Давай поговорим, Джонатан!

Давай поговорим, Джонатан. Ты же знаешь, разговоры — всё, что у нас осталось. О чём ты хочешь поговорить, Джонатан? Хочешь поговорить о магии? О, вижу, вижу по блеску твоих глаз, что тебе есть что мне сказать. Ну же, давай. Давай, припомни мне книги по практической магии, украденные у всего сообщества волшебников. Ну же, Джонатан, почему ты молчишь? Неужели ты не хочешь услышать моих оправданий? Неужели не дашь сказать ни слова в оправдание, ни возможности рассказать историю Короля Ворона — человека, воспитанного эльфами, настолько отважного и безумного, что он истончил связь между нашим миром и миром эльфов, создал меж ними барьеры. Молчишь? О, ты так жесток, Джонатан. О Короле Вороне даже в моей библиотеке осталось слишком мало книг с тех самых пор, как я узнал об истинном смысле его действий — я жёг их, читал и сразу же жег. Они отпечатывались только в моём разуме, именно поэтому я единственный мог вызвать эльфа. Ты не мог. Ты уязвлён, Джонатан? Хочешь наречь меня предателем? О да, я достоин этого титула, потому что предал завет своего отца, предал завет самого Короля, призывавшего уничтожать даже не раскрывая всякую книгу, в которой упоминается его имя. Мысли, мои мысли не давали уснуть джентльмену, последнему из эльфов, пробужденному моими же изысканиями. Я не унимался, как не унимается запойный пьянчужка, я читал и читал. Я даже осмеливался вопреки запрету короля оставлять себе книги по магии. Те, которые сам считал не опасными. Я оправдывал себя тем, что спасаю других от зла — но, боже, как я жаждал магии, как я хотел её; ни одна женщина не вызывала во мне такого трепета, как возможности, которые давало мне волшебство. Возможности. Да, Джонатан, ты знаешь — я так и не смог шагнуть в чародействе дальше осознания своих возможностей. Я кормил чиновников завтраками и отговорками, так было нужно. Король-ворон запрещал использовать магию слишком часто, тем более для крупных деяний... Можно пару раз кинуть камень в воду и не разбудить спящих на дне омута чудовищ, можно изредка колдовать без боязни побеспокоить эльфов, но если к магии прибегать очень часто, то рано или поздно, но какое-нибудь чудище проснётся и всплывёт, чтобы посмотреть, кто это беспокоит его. О да, Джонатан, не нужно было и вовсе заявлять о себе как о волшебнике, не нужно было являться в Лондон и искать признания. Пороки, Джонатан, пороки. Я мнил себя этаким жертвенным агнцем мироздания, тем, кому надлежало убить магию окончательно, и всё же... Всё же я погубил весь наш мир. Я стал для тебя примером, а ты разрушил барьеры Короля-ворона. И снова, эльфийские чудеса наполнили наш мир, и снова полилась человеческая кровь. Давай поговорим, Джонатан. Пока мы говорим, я не слышу этих горьких мыслей, что укоряют меня за мою алчность и за моё тщеславие. Знаешь, я всю жизнь мечтал так поговорить. О магии, о себе, хотя в первую очередь о себе. Посмотри-ка на меня, Джонатан, я смог вернуть человека из мёртвых. О, ещё я смог уничтожить труд, стоивший тебе нескольких лет жизни, и мой нос, кажется, ещё не зажил с того раза, как ты мне воздал по заслугам за этот проступок против нашей дружбы. Да, я до сих пор не могу не умащивать свою гордыню, перебирая эти свои волшебные подвиги, которые не по силу большинству из нынешних посредственных чародеев. Боже премилостивый, Джонатан, знал бы ты, как я мечтал рассказать тебе обо всем этом, об истории Короля-ворона, рассказанной мне моим отцом, о нашем семейном деле "убийц колдовства", но... дело должно было оставаться семейным. Я даже мнил свою жизнь слишком скучной, ведь на момент моего рождения моим прадедом, воспитывавшимся при дворе Короля-ворона, моим дедом, моим отцом было сделано слишком много, чтобы волшебники остались только теоретиками. Отец запрещал мне заниматься по книгам. Но даже он не смел убивать абсолютно каждую волшебную книгу, попадавшую ему в руки. Он оставлял их — стоять на полках, мы даже надеялись, что так они просто сами умрут — в темноте, пыли и разрухе. Но знаешь, Джонатан, я не верил, что эти книги действительно волшебные. Поэтому после смерти отца открыл книгу и прочитал заклинание. И представь, Джонатан — оно сработало. Сработало. Сначала я хотел найти волшебство, чтобы похоронить книги где-нибудь в геенне, но покуда искал его — затерялся в пути. Стал пленником — книг, волшебства и своих пороков. Пороков, сгубивших человеческий мир. Давай поговорим, Джонатан. Давай поговорим. Джонатан?