотя признает она, явно не собираясь жаловаться, но все-таки не лжет. Он, долго не раздумывая, поступает так, как поступает любой, повинуясь простому, почти примитивному инстинкту — помочь, и скидывает пиджак. (Пусть даже ему станет немного жарко. У воды, без солнца, это вполне терпимо.) Набрасывает ей на плечи поверх тонкого плаща. — Не… — тихо произносит она, как бы извиняясь. Это ведь не тот холод — внутренний. Хоть и ощущается он как настоящий, почти физически. Словно за всю прошлую жизнь лед снаружи врос так крепко, что и теперь она не может избавиться от него. Так отгородилась от всех, «не обнимательным» хмурым стариком, чо теперь ей просто нужно касаться. Но Мастер знает. Притягивает и прижимает к себе. Едва ли его кожа, вещи теплее, но ей тепло. Она прикрывает глаза и не знает, что написано у него на лице и что на душе. Так эгоистично — искать причину в нем и винить за то, чего они всегда хотели — быть вместе. На одной стороне: на той, где не прийдется что-то доказывать и сражаться, где можно быть собой и идти на уступки не переступая через себя, а только по собственной воле. Но что сказано, то сказано. И ей не стало легче. Выбор не сделан. Она не готова отпустить своих друзей. Никого из них. — Спасибо. Доктор прижимается так наивно и просто, что он не решается ее оттолкнуть и позволяет ей этот бессмысленный жест, не придавая ему большого значения. Ей нравится, как нравилось когда-то и Мисси — едва ли она отказывала себе в этой маленькой слабости. Впрочем, Доктора тогда особо не спрашивали. Было даже хорошо вот так — просто вообразить, что все наконец решилось само собой, но когда такие мелочи мешали их нелепой вражде? Он приобнимает ее за плечи, одной рукой проводя по светлым волосам. — Я устала. Я больше не хотела… Быть. Казалось так просто — перестать быть, знаешь? «Знаю» — невольно проскакивает в сознании. «Нет.» — сухо звучит вслух. — И с чего вдруг ты решила поплакаться мне в жилетку? Как же твои… — в задумчивости нахмурив брови он подбирает слово — «Банда»? — Они не поймут. — Как и я. — Ей больно, но таков Мастер. Пора бы уже привыкнуть, наверное, да все никак — Разница лишь в том, что я тебя слушать не хочу. Оставь эти сопли при себе. Милая. Доктор улыбается, но улыбка очень скоро становится грустной, а затем вовсе исчезает. — Почему это лицо? — Чтобы не забыть кто я есть. Мастер тяжело вдыхает соленый воздух. Солнце уже зашло, и воцарилась тьма. Тише с приходом ночи не стало, и все-же они могли расслышать как волны бьются о камни, разбиваясь и разбивая их, принося собой новые, и тут же утаскивая обратно те, до каких могут дотянутся. Пожалуй, в этом было что-то…  — И еще… Подумал, что забавно будет явится к тебе таким. Тем, кто так кричал «Никогда!» из последних сил — так яростно… — Новый вдох. Доктор закрывает глаза — И мне оно нравится. Пусть и кругловатое. Наплевать. Они находят брошенный столику кафе и долго сидят молча, пока она не засыпает у него на плече. Неспокойно, Не дает себе покоя даже сейчас, хотя наверняка вымотана и вряд ли помнит, когда отдыхала в последний раз. И все-же расслабляется. Дышит ровно, веки перестают подрагивать. Мастер вслушивается в ритм ее сердец. Они похожи на барабаны. Проклятые бесконечные барабаны, по которым он не скучает, но на которые так просто можно было списать все свое безумие. Спрятать очевидное — что все, что бы он не делал, он делал не столько для собственного развлечения, сколько напоказ. Привлечь ее внимание. «Смотри, Доктор!» Определенно, это не единственная причина, но ведь наверняка ему станет скучно, как только хвастаться своей, такой восхитительной в своей извращенной красоте, работой вдруг станет некому. И Доктор раскусила его кажется уже давным давно, сказала об этом в один из тех первых "дней" на складе, когда они все-же начали говорить. — Тебе никогда не нужна была вселенная, так ведь? Всего лишь я. — О, как скромно. — Разве? Шесть миллиардов тебя, армия мертвецов, токлафаны. Билл. Все только чтобы привлечь мое внимание. Ты мог бы просто сказать. Только и всего. — Серьезно, Доктор? — Вот так ты поступаешь со мной — я признаю все свои ошибки, готов встать на твою сторону, а ты выбираешь своих людишек? — Этого я не говорила. Пойдем со мной, это все чего мы хотели, но я не могу бросить их. Они мои друзья, так же, как и ты. — Преданы тебе, потому что слепы. Ты для них герой, бог, кем ты там себя мнишь — они по твоей команде хоть в пекло прыгнут. В этом все дело? И что, я должен делить твое внимание с ними, постоять в очереди, пока они героически не помрут от твоей руки? Доктору больно, и Доктор не будет спорить, потому что правда. — Ты прав. Я хочу быть лучше, но… Я всего лишь я. Я устала, Мастер. Устала терять, прощаться, прощать что-либо другим и себе, я устала лгать… И я больше не хотела… быть Доктором. Просто уйти. Но вот я здесь! — Помнишь, что ты тогда сказал о Вселенной? Что не обязательно владеть ею? Я много думал об этом. К черту ее! — Доктор позволила себе закрыть галаза и расслабится. Когда то это было всем, чего он, Доктор, хотел, а теперь казалось неправильным. — Ты приняла мое предложение, и я принял твое. Она обессилено опускает светлую макушку ему на плечо. — Ты делаешь мне больно. — Снова? — спрашивает он как то даже жалостливо. Сейчас ведь он совсем не хотел. — Почему?.. — Потому что я не нужен тебе. — Доктор растерялась, но он не позволил возразить. — Тебе нужны они. Мухи-однодневки. Женщина продолжала смотреть на него в упор — Не мне учить тебя быть хорошей. Доктор хмурится — Посмотри на себя, Доктор. Кем ты стала? Чем ты отличаешься от меня? Я пытался. Правда. Сейчас я тащу на дно нас обоих. Она тяжело вздохнула и подняла глаза. Он был уверен в том, что сказал, кажется, как никогда раньше. Было очень странно. И страшно. Доктор ничего не ответила, только неуверенно улыбнулась. Улыбка была скорее грустной — обреченное осознание его правоты.

***

— Ты была с ним? Доктор смотрит в пол, так будто должна кому-то отчитываться. — Да. — Эй, Док, может быть я лезу не в свое дело, но он же псих! И руку тебе чуть не сломал! — Он вытащил меня. — Повисла неловкая тишина. — Ты его любишь? Она в ответ молчит. Он знаешь, что она ничего не ответит, и что он зря спросил. — Все сложнее. Кажется, до него только сейчас дошло — она не человек. И все действительно сложно для него, и вряд ли он поймет. — Он мой друг, Грэм. Грэм молча смотрит на нее, слабо понимая что конкретно Доктор пытается донести. — Я знаю, ты беспокоишься. И я понятия не имею, что буду делать, но я не брошу вас. Никого из вас. Обещаю. Она уже собиралась исчезнуть в коридорах ТАРДИС, пока не дала никаких лишних обещаний, которые не сможет сдержать — Оу, - он спохватился и тормознул ее — и... Яс просила тебя зайти. Не может уснуть. Доктор кивнула и отправилась куда-то вглубь машины