32 градуса по Фаренгейту

— Джин, извини, я не могу в эту субботу. Гермиона сидела перед рабочим камином и с выражением вселенского сожаления в лице пыталась откреститься от посиделок в Норе. — Что значит, ты не можешь? Только не говори, что твои бумажечки, скляночки и офисное кресло стонут без тебя подобно ирландским банши, так что ты никак не можешь их оставить и проведешь выходные в уютной рабочей обстановке. Грейнджер, ухмыляясь, закатила глаза: — Нет, мои бумажечки здесь ни при чем. — Тогда в чем, соплохвоста тебе под одеяло, проблема? Ты не играешь в квиддич, не болеешь ни за одну команду, не ходишь на концерты Селестины Уорлок, не пьянствуешь в барах, не бегаешь безудержно на свидания, родители твои в Уэльсе — чем тогда, ради Мерлина, ты вообще можешь заниматься вечером в субботу?! — Джин... — Учти, в библиотеку я тебя не пущу. — Джинни! — Да-да? — Не смей делать из меня монахиню! — Я всего лишь констатировала факты, — Уизли выразительно повела бровями в духе: «Мой котелок с краю, ничего не знаю», — Другое дело, что они тебе не нравятся. — Ага, факты рыдали и умоляли их пощадить, но ты их все-таки констатировала. — Да, что-то в этом роде, — Джинни добродушно усмехнулась. — А что я должна о тебе думать, если рабочий день закончился два часа назад, а ты все еще в офисе? Но мы отвлеклись. Так в чем дело? — А дело, собственно, в том, что у мисс Грейнджер-синий-чулок в субботу свидание. — Ю-ху! Вот это новости! И с кем? — Угадай с трех раз, — и Гермиона хитро подмигнула Джинни, изображая при этом надменный профиль одного небезызвестного лорда. — Да ладно?! — Ага. — Так. Все. Пьянка переносится на воскресенье. Готовься, нас будет четверо: ты, я, Гарри и бочка Огденского. — Гарри?! — То есть бочка Огденского тебя не смущает? — Смущает, поскольку ты обычно не пьешь, но это мелочи. На кой Мерлин нам Гарри? — Стесняешься? — Джинни выдала издевательскую улыбку во все тридцать два зуба и несколько раз выразительно повела бровями вверх-вниз. — Кого, Поттера?! Дорогая, они с Роном знают и видели столько, что мой прах уже давно должен покоиться под могильной плитой с надписью: «Сгорела от непреодолимого стыда». — Ну, вот, считай, это будет вечер исторического воссоединения Золотого Трио... Я за Рона, если что. — Ну-ну. — Короче, в воскресенье в пять на Диагон аллее. — У «Дырявого»? — Ну, да. — Понедельник уже нерабочий... Ладно, уговорила. — Вот и славненько. Хорошего вечера и удачи субботу-у-у-у! Прежде чем Гермиона успела хоть что-то прокомментировать, лицо чертовки Уизли исчезло, и камин вновь зажегся ровным желто-рыжим пламенем. Грейнджер хмыкнула и повернулась обратно к рабочему столу: Джинни, конечно, в своем репертуаре, однако... При мысли о субботе внутри все сжалось и зашлось детским восторгом, начиная с сердца и заканчивая, черт подери, печенью и селезенкой — хотя такие подробности вряд ли способны украсить хоть один любовный роман. Мысленно расписавшись, что ей с ее отношением к романтике никогда не стать ни автором, ни читателем литературы для отчаянных домохозяек, Гермиона вызвала дежурного эльфа, попросила чай и, устроившись поудобнее в кресле, погрузилась в изучение очередного фолианта. Надо заметить, не только Джинни Уизли была в своем репертуаре. На корешке книги значилось: «Путеводитель по практическим проклятиям». Вечер среды между тем подходил к концу, а это означало, что до выходных оставалось всего два дня. * * * — Добрый день, лорд Малфой. Благодарю, что нашли время, — маленький сморщенный гоблин откашлялся и пригласительным жестом указал на кресло напротив себя. Люциус кивнул и, подозвав отельного официанта, сел. Коротышка тем временем откинулся на спинку, оправил сюртук и скрестил в замок длинные крючковатые пальцы в испещренных рунами платиновых кольцах. Карлик был стар, как Хогвартс, и богат, как Гринготтс. Его волевое лицо покрывали борозды глубоких, будто выжженных, морщин и мелкая россыпь старческих пигментных пятен, а на голове вместо волос торчала лишь пара жидких седых клочков, однако черные, как смоль, гоблинские глаза прожигали по-прежнему ясным взглядом. Фабио Наполеоне — так звали карлика — был выдающимся итальянским ювелиром. Мастер мастеров, он создавал шедевры, стоящие целых состояний: его творения обладали уникальной магией и были широко известны в кругах столь узких, что вхождение в них могло сравниться с попыткой протиснуться в игольное ушко. — Признаюсь, Вы меня изрядно удивили и заинтриговали своим письмом, — начал Люциус после некоторой паузы. — Надеюсь, что так. Равно как и надеюсь, Вас заинтересует предложение, которое я планирую сделать. — И в чем же оно состоит? Гоблин вновь надсадно закашлялся. — Я стар, лорд Малфой. Очень стар. И мне уже не с руки вести свои дела, однако я по-прежнему заинтересован в развитии. Думаю, Вы знаете, насколько высоко ценятся в Италии украшения мастерской Наполеоне... Люциус начал догадываться, куда клонит карлик, однако решил не торопить события: — Да, разумеется. Я лично дарил своей супруге колье Вашей работы, когда мы были на отдыхе в Венеции. Изумительно тонкая вещь. — Благодарю. Так вот... — На лбу гоблина вдруг выступили капельки испарины. Карлик достал из кармана платок и несколько раз промокнул свою землистого цвета лысину. — Я хочу выйти на рынок Британии. Но мне не справиться без посредника. Мой сын и его дети — ювелиры, а не торговцы... Я не могу на них положиться в этом деле, тем более, что у них нет связей в Вашей стране. Гоблин выдержал долгую, удушающую паузу. — Я много наслышан о Вас, лорд Малфой, и предлагаю Вам стать моим партнером. Вы знаете, что мы, гоблины, редко идем на подобные сделки, но, думаю, это тот случай, когда стоит поступиться кое-какими принципами. — И какую же долю Вы предлагаете? — Треть от всей прибыли с местного рынка. — Половина. — Лорд Малфой... — Скупой платит дважды, синьор. Ваши творения не из дешевых даже для искушенной публики, британские ввозные пошлины на драгоценные металлы и камни крайне высоки, а конкуренция на местном рынке одна из самых жестких в магической торговле. Если Вы не сможете быстро наладить свои дела в определенных кругах — Вы потеряете внушительную сумму. — Сорок процентов. — Идет. Скажите, Вы сможете в ближайшее время предоставить несколько образцов из числа наиболее дорогих для демонстрации и хотя бы один — в подарок? Я подберу, кому их преподнести, дабы обеспечить интерес к изделиям еще до появления на рынке. Скоро Рождество — это прекрасный повод заявить о себе. — Разумеется. Я пришлю Вам несколько колдографий на выбор в течение этой недели, а после направлю сами украшения с особым курьером. До Рождества все будет у Вас. — Прекрасно. Как долго Вы планируете задержаться в Лондоне? — До понедельника. — Тогда предлагаю встретиться завтра для подписания бумаг и обсуждения ближайших шагов, а уже после Рождества мы с Вами выберем место для будущего магазина, посмотрим кандидатуры управляющих и так далее. У Вас есть что-то сейчас с собой, с чем мне стоило бы ознакомиться? — Да, вот, взгляните — в этом кейсе некоторые бумаги, которые помогут Вам составить представление о положении дел и моих планах. — Гоблин, кряхтя, неловко перегнулся через подлокотник кресла и достал небольшой чемоданчик. — Остальное, в том числе и более подробная финансовая информация, будет после подписания контракта. — Благодарю. — Люциус принял кейс из рук карлика и одновременно поднялся из кресла. — Завтра в полдень в Министерстве магии — Вам будет удобно? — Да, конечно. — Прекрасно. Что ж, до встречи и приятного вечера. Рад знакомству. — Взаимно, лорд Малфой. Люциус кивнул в знак прощания, вышел из отеля и аппарировал в мэнор, впервые за несколько месяцев совершенно удовлетворенный положением своих дел. С появлением старикашки-гоблина Малфой получал нечто куда большее, чем просто прибыльное и статусное дело, не требующее чрезмерного напряжения сил: он получал в свое распоряжение выдающегося мастера, который наверняка справится с проблемой рунного кольца... И сделает это быстрее и лучше, чем сумасбродный профессор Камланн, под руководством которого теперь так некстати работала одна очаровательная мисс-прощай-здравый-смысл-Люциуса-Малфоя. * * * Открывая субботним полднем дверь Люциусу Малфою, Гермиона ожидала услышать в качестве приветствия все, что угодно, кроме того, что услышала. — Здравствуй, мой прекрасный и... не по погоде одетый друг. — Аристократ смерил Грейнджер оценивающим взглядом и хулигански улыбнулся. — Привет. Что значит, не по погоде? — Это означает, что для нашей прогулки ты одета чересчур легко. — Но, Люциус, там практически тридцать градусов!* — Кто тебе сказал, что мы будем в Лондоне? — Что? — Марш в дом, и одевайся теплее. — Да как ты...? Не смей обращаться со мной, как с ребенком! — Хорошо, поступим иначе. — Малфой, не особо церемонясь, подхватил Гермиону на руки и занес внутрь. — У тебя восемь минут. — Люциус, Мордред тебя раздери, какие еще восемь минут? — Семь с половиной. — До чего?! — До портала в Ирландию. — Малфой триумфально поставил Гермиону на пол и, отобрав метлу, вынул из кармана небольшую связку ключей, служившую порталом. — Если не успеешь переодеться, буду согревать тебя любыми методами на собственное усмотрение. — Ох, Люциус... — Волна мурашек предательски прокатилась по позвоночнику. Гермиона покраснела и сочла за благо спешно ретироваться в гардеробную. Через пять минут Грейнджер вернулась, потрясая длинным гриффидорским шарфом и перчатками. — Теплее не было. Люциус усмехнулся, но красно-желтая экипировка осталась без комментариев. — Готова? — Ну, если честно, то не особо, но... Не дав ей договорить, Малфой схватил девушку за руку и, вручив обратно метлу, притянул к себе. — Держись крепче. Пространство завертелось, вытянулось в тоннель и, закружив, вынесло Гермиону и Люциуса прочь из лондонской квартиры — к берегам одного из множества холодных ирландских озер. * Имеются в виду 30° по Фаренгейту = — 1,1° по Цельсию * * * Озеро Карроумор. Суровый ирландский край, прекрасный, как легенды кельтов. Дикий, необозримый простор со свистящими ветрами и могучими громадами холмов. В это время года здесь практически никого нет. Лосось, ради ловли которого на озеро приезжают магглы, до весны скрыт подо льдом, так что местность всецело предоставлена магам. Летать здесь — истинное удовольствие. Чистая, абсолютная свобода. — И кто мне говорил, что плохо летает? — Люциус, сделав с Гермионой синхронную петлю, завис в воздухе, позволяя Грейнджер продолжить самой. — Еще немного, и ты будешь летать лучше меня. — Да, конечно, как же... — Конечно. Тебе нужно всего лишь научиться плавности. Мягче. Расслабь колени — так легче входить в поворот. Во-от, правильно. Смотри — все получается. Гермиона действительно увлеченно нарезала в воздухе объемные круги и петли, сама поражаясь собственным успехам. — Легче. Еще. Не ускоряйся. Отлично! Никогда еще полет не вызывал у нее столько упоения. Урок с Джинни был веселее, но как-то не так спокоен: было тревожно и неловко, а здесь — свобода и счастье. Метла постепенно набирала скорость, ветер засвистел в ушах, шапки искристых сугробов мелькали, как картинки слайдшоу. Справа от Грейнджер над озером взвилась одинокая крачка. Рассекая воздух, Гермиона повторила контур ее полета. Лететь... Она могла лететь, как птица... — Гермиона, стой! Тормози! Прямо по направлению полета, словно из ниоткуда, возник огромный валун. Гермиона, что было силы, сжала ногами метлу. Нимбус ускорился сильнее. Нет... Остановись! Ну же! Пожалуйста... Сквозь дикий свист ветра в ушах Грейнджер уловила срывающийся крик Малфоя. Камень приближался с угрожающей скоростью. Руки непроизвольно выпрямились и до боли стиснули древко. Мерлин Великий, ей не справиться с управлением... Зажмурившись и стиснув зубы, Грейнджер приготовилась к столкновению, как ее внезапно с силой рвануло в сторону. Небо и земля смешались в кучу. Несколько раз перекувыркнувшись в воздухе, Гермиона пролетела, казалось, сотню ярдов и вдруг с треском провалилась под лед. Адский холод лезвиями впился в кожу. Одежда налилась свинцом и потянула вниз. Дыхание сковало, сердце подскочило к горлу и перестало биться. Перед глазами поплыли темные круги. И вдруг что-то мощное подхватило Гермиону под лопатки, вынесло на берег и резко отпустило. Тяжело дыша, Гермиона попыталась подняться. — Стой. Замри. — Голос. Малфой. Ну, конечно... — Secheresse. Foverus. Одежда вмиг полегчала, тело окутало восхитительное тепло. Люциус повторил заклинания — уже, видимо, для себя, — после чего убрал палочку и быстро, но сильно прощупал Гермионе кости. — Цела? — Вроде да. — Болит где-нибудь? — Нет, не болит. — Попробуй согнуть и разогнуть по очереди руки и ноги. Гермиона послушно подвигала всеми конечностями. — Теперь походи. Грейнджер прошлась из стороны в сторону. — Что-нибудь неприятное чувствуешь? — Мучительный стыд и желание провалиться сквозь землю. Люциус облегченно выдохнул. — Слава Мерлину... — Я же говорила, что не умею летать. — Это не «я не умею летать». Это «безумству храбрых — венки со скидкой». Зачем ты набрала скорость? — Затем, что оно само так вышло... — Воистину Гриффиндор — это диагноз. — Диагноз, — Гермиона согласно кивнула, плотнее затягивая вокруг шеи размотавшийся красно-желтый шарф. — И проблемы с инстинктом самосохранения. — И проблемы с инстинктом самосохранения. Люциус с усмешкой покосился на Гермиону, стыдливо перебирающую бахрому на шарфе, и вновь достал палочку: — Accio Nimbus! Две метлы со всплеском поднялись из воды и скользнули точно в руки Малфою. — Держи, спортсменка. — Люциус... — Держи-держи, имущество надо беречь. Что ж, на сегодня подвигов, я полагаю, достаточно. Пойдем, нас ждет кружечка грога за героическое спасение одной героической гриффиндорки. * * * Начался снег. Люциус и Гермиона с метлами в одной руке и кружками-термосами в другой медленно поднимались на высокий пустынный холм, чью вершину венчал аккуратненький охотничий домик. Далеко внизу остались и озеро, и пресловутый валун, с которым чуть не поцеловалась Гермиона, и маленькая деревенька с трактиром, полным смешливых рыжеволосых ирландцев. Именно там Малфой и Грейнджер разжились ароматным грогом, плескавшимся сейчас в их кружках, а также знакомством с бородатым хозяином и парой свеженьких местных шуток. Вечерело. Домик был уже в какой-то паре ярдов. — Надо будет приехать с тобой сюда еще раз. — И снова полетать? — Совершенно верно. — Ты решил покончить жизнь самоубийством? — Ни в коем случае. — Малфой провернул ключи в замке и открыл Гермионе дверь. — Проходи. Домик, простенький и небольшой снаружи, внутри оказался минимум вдвое больше и вчетверо богаче. И если за первое явно отвечала обыкновенная магия, то вот второе: пушистые ковры, огромный каменный камин, мебель из красного дерева, жаккардовые портьеры, кованые канделябры — второе было явственным признаком не только отменного вкуса, но и внушительного состояния. — А еще говорят, Гриффиндор — это диагноз... — Что? — Нет-нет, ничего. — Грейнджер разулась, отряхнула с волос снег и проследовала в гостиную. — Решительно ничего... Оглядев комнату, девушка подошла к окну и замерла. Холмы пухлого мягкого снега, дымчато-васильковые в сгущавшихся лиловых сумерках, покрывали долину, словно одеяло, приглашая укутаться и заснуть под треск прогорающих дров, в обнимку с чем-нибудь уютным и теплым — таким же, как свет домиков внизу, у самого озера, чьи окна одно за другим зажигались огоньками. А сверху сыпалось еще и еще, медленно и легко, словно вне времени, будоража все внутри каким-то смутным предчувствием счастливого волшебства — такого, какое бывает только в сказках. — Нравится? — мягкий баритон Люциуса раздался над самым ухом, заставляя Гермиону слегка вздрогнуть. — Очень. — Этот дом принадлежит тетке моего отца. — Малфой положил руку Гермионе на плечо, обнимая и чуть отворачивая от окна. — Старушка была здесь последний раз, наверное, лет тридцать назад, но эльфы исправно поддерживают его в идеальном состоянии — на случай гостей вроде меня. Впрочем, я тоже редко тут бываю: настолько, что едва ли знаю хоть что-то, кроме расположения комнат. Но нам сейчас больше и не нужно. Идем, я покажу тебе ванную. Заклинания и грог, бесспорно, отличное средство, однако тебе все-таки стоит принять горячий душ. — Душ? — Именно. — А если я не хочу? — А если подумать? — Ну, раз ты настаиваешь... — Я рекомендую. — О, рекомендации лорда Малфоя как раз такие — очень... настоятельные. — Как-то подозрительно хорошо ты меня знаешь! — Малфой наигранно внимательно воззрился на Гермиону, чуть прищуривая глаза, и вдруг резко подхватил ее на руки, перегнул через свое плечо и понес прочь из гостиной. — Ай! Люциус! Что ты делаешь?! А, ну отпусти меня сейча-а-а-а-а-ас же! — Какая ты все-таки легкая... — Что это еще за манера? Опусти меня! — ... каждый раз удивляюсь. — Ты меня вообще слышишь?! — Что, прости? — ОТПУСТИ МЕНЯ! — С удовольствием. Мы как раз пришли. — Малфой обворожительно улыбнулся и опустил Гермиону на покрытый гранитной плиткой пол. Последний оказался холодным, так что Гермиона зашипела и едва не запрыгнула обратно на руки нахальному хозяину. — Пользоваться можешь всем, что тебе понравится, — Люциус указал на заставленное разными флакончиками трюмо, — Вперед. — Есть, сэр, — съехидничала Гермиона и демонстративно захлопнула дверь. Отчего-то хотелось верить, что прямо перед аристократическим малфоевским носом. Ибо нефиг. Однако идея Люциуса, как ни крути, была вполне себе хороша. Гермиона отвернула краны с водой и плеснула в ванну миндального масла. Клубы ароматного пара стремительно заполнили пространство, согревая холодные стены и пол. Дождавшись, пока наберется достаточно воды, девушка скинула одежду, сняла украшения и нырнула в ласковое тепло. Не думать о том, как сильно тянет к Малфою. Не думать, не думать, не думать... * * * Обернувшись полотенцем, Гермиона стояла и рассматривала себя в зеркале, медленно надевая снятые перед купанием украшения. В голове в панике метались мысли о происходящем. — А я уже почти решил, что ты утонула. Грейнджер дернулась от неожиданности; цепочка с подвеской выпала из мокрых рук и, слегка звякнув, ударилась о столешницу трюмо. — Господи, Люциус... — Испугалась? — Малфой стоял в дверном проеме, опираясь плечом о косяк, и выжидательно смотрел на Грейнджер. — Откровенно говоря, да. — Она даже не заметила, что открылась дверь. Интересно, сколько он уже наблюдал за ней? На лице Малфоя мелькнула довольная улыбка. — Теперь я знаю, почему тебе не даются полеты. — И почему же? — Потому что ты создана для воды. Моя маленькая русалочка. — Вроде тех, что водятся в Черном озере? — Гермиона вопросительно изогнула бровь, иронически улыбаясь Люциусу через отражение в зеркале. — Нет, вроде тех, о которых слагают легенды и сказки. Малфой подошел ближе и поднял со стола упавшую цепочку. — Пленительных красавиц со струящимися локонами... Едва слышно щелкнула ювелирная застежка. Правая рука Малфоя скользнула по шее Гермионы, затем по затылку и выше. Дотянувшись до макушки, Люциус распустил тюрбан из полотенца. Мокрые кудри тяжелыми прядями рухнули вниз. — Никогда не понимал, зачем женщины закручивают полотенца подобным образом. — Затем, что так они удобно держатся на голове. — Неужели? Гермиона утвердительно кивнула, продолжая улыбаться, но не иронично, а натужно: скулы свело от напряжения, щеки полыхнули жаром. Малфой был слишком близко. Слишком. — Так вот... — Люциус пристально взглянул в отраженные зеркалом глаза Гермионы. — Красавиц с сияющей кожей... Ладонь медленно опустилась Гермионе на грудь. Пальцы очертили ключицы, на секунду задев подвеску и коснувшись ямочки под горлом. Сердце Гермионы колотилось как бешеное. Люциус издевался. Идиоту было понятно, какую игру он завел, но он тянул, мучительно тянул, заставляя Гермиону захлебываться в удушливой жаркой волне и терять последние капли самообладания. Пальцы Малфоя скользнули под край полотенца. Уголок высвободился из узла, тяжелая махровая ткань упала Гермионе под ноги. Если бы от смущения можно было умереть, то Малфоя уже ждал Азкабан за очередное убийство. Кончиком носа Люциус скользнул вверх по шее Гермионы, глубоко вдыхая запах: — Миндаль? — губы достигли уха девушки и слегка сжали мочку. — Да... — еле слышно выдохнула Гермиона, сглатывая внезапно образовавшийся в горле ком. — Да? — Пальцы Малфоя обхватили грудь и сдавили соски. — Да-а-а... — шепот сорвался в стон. Грейнджер закрыла глаза и запрокинула голову. Внезапно аристократ отстранился. Гермиона едва успела сообразить, почему, как тот вновь прижал ее тело к себе — на этот раз сильнее и ближе. Лопатки уперлись в обнаженную грудь, ягодицы ощутили твердую, как камень, плоть. Халат Люциуса бесформенной кучей валялся на полу. Руки Малфоя опустились вниз по ребрам и животу до бедер. Секунда — и Люциус с силой потянул на себя. Едва не теряя равновесие, Гермиона дугой прогнулась в спине. А в следующую секунду ощутила Люциуса внутри. Руки со всей силы уперлись в край трюмо. Мокрая столешница скользнула под ладонями; пытаясь найти опору, Гермиона выпрямила руки и вдавила их в стол до боли в костях. Мамочки, а-а-а-а... Каждым движением Люциус проникал до самого упора — резко, жадно, до потери сознания. И ее, и своего. Быстрее. Еще. Еще... А-а-а-а! Слегка приоткрыв глаза, Гермиона бросила взгляд на зеркало и перехватила мутный, озверевший взгляд Малфоя. Ну же, давай... К черту синяки, к черту сожаления и совесть. Еще! Стремясь усилить ощущения, Гермиона, как могла, сжала внутренние мышцы. Пальцы Малфоя со всей дури впились в бедра. Больно! Грейнджер взвыла и стиснула зубы, но насадилась глубже. Толчки ускорялись. Кожа покрылась испариной, мышцы сводило от напряжения, дыхание перешло из шипения в крики и стоны. Еще! Еще! Еще! Очередное движение — и да-а-а-а! Хватка Люциуса резко ослабла, по телу прокатилась мощная дрожь, а в мозг ударил дикий, вышибающий оргазм. Потеряв последние силы, Гермиона резко согнула руки в локтях и, шумно дыша, уперлась лбом в столешницу. Малфой навис сверху и замер, глотая ртом воздух. Почти минуту оба стояли, не шевелясь. Прохладный гранит приятно остужал кожу. Ноги едва держали, руки потряхивало, сознание застилал пьяный туман. Наконец, Гермиона через силу подняла голову и искоса посмотрела на Люциуса. — Как ты? — Малфой поймал взгляд и медленно выпрямился, откидывая со лба налипшие влажные волосы. — А как ты думаешь? На лице Люциуса мелькнула усталая улыбка. — Отвечать вопросом на вопрос — дурной тон. Иди ко мне. Грейнджер неуклюже поднялась и развернулась к аристократу лицом. — У магглов... — Гермиона облизнула губы, пытаясь сровнять дыхание, — есть сказка. О русалочке. Несчастная влюбилась в человека и пошла на сделку с морской ведьмой ради возможности быть вместе с ним. В обмен на человеческие ноги ведьма вырвала русалочке язык, а каждый шаг обрекла на адскую боль. Люциус напрягся; голос Гермионы звучал не к месту и не в меру серьезно. — Но это не главное. Условием обретения бессмертной человеческой души ведьма поставила истинную любовь: если принц женится на другой, русалочка умрет, превратившись в пену. И знаешь что? — Что? — Плевать принц хотел на русалочку. Повисла тяжелая пауза. — К чему ты пугаешь меня на ночь такими сказками? — Люциус попытался отшутиться, уже чувствуя, как вся эйфория испаряется в воздухе. — К тому, что ты подбираешь мне очень красочные сравнения. — Гермиона, усмехаясь, выскользнула из-под руки Малфоя, подняла с пола полотенце и, перекинув его через плечо, вышла из ванной.