Любви все возрасты покорны

Она начала привыкать ко всему этому. К вечерним сеансам лечения, к теплой улыбке капитана Укитаке и подшучиваниям капитана Кёраку, к зеленому чаю и малому количеству сна. Пока однажды, придя на осмотр к капитану Унохане раньше назначенного, она не услышала случайно ее разговор с капитаном. — Рецу, я так больше не могу. Я, конечно, больной, но не немощный и вполне нормальный мужчина. И мне трудно. Ну, ты понимаешь. Могу ведь и не выдержать. У Рукии комок к горлу подступил. Вот, значит, как… Для ее капитана их сеансы — мучение? Она выбежала из бараков четвертого отряда и сразу ушла в шунпо. «Не пойду, ни за что не пойду! Зачем мучить человека!» — Рукия сама не замечала, что почти задыхается от слез. И что от множества шагов шунпо уже болит сердце. Она вернулась в поместье поздно вечером, проскользнула в комнату, чтобы никто не заметил опухших глаз и так и не смогла заснуть... Она и сама не понимала, почему ей так обидны слова капитана, почему ей каждый раз сдавливает горло, когда она вспоминает их. Утром Рукия сказалась больной и брат, обеспокоенный этим, тут же послал Укитаке адскую бабочку с просьбой на несколько дней освободить сестру от ее обязанностей в отряде. Рукия часами сидела в саду, глядя на снующих в пруду карпов и, в конце концов, ей пришлось признать очевидное — она полюбила. Шелк его белых волос, смешинки в карих глазах, его мягкий голос, его силу и доброту... И она решилась – пусть даже ему будет неприятно, пусть он с трудом терпит ее присутствие, она все равно изо всех сил постарается его вылечить. На следующий день вечером Рукия сказала многоуважаемому брату, что чувствует себя значительно лучше и пойдет к капитану Укитаке с докладом. Брат как всегда сдержанно велел ей не перенапрягаться, она поклонилась и вышла. На полдороге к поместью Укитаке ее решимость начала таять, но Рукия была слишком упряма, чтобы отказаться. — Я пришла, — она стояла перед ним, смотрела ему прямо в глаза и умирала. – Я вполне поправилась и предлагаю продолжить наши сеансы. — Кучики, ты уверена? – он выглядел взволнованным, обеспокоенным и растерянным одновременно. — Да, тайчо. Он молча прилег на футон, она, как обычно прижалась к его спине. Он был напряжен сегодня, даже больше, чем в первый раз и ей никак не удавалось пробиться к нему. — Пожалуйста, капитан, давайте постараемся, — она шептала, волосы щекотали ей губы, а он упрямо ее не пускал. Кажется, даже спина у капитана стала твердой как камень. Но она не оставляла своих попыток. — Уходи, — хриплый, сердитый голос, так не похожий на голос ее капитана, ударил ее в самое сердце. – Уходи! — Капитан, пожалуйста. Он резко развернулся и опрокинул ее на спину, поставив ладони по обе стороны от ее головы. — Уходи, Кучики, уходи сейчас, иначе я не могу гарантировать твою безопасность, — Рукия испугалась, испугалась его по-настоящему. А потом он наклонился и поцеловал ее. Твердые сухие губы прижались к ее губам, лаская, настойчиво заставляя ее поддаться. И она поддалась. Сдалась без боя, позволила делать с собой все, что угодно, пытаясь отвечать на поцелуи, сминая юкату на его плечах… Он отпустил ее губы, но только для того, чтобы жадно прильнуть к шее, давая ей свободу стонать. И она застонала, выгнулась, подчиняясь древнему инстинкту, когда он потянул с плеч ее одежду, зарылась пальцами в волосы. Капитан, ее капитан, сошел с ума. Иначе как объяснить то, что он так восхитительно мучает ее, поглаживая тонкими шершавыми пальцами нежную кожу, дуя на соски и заставляя ее стонать снова и снова. И она тоже сошла с ума. Она не сопротивляется, только прижимает его голову сильнее, когда он целует ее куда-то между грудей и шепчет ее имя. Не «Кучики», нет, «Рукия», «сладкая Рукия». Все обрывается в одно мгновение. Он откатывается от нее так резко, что оказывается на полу, садится, дышит тяжело. А ей холодно, пусто и очень-очень страшно. — Тайчо? – она приподнимается на локте и запахивает юкату. – Тайчо, вам плохо? — Рукия, прости меня, пожалуйста. И тебе лучше сейчас уйти, я очень тебя прошу… — Он растерян, раздавлен. — Я никуда не пойду. Я не хочу никуда уходить! — Рукия, ты не понимаешь. Не понимаешь, чем это может для тебя закончиться. А я понимаю, поэтому и прошу тебя уйти. — Но вы же не хотите, чтобы я уходила. На самом деле вы этого не хотите. — Не хочу. И тем более тебе нужно уйти. Она поднимается с футона и садится рядом с ним. Кладет голову на плечо, вздыхает и тихонько шепчет — Я люблю тебя. Укитаке ощутимо вздрагивает. Поворачивается, смотрит ей в глаза. Целует. Как будто в последний раз. Как будто в первый. Она помнит каждую секунду того, что происходит потом. Каждое прикосновение, каждый вздох, каждый шорох. И, выгибаясь, ловя губами звезды, она в первый раз называет его по имени.