А сломлен ли?

POV Антонио

      Силуэт человека напротив, скрытого в ночной темноте верхушками деревьев от блестящей луны, медленно опустил правую руку и склонил голову, как бы признавая этим жестом своё поражение. Этот человек был моим личным страхом последние две недели жизни, не давая мне отдыху и заставляя быть начеку каждую секунду. И вот, все закончилось… Он сам «сдался», сам уходит с тенистой площадки на краю скалы вниз, по тропе. Я вижу его тень ещё около минуты, а потом он окончательно скрывается за отвесом скалы, и я остаюсь один. На душе чувствуется облегчение и долгожданная свобода. Никогда бы не подумал, что смогу ценить ее настолько сильно, но сейчас факты говорят сами за себя. Говорят, море успокаивает. Что ж, я как раз собираюсь проверить это. Сегодня море тихое, почти без волн, равномерно поднимающих водные потоки совсем немного над верхней границей и отражающих лунные блики. Умиротворение, спокойствие, тишина…

***

      Нельзя точно сказать, когда все это началось — события переплетались одни с другими, и весь этот вихрь настиг Антонио не скоро. Но начнём же эту историю…       На улице был ливень: он был такой силы, что даже под зонтиком люди ощущали себя мокрыми. Но никто не жаловался, потому что дождь сумел прогнать зной, хотя, казалось бы, уже давно свечерело, но вечер не смог принести долгожданную прохладу, что, одноко, удалось дождю. После трудного рабочего дня Антонио возвращался домой по длинной пешеходной улице Палермо. Мимо него и навстречу проходили такие же грустные и чём-то удрученные люди, полностью погрузившиеся в свои размышления и едва замечающие что-то вокруг. Время текло так же медленно, как чужие слова; секунды, казалось, не хотели сменять друг друга, а мрачная дорога все вела вперёд и вперёд. Но наконец-то улица уперлась в тупик. Антонио открыл скрипучую калитку, ведущую во внутренний дворик дома, и вошёл. Мужчина прошёлся по узким коридорчикам, вышел к незаметной лестнице, поднялся на второй этаж, стараясь не прикасаться к стене дома (ее недавно покрасили), достал из рабочего портфеля связку ключей, отыскал единственный из всех, подоходящий к этой двери, вошёл внутрь, стараясь не шуметь и не хлопать дверью. В этом всем не было ничего необычного: именно так заканчивался каждый рабочий день Антонио.       Он оставил свой портфель на тумбе возле двери, завозился в прихожей с мокрым зонтом, попутно отмечая для себя, что дома подозрительно тихо. «Может, спит? Да, скорее всего так и есть», — сразу пронеслось у него в голове.       Антонио живет со своей матерью в отцовском доме. Правда, отца, синьора Габриэля Пеллегрини, уже не стало как пятнадцать лет. Умерев при странных обстоятельствах, он оставил семью в довольно сложном положении. Больная мать, синьора Франческа Пеллегрини, и двое сыновей теперь остались на собственное попечение. Старший сын, Питер, давно перебрался в пригород Палермо, купил там небольшой дом и ведёт тихое хозяйство, совсем забыл о своей семье. Антонио, младший сын, остался с матерью, которая сама не смогла бы прожить без правильного присмотра. Со здоровьем у Франчески было все в порядке, насколько это возможно для пятидесятидвухлетней женщины. Но после смерти мужа она ушла в себя и долгое время не общалась с людьми, переживая внутри колоссальную трагедию. Антонио порой казалось, что мать что-то скрывает и знает гораздо больше, чем показывает, и это что-то как раз «грызёт» ее изнутри. Ну, или он пытался как-то объяснить себе её выраженную депрессию и первые признаки сумасшествия.       Первым делом Антонио заходит в комнату матери, дабы убедиться, что она спит. Но в комнате пусто, только шуршит штора из-за открытого окна, за которым подвывает ветер и пронзительно стучит по подоконнику ливень. Антонио не понимает, зачем мать ушла куда-то в такую погоду, но что теперь гадать. После такого холода только и хочется налить себе крепкого зеленого чая и раствориться в волшебном мире книги, уютно укутавшись в плед на ближайшем кресле. Поворот направо, и мужчина застывает на пороге кухни. Дальше все происходит как в тумане. Истошный крик, подавленный в середине комком, образовавшимся в горле. Мужчина подается в сторону и хватается за стол. Другой ладонью он закрывает рот, чтобы опять не закричать. Он падает на колени и исступленно бьет кулаками по кафелю. Крик срывается в надрывный плач, то и дело прерывающийся из-за нехватки воздуха…       Когда ладони окончательно сбиты в кровь, а на полу появились красные полосы, Антонио резко затихает. Он неуклюже хватается за ножку стола, как за последнее спасение, и тихо и обреченно смотрит вперёд себя красными и опухшими от слез глазами.       А впереди посреди кухни валяется опрокинутая табуретка, над которой висит тело. Его мать, повесившаяся прямо на люстре. Немного седые, распущенные волосы закрывают лицо, но им не скрыть все муки и горечь, отраженные на нем. Вокруг шеи затянута крепкая петля; руки опущены, хотя видно, что несколько часов назад они комкали платье в попытке облегчить боль человека, так несправедливо ушедшего. Одна туфля упала и теперь лежит рядом с табуретом, который как будто говорит: «Я убийца, это я ушёл из-под ног, я не дал человеку опоры и поддержки». Все это чудится мужчине, хоть он прекрасно знает, что табурет был пнут ногой, на которой раньше была обута упавшая туфля; он знает, что табурет был только свидетелем этого страшного момента.       Антонио острожно встаёт с пола, судорожно ищет нож в ящиках и, найдя его, одним резким движением перерезает верёвку и ловит сильным захватом такое хрупкое тело матери. Слезы непрерывно текут из его глаз по щекам и подбородку, но он этого не замечает. Мужчина сидит на полу и обнимает тело своей матери, иногда целуя ее в макушку, а иногда сильнее прижимая ее к себе. Сейчас его мир сузился до одного человека, которого больше нет, который как крупицы песка, просочился через его руку. Вот, ещё мгновение назад, ты мог его потрогать, он был здесь, с тобой, а сейчас он далеко от тебя, где-то за гранью твоего сознания, там, где ты не можешь его ощутить. И теперь этот маленький мир Антонио растворился, исчез, потерял смысл существования.       Мужчина чувствовал себя крайне опустошенным, как будто забрали половину, а может и всю его суть, его нутро. Было уже далеко за девять вечера, когда в голове Антонио как будто что-то щелкнуло. Он быстро встаёт, но тело Франчески оставляет на полу. Мужчина быстрыми шагами пересекает коридор и врывается в комнату матери. На пол летят различные бумаги со стола, из шкафчиков. Нет. Нигде нет записки. «Мама, почему?! Дай мне хоть шанс понять, что произошло, хоть маленькую зацепку!»       Он грузно опускается на стул, кладя голову на стол и закрывает ее руками в попытке спрятаться. Так проходит долгих десять минут, прерываемых лишь тиканьем настенных часов. Не понимая зачем, Антонио начинает считать секунды. Одна, две, три, четыре. Четыре года мы жили с тобой вместе, душа в душу. Пять. Пять раз я спасал тебя от приступов истерики, когда ты вспоминала отца и на недели уходила в себя. Ты мне так и не рассказала, что произошло той ночью. Шесть. Ровно шесть раз мы с тобой сильно ссорились. Я считал, мама, я каждый раз считал и в душе сильно жалел, что обидел тебя. Семь. Семь раз ты получала странные письма, которые потом, как мне показалось, ты сжигала. Восемь. Твоё число, ведь восьмого числа восьмого месяца твой день рождения. Девять. В девять вечера я нашёл тебя, висящей посреди нашей кухни. Это было сегодня…       Антонио берет лист бумаги и ручку и быстрым, неразборчивым почерком пишет несколько слов на бумаге. Это предсмертная записка, написанная им от лица матери. «Я ухожу, ты сам все поймешь, я люблю тебя.» Последние слова адресованы самой матери, хотя Антонио прекрасно знает, что она его любила, очень сильно, насколько это возможно. Мужчина свято верит, что сможет все понять и правильно истолковать смерть в эту роковую ночь. Он надеется, он хочет знать одно, не был ли он причиной смерти. Антонио не чувствует себя виноватым, причастным к этому, но невольно ужасается и вздрагивает, едва ему стоит подумать о том, что он может быть совсем не жертвой, потерявшей близкого, а может быть тем самым хладнокровным убийцей, так расчётливо подействовавшим на действия другой человека. Антонио касается рукой своего запястья и начинает считать удары. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Письма! Мужчина нетерпеливо отодвигает все ящички стола в попытках найти хоть несколько бумаг, похожих на письма, может, конвертов или хотя бы неаккуратных записок. Ничего. Но он замечает кое-что другое. На столе, рядом с потухшей свечой, стоит тарелка, в которой валяется небрежно скомканная обгоревшая бумага, а рядом — конверт с маркой. «Всё-таки она их сжигала», — отстранённо думает Антонио и берет с тарелки верхний лист, разворачивает его. Не верящими глазами смотрит на строчки и берет ещё один лист, ещё и ещё. Каждое письмо, каждый обгоревшим лист состоял из немногочисленных фраз. Но было ясно одно: все это были угрозы, запугивания вплоть до смерти, кто-то явно считал, что его матери есть, что скрывать. Что-то должно всплыть наружу и очень скоро. Антонио все никак не мог найти на письмах отправителя, как будто их приносили лично и проталкивали под входную дверь, нежели отправляли по почте. Только внизу одни и те же инициалы — «А.Н» и даты. Эти письма приносили давно, одно из перых где-то два месяца назад. Два месяца мама ничего не рассказывала ему и прятала бумаги в огне, а что не смогла сжечь дотла, прятала в глубине стола.       Но, к сожалению, Антонио уже видел эти инициалы А.Н. Тогда, будучи маленьким, он тайком подслушал разговор отца и узнал, что некто А.Н. — это очень влиятельный человек, что-то вроде директора, как тогда представилось мальчику. Только этого директора странно назвали «Доном». Тогда для маленького Антонио это была лишь игра, забава, а может, просто детская любознательность. Но теперь, спустя много лет, он знает, что А.Н. — это Дон, глава «семьи», клана, глава мафии в их городе. Он держит в страхе не только горожан, но и полицию, которая лишний раз не лезет в его дела. Много лет назад его отец, как позже узнал Антонио от матери, был членом этой «семьи». Был не просто солдатом, низшей ветвью власти, человеком, который выполняет указания; а был капореджиме — главарем, командиром солдат. Не верхушка власти, конечно, но тоже очень влиятельный человек. Каким-то чудом семье Антонио удалось избежать встречи с мафией после смерти отца. Ни его, ни брата, не представили верхушке, хотя они были знакомы с многими семьями, где отцы и сыновья занимали различные посты. В частности, с семьей Джоберти: Эрнесто — лучший друг Антонио, а его отец, Лоренцо, тоже когда-то был другом и напарником его отца, Габриэля. Теперь и Габриэль, и Лоренцо мертвы. По негласным «десяти заповедям» мафии мужчина уже давно должен был находится в этой группировке, но что-то пошло не так. Хотя ему самому совсем не хотелось там состоять, вот Антонио лишний раз и не нарывался на неприятности: в том, что это будут неприятности, он был стопроцентно уверен. Казалось бы, все в прошлом, но мафия явно так не считает и, видимо, хочет жесткой расправы. Антонио не знает, что такого сделала его семья, но прекрасно понимает, что расплату за все грехи должен понести он, больше просто некому — мать отныне мертва, брат далеко. Эти письма с угрозами были только началом, беззаботной шуткой, приведшей к устрашающим последствиям. Он боялся подумать, что будет дальше, хотя на задворках ума внутренний голос ему шептал, что если ещё кого-то и ждёт расправа, то его самого. Но этого мужчина уже не боялся, он и так очень многое пережил сегодня, жизнь потеряла для него все краски.       Антонио на автомате берет новый лист бумаги, зажигает поярче керосиновую лампу и начинает писать. Сначала адрес, который он писал тысячу раз, но теперь ему трудно поверить, что он пишет это своему брату. Рука в нерешительности замирает над листом: что писать дальше? как начать? Мать умерла. нет, она повесилась, САМА. В этот ужасный день.нет. Нужные слова никак не подбираются и не хотят составлять осмысленное предложение. Антонио много раз передумывает содержание письма, но в итоге останавливается на самом простом варианте:

Наша мать, она повесилась. Я знаю, тебе тяжело, но ты не должен приезжать в город. Тут творится что-то неладное. Береги себя, я тебя люблю, и она тоже, она тоже очень тебя любила. Поверь.

В конце простая подпись: брат. Антонио понимает, что этих строк катастрофически мало, что его брат будет метаться в непонимании. Но если бы он сам понимал, почему это все произошло. Если бы он сам знал все причины и секреты, которые таились в голове матери. Он бы помог ей, обязательно, ведь всегда есть другой выход. Он всегда так считал, пока не увидел хладный труп на кухне и пока не сидел, роясь в догадках и домыслах.       Антонио как будто что-то упускал, не видел чего-то очень важного прямо перед собой, неправильно толковал значения всех событий. Но в голове его уже создался новый план — он понял, что так старательно упускал из виду. За ним начинается охота.