Цель на сегодня: увидеть её улыбку

Любовь. Это странная реакция организма на какого-то человека другим, это странная пульсация сердца, может, даже повод порезаться. О «любви» можно рассуждать бесконечно. Но зачем? Она уже появилась и глухо отдавалась частыми ударами о рёбра Урие, хватающегося за грудь и пытающегося усмирить её, убить. Кажется, вечность прошла с того момента, как он её заметил и начал пытаться от неё избавиться. На него часто косились знающие люди, посмеиваясь над его уверенностью в успешность его плана по уничтожению бродившего внутри чувства. Даже Сайко, безответно влюблённая в Урие, прекрасно понимала, он — однолюб, и изменить это ей не под силу. Поэтому она издалека будет смотреть на него и его, обречёнными на провал, старания. Но в какой-то непонятный момент, как по щелчку пальцев, все попытки искоренить «любовь» пропали. Череда событий никогда не перестаёт давать ему новые задания, теперь это был вопрос, на который предстояло ответить. Зачем он пытался перестать любить? Ответ пришёл быстро в голову: он не хотел становиться беспомощным, он же знал, что ему скажут твёрдое, тошнотворное «Нет», выраженное в самой мерзкий форме — признанием в любви другому. Любовь угасла. Потихоньку она вернулась, точнее, превратилась в горячее желание помочь, сделать лучше их жизнь. Он не хотел мешать её ненависти расти, пока она не взорвётся вместе со своей ненавистью. Она взорвалась, успокоилась, и любовь снова пришла, с каждым вздохом, новой порцией воздуха она отдавалась внутри всё больнее — он ей не нужен. Но кто остановится, когда она за стеной? Она там, в своей палате, ночами не спит, читает книги, романы, грузно вздыхает от очередной, безответной истории любви, которая в конце будет настолько счастливой, что удивляешься, как у главных героев ещё не треснуло лицо от такого счастья. Иногда, им позволяли есть вместе — всё же коллеги. Тогда она рассказывала, как она хотела бы перестать читать то, что дают ей медсёстры, и взять в руки что-нибудь серьёзное. Она готова была перечитать четыре тома «Войны и мира» или воды, славу Богу, не в оригинале. Ему было приятно проводить с ней время, просто сидеть рядом и слушать. Их выписывают, у него мало времени. Проглотив ещё один ком в горле, Урие направился в сторону её палаты, пытаясь растянуть три несчастных метра, хоть на минутку. Глупый. Дверь в её палаты была открыта нараспашку, видимо, душно в палате. Он постучал об косяк, высматривая, что делает его возлюбленная у панорамы. Она на него никак не реагирует. Туго внутри. — Муцуки? — она повернулась к нему, кивком приглашая пройти. Она в раздумьях, не очень радостных. — Мне нужно с тобой поговорить. — Для тебя я всегда найду время поговорить, — уголки её губ приподнялись, натягивая на лицо улыбку. — Это будет очень важный разговор, — ещё раз попытать удачу, может что-то получиться. Она сейчас в более адекватном состоянием, чем была до этой «командировки в больницу» после победы над драконом. — Я поняла, — она устало набрала воздух, не хотя переводя взгляд с мрачного города на чересчур, до нелепости, серьёзного Урие. — Тоору, — голос прозвучал боязливо, рука поднялась к её щеке, беря небольшую прядку светлых волос. Мешается. — Я всё прекрасно понимаю. Ты ко мне ничего не чувствуешь, — прядка медленно идёт к ухо, чтобы оголить её лицо. — Уверен, ты уже знаешь. Давно знаешь это. Но я скажу и буду повторять тебе это на протяжении всей жизни. Ты просто скажи, что ты желаешь от меня: чтобы я от тебя отстал или, наоборот, притянул ближе и больше никогда не отпускал, — он завел непослушную прядь за ушко, оставляя её там, руку перевёл на щёку и поглаживал бархатную кожу. — Я тебя люблю, Тоору, — губы сами скривились в редкой для Урие улыбке. — Тебе очень идёт улыбка, Урие-кун! — восхищение читалось в глазах от увиденного, а на губах красовалась мёртвая улыбка, отвратительно. Муцуки перевела взгляд на свой излюбленный подавленный и мрачный Токио, где все дома были безжизненно темны. Урие вопросительно поднял бровь, не понимая, что это значило. — Что? — глаз чуть дрогнул, пытаясь не стать круглым, как у Кураивы. Девичий смешок прошёлся по палате. Он, негодуя, что в городе интереснее, чем он, обернулся и уставился в сторону, куда глядела его возлюбленная. Город. Как и ожидалось, просто Токио, дневной и скучный. Может, с её ракурса есть что-то интересное. Он прищурился, вглядываясь в отражение изумрудных глаз. Ничего. Её глаза были мертвы, не блестели, как у живого, в них даже свет не отражался, как у трупа в гробу, который вот-вот отправят храниться в холодной камере. Он, не отрывая от её лица глаз, взял хрупкую девичью руку в свою. На него удивлённо посмотрели два мёртвых глаза, от чего тот опустил взгляд, нехотя встречаться с тем, что могло его сломить. Он слаб перед ней. — Обещаю, клянусь Ширазу, я сделаю тебя счастливой, — Урие осмелился посмотреть своему страху в глаза. — Я сделаю, поверь мне! Ты всегда будешь улыбаться по-настоящему! — едва успев договорить, Урие почувствовал что-то мягкое и тёплое на губах. Это нельзя назвать отвратительным словом «поцелуй», даже просто «соприкосновение губ» звучит по отношению к этому действию как что-то омерзительное. Это было слишком невинно и прекрасно. «Обещаешь — выполняй» — думал он, но это казалось такой простой и неважной вовсе проблемой…