Ты всегда будешь бояться её, Доктор

Вечный бег существует, но… Смерть ни разу не видела астронавта без скафандра в вакууме или лыжника без теплого пуховика на старте. Любовно оглядывая сложную технику, которая была ей создана, не может не придаваться ностальгии… Смешно. Как же хороши законы, которые пресекают любые возможности. Удерживать процесс в одном единственном дне и не выходить за его рамки. Назначить кандидата на выбывание и ждать. Подсчет душ напоминает просмотр избирательных бюллетеней. — Хотите избавиться от Смерти обрести вечную жизнь? Она вам этого не позволит, — сосредоточенно бурчит одна из них, рассматривая новую партию.       Неплохо, когда дружба заканчивается улыбкой, если с нее началась. Плохо, когда она продолжается, и нет сил отвечать на нее этой самой улыбкой при встрече.       Каждой встрече… Рано или поздно…       Небольшая перемещающаяся по пространству исследовательская станция. Как коробка, восьмигранник, на нескольких щупах. Передвижение за счет отсутствия какой-либо атмосферы молниеносное. Через каждые пять циклов аппарат ловит зазевавшегося инженера нижней ступени и, утягивая в корпус, подзаряжает. Конструктор и его батарейка считывают результаты. Нет еще Судеб, а их хоть отбавляй. Кто-то сидит в таком домике рядом с элитой, способной модернизировать безвольных строителей, а кто-то бродит по округе…       Их поставили в пару, потому что он отличался перфекционизмом даже тогда, а она оставалась почти незаметной на его фоне. Было уютно. Тогда еще не было моды травить байки друг другу, но в скором времени они начали изъясняться жестами. Потом придумали что-то вроде собственного языка, когда пошли первые эксперименты по установлению атмосферы на Шарах. Начали общаться даже с этими серыми человечками с глазами-линзами… Рассматривая внимательно беспомощных существ, он хотел дать им больше значимости, чем каждая из батареек. Он пытался наладить с ними контакт. Приучить хоть какой-нибудь мыслительной деятельности. Ведь первые из них не понимали даже того, что задачи им давали гиблые. Тогда у него возникла мысль об управленцах, которые могли бы точнее доводить мысль. Она поддерживала. И улыбалась, поэтому Эру не возражал, когда она с интересом наблюдала за тем, как он возился с ними…       И это было ошибкой. Названная только качает головой. Ее товарка усмехается жесту. Воскресенья обеих раздражают именно тем, что нужно вести подсчет результатов. А их всегда слишком много… Недавняя атака далеков с их сбором урожая людей позабавила всех… Но что теперь делать с умозрительной добычей? Неужели отдавать обратно? Австрия. Государство-сваха. Смерть. Ученый-генетик. Вранье. Кто-то однажды сказал ей: «Если ты станешь Смертью на этом квадрате, молись тому, чтоб это было не навсегда». Начало пути запомнилось ей некоторыми помехами в пространстве. Потом это назвали звуком. Наверное, поэтому она до сих пор ненавидит любой посторонний шум… Он ей ничего не напоминает. Слова появились немного позже. И поэтому: Квадрат — смешно. Молиться — смешно. Навсегда — тоже смешно. Первые часы, проведенные в Солнечной системе, приходилось соглашаться. Новые звезды, будь то пульсары или малые карлики зажигают почти каждый день. Звезды на погоны попадают реже… Война даже тогда замечала ей, что ее попытки выслужиться смотрятся как минимум комично, если не сказать, бессмысленно. Как хорошо, что ей хватило ума не идти на поводу у навязанного долга и создать на километры вокруг выжженные зоны. Ни одного инопланетянина уже более тысяч лет подряд. Никто не может приземлиться… Скованный паранойей сыночек не может этого понять. Шарик Земли не настолько уж и большой. Названная «квадратом» область скрывает его, как канцелярскую кнопку в коробке для письменных принадлежностей. О делах, творимых ей и ее исследовательской группой, не узнает никто. И никогда. В этом нет смысла.       Стоит перед ним. Он знал, что это час настанет. Вернулась обратно. Назначена Смертью в его Арде. Он даже не сомневался в этом. Которой раз.       — Я прибыла с целью шантажа, — эту шутку, сказанную механически, он услышал при появлении. Ему она говорит все, что захочет; с валар и валиэр же нежна, как перышко. Они не ее ума дело. Во всех смыслах…       Прибыла, как выразилась, не одна. Притащила с собой в этот раз какие-то консервные банки, назвав их обезвреженным далеками. На вопрос «Зачем?», сразу, без лишних вступлений, обратилась к его всегда внимательным помощникам, игнорируя его нахмуренные брови:       — Все под запись, уважаемые. Трудимся на благо вашего, хы… Бога. Меня здесь нет, — пропела, приветливо помахав ладошкой, и, до того как Эру успел возразить, щелкнула на одного из своих механических питомцев. Загорелось смотровое окно. Отсчет начался. Развернувшись к хозяину Пандоры, отчиталась:       — Это моя камера, — словно поиграв бровями. — А с тебя десять тысяч телефонных будок.       Ничего не сделать. Который раз… Илуватар молчит. Она же, рассматривая его секунды, подходит очень близко. Кладет ладони на его плечи и мило, почти обнимает. С обожанием, поет то, чего он не надеялся услышать в самое ухо:       — Я знаю, что это был ты.       Ничто не было злым в начале. Эру Илуватар может это оспорить. И не один раз. Правда, получится огромная цифра, которая не устроит никого. Да и слушать его, многодетного отца-одиночку Галактического масштаба, не станут. У него нет связей. Он один, как перст, во Вселенной. Уже давно остались только они и один мальчик со слоном.       — Десять тысяч телефонных будок, Эру, — чуть ли не хохочет она, напоминая. Дружеское приветствие. Будто бы привет из прошлого с первых спутников, которые люди когда-то давно решили называть избами, стараясь понять тех, кто их воспитывал первые дни существования. У Смерти всегда особое мнение. Она снисходительно зовет их будками. Бюрократический аквариум без выхода наружу… Ох, как же она обожает эту срань. Однажды, еще до появления атмосферы, она приютила одного инженера. Тот хлопал глазами, не соображая, что от него требуется. Они все не соображали, даже простые команды выводили их из строя. Они были настолько слабыми, что были вынуждены бродить по округе впятером… Потом этот же слабый, плохо соображающий экземпляр стал ее действующим контрактом с Расселионом. Она модернизировала беспомощное существо ровно до той ступени, которая устроила тогда еще только появившихся Повелителей Времени, поместив во внутренности всего один сгусток протоплазмы…       В другой раз, вернувшись, встала напротив. В мысленный поток прорвалась фраза вроде «идет сокращение». Скажи это в любую Эпоху, будет понятно всегда и каждому. Будто бы и нет никакого понятия времени. Как видный управленец, она лучше кого-либо знает, что нужно подгонять рабочих. Доктор по ее мнению каждый раз молодец. Его страх и хронический идеализм играет на руку. Только вот без смысла это все… Кого-то, кто мог бы узнать, уже давно не существует. У Смерти абсолютная память. Она помнит тот момент, когда впервые увидела двуногого. И это был еще не человек. Только заготовка. Здоровенные глаза во все лицо, такая же непропорциональная конечностям здоровенная голова… Но разница по сути не так уж велика. Те, прапредки, пищали так же, как нынешние, завершенные. Смысл и у тех, и у других был всегда один. Энергия. Бесплотным тоже нужно чем-то питаться… Но строить совершенство приходилось, жертвуя собой. Свое давнее восстание Смерти когда-то давно обозначили «Бунтом разумных батареек». Это было до одури смешно. Даже на этот момент. У существ еще нет внутренних органов. Нет речи. Они молча подходят и прислоняются к ним… Зарядка.       Илуватар мог догадаться, что ее визиты к нему не продиктованы доброй волей. Но он и сам давно забыл, что такое добрая воля, особенно, по отношению к ней. Эру просто надеялся, что один из последних планов будет иметь успех. Если она смогла преобразовать когда-то давно одну незрелую особь, то почему бы ей не начать действовать согласно собственно выбранному назначению; почему бы не осознать полностью это волшебное слово «Мать», которое она использует только в целях продвижения по карьерной лестнице… Неизвестно зачем.       Она же ухмыляется. Видит его мысли так, будто бы внушила их ему только что. Это раздражает. Вскидывая руки и отступая от него, качает головой.       — Была я когда-то знакома с одним смельчаком. Говорили, он выдумал людей Эру… Знать бы, где он теперь, — плавно произносит слова, будто бы скрывая в них угрозу. Бесполезно. Кем бы они себя ни возомнила, он ее не собирается бояться. Путь лучше зажует свои угрозы напару с вечно голодной. Защищается с достоинством:       — Ваша деятельность бессмысленна. Однажды кто-нибудь еще подписался бы под этим… Необязательно я. Вы никому не даете шанса на развитие.       Она рассматривает его так, словно видит еще одного возмущенного Повелителя Времени; чуть ли не зевает. Ну, конечно! Ее-то планы теперь не дадут сбоя. А он заложник в собственном доме… СНОВА.       — И ты решил, что я тебя не отыщу, так? — ровно, какой уж теперь гнев. — Что не смогу выбить себе место рядом со своим конструктором? Давним сослуживцем, решившим экранизировать «Государство» и создать тут свободную от людей зону?       Эру лишь поджимает губы. Все и так давно решено. Творца убивают рамки. Убийства как раз по их части. Началось с одной, а дальше… Ему стали грозить нормой. Правилами… Как ни странно, первой в его бессмертной жизни была не та самая, от которой берет название вид. Та его удивляла тем, что пряталась. Была первой в их серии. Уже тогда казалась ему излишне медлительной. Будто выжидала. Не могла долго стоять на открытой местности и терпеть этих серых существ. С ними, населявшими тогда абсолютную темень, она гармонировала; но отличалась тем, что давала много света. Бесконечный поток… Вместе с Эру заряжала инженеров; заботилась о первых людях.       Начинает издеваться.       — Зря, мой друг… Знаешь, заговорщики никогда особой честностью не отличаются и сдаются примерно на второй час после запуска их флотилий в черные дыры. А я теперь у тебя надолго.       Эру прекрасно знал, что однажды это произойдет снова. Но не защищаться не может.       — Я не могу позволить тебе остаться рядом с моими созданиями, — преграждая ей путь. Отмахивается.       — Илуватар, давай судиться. Думаю, я найду, что рассказать о твоих валар и валиэр. Товарищи одобрят, — детским голоском, нарочно; наклонив голову, как попугайчик.       — Мне тоже будет, что рассказать… — цедит Эру. Она не корчит рожи. Лишь достает очередную бумагу.       — Правда? То, что утащил душу, валявшуюся на станке у веселой троицы? То, что вдруг решил отказаться от идеи и приютить людей, как все? Хочешь себе контрабанду, помимо растраты, в дело? Семьи в начале были исследовательскими группами. По пять существ от разных Галактик. Все хлипкие и без возможности передвигаться самостоятельно. Движение в виде креста: четверо по бокам, самый слабый — в середине… Смерть иногда удивляется отчаянию названного сына. Он не помнит, что когда-то давно бродил в таком же кресте… Пусть. Называть себя его матерью для нее сродни глупой шутке. Или парадоксу… Правда, он сам начал. — Я смеряю тебе энергии и смиряю твой буйный нрав. Судьбоносные черти чертят линию, по которой ты пойдешь далее, — отвечает древней мантрой другая. Ох… Как же Древние были обижены в свое время. Время. Хех. Смешно. В пучине тьмы его тоже нет. Так неинтересно возиться с землей. Там черви. Это занятие Чумы… Строительство любой Системы Смерть пропускала. Что такое быть двуногим ей знакомо, ведь каждый раз, когда кому-нибудь было необходимо выстроить почву для нового поколения двуногих, она выбирала для себя тело по уютнее и, можно сказать, отсыпалась. Вопреки расхожему мнению, у Смерти нет ощущения времени: год, вечность — без разницы, каждое преображение ей напоминает поворот головы. Отвел взгляд в сторону, повернулся обратно — незафиксированное изменение. Каждый раз, приобретая человеческую оболочку, она практически молниеносно вспоминала о том, кто она. После этого сидеть и ждать, когда придет время, было очень трудно. От этого так не хочется повторять тот плачевный опыт. Но вынесла она с того визита многое и сейчас извлекает из этого максимальную пользу. Правда, вот сейчас Система у них только одна. Зато без мигрантов. Их не осталось.       Илуватар молчит. Илуватар вздыхает. Не в этот раз точно. Она же, насладившись его бессилием, дает свое любимое задание:       — Десять тысяч телефонных будок, Эру. Ты мой Дед Мороз. Я твоя Снегурка. А твои волшебные эльфы пусть пилят сердечники. Повелители очень хотят кататься, — чуть ли не подмигивает, а потом добавляет, указывая в сторону одного из металлических уродцев, которого притащила с собой: — Познакомься с Н375.       Статична, как постоянный ток; подходит под представление более всех.       Никогда не хохочет надрывно, как Война.       Никогда не кумулирует эмоции во всплеск, как Смерть.       Никогда не смотрит на людей хищным взглядом, как Голод.       Это Чума.       Говорят, ее основное оружие вирусы.       Нет. Дезинформация.       Далек Н375 и орки — ее любимые питомцы. Она их находит каждый раз, когда приходит обратно… Выбивать долги. Просто издевается, как и ее лучшая подруга. И не без смысла, если быть честным. До появления эльфов и проведения хоть какого-нибудь света, слушая песни, она, как кот, валяется перед чертогами Намо и отпускает шутки, кроме той, что звучит как «крошка-малышка Эру и его звери». Прикрикнуть на нее — нет сил. Права… И сдвинуть с места — призвать ни одну и ни две соседних Галактик, которые быстро поломают все изящество. Вырвут с корнем все Замыслы и Эпохи. Не разубедить и не подкупить. А еще эти далеки… И пауки.       Валар и Валиэр осваиваются; создают то, что поможет освоиться и эльфам. Существа, которые думают, что он чуть ли ни основатель всего и вся… Импортозамещение. Никаких людей. С самого начала своей деятельности он стал хитрить. Усаживаясь за его отчетность, Смерть, хохочет, как помешанная. Многие его изящный метод берут в оборот. Функционально в его случае не подойдет. Он всеми силами защищается от Смертей. Длинные названия существ, например энтов, занимающие память. Указание родства, которое сломает процессор каждой ее модели. Детали, которое крошатся при неверном извлечении. Перепись, от которой порушится любая техника… Она это все знает. Все. И нашла метод борьбы с ним. Илуватар исключителен. Значит, нужно его душить толпами. Каждый раз она протаскивает в его Арду людей… Ведь их содержание включает оплату каждого атома, включая атмосферный кислород.       Да, поэтому вода остается в первозданном виде. Нельзя брать перерасход… Неразумных содержать сложно. Нужно было подобрать верный путь развития этой идее. Подобрать пространство, атмосферу… Кто бы этим занялся? Конечно же, те, кто лучше других мог подпитывать существ. Но стоило позаботиться и о батарейках. Создать условия. Лучшая ловушка строится из назначения. Робототехника брала начало из живых тканей. Смешно. Ложь в ее работе — необходимое допущение… Потому что нет правды. А даже если есть, то выразится она одним названием — «Четверо на спутнике, не считая телефонной будки». Все Спартаки их группы давно растерзали на части своих патрициев… И теперь заодно. Каждая говорит мало, потому что сказать по сути нечего. Бедный Доктор думает, что может это отрицать. Привычка слабого… Мастер. Вот, кто действительно смог поступить с ним жестоко. Удерживал бедного парня на протяжении года в клетке, вернув истинный облик. Смерть в те секунды насмешливо качала головой. Вот только тогда она немного сообразила о том, что такое «мать»: весело наблюдать за тем, как соседский мальчишка лупит твоего собственного. Война тоже ухмылялась. Сыновья забавны в своей глупости. Смешно. Люди выглядят примерно также… Если их лишить мягких тканей и привить возможность не дышать в космическом пространстве. Но им опять придется питаться от внешней среды. Снова понадобятся батарейки… Любая Смерть скажет — НЕТ. Каждая Судьба поддержит, хоть их вражда вечна. Последние заставляют работать. Смешно. Раковая опухоль — Смерти. Рачки в закрытой банке — люди. Одни во Вселенной. И те, и другие. Пора бы смириться. Любой другой внешний вид не меняет сути. Кругом только люди. Независимо от способностей и внешнего вида.       Каждый раз, когда он создает то, что может заменить ему батарейку, существо, которое будет подпитывать весь его квадрат, она находит способ это разрушить. И использует его же создание. Панибратски называет его эмиссаром, но никогда не вступает с ним в контакт. Он все сделает за нее. Разрушит весь свет, чтобы открыть путь тьме ее людей. Она поддерживает любое начинание Эру с косой ухмылкой, заранее зная, что это не надолго. Ведь есть мятежная валиэ… Ей интересно все. Пользуясь тем, что у нее чуть ли не все время и пространство в руках, Чума, хохоча, подмигивает Мелькор:       — Не, давай лучше Раммштайн.       Эру кривится всякий раз. Подходит ближе, хватает ее за руку и шипит:       — Я запрещаю Вам общаться! Она пока в моем штате, если не забыла.       Смерть, смеясь над ним, вскидывает руки и елейно произносит всякий раз:       — Ес, босс. Чего взъелся, — отходя в строну. Эру знает, что это бессмысленно. Ведь Эпохи сменяют друг друга…       Рекурсия.       Фракталы.       Единого нет. Неудобно и не приносит пользы.       На фоне тьмы появляются они. То, что она протащила с собой в маленьких капсулах. Его романтики назовут красиво — Унголиант. Эру больше склоняется к варианту…       — Они здесь прописаны, как и все. Зря бумаги не посмотрел. И не сжег, хохотун.       Полуразумные арахниды его раздражают. Появились в Арде по ее просьбе. Любит Чума этих зверюшек… Говорит, вдохновляют. Задавался вопросом, как они вообще смогли заполучить право голоса. И понимал, что это ее рук дело. Никто другой не будет обожать такую дрянь, называя их ласково. Она даже их не создает, просто отыскивает в разных уголках Вселенной и отстаивает за них право быть разумными. Лобби. Даже страшные псы Мелькора его настолько не отвращают. Знает он, что под этим вдохновением кроется…       — У них с преемственностью и наследованием все замечательно. Добрые ребята, на самом деле. Как только просишь одного из них на съедение, то не отказывают. Они бессмертны именно тем, что их огромное количество. Их малые душеньки тут же перелезают в следующее тельце. Нам бы у них учиться, Эру.       Ни один валар и ни одна валиэр не видит… Он сам иногда жалел, что сделал их мировоззрение слишком радужным. И понимал, что поздно отказываться от предложения Войны.       Илуватар сам хотел отделиться ото всех. Он один по собственной воле…       — Можно сколько угодно убеждать своих управленцев в том, что они всесильны, дружище… Но всесильных не существует. Всегда есть те, кто быстрее тебя. Всегда есть те, кто лучше. От того Смерти и не претендуют на эту фикцию. Смешно. Разрушитель миров… Как можно разрушить то, что уже и так разбито вдребезги? Маленький глупый Повелитель Времени прячет голову от осознания этого факта, мучаясь от пространственно-временных галлюцинаций, которые были когда-то давно реальными. Только по этой причине нельзя убрать фиксированной точки. Ее уже нет в бытие. Маленький мальчик до сих пор мучится от того, что он под каблуком своей всесильной мамаши. С того момента как Смерть в мире, все потеряло смысл. Кто-то не захотел, чтобы живое оставалось вечным… Маленькие, глупые и беспомощные создания, требующие максимум внимания. Человечки. Собраны, сшиты и выставлены на показ… Хотите приобрести? Хотите раздавить кого-нибудь из них? Смерть разрешает. Кого-то назначить отцом, кого-то матерью. Кого-то сыном. Дядей, тетей, бабушкой… Чем больше назначенных — тем лучше. Особенно, на одной временной точке. Многие враги сходят с ума, пытаясь понять сколько у нее родственников. Люди не могут определить смысл помещенной в тело души. Назначенный сыном не может понять того, что его участь разделяют многие, даже того не подозревая. Согласие не требуется. Играть на фаворитов запрещено… Старая игра, придуманная один поворот головы направо. Согласно тому, что люди состоят большей частью из воды (во всех смыслах), то и название у нее весьма… своеобразное. Оно же и стоп-сигнал: — Жижа. — Ход только начался! — возмущается Голод… Правда, по-прежнему не отрывая взгляда от смотровой площадки. — Не-еет, — насмешливо тянет Смерть. — Закончился. Если дурачок не может себя контролировать, не будем мешать. Последняя матрешка его воплощения уже очень скоро примет силу. С его принципами для нас — секунда. Всегда голодная до результатов, будто бы слыша в этих словах песню, ритмично кивает. — Сынок сейчас на Луне. Неблагодарный спутник… — посмеивается в итоге. — Уверена? — Ага, — легкомысленно разворачиваясь к ней и вскидывая руку в приглашающем к танцу жесте. Боевая подруга лишь на мгновение прикладывает руки к щеками. Улыбается и тянет руку в ответ. Таблицы с расчетами летят в пропасть.       Эру искренне жалеет, что не стал вести дела напрямую. Может быть, тогда обмен бы происходил не под дулом этих страшных механических банок и бесконечных паутин. Не получится от этого уйти.       — Десять тысяч…       — Вы их жрете что ли?! — не выдерживает.       — Это наша норма, — спокойно отзывается, ощущая свое превосходство. — Много Повелителей — много челноков. Может, когда-нибудь модернизируем. Чем больше, тем лучше. Пили свой свет дальше во славу величайшей расы в мире.       Будто бы он попал в какое-то реалити шоу. У людей, кажется, это так называется… Время нестабильно. Чума всякий раз показывает его подопечной параллельное измерение. Одна из ее частных авиалиний, купленных по дешевке. Для развивающей Арды в новинку, ведь ее обитатели о ней не знают. И там вынужден тесниться сам творец. Рядом с ней.       Каждый раз она заставляет поднимать так называемые Врата Ночи, чтоб схватить мятежную за шкирку и вынудить Эру ее преобразовать. Он не может отказаться. Или его существа будут уничтожены теми, кого она призовет. Те тоже заинтересованы в людях. А также в подробностях того, как он распределял части бюджета… Если бы Мелькор не был основным оружием шантажа, то это было бы даже на пользу. Он создавал своих помощников подобно электрической цепи. Убери одного — сделаешь бессмысленным набором деталей всех… Но вот за гномов, эльфов и хоббитов он может быть спокоен всегда. Просто вымрут… С ходом эволюции.       До срока сдачи планеты он вынужден слушать это бесконечно:       — Назову сердечники Эс1. Сильмариллы как-то длинновато. Повелители потому и падут, что мыслят также, как и мы, мой друг. Они тоже за функциональность.       — Эй, Илюватар-эрюватар. Я на этих пауках уже собаку съела. Будет че еще, а?       — Моя задача проста, как песня, Эру… Я ем пауков и жду.       — Долго там твоя эльфятина выделываться будет? Когда уже приступят?       — Болтать будешь? У нас тут пленум. Батарейки соскучились. Спой что-нибудь… Или взвой.       Замена фрактала на шар… И снова его Арда разрушена. Он предает своих детей который раз, включая на какое-то время, а потом опять отбирая все.       — Жертва из крови и костей, дорогой, которой ты пойдешь… — наблюдая за его работой, дразнится она.       — Чума! — не выдерживает. Зря.       — Та шо? — вновь доставая одну из клешней пойманной с утра арахниды. — Пафос у тебя в ходу. Я лишь подражаю.       Снова Валар и Валиэр в самом плачевном состоянии лежат разобранными на пяти челноках. Опять все по новой. Опять… Дагор Дагорат, который всегда предсказывал Мандос, получал неожиданное воплощение. И сопровождалось оно смехом, веселым, будто бы детским.       — Да ладно тебе дуться. Были времена хуже, вспомни первые спутники. Представь, какие бы убытки у тебя были, если бы ты действительно разрешил великую потасовку. В общем… Десять тысяч телефонных будок, Эру, помни. Светильники береги, а то как же. До следующего раза, милейший.       Узнать о том, что он остался один, ему удалось ровно в тот момент, когда не стало Повелителей Времени. Смерти, конечно, сделали из них резерв, создав еще один карман, дав ложную надежду каждому, что те просто перенесли стоянку (а переносить планеты Эру доводилось), но он знает прекрасно, что нет того Первого, как и тех самых, кто следил за порядком.       Перед заселением планеты, которая становится Галлифреем в первый раз, он слышит это:       — Я древнее их всех… когда-нибудь уничтожу каждую и встану на их место. Буду конструктором, как ты. Освою свои земли… Однажды… — задумчиво, зло, мечтающе и смотря вдаль. Эру вздрогнул тогда. У него была надежда некоторые секунды, но она оборачивается к нему и хохочет.       — Ты о таких признаниях мечтал, да? — и ее хохоту вторит передатчик, где на другом конце сидит оставшаяся на спутниках группа.       Однажды ему удалось найти тот клочок Галактики, в который им был неинтересен. Словно на антресолях. Он даже счастлив, вспоминает подруг с улыбкой. Врата Ночи никогда не откроются, ведь никакой Мелькор в этот раз он не создал, ее ученица бессмысленно пытается отыскать своего госпожу… Вроде бы все в порядке. Перечитывать ту легенду ему нравится сейчас. Колдун, который прячет иголку в яйце, и ведьма, живущая в избе… Древность. Наверное, людская сказка — это все, что осталось от их дружбы. Правда, каждый раз, думая о том, что… Нет.       — Волокита правит всем. Прими этот факт, друг мой. Однажды тебе, мечтателю, придется это понять. Арда же будет завершенной… Как ты того и хотел.       Однажды Чума вернется обратно, ведь он никогда не завершит череду своих Эпох… Действительно, кто-то собирает еду, кто-то ее потребляет… А кто-то ее создает.       Эру Илуватар клянется, что ненавидит Смертей больше, чем что-либо во Вселенной. Раз, два, три. Раз, два, три… Любить? Нет. Это не про Смерть. Звезды падают. Планеты замедляют ход. Времени у людей все меньше. Звук разносится, как шум от осколков шрапнели. Каждый Доктор от малого до зрелого прячет заплаканное лицо в ладонях. Чума и Война улыбаются издали. Эта чисто человеческая дурость их забавляет. Свистят. Насмехаются. Кружащие только ухмыляются им, ведь те не со зла. Нет такого понятия среди Смертей. Им не совсем понятен даже смех… Подражать двуногим иногда так скучно. Но это необходимо. Или их научатся боятся не только один затюканный Повелитель Времени. — Ты учила его танцевать? — смеется Голод. Смерть, мечтательно улыбаясь, слегка кивает. Квадраты вальса продолжаются. Танец больше похож на объятия и далеко не дружеские. Но это все только попытки разобраться, что они там выдумали под напором своих эмоций. Кажется, Судьбы разбираются в этом лучше. Они же составляют маршруты… И этом им нисколечко не помогает. Опуская голову на плечо темпоральной копии, Смерть тихо шепчет: — Отправь запрос Прошлому, — замечая удивление, выразившееся в том, что партнерша резко остановилась, с хитрецой добавляет: — И… Направь его. К рыжей. Догадаться просто. Ответная усмешка не видна, но она висит в воздухе, как разделочный нож. Доктору осталось всего пять ступеней до забытья. Фигура Военного растворится в небытие… Может быть, когда-нибудь они соберут его по новой. …идет по кругу.