За стеклом

      Приподъездные бабки шипели ему в спину чудик, в школе его прозвали ебанатом. Для меня он был богом. В рваных кедах и косухе из кожзама, в шапке натянутой на грязные волосы. Банку пива в одну руку и гитару в другую, и вышел бы обыкновенный говнарь.       Но Славка не пил. Никогда.       Штормило его без допингов.       Иногда он зависал прямо посреди улицы. У школьной доски или за партой под градом плевков из жеваной бумаги. Просто застывал и не двигался, словно принимал сигналы из космоса. Если вовремя получалось очнуться — давал обидчику в глаз.       Тусили мы в основном у Славки дома. Рубились в приставку, раздражали соседей пением и гитарным безумством.       Спасение для меня, лекарство от скуки для него.       Мать Славки сутками работала в больнице. На выходных либо отсыпалась, либо бегала по делам нашего дома. Гроза подвалов и чердаков. Неохватная, но с крепкой хваткой. Ее страсть — бесконечные собрания жильцов, капремонты, списки злостных неплательщиков. До смерти заговорит любого, самых стойких добьет вонью немытых подмышек.       — Хочет быть нужной, во всем задействованной. Не понимает, что внутри она пуста. Бессмысленная суета помогает, но от нее скоро не будет толка.       Славка прав.       Зато у нас ключи от крыши. С весны это наше любимое место.       Лучше всего подниматься туда ночью. Расстелить спальники и болтать о всяких глупостях. Никто не увидит, никто не помешает.       Да кого я обманываю? Всем плевать.       Я курю отцовскую «Яву». Крепкие и противные. Дым смешивается с прогорклым маслом и голубиным дерьмом. Запахи кухни и свободы. Рубероид гудит под спиной, делится отголосками майского солнца. Скоро похолодает, и тогда пригодится термос с чаем.       Славка расхаживает возле перил. Хлипкие железяки не достают и до колен, но волноваться не о чем. Он не из тех, кто кривляется ради того, чтобы кого-то впечатлить. Исследователи не показушничают.        — Что видишь? — спрашивает он.       — Небо.       — Смотри не глазами, Вера.       Легко сказать. Кто ж виноват, что воображения мне не отсыпали?       Над головой обычное небо. Чадящие градирни затянули его дымкой, звезды совсем бледные — как запотевшие стекляшки. Когда я об этом говорю, Славка щелкает пальцами.       Он ложится рядом — на втором спальнике.       — Над нами не просто небо, а темный океан. Его воды бороздят гигантские батискафы. Мигают нам, подглядывают.       Звучит смешно, но по загривку танцуют мурашки. Будто кто-то мокрой тряпкой проехался.       Это от ветра. Ведь так?       Славка отнимает у меня сигарету. Подносит к губам, но не затягивается. Я любуюсь его руками. Их не портят неровно обкусанные ногти и траурная кайма грязи. Мама бы сказала, что они бомжарские, для меня — самые лучшие в мире.       С восьмого класса я мечтала, что Славка станет моим парнем. Но так не бывает. Такие, как он, не выбирают таких, как я. Его ждет офигительное будущее. Рок-певец или правая рука Илона Маска. Где-то там — в Америке или в Европе. Вечно молодой, с подружкой, которая выглядит на миллион долларов. Не середнячок вроде меня.       Пару раз мы целовались. Но как-то бесцельно.       Секс Славку мало интересовал. Вот поговорить о нем он любил. Как и о многом другом.       — И кто же за нами наблюдает? Кто сидит в тех батискафах?       Вопрос повисает в воздухе. С каждой секундой все больше напоминает стакан с недопитым соком. Вроде хочется прикончить одним глотком да некуда.       Я встаю и подхожу к перилам. Ветер поднимает челку, сушит губы. Тысячи огней смотрят на меня, а я смотрю в ответ. Не глазами.       Мир переворачивается.       Высотки плывут вместе с нами, будто гигантские лайнеры. Между ними лавируют балкеры — серые и потрепанные пятиэтажки. В каждом окне кипит жизнь. Не стекляшки, а огненные лампочки. Люди со своими мыслями и мечтами.       Хочется узнать их все. Посмотреть, как какое-нибудь реалити-шоу.       Ночь долгая, мы придумываем истории.       — Видишь то окно? С оранжевыми занавесками.       Славка тычет пальцем в дом напротив. Тени мечутся будто сумасшедшие. Может, в той квартире кто-то умер?       — У них там ссора. Муж собирает вещи, хочет уйти, а жена ему не дает. Прячет деньги и все самое важное. К утру они помирятся. Давай теперь ты.       Он обнимает меня за талию, и это похоже на глоток шампанского. Пузырьки щиплют язык, потом накатывает горечь. И все равно весело.       — Та девятиэтажка. Окна возле подъезда.       Ничем не прикрытые стекла. В одном горит свет — выставляет напоказ ободранные обои и старый телик. Второе окно — темный провал, изредка зажигается голубоватый огонек. Телефон или планшет. На последнем издыхании.       — Родители залипают в новости. Старшая сестра еле утолкала брата спать и теперь листает вконтакт.       — Это же про тебя. Ты опять не уловила главного.       Прозвучало обидно. Славка серьезен, и от этого только хуже.       — И в чем же смысл?       — В бессмысленности. В хаосе. В том, что тебе не пробиться через ледяной барьер непонимания. Ты можешь слушать внутренний диалог и никогда не найти ответов.       Следующее утро начинается со странностей.       Будильник не прозвенел.       Никто не будит, не рявкает в дверном проеме, что хватит дрыхнуть. Глеб не ноет под ухом — о том, как он не хочет в школу, не выклянчивает деньги на сникерс.       Тишина.       Нечто чуждое и непривычное. Даже на переменах шумнее.       Я поднимаюсь к Славке. И там облом. Если дверь не открыли после второго звонка — пора валить. Наткнуться на Елену Дмитриевну не к добру.       Вот же гад, ушел без меня!       Ни разу такого не было. Надо же, впервые за одиннадцать лет я иду в школу одна. Непривычно. И до чего же обидно.       Может, Славка куда-то уехал? К отцу? В Америку? Забрали инопланетяне? Последнее предположение совсем уж нелепое. Щеки закололо, будто после мороза. Нечего выдумывать всякую чушь!       В школе Славки не оказалось. Поверить удалось, только когда прозвенел звонок. Сидеть одной за партой — невыносимо. Пустой стул проезжался по нервам, будто бумагой по коже. Вроде тонкий порез, да только тянет поострее глубокой раны.       На четвертом уроке я сваливаю. Бегу до дома, не видя перед собой дороги.       Так не бывает.       Просто не может быть правдой.       У Славки снова никто не открывает. В этот раз я звоню настойчивее продаванов БАДов. Для верности стучу кулаком.       Тщетно.       Придется ждать дома.       Но и тут сюрприз. Ключ не влезает в замочную скважину, будто за пару часов он раздулся, а зазубрины выстроились в другом порядке. Неправильном.       Наверно, что-то с замком.       Хренов день!       На заполошную трель звонка, казалось, никто не отзовется. Родители должны быть на работе, брат в школе. Но кто-то же сменил замок! Значит… значит… Тревога закопошилась у ребер, словно мерзкий паук. С каждым вдохом добавлялось по одной лапе. Скоро их станет больше, чем ног у мухоловки.       Наконец-то шаги. Их нарастающий звук и успокоил, и одновременно лишил сил. Ноги стали ватными, вот-вот упаду.       Дверь приоткрывается.       — Мама…       Нет. Не она. Женщина с тем же цветом волос, но старше. Сзади несмело топчется мальчик — с Глебом не спутать, похожа только рубашка. Тот же линялый белый, то же пятно возле кармашка. Сердце колет нехорошим предчувствием.       — Девочка, ты кто? Ошиблась квартирой?       Женщина говорит без раздражения, на лице равнодушие и желание поскорее нырнуть в пучину повседневных забот.       — Закрой дверь и все.       Мужской бас доносится из глубин комнаты непререкаемо просто. Он ставит точку.       Дверь захлопывается.       Да так громко и резко, что во рту чудится привкус крови. Будто лицом провезли по асфальту.       Колени подгибаются, но я нахожу силы, чтобы спуститься. Табличка на подъездной двери не врет. Адрес верный. Я не ошиблась домом, я не ошиблась квартирой. Ошибся кто-то другой.       Телефон! Надо просто позвонить.       Замок сумки поддается с трудом. Трясущимися руками нашариваю телефон, включаю. Ни одного контакта. Сети нет. Боковая кнопка не заедает, корпус новенький, будто только из магазина, даже царапины на защитном стекле исчезли.       Разве так бывает?       Сейчас я проснусь, сейчас все закончится.       Не заканчивается.       В груди поднимается истерика. Она рвется во все стороны вместе с затолканным в глотку плачем. Я бегу со всех ног вперед. Неважно куда, неважно зачем. Подальше отсюда, подальше от чужих ошибок. Ветер бьет по щекам, сушит слезы, путает волосы и юбку. Навстречу идут люди. Лица смешиваются в одно — в безразличную смазанную маску. Она пуста, словно начальная страница браузера.       Потемнело быстро. Ночь падает, будто рыболовная сеть на добычу.       После бега я еле дышу. За спиной городской парк. Тени скользят в молодой листве, шепчутся с ночью — возвращаться туда не хочется. Впереди пруд. На волнах колышутся звезды. Такие яркие, не то что вчера. Кто-то протер стекляшки.        В мыслях застревает лишь одно. Надо домой. К Славке. К маме с папой и Глебу. Но телефон пуст. Значит, все по-прежнему.       Да пошло оно все!       Я прыгаю. Без разбега, в один короткий рывок.       Может быть, проснусь. Я очень хочу в это верить.       Вода колючим холодом вцепляется в кожу, задирает юбку. Тянет вниз. Тянет во все стороны разом.       Мир переворачивается.       Вода густеет, становится чем-то иным. Звезды падают вместе со мной, прогрызают себе путь, упорядочиваются. Они на своих местах. Каждая ярче солнца.       Навстречу нам летит гигантский батискаф. Да нет же, это корабль!       Теперь я знаю, кто там внутри.