Medicine

— Эта песня зовется «Лекарством». Тяжелое дыхание истощает горящие фейерверками легкие. В его сумасшедшей голове творится хаотичный кавардак из мыслей. Ко взмокшему телу липнет насквозь пропитанная потом дизайнерская рубашка, которую он бы с удовольствием снял со своего тела, но вот только это является непозволительной прихотью, ведь его концерты — это семейное шоу. Он с игривым прищуром оглядывает людей в зале и по-мальчишески растягивает губы в пленительной женские и мужские сердца улыбке, всеми внутренностями ощущая, что они чувствуют, слыша восходящие по ступенькам сцены тихие аккорды, как любят говорить люди, гимна бисексуальности. Вступительная часть берет начало со сплетения гитары, ударных и скандирующих голосов возбужденно-радостных поклонников. Гарри смачивает горло прохладной минералкой из бутылки, попутно настраивая систему ушного мониторинга, которая работает во благо его сосредоточенности и концентрации на исполняемой песне, поставляя музыку через плотно прилегающие к ушам наушники. Он знает о желании людей услышать студийную версию льющегося внутривенно маленькими дозами «Лекарства», но каждый раз лишает их этой возможности, оставляя самое сладкое на поздний десерт. «Всему свое время», — говорит Стайлс, вытирая уголки рта от влаги, добавляя пошатывающее границы хлипкого сознания: «Я обещаю». Дьявольски-красный ласково обнимает молодого человека со спины, вырисовывая в разыгравшемся воображении поклонников огибающий его стройное тело силуэт падшего, не единожды согрешившего, ангела. Сизая дымка въедается в его блестящую кожу, вспыхивая блеклыми нефритовыми огнями, вплетается невидимыми пальцами в темные волосы, оседая на кончиках непослушных растрепанных прядей, и тянется вперед, протягивая призрачные ладони в сторону готовых потерять рассудок на следующие четыре минуты людей. Гарри чувствует, как сильно вибрирует пронизанное жаром помещение, отчего пол едва не уходит из-под ног, вынуждая его как можно крепче сжать руками тонкую стойку микрофона. Дрожь крупными перламутровыми бусинами рассыпается по напряженным плечам Стайлса, ныряя под хлипко держащиеся на бедрах классические брюки без ремня; его дыхание учащается, как и сердечный пульс, гремящий громом в сильной грудной клетке. Он готов принять свое лекарство.

Вот, прими мое лекарство, прими мое лекарство, Я буду обращаться с тобой как джентльмен.

Выразительные веки медленно захлопываются в предвкушении, пока насыщенные винным оттенком губы напевают первые строки; смоченная глубиной тональность понижается, затем вновь взмывает трепещущей птицей ввысь, неторопливо затихая на последней буковке извивающейся строки. Распахнув ресницы, молодой человек устремляет горящий малахитовым пламенем взгляд на пританцовывающих поклонников, разглядывая безобразно-прекрасные гибкие тела, движущиеся в унисон с его собственным: девушка в белом укороченном топе откидывает густые темные волосы за спину, оголяя симпатичную шею, а парень рядом с ней расстегивает несколько пуговиц на своей привлекательной рубашке, скользя ладонями вдоль туловища. Именно это Гарри и хочет видеть.

Подари мне этот адреналин, адреналин, Думаю, я останусь с тобой.

Он ядовито усмехается, вскидывая брови; одна рука превращается в крепко сжатый кулак, движущийся вверх-вниз, словно он в ответе за гудок мчащегося по рельсам скоростного поезда, который держит свой путь в страну наслаждения. Плотно сжимает губы, отчего на щеках появляются очаровательные ямочки — его главный козырь в рукаве шелковой рубашки, его самое опасное во всем мире оружие, его пропуск к миллионам сердец, которые изнывают от невыносимой любви к запретному плоду. Вновь обхватывает обеими ладонями держатель микрофона, бесперебойно постукивает правой ногой по гудящей сцене, покачивает бедрами в такт заданному музыкантами ритму.

Вот, прими мое лекарство, прими мое лекарство, Нанеси его на кончики своих пальчиков.

Неспокойная рука в который раз оказывается на орлиной высоте; указательный палец с блистающим на свету переливов кольцом погружается в воображаемую жидкость и черепахой ползет ко рту, тут же оказываясь на кончике языка.

Открой рот, почувствуй его, Почувствуй его.

Стайлс всегда был в ответе за свои слова. Эмоциональный взрыв толпы на соблазнительно-аппетитное облизывание кончика припавшего к губам пальца лишь подтверждает это. Люди теряют разум и сознание, протягивая горячие ладони в его сторону, потому что тоже мечтают коснуться губ и языка Гарри своими руками (и не только). Они испытывают безумное вожделение, имея возможность притрагиваться ко всему нему одними только глазами, и это приводит к незамедлительному разрушению изнутри, пока он артистично улыбается. Он губкой впитывает в себя встречные взгляды, насыщается ими, не забывая дарить ответные, потому что это важно; он хочет видеть блеск волнения на лице каждого, живой азарт, настоящие чувства.

Выпил несколько стаканов, опьянел от тебя и сейчас едва держусь на ногах, И когда я усну, мне будет сниться, как ты…

Мгновение, и Гарри пластично отстраняется от микрофона, позволяя публике произнести за него такое горько-сладостное «… пробуешь это». Красный свет за его широкой спиной пульсирует все сильнее, вспышками мелькая перед глазами и стуча штормовым прибоем в висках; он толкает Стайлса обратно к инструменту. Захлопнув ресницы и хрипло выдохнув, молодой человек полностью поддался ярким, далеко не детским фантазиям, интенсивно толкаясь бедрами в пустоту перед собой, которую видели все, кроме него. То прекрасное марево, что находилось за закрытыми веками, заставляло его бесстыдно прижиматься влажными губами к холодному микрофону, представляя ту, что просит поцелуи под покровом ночи, и оканчивать строки томительными гортанными стонами.

Если ты направляешься на вечеринку этой ночью, я пойду тоже, ведь знаю, что ты в любом случае убедишь меня, У тебя есть соль, а во мне разгорается аппетит, и теперь я могу ощутить тебя на вкус.

Он знал, о ком эта песня, он знал, о какой вечеринке шла речь, он знал на вкус человека, о котором рассказывал историю публике. И он имел полное право воображать во время выступления, как вновь оказывается в том самом моменте, который каждый вечер превращает его в страшно изголодавшегося по старым ощущениям безумца.

Из-за тебя моя голова кружится, ох, из-за тебя моя голова кружится, ох, Ла-ла-ла-ла-ла. Из-за тебя моя голова кружится, ох, из-за тебя моя голова кружится…

Стайлс запрокидывает голову назад, отчего толпа взрывается громким кричащим потоком, заполучая его полностью. Он рисует в голове изгибы незабытого красивого тела, чьи руки так нетерпеливо возятся с плотно запахнутыми пуговицами на его изысканной рубашке; как он терпеливо ждет, изматывая себя сбитыми вдохами и выдохами, в клочья рвущими грудную клетку; как пощипывают язык крошечные кристаллики соли, не ушедшие в желудок вслед за недавно выпитой текилой, которой он угостил ее накануне. И когда всему наступает конец, он ощущает этот сохранившийся в памяти вкус — вкус сумасшествия, который она оставляет на его потемневших губах, прежде чем навсегда исчезает, не оставив ни единого шанса на повторную встречу.

Дрожь пробирает меня до костей, с головы до ног, Дрожь пробирает меня до костей.

Красный наливается приглушенными оттенками синего и фиолетового; он чувствует, как сковывает спазмами каждую клеточку тела, доводя молодого человека до невообразимо хорошего состояния. Шаловливые узелки все сильнее затягиваются внизу натянутого струной живота, провоцируя фантазию углубляться в истоки того, о чем написано «Лекарство».

Парни и девушки тоже здесь, Я веселюсь с тобой, И мне это нравится.

Гарри распростерто распахивает руки, как если бы приглашал кого-нибудь в свои жаркие объятия, следом чувственно закусывает нижнюю губу и податливо отклоняется назад, чтобы спустя несколько секунд вернуться в прежнее положение и сжать вспотевшими ладонями держатель микрофона. Физическая теснота, сковывающая внутренности, не дает ему покоя, а сочная картинка за закрытыми глазами вновь приводит испытывающие жажду бедра в постоянное движение. Стайлс мечтает оказаться под душем и окатить себя ледяной водой с головы до ног, которая иголочками врежется в его кожу и непременно поможет расслабиться. Эта песня кажется ему такой живой, настолько настоящей, что побелевшие пальцы, с ярой жадностью впившиеся в хрупкую стойку, чувствуют мягкость ее талии. Дальше, больше, еще-еще-еще.

Я опускаюсь на колени, понимая, что мне это нравится. И когда я усну, мне будет сниться, как ты… пробуешь это.

Он хватает микрофон, наматывая длинный провод на руку, и несется диким смерчем вперед по сцене, позволяя личному сумасшествию показать свой истинный лик. Поклонники принимают молодого человека таким, каким он является, едва не приводя его в экстаз своими криками, потому что каждый вздох, слетевший с губ незнакомцев и незнакомок текстом песни, оборачивающийся стоном, а после криком — его любимое лекарство. Он одержим этим до мозга костей.

Если ты направляешься на вечеринку этой ночью, я пойду тоже, ведь знаю, что ты в любом случае убедишь меня, У тебя есть соль, а во мне разгорается аппетит, и теперь я могу ощутить тебя на вкус.

Стайлс не помнил ее имени, но помнил, до какого состояния она его довела. Она высасывала из него жизненную энергию, лишала всех сил, истощала мягкими губами, ублажала горячими поцелуями страдающее сердце, после чего подарила единственную возможность побывать на небесах, с которых он неудачно свалился, сломав пышные крылья о пыльную землю Миннесоты, осознав, что все закончилось.

Из-за тебя моя голова кружится, ох, из-за тебя моя голова кружится, ох, Ла-ла-ла-ла-ла. Из-за тебя моя голова кружится, ох, из-за тебя моя голова кружится…

Рваные дикие движения, скачущий вприпрыжку клокочущий пульс в висках, вздувшаяся вена на влажной шее, палочки Сары, кажется, бьют его по самой макушке; Гарри близок к финальной разрядке. Клавиши намеренно стихают, гитары по-прежнему остаются ведущими в позиции. Крепит микрофон к стойке, скидывая увесистые узлы проводов с затекшей руки, и, подхватив с выступа бутылку с водой, жадно впивается пересохшими губами в тонкое горлышко, глотая-глотая-глотая, пока последняя капля со дна не падает на высунутый изо рта язык. Покончив с этим, принимается громко хлопать в ладоши, призывая разгоряченных людей повторять следом; зал заливается ритмичными хлопками.

Выпил несколько стаканов, опьянел от тебя и сейчас едва держусь на ногах, И когда я усну, мне будет сниться, как ты…

Молодой человек поправляет выпавший из уха наушник и машет в бутафорском прощании с публикой под внезапное угасание мелодии, которая в следующее мгновение взрывается новым мощным потоком, окатывая поклонников волной блажи.

Если ты направляешься на вечеринку этой ночью, я пойду тоже, ведь знаю, что ты в любом случае убедишь меня, У тебя есть соль, а во мне разгорается аппетит, и теперь я могу ощутить тебя на вкус.

Входит в оживший ритм движением бедер, сжимая руками держатель. Характерно запрокидывает голову назад, выдыхая горячий воздух из накаленных до предела легких, и вновь прижимается ртом к микрофону, целуя ее призрачные губы. Дрожит всем телом, позволяя рукам совершать все, что только заблагорассудится; мчащийся по рельсам поезд вновь появляется на колее, гудя. Стайлс превращается в один нервно пульсирующий эмоциями клубок, агрессивно цепляясь пальцами за остатки своего плотно затянутого белесой пеленой сознания.

Из-за тебя моя голова кружится, ох, из-за тебя моя голова кружится, ох, Ла-ла-ла-ла-ла. Из-за тебя моя голова кружится, ох, из-за тебя моя голова кружится…

Он заканчивает протяжным стоном слетевшего с кончика языка «… кружится...» и, отпрянув от стойки, на последних аккордах в шутливой манере совершает превосходный реверанс, исчезая во мраке погасшего сценического света. Его лекарство патокой расползается под кожей, разнося порочное удовольствие по трепещущему от метафорического взрыва телу. Публика шумит, скандирует, требует еще, а он судорожно втягивает в легкие воздух и тихо шепчет, прикрывая веки и облизывая кончик указательного пальца: — Из-за тебя...

… из-за тебя моя голова кружится.