***
Дикий, неудержимый смех пробирался под кожу, внушая непонимание и страх. На избитом, украшенном кровоподтеками лице расцвела безумная, неестественная ухмылка, вызывающая какое-то рефлекторное отвращение. — Вернуть себе тело, серьезно? Это та причина, по которой были убиты Джиромару и Сабуромару?! Ради этого они умерли? — парень склонился над телом поверженного демона, осторожно, почти что нежно касаясь кожи акулы, будто пытаясь успокоить. Ответа на свой вопрос юноша так и не получил, но, кажется, это его совершенно не волновало. Лицо Ширануи излучало то ненависть, то легкое беспокойство, то и дело меняясь до неузнаваемости. Глаза как-то странно, пугающе блестели: кажется, такое бывает у больных лихорадкой, когда те находятся в бреду. Вот она, та хваленная преданность до гроба, слепая привязанность. Вот она, безумие: чистое, неподдельное, живое. Риоко заставляет себя отвлечься от этой картины лишь в тот момент, когда теплые детские пальцы касаются ее собственных, поледеневших от нахлынувшего ужаса. Дороро некоторое время тоже смотрит на шепчущего своему почившему другу что-то успокаивающие юношу, но, кажется, видит что-то совершенно другое. В глазах маленькой разбойницы лишь легкая тревога, находящая свое отражение и в голосе: — Сестренка, нам пора уходить. Если не поторопимся, братец может убежать далеко вперед, — замечает девочка, вынуждая Риоко взглянуть на застывшего не так далеко в ожидании Хяккимару. Девушка хотела было ободряюще улыбнуться, но чувствуя, как подрагивают уголки губ, оставила эту затею: от мысли, что на ее лице будет царить что-то хоть отдаленно похожее на неестественный оскал мальчишки, улыбающегося у мертвого тела, ей становится дурно. — Идите без меня, я вас догоню, — после недолгих размышлений говорит Риоко. Ребенок смотрит немного насторожено и удивленно, но медленно кивает и опускает руку. Когда Дороро разворачивается, дабы присоединиться к братцу, девушка замечает не слишком глубокий порез на левом предплечье. А ведь Хяккимару поспел в самый последний момент. Что было бы, опоздай он хоть на минуту? Ноги подкашиваются от ужаса, когда осознание чуть не произошедшего настигает полностью, но она остается стоять на месте, ожидая пока Дороро и отчего-то не желающий покидать это место Хяккимару наконец скроются среди деревьев. — Я заставлю их заплатить! Всех, до единого. Они поплатятся за то, что сделали с вами. Зеленые глаза нехотя снова возвращаются к Ширануи. Какое-то время вокруг воцаряется почти идеальная тишина, странно контрастирующая с тем гулом ненужных мыслей в голове. Вдох-выдох. Неспешные, тихие шаги, кажущиеся сейчас невообразимо громкими. Впрочем, парень не оборачивается: то ли слишком занят своим горем, то ли знает, что выхода нет. Пожалуй, второе вряд ли. Слишком часто люди остаются слепы перед реальностью, запираясь в клетке своих эмоций и ощущений. Лезвие катаны легко пронзает сердце, заставляя тело жертвы вздрогнуть. Новый поток крови хлынул на песок, заставляя девушку извлечь оружие и, отступив назад, наблюдать, как заваливается на землю безжизненное тело. На лице ни намека на умиротворение: теперь к безумной улыбке добавился еще направленный в никуда взгляд. Риоко тяжело вздыхает, но присаживается рядом, закрывая эти глаза навек. Она не молилась уже очень давно и, по правде говоря, не думала, что придется когда-то снова обращаться к богам. Молитва короткая и Риоко почти уверена, что в парочке мест ошиблась, но, поднимаясь на ноги, она ощущает лишь легкое, граничащее с самообманом, облегчение. Девушка в последний раз обводит взглядом зеленых глаз пустой берег и, стараясь игнорировать нарастающий страх, спешит вслед спутникам. Интересно, как давно захлопнулись двери ее собственной клетки?***
Хяккимару куда больше нравилось слушать, нежели говорить. Чужие голоса, поначалу излишне громкие и раздражающие, сейчас в кои-то веки помогали понимать. Не все и не всё, конечно, но тем не менее. Он прекрасно помнил голос младшего брата, пронизанный обидой и злостью (но, шутка ли? отнюдь не ненавистью); его по-своему радовал задорный голосок Дороро, разбавляющий тишину и отпугивающий одиночество; «мама» говорил мягко, несколько устало, заставляя почувствовать уют и спокойствие; что-то похожее ощущалось от пения Мио. Риоко говорила не так уж и часто, поэтому ее голос был немного хриплым и тихим, но вполне приятным. Странным было то, что пускай в нем не редко можно было услышать сомнение, самому Хяккимару он почему-то внушал решимость. Так или иначе, почему-то голоса именно этих людей выделялись больше всех, а их слова всегда достигали цели. Темный, тихий, привычный мир как-то незаметно превратился в мозаику, где обрывки разговоров были частями пазла, позволяющими хоть частично увидеть, что будет на конечной картине. Жаль только, что иногда никто ничего не собирался объяснять. Дороро упорно молчала, тихо вышагивая рядом и явно о чем-то сильно беспокоясь. Или о ком-то. Хяккимару не знал, а маленькая разбойница говорить не спешила. Впрочем, мало ли причин? На острове все еще есть те люди, которые ее забрали, а к берегу подплывают все новые, и, судя по его опыту, вряд ли это будут друзья. А еще… Риоко находит их спустя десять минут, заставляя Дороро облегченно вздохнуть. Кажется, в этот раз дилемма решилась сама собой. Вот только… Запах крови заставляет Хяккимару нахмуриться, пытаясь понять, что именно происходит не так. Он уже привык ощущать смрад смерти, но сейчас… Все было иначе. — Вряд ли солдаты Дайго пришли за нами. Их не слишком много, корабль всего один. Судя по всему, кто-то доложил о прибывших разбойниках, так что, обыскав мыс, они уйдут. Много времени это занять не должно, мы могли бы переждать, спрятавшись, — заметила девушка, поравнявшись с ним. Она говорила все также тихо, но для него не составляло труда расслышать волнение в ее голосе. Риоко определенно чего-то опасалась, и, что удивительно, похоже, причиной этому послужили отнюдь не прибывшие на остров солдаты. — Трудно сказать наверняка, но, думаю, лучше действительно избежать драки, — несколько неуверенно протянула Дороро и Хяккимару почему-то был абсолютно уверен, что при этом девочка задержала на нем свой взгляд. Видимо, он снова упускает что-то удивительно очевидное, понятное обеим его спутницам. Что же, ему не привыкать. — Но даже если они схватят Итачи с остальными, они могут упомянуть обо мне. В таком случае ждать, пока они уплывут отсюда, можно будет долго… Юноша вслушивался в разговор, не забывая осматриваться вокруг, дабы вовремя заметить вероятных врагов. Лодка, на которой они с Риоко добрались сюда, все еще оставалась на берегу, поэтому прятаться и выжидать было бессмысленно. Лучше всего было бы попытаться уплыть отсюда, пока люди Дайго разбираются с разбойниками. Вполне вероятно, что их все же заметят, но если им удастся отплыть достаточно далеко, то скрыться на другом берегу не будет проблемой. Собственно говоря, проблемы как таковой Хяккимару все еще не видел. В это место он прибыл с единственной целью: вернуть Дороро. Увы, питать иллюзий насчет доброжелательности людей, состоящих на службе Дайго Кагемицу не приходилось: если они заметят его, то попытаются убить. Что же, в таком случае, он ответит им тем же. Вот только… Неужели Дороро и Риоко сомневаются в том, что он сможет их защитить? И это при том, что маленькая разбойница безоговорочно верила в его силу? Нет, вряд ли. Причина определенно таилась в чем-то еще, но ускользала от него, вызывая легкое раздражение и злость. В самом деле, было бы намного проще, если бы единственные дорогие ему люди прямо говорили о том, что происходит в их головах. Чужая ладонь легко легла ему на плечо, отчего-то заставив его вздрогнуть. — Не стоит так хмуриться. После того, как мы покинем этот остров, тебе все же стоит задать Дороро тот вопрос, который тебя так волновал. Сейчас голос девушки утратил нотки тревоги и волнения. В ее шепоте слышалась легкая усталость и беспокойство о состоянии спутника, вот и все. Было приятно то, что Риоко волновалась о нем и, судя по всему, пыталась понять. Ситуацию омрачал лишь все тот же запах смерти, витавший вокруг девушки. Отчего-то возникло острое желание избавиться от этого запаха на ней, а потом… Потом пришло понимание. До этого кровь на его руках воспринималась Хяккимару как норма. Пожалуй, ему были безразличны жизни остальных людей, так же как им не было дела до его существования. Его отношение не изменилось и после того, как другие стали испытывать к нему ненависть. Но вот если находились те, кто решался ему помешать… Разве странно то, что приходилось устранять помехи? Ведь в конечном счете Хяккимару не тревожил покой этих людей, а просто старался вернуть то, что принадлежит ему по праву. Они сами признали его своим врагом, и сами сделали выбор, встав на его пути к цели. Он тоже сделал свой выбор давным-давно. Но если у него возникает это отвратительное чувство неправильности происходящего, может, оно так же досаждает и Риоко? Может, поэтому первым, что она предложила, нагнав их, был побег? Но кого она хотела тогда защитить: тех людей, себя, или Хяккимару? Пожалуй, сейчас у него не было ответа на этот вопрос. Несмотря на некоторые непонятные моменты, Хяккимару почти без удивления замечает, как на устах появляется призрак легкой, едва заметной улыбки. Кажется, сейчас они находятся где-то на половине пути к берегу. Дороро, в своей привычной манере, рассказывает о спрятанном на острове сокровище отца и упрекает Риоко за то, что она слишком долго отлеживалась у Мио, а девушка лишь мягко улыбается (почему-то Хяккимару в этом уверен, несмотря на то, что он никогда даже не видел ее лица). Пускай все еще остается много непонятного, вся его злость почему-то исчезает, оставляя место странному теплу внутри. Пожалуй, он позволит себе насладиться этим чувством, ещё совсем немножко…