Fiamma di ghiaccio

      Женщина запахивает пальто лучше, хоть уже и в здании. Сегодня солнечно, но не особенно тепло, а использовать согревающие чары особого желания нет, хоть и не составит это труда. Всё же иногда хочется быть обычным человеком, который пусть и обладает силой и возможностями, но чему-то просто так противостоять не может. Хоулетт предпочитает не забывать, что маги или маглы, мы все люди. Самые обычные люди, которые готовы глотки рвать ради своей цели, и не важно, стоит ли эта цель хоть чего-то или нет. Хиона не спеша идёт к лифту, мельком осматривая других. День начался с Тины Голдштейн, которая привела с собой мага по статье 3А. Как поняла Хоулетт, закончилось всё не самым лучшим образом, но мисс Голдштейн слишком упряма, чтобы отступать так просто, а значит бедный маг. Насколько уловила волшебница из разговоров других, он весьма молод и симпатичен, британец с чемоданом, который будто дороже всего на свете для него. Разрушение здания, Голдштейн с магом, Мадам Президент с её «когда не-маги напуганы, они нападают», будто так не делают все живые в принципе. Они либо защищаются, либо прячутся. Стоило сделать вывод: Персиваль Грейвз как минимум не в духе. Для других, но волшебница видит это тихое ликование и самодовольство в глубине глаз скрытое. Он весьма высокомерен, хоть ещё не получил обскура. И не получит. Так или иначе, теперь есть те, кто смогут ему помешать. Голдштейн одна из них, ведь будет совать свой милый носик не в свои дела и дальше, а это немаленькая проблема для Грейвза. И дело даже не в силе. Дело в деталях, которые она изменит своим вмешательством. Порой одного только существования достаточно, чтоб изменить чужие планы. — Будьте осторожнее, мистер Грейвз сегодня рвёт и мечет, — поравнявшись с Хионой, тихо произносит Милитент. Его голос стал чуть жёстче и холоднее, что сразу замечалось. — Это не способно удивить, — Хоулетт чуть кивает, смотря на идущего рядом юношу. — Благодарю, мистер Милитент. Дамиан начинал меняться за прошедший месяц, и в отличие от других стажёров изменения были заметны гораздо сильнее, чем бывало обычно в первые месяцы. Он больше не сутулился в здании министерства этого женщина не замечала, видя случайно мага, говорил всё так же и всё тоже, в этом он остался прежним эрудированным и начитанным юношей, которого встретила Хиона в дороге. Теперь Дамиан заводил руки за спину большую часть времени, одной ладонью сжимая несильно другую. Он стал значительно увереннее и сильнее морально, смотря на него, Хиона более не могла назвать его немного легкомысленным. Самостоятельность и нагрузки делали своё дело, хоть и имели свои недостатки в виде особенной бледности и мешков под глазами, но со временем, Хоулетт знала это по опыту, придёт привычка спать мало и высыпаться или строить своё расписание в соответствии с потребностями, которые, увы, не отменить и не отмести, как ненужные вещи. — И насколько громогласно звучали его слова о ваших успехах? — Хиона спокойно улыбается, понимая, без разбора полётов не обошлось. — Остаётся надеяться, особенно чувствительным хватит успокоительных бальзамов для приведения нервной системы в норму. — Вы стали циничнее, мистер Милитент, — волшебница чуть склонила голову на бок, интересуясь реакцией юноши на эту фразу. — Не считаю эту черту чем-то ужасным, — Дамиан будто и не смутился ни на секунду, но женщина заметила это секундное замешательство. Он хочет быть сильнее и увереннее и пытается измениться. Хорошо это или плохо покажет лишь время. — Мисс Хоулетт, — он чуть склоняет голову, а затем отходит к позвавшим его знакомым и друзьям. Что-то подсказывает Хоулетт, что среди них у него друзей не будет.       Хоулетт полдня приходиться игнорировать взгляд, которым её сверлит Джонатан Грей, в буквальном смысле горящий торжеством и самоуверенностью. Именно в этот момент мужчина, что ещё вчера казалось готов рассыпаться прахом прямо здесь и сейчас, настолько он устал от жизни и людей, был живым как никогда. Однако чудеса творит человеческое тщеславие. Но Хиона, предпочитающая не только жить моментом, но и думать о будущем, о последствиях решений, знающая немного больше, осознавала насколько сильно всё изменится в ближайшие дни, ведь спокойствие Нью-Йорку только снится. Чудо сны, словно несбыточные мечты ребёнка, которые разобьют ему сердце, не став правдой. Спокойствие и благодать — лишь момент, один из многих в жизни, который сменится новым буйством красок и тонов, но никогда нельзя понять, какие оттенки будут преобладать: яркие и пёстрые, от которых на сердце станет теплее, или мрачные, обещающие ждущую впереди тьму, готовую заключить в свои объятия любого. Но один станет царём и слугой тьмы, а другой её пищей, поглощённой без остатка, без следа. В коридорах МАКУСА вновь и вновь мелькала Мадам Президент, стремившаяся решить ситуацию, готовая вмешаться и изменить уже хоть что-то. Говорят, она та самая единственная волшебница на поколение, которую выбрали все четыре дома Ильверморни. Что ж, стоит приглядеться к Серафине Пиквери повнимательнее, всегда интересно, правда ли этот выбор или глупое преувеличение задатков человека, которые могут зарасти и остаться неисполненным заданием, неразвитым талантом, способным сделать человека великим гением поколения, какими были многие до нас. От Грейвза же не было и звука, хотя он и был не в духе, но до середины дня волшебник пытался что-то сделать, со стопроцентной гарантией уже говорил с Криденсом, который вновь ничего не нашёл. И не мог, ведь другие дети чисты, а себя обскуром он не назвал бы перед Персивалем. Слишком ему дорого доверие этого волшебника. Хоулетт поджимает губы, когда её вызывает к себе Грейвз. Хиона, будучи женщиной честной, признаёт своё любопытство, но не показывает своей заинтересованности ни другим сотрудникам, ни Грейвзу лично. Обстановка в кабинете Главы департамента магического правопорядка не изменилась нисколько. Всё та же мрачность и холодность, лишь дополненные общей атмосферой МАКУСА и излишним скрываемым раздражением во взгляде мужчины. Он ничем не отличался от себя в первую встречу, которую женщина очень хорошо запомнила: идеальный внешний вид состоятельного мужчины, спокойный, холодный взгляд, от безразличия в котором многих бросало в дрожь, уверенность и сила, что ощущались сразу после первого взгляда. Волшебница вальяжно прошла к креслу и так же села, не говоря ни слова, лишь кивнув в знак уважения и приветствия. Хиона не собиралась играть в подчинённую, восхваляющую своего начальника, особенно с ним. Она была честна с ним с самого начала, считая его равным себе, не ниже, не выше. Хоулетт прекрасно видела его недостатки, созданные в угоду прекрасному образу при прекрасной игре, знала волшебница и как работать с этими недостатками, как их обходить, как обхитрить того, кто скрыл своё лицо за маской, образом, сотканным из сотен деталей, что собирались в единый удивительно цельный пазл человеческой личности. — Мисс Хоулетт, я бы хотел, чтобы вы проследили за мисс Голдштейн в ближайшие дни, — Грейвз складывает руки в замок, упёршись подбородком в него. Взгляд жёсткий и холодный, в нём ничего нет от образа обольстительного, умеющего заговорить сильного мага, которого ищут по всей Европе. Так и хочется сказать: не там ищите, ребята. Но Хоулетт лишь продолжает играть свою роль, оставляя все перипетии расследования на профессионалов Европы. — Вы полагаете, она не успокоится и продолжит уходить от своей работы за мифической возможностью вернуть свою должность? — женщина чуть хмурится, прекрасно понимая Персиваля. Но вот внутренне Хиона тихо радуется, подготавливая план действий, что поможет ей найти настоящего Персиваля Грейвза, пока Геллерт будет занят обскуром и Мадам Президент. А так же попытками не раскрыть свою ложь раньше времени, но это лишь маленькая мелочь для такого стратега, как Геллерт. Стоило признать, Альбус и Геллерт стоят друг друга, и не удивительна их связь, учитывая некоторые факты из их жизней и черты характера. Амбиции и знания, которым тесно в замкнутом пространстве консервативных магов, желающих жить спокойной жизнью, как жили раньше, как они думают, и будут жить маги дальше. Но мир больше и сложнее, чем все их традиции и обычаи вместе взятые, и мир этот меняется без остановок. Консерваторам, как бы они ни старались не остановить некоторые вещи. И Альбус с Геллертом это прекрасно понимают, но пути исполнения они выбрали разные. Хиона не была намерена со стопроцентной гарантией верить в отказ Дамблдора от девиза «ради общего блага», но благоразумно молчала. — У меня это не вызывает сомнений. К сожалению, мисс Голдштейн весьма упряма и импульсивна, что может поставить под угрозу весь магический Нью-Йорк. Надеюсь, вы это осознаёте, мисс Хоулетт, — мужчина прожигает волшебницу взглядом, но та и бровью не ведёт, лишь руки на подлокотники кресла удобнее устраивает. К этому заданию она относиться с поистине философским спокойствием: никак. Ровным счётом, и это не укрывается от Грейвза. Он находит Хоулетт весьма интересной персоной, неординарной и флегматичной. Она просчитывает всё наперёд и думает перед тем, как сказать. Она воспринимает реальность такой, какая она есть, заранее веря во всё невероятное, ведь понимает, что жить значит испытывать себя и саму жизнь, способную удивить очень многим. Будь Хиона на его стороне, она бы стала прекрасным приобретением для Гриндевальда, но над этим нужно поработать. Её стойкая уверенность не даст просто так убедить её, но принципы у неё весьма своеобразны для преданного министерству и своей клятве аврора. Слишком уж она не такая, какой должна бы быть. Слишком умна и находчива, внимательна и прагматична. Она закалённый жизнью циник, что позволяет себе философию и мечты, но не забывает о реальности. Расстроить её или разочаровать особенно сложно, ведь она заранее предполагает сотню исходов и готова ко многому. Она мастер убеждения, не боясь, высказывает своё мнение. Будет интересным опытом её убеждение в верховенстве магов над маглами. Гриндевальд прекрасно осознаёт, что она будет чётко излагать свою точку зрения, и вполне возможно в вежливой форме грубить, не говоря ни слова оскорбления. Он ожидает от неё подобного. И Геллерт желает увидеть её недостатки, её тёмную сторону, ведь пробудив в ней жажду власти, ярость и гнев, он получит прекрасного воина на своей стороне. Может за всем этим флегматизмом скрывается вспыльчивость? Или бесчувственность, что скрыта за прекрасной игрой в спокойную и мудрую женщину, готовую помочь знанием и словом? — Трудно не заметить очевидное, когда смотришь на мир реально, — Хиона поднимается с кресла медленно, точно кошка, что готова в любой момент выпустить когти, но выглядит при этом совершенно невинным созданием. — Сделаю всё, что в моих силах. Хиона не дожидается реакции, направляясь к двери. Знал бы он, на что способна Хоулетт на самом деле. Женщина ухмыляется уголком губ, думая, где найти Тину. Скорее всего, Куинни знает об этом. А если и нет, то с радостью поможет найти её. По-настоящему добрая душа, ничего не скажешь.       Хиона выходит из здания министерства, надевая пальто, надеется, что обойдётся сегодня без приключений, но интуиция подсказывает: их будет предостаточно. Однообразные кварталы сменяют друг друга один за другим, лишь иногда Хоулетт слышит странные звуки, будто на чердаке поселилось какое-то существо. Это настораживает, но разбираться она намерена по порядку. Если в этом всём можно разобраться вообще. Хоулетт в очередной раз радуется общительности Куинни, благодаря которой волшебница узнала о том, где они живут. Беззвучно, насколько это возможно со старой скрипучей лестницей, Хиона поднимается к их квартирке. Тихо стучит, ожидая ответа, вслушиваясь в недовольное бурчание Тины о том, кого ещё нелёгкая принесла. Думается, день у многих не задался. — Добрый день, Тина, — Голдштейн карьеристка, это открытие не было особенной новостью для Хионы, но не помешало ей хорошо общаться с девушкой. — Слышала о том, что произошло в начале дня, подумала, может понадобиться помощь. — Добрый, — почти сквозь зубы тихо отвечает аврор. Как бы там ни было по должности в министерстве, Хиона не намерена отрицать очевидную правду. — Да, проходи. — Голдштейн отходит, впуская женщину. — Это Ньют Саламандр. — Тина указывает в сторону неловко стоящего в стороне мага, осматривающего комнату. — А это мистер Ковальски. Второй мужчина скорее всего был под действием какого-то яда, но кажется не сильного, учитывая всеобщее спокойствие. За исключением Тины, что готова рвать и метать, хоть и сдерживает себя. Убеждает, что нужно во всём разобраться, а потом можно кого-нибудь за это всё и прибить. И этот кто-то очевидно Ньют. — Хиона Хоулетт, приятно познакомиться, — волшебница пожимает протянутую магом руку, слыша в ответ что-то несуразное. Она улыбается в ответ. Саламандр кажется милым и простым, скованным юношей, хоть ему явно больше двадцати лет. Это удивительным образом работает, создавая образ милого, простого паренька, у которого точно есть увлечение, ставшее страстью всей жизни наперекор воле других людей. — Будьте добры, объясните мне, что сегодня произошло, и почему мистер Грейвз рвёт и мечет, за исключением существа, уничтожающего здания города? — Хиона переводит взгляд с одного на другого. — И попрошу, будьте столь великодушны, не опускайте никаких подробностей. Я не смогу вам помочь, не зная тонкостей предстоящей работы, которая, как подсказывает мне Нью-Йорк, превратившийся в городской зоопарк, обещает быть весьма увлекательной, впечатляющей и незаконной. — Хиона, — не выдержав, шикает Тина, смотря на знакомую с откровенной злостью. — Прости, Тина, но я прекрасно понимаю происходящее сейчас и не хочу, чтобы соизволившие выбраться, я так понимаю из чемодана, существа пугали не-магов, нервы коих и без магических животных в весьма плачевном состоянии в связи с обскуром, разгуливающим по улицам города вполне свободно и спокойно, — жёстко отрезает Хиона, смерив флегматичным взглядом Голдштейн. — Да, мистер Саламандер, в городе на данный момент находится неизвестный обскур, который в любой момент может перейти от разрушения зданий к убийству людей. Женщина замечает реакцию на свои слова и идёт в ва-банк, открывая подробности работы МАКУСА то, что пытались скрыть даже от некоторых работников министерства. Ньют смотрит на неё немного стушёвано, и Хоулетт против воли задаётся вопросом, всегда ли он ведёт себя так в общении с людьми. — Вам не стоило бы этого говорить, мисс Хоулетт, — как-то немного зажато улыбается маг. — Вы зоолог, мистер Саламандр, а я обычный человек, который недоволен тем, что маги делают с носителями обскури. При всей моей преданности долгу и клятвам, я не могу с безразличием смотреть на магов, что с уверенностью убьют ребёнка, который по воле случая, а не по собственной воле, оказался в ситуации способствующей подавлению способностей. И кто, как не вы сможете помочь мне и МАКУСА обойтись без смертей? — Я… Не думаю, что подхожу для такой работы, — Хиона чуть щурится, замечая смущение Ньюта. — Я прошу о помощи не работника, а человека, для которого жизнь превыше всего. И даже если вы откажетесь, вам придётся разбираться с последствиями, а кто как не аврор сможет обеспечить для вас достойное прикрытие? — Хоулетт мягко улыбается. Не хочется перед Ньютом быть холодно-спокойной. Да, она всё так же флегматична, но гораздо меньше в ней от айсберга, который представляет собой скрытые чувства, слабости и привязанности, что считаются запретными. Куинни, читающая мысли, буквально слышащая их без особых усилий, поняв, что стоило бы отвлечь всех от тяжёлой темы и перевести разговор в другое русло, зовёт их за стол, ведь всё уже готово. Объяснить Ковальски, что магический мир реален и вполне уживается с не магическим, не без оказий, но всё же, оказывается достаточно просто. Хоть Тина и пытается ограничить информацию о своём же мире, но не может ничего сделать с тем, что он должен хоть что-то знать, пока помнит о магическом мире. Забвения никто не отменял. Хиона чуть улыбается, лукавя, смотрит на Куинни и Ковальски с тихой радостью. Куинни достойна счастья, но законы магической Америки не позволят им быть вместе, радоваться жизни и хоть как-то поддерживать контакт. Ему сотрут память, а ей останется сожаление. Так и ломают реальность на кусочки, оставляя от неё лишь осколки несбывшейся мечты, что не та детская фантазия. Нет, этот приятный, сладкий сон мог бы стать правдой, не будь глупых законов и людей, думающих будто их правда важнее всего на свете, но ведь сколько людей столько и мнений. А ведь кроме разума, есть ещё и сердце, которое часто бывает гораздо наблюдательнее и точнее разума. Жаль, многие забывают об этом, сосредотачиваясь на подсчётах и буковках правил, выведенных каллиграфическим почерком многие годы и века назад. И, кажется, сейчас правильная Тина Голдштейн согласна с ней, ведь видит всё и без подсказок.