۞۞۞
В конечном итоге родители Цзян Чэна находят их с последними закатными лучами солнца. Устрашающая с первого взгляда госпожа в пурпурном приближается к ним с царственной осанкой; кольцо на её пальце мечет такие же фиолетовые молнии, как и её глаза. Позади неё неспешным шагом следует мужчина с мягкими чертами лица, плечи которого казались напряжены, а облачение включало в себя намного больше пурпура. Процессию завершали несколько человек, опоясанные мечами. Цзян Чэн в секунду вскакивает со своего места, не выпуская руки Вэй Ина, и посылает взрослым счастливую улыбку. — Матушка, отец, смотрите! Я нашёл его! Мужчина возвращает улыбку Цзян Чэну, но тень беспокойства всё ещё не сходит с его лица. — Это хорошо, А-Чэн, но, пожалуйста, не убегай больше. Мы волновались за тебя. — Убегать? Я же сказал вам, куда я пойду! — запротестовал Цзян Чэн, не делая и шага в сторону, даже когда к ним стала приближаться его разъярённая мать. (Ах, так вот в кого у него такое выражение лица!) — Ты! Твой поступок крайне безответственен… — начинает она с резкого и сурового тона, но Цзян Чэн поспешно прерывает её. — Я же сказал, что найду его намного быстрее, и я нашел, разве это плохо? Лицо его матери мрачнеет с каждым произнесённым им словом, чего Вэй Ин не может больше вынести и с тихим писком прячется за спиной Цзян Чэна. Юный заклинатель, не оборачиваясь, ободряюще сжимает его руку, что действительно помогает. В ответ женщина раздражённо фыркает и уходит, не оборачиваясь. Цзян Чэн нисколечко не расстраивается; он широко улыбается и, не испытывая терпение матушки жалобами, следует за ней, таща при этом за собой Вэй Ина.۞۞۞
Пристань Лотоса — самое прекрасное место, которое когда-либо видел Вэй Ин. Огромный, словно город, полностью построенный из тёмного дерева и гордо возвышающийся над озером, наполненным цветущими лотосами. Не будь рука Цзян Чэна настолько крепкой и тёплой, Вэй Ин решил бы, что он умер и вознесся на небеса. Лодка мягко качается, разрезая собой прозрачную гладь воды, отражающую лицо смеющегося Вэй Ина, который свисает с бортика, наблюдая за проплывающей мимо рыбой. — Ты никогда не видел рыбок кои? — рядом с его отражением появляется хмурое лицо Цзян Чэна. Вэй Ин посылает ему яркую улыбку и тянется вниз, в надежде коснуться воды, всё равно зная, что не дотянется до неё. — Видел, видел, — отвечает он, морща нос, — но на вкус не очень. Одетый в пурпурное заклинатель, прежде не выражающий интереса к детям, бросил на него странный взгляд, но внимание Вэй Ина задержалось на меланхоличном взгляде Цзян Чэна, устремлённом на горизонт. — Нет, — тихо произносит он, и что-то нечитаемое оседает в глубине его глаз. — Полагаю, что не они, — затем он поднимает голову и смотрит в глаза Вэй Ину. — Наша еда намного лучше. Странно, ведь прошёл всего лишь день с их знакомства, и всё же Вэй Ин может услышать обещание и ободрение в его словах. Вэй Ин улыбается, и лёгкий ветерок, ласково касающийся его лица, лишь сулит отсрочку от спешащего знойного лета и начало чего-то нового и поистине хорошего. — Я поверю в это, когда сам попробую! Цзян Чэн откидывает голову назад и смеётся настолько искренне и громко, что пугает всех находящихся на борту. Даже его отец оборачивается с приоткрытым от удивления ртом и смотрит на них некоторое время. Вэй Ин может только закатить глаза — действительно ли заклинателей так легко сбить с толку? Затем Цзян Чэн оживляется и дергает Вэй Ина за руку, указывая прямо вперёд на приближающуюся пристань. — Вон там! — говорит он с усмешкой. — Это моя старшая сестра! Она ждёт нас! Вэй Ин щурится на повисшее на горизонте солнце — и правда, на краю пирса стояла миниатюрная фигура в пурпурном одеянии, медленно машущая им рукой. По мере приближения лодки черты её лица вырисовывались яснее — мягкие и нежные, чёрные и длинные волосы заплетены в красивую причёску, и в руке она держала платок. — А-цзе! — восклицает Цзян Чэн и энергично машет ей в ответ, отчего улыбка девушки расцветает ещё ярче. Стоило лодке оказаться в достаточной близи к пирсу, как Цзян Чэн с ретивостью выпрыгивает из неё, так и не отпуская от себя Вэй Ина и едва не падая с ним в воду. — А-цзе, это Вэй Ин! — гордо объявляет Цзян Чэн, отчего стоящий рядом Вэй Ин вспыхивает от внимательного взгляда девочки. Она улыбается и почтительно сводит руки. — Ах, значит, вы его нашли! Очень приятно познакомиться, Вэй Ин. Я — Цзян Яньли. Её улыбка настолько добра и чиста, что Вэй Ин чувствует подступающий к горлу комок, совсем маленький. — З-здравствуйте, юная госпожа. — А-Чэн, не бегай, ты маленький ребенок? А-Ли, почему ты ждёшь, как служанка? Уже почти стемнело! Выражение лица госпожи, кажется, стало ещё страшнее, чем прежде, но Цзян Яньли лишь улыбается и уважительно приветствует. — Я ждала вашего благополучного возвращения, Мама, Папа. В это же время Цзян Чэн нетерпеливо тянет Вэй Ина вперёд. — Давай, давай, мне нужно тебя представить всем! Заходящее рыжее солнце обнимает каждый кусочек пространства своими золотыми лучами, и маленькая ладонь в его руке такая же тёплая. Вэй Ин улыбается, восторг клокочет в нём наравне с сердцебиением. — Конечно!۞۞۞
Мадам Юй и дядя Цзян снова спорят — в то время как женщина кричит на непробиваемого, словно многовековая скала, мужчину, дядя молчит, не отпуская ни гневного, ни утешительного слова, даже если бы это могло усмирить пышущий гнев госпожи. Каждый раз, когда это происходит, Цзян Чэна одолевает грусть и холодная пустота; он не в силах отвести взгляда от любимых и вечно ссорящихся людей, пускай с каждым вырванным с гневом словом ему становится тяжелее это сделать. Тот самый голодный, отчаянный взгляд, настолько саднящий и оттого болезненный — в глубине души Вэй Ин думает, что именно так он смотрел бы на своих родителей, будь у него возможность снова увидеть их. Цзян Чэн знает так много, но самое удивительное — эти знания не для его возраста; мальчишка отыскал его без каких-либо проблем. Откуда он знал его имя или вообще о существовании некого Вэй Ина? Ему было известно о женихе шицзе, на счёт которого он уже имел сложившееся мнение, а ведь они даже не встречались; он помог Вэй Ину и их шицзе в совершенствовании силы и духа, объясняя в сто крат лучше, чем их скучные учителя, на уроках которых шицзе забывалась в своих облаках. (Вэй Ин помнит выражение лица Мадам Юй, когда Цзян Чэн однажды случайно вызвал Цзыдянь, и кольцо безоговорочно повиновалось ему. После они никогда не поднимали тему о случившемся. Цзян Чэн возвратил кнут, как только осознал произошедшее, однако с тех пор в проницательном взгляде Мадам Юй таилось нечто необъяснимо сложное, когда она смотрела на сына.) Итак, у Вэй Ина есть несколько теорий, несколько идей, но… всё в порядке. Это ведь Цзян Чэн, его дорогой шиди, и если его странности не причиняют ему вреда, то какое это вообще имеет значение? На этот раз всё идет совершенно по-иному сценарию. На самом деле, Вэй Ин старается не слушать ссоры Мадам Юй и дяди Цзяна, он пытается не пропускать их через себя, потому что просто-напросто не может их вынести, вместо этого наблюдая, как Цзян Чэн притворяется, что его не беспокоят крики, и он может поклясться, что будет ещё очень долго слышать слова, словно хлыст, рассекающий грудь, когда Мадам Юй едва ли не шипит: — Даже после смерти ты всё равно ничего не скажешь? Вэй Ин наблюдает за Цзян Чэном так пристально, что видит, как его фальшивое спокойствие замерзает на ставшим белым, словно чистый пергамент, лице и разбивается на крошечные осколки. Темнеющие глаза — запечатавшие глубоко в сетчатке призраков прошлого и будущего, что всё ещё порождают в его снах кошмары и контролируют тонкую грань спокойствия — широко распахнуты, и прежде казавшаяся надёжной земля пошатнула его равновесие. Кровь в венах Вэй Ина начинает закипать, его лицо покрывается коркой раздражения, и в гневе сжимаются кулаки. Да, он безмерно благодарен Мадам Юй и дяде Цзяну за то, что они приняли его в семью и подарили прекрасную жизнь, на которую он не мог и надеяться, но если ему предоставят возможность обменять эту счастливую жизнь на вечную улыбку Цзян Чэна, он сделает это, ни на секунду не мешкая. Словно в оковах оцепенения Вэй Ин встает между ними, однако они даже не замечают его попыток, с головой окунувшись в ссору. Вэй Ин глубоко вдыхает. — Когда же вы наконец остановитесь?! Вы причиняете боль А-Чэну! — Его крик эхом разносится по всей Пристани Лотоса, достигая её самых спокойных и дальних уголков, вытягивая и Мадам Юй, и дядю Цзяна из взявшего новые обороты скандала. Цзян Чэн поднимает на него пустое лицо. — Вэй Ин… — произносит он глухо, но Вэй Ин перебивает его с привкусом горечи на языке и покалыванием в глазах. — Нет! Вы всегда так поступаете! Вы никогда не замечаете его грусти, потому что слишком заняты глупостями и отказываетесь называть вещи своими именами! Разъярённое лицо госпожи Юй темнеет ещё больше. — Да как ты смеешь… — Смею! — кричит Вэй Ин со жгущими слезами глаза. — Смею, потому что мне не всё равно! Вы его родители, но вы игнорируете его! Вы муж и жена, но всё равно никогда не говорите правду из-за вашей гордости! Разве не вы оба главы ордена Цзян? Вместе? Разве муж и жена не должны быть единодушны? Как вы можете быть единым сознанием, если никогда не говорите о том, что имеете в виду?! Вэй Ин понимает, что он уже давно перешёл на рыдания, из-за чего три изумлённые пары глаз могут насквозь видеть его душу. Оскорбляя госпожу Юй и дядю Цзяна, он знает, что отныне его нога не ступит в Пристань Лотоса. Но сперва он должен завершить начатое. — Вы собираетесь молчать до самой вашей смерти?! — краем глаза он видит, как вздрагивает Цзян Чэн, но оставляет чувство вины на потом. — Вы можете наказать меня, как вам угодно, можете вышвырнуть меня из Пристани Лотоса, бросить в пруды или на улицу, но, по крайней мере, прекратите доводить А-Чэна до слёз! Дыхание Вэй Ина неровное, и его тихие всхлипы совсем не помогают ему успокоиться, но мягкого взгляда Цзян Чэна, когда он тянется к его руке, более чем достаточно. — Пойдем, по расписанию у нас скоро тренировка на мечах, — произносит он, не говоря ни слова своим родителям, оставленным на растерзание оглушающей тишине. Вэй Ин фыркает, вытирая слезы, и, когда они оказываются достаточно далеко, опускает голову. — Прости, — понуро говорит он, волоча ноги по галечной тропинке, извилисто ведущей на тренировочную площадку. Цепкий захват Цзян Чэна на его руке — пожалуй, единственное, что мешает ему пуститься в рыдающий и сожалеющий беспорядок. — Не за что извиняться, — его голос спокоен, и Вэй Ин делает вид, что не видит, как он кусает себя за щёки, чтобы остановить рвущиеся наружу слёзы. (Они никогда не заговорят об этом, даже долгие годы спустя, когда некоторые события станут намного, намного яснее. Но однажды, спустя несколько недель после гневной вспышки Вэй Ина, Цзян Чэн встречает его на тренировочной площадке с опухшими красными глазами и широкой улыбкой, которая освещает всю Пристань Лотоса, и такую же счастливую шицзе. После произошедшего Мадам Юй проводит всё больше и больше времени в крыле дяди Цзяна, однако всё ещё оставаясь непреклонной в том, что ей нужно иметь собственное пространство. Даже при встрече воздух вокруг них кажется мягче. Поэтому круги вокруг глаз Цзян Чэна становятся в разы меньше, и взгляд, в котором словно бы пылал огонь, а в центре стихии — исчезающие тела его родителей, немного поутих. Вэй Ин чувствует, что сердце шиди бьётся в привычном темпе, как и его собственное, — после этого искренняя улыбка совсем не кажется вымученной.)۞۞۞
Облачные Глубины — поистине живописное место, отчего пальцы Вэй Ина так и чесались над белоснежным свитком и кистью. А люди здесь и вовсе совершены — мальчик, что поймал его, пытающегося пронести за стену Улыбку императора, — самая захватывающая дух красота, которую он когда-либо видел, даже если хмурое выражение не покидается его лицо ни на секунду. Всё, чему их обучают в классе, уже знает каждый ученик ордена Юньмэн Цзян — и это благодаря учениям Цзян Чэна, но Вэй Усянь не упоминает об этом, так как это не должно никого касаться. Таким образом, вместо того, чтобы учиться, Вэй Усянь заводит дружбу с другими заклинателями, потешается над Братцем Павлином всякий раз, когда он подходит слишком близко к их шицзе (даже если они помолвлены, он не имеет права говорить с ней в таком снисходительном тоне — её заклинательские навыки во много превышают его, пускай она и не любит этим хвастаться, поэтому его высокомерие просто раздражает. Вот правда, что же в нём такого особенного разглядела шицзе?), и дразнит уважаемого Второго брата Лань, получая удовольствие от его крохотных реакций и затем с гордостью ведая о них Цзян Чэну. Сам же Цзян Чэн переносит все его сверхэмоциональные россказни с завидным терпением монаха, пока однажды, спустя год после их зачисления, он, наконец, не срывается: — Просто иди и завали его в постель, почему ты продолжаешь трепаться со мной? Тело Вэй Усяня мгновенно замораживается, однако его разум и сердце внезапно решили устроить между собой скачки. Это… аспект, который он и не подумывал рассматривать: возможно, есть нечто большее в его одержимости реакцией Лань Чжаня. Теперь, когда он задумывается об этом, его поведение по отношению к Лань Чжаню пугающе похоже на то, как он ведёт себя, когда ему нравится девушка… Цзян Чэн может поклясться, что слышал, как в мировоззрение Вэй Ина пошла одна огромная трещина; но не успевает он вставить свой комментарий, как Вэй Усянь, без скромности восклицая, бросается к нему и хватает за плечи: — Цзян Чэн, праведный Второй господин Лань превратил меня в обрезанного рукава! Цзян Чэн насмешливо смеётся, но не опрокидывает его на землю, что не выдаёт в нём раздражения. — С чего это он виноват, что ты хочешь сотворить с ним всякое? Разве это не твои желания? Видимо, мозг Вэй Усяня уже достиг мыслительного апогея: — В-в-всякое?! Что всякое? Цзян Чэн, неужели двое мужчин могут делать это всякое? Лицо Цзян Чэна краснеет от гнева и смущения. — Т-ты, ты действительно… — Ах, но, — Вэй Усянь насмешливо обнимает брата, — это действительно шокирующая новость, братец, я не думал, что ты и Молодой Господин Лань Сичэнь… Цзян Чэн нелицеприятно бормочет себе под нос, после чего с силой отталкивает от себя Вэй Ина: — Мы ещё ничего не делали, идиот! — Ах! Ещё? — даже распластавшись на полу, Вэй Усянь не прекращает свои смешки. — К-какое бесстыдство, разве наш орден не научил тебя манерам?! Удаляющийся заливистый смех лишь больше разогревает и без того горячее лицо Цзян Чэна, гнев которого (Сейчас же вернись назад, Вэй Ин!) пускается по его следам. Ну вот, его шиди всегда так легко раздраконить! Итак, что теперь ему придумать такое эдакое, чтобы Лань Чжань заметил его? Хмммм, об этом стоит хорошенько подумать…۞۞۞
— Это ужасно! — Вэй Усянь чувствует, как небеса зовут его к себе, отчего на глазах наворачиваются слёзы безысходности. — Это пытка, Цзян Чэн, самая что ни на есть настоящая пытка! Предатель же вообще никак не реагирует, даже не поворачивается, чтобы взглянуть на него, вместо этого склонившись над свитками с отчётами со всей территории Юньмэн Цзян. Вэй Усянь хнычет и ползёт к Цзян Чэну. — Цзян Чэн~… помилуй своего шисюна, помоги ему! Цзян Чэн хмыкает и откладывает в сторону свиток с ещё не высохшей чернильной записью, после чего невозмутимо читает другой. — Если это такая пытка, то не выходи за него замуж, идиот! Вэй Усянь драматично вздыхает, прикладывая руку к сердцу. — Цзян Чэн, ты сам слышишь, какие богохульные слова вылетают из твоих уст? Как же я не могу выйти замуж за моего горячо любимого Лань Чжаня? — Тогда какого чёрта ты жалуешься? — Я жалуюсь, потому что наша свадьба состоится в Облачных Глубинах! Да я окочурюсь прежде, чем выйду замуж, Цзян Чэн, я вознесусь на небеса раньше, чем мне удастся трижды встать на колени*, потому что это будет смертельно скучно! Это должен быть наш самый счастливый день, а в действительности я проведу его в похоронной атмосфере! Цзян Чэн закатывает глаза, продолжая заполнять документы. — Это семья Ханьгуан-цзюня и также его свадьба, верно? Разве он не хочет… — Конечно же, я знаю, ты сочтёшь меня за злодея? — огрызается Вэй Усянь. — Но я тоже хочу выйти замуж в Пристани Лотоса! Ты сын нынешнего главы ордена Юньмэн Цзян и однажды возглавишь его! Ты можешь устроить одну свадьбу в обоих орденах, не вызывая дипломатического инцидента! Цзян Чэн устало вздыхает, потирая пальцами виски. — То есть основной замысел заключается в том, что если я не сделаю этого, ты вызовешь дипломатический инцидент? — Естественно! — ни капли не раскаиваясь, усмехается Вэй Усянь. Последующие слова Цзян Чэня в отношении его личности крайне нелестны, но Вэй Усянь лишь смеётся. — Расслабься, Цзян Чэн! Будешь ещё в ноги благодарить меня за то, что таким образом ты проложишь свой путь и путь шицзе — и если тебе удастся сделать это, мы сможем сокрушить Братца Павлина кухней Юньмэна за актом добродетели! И когда ты, наконец, выйдешь замуж за Брата Ланя, всё будет намного проще! — Это ничего не меняет, так как в любом случае вся подготовка на мне! — кричит вспыхнувший смущением Цзян Чэн, на что Вэй Усянь смеётся. — Убирайся вон! — в голову младшего летит свиток. Вэй Усянь, не прекращая смеха, бросает: — Ты должен поторопиться, А-Чэн, иначе кто-то опередит тебя и сделает предложение Лань Сичэню! — Затем он пускается в бег, ловя спиной многообещающее «ВЭЙ ИН!», эхо которого проносится по всей Пристани Лотоса. Да, думает Вэй Усянь, на этот раз всё пошло намного лучше.