it was too complicated / всё было слишком запутано

воскресенье, тот же самый момент

Я передернула оголенными плечами; от любопытства и трепета кожа на них покрылась маленькими мурашками. Спустившись по закругленной на середине пути лестнице, я заприметила непробиваемую железную дверь напротив; пластмассовая табличка на ней из стороны в сторону покачивалась и гласила «бассейн». Я уловила бушующий в груди интерес и цепляющую неуверенность в своих действиях, но все-таки дернула за ручку помятой двери и заглянула вовнутрь. В нос неожиданно ударил запах хлорки и едкого моющего средства; на секунду зажмурив глаза, я осталась стоять в проеме, зависнув в воздухе и придерживаясь за дверь. Помещение показалось мало того, что огромным, так оно еще было и чрезмерно красиво обставленным. Потолок был невысоким, слегка отзеркаливающим все то, что происходило снизу, и вовсю обсыпанным светлыми бликами от тех светодиодных лампочек, которые как белые жемчужины вкрапливались в пол; главной составляющей этой комнаты, на удивление, был курортного типа бассейн эдакой произвольной и даже чуть чудаковатой формы, доверху заполненный блестящей водой; вокруг водоема стояли мягкие шезлонги. Мои уставшие глаза привлекло чье-то движение. Внезапное появление Кристофера Шистада заставило мое тело вздрогнуть. Вернее, он здесь был давно, но заметила я его только после того, как прошлась дальше прохода по скользкой плитке. Он сидел на полу, свесив ноги в бассейн, а моему взгляду открывалась только его мокрая, крепкая спина. Я бесшумно сглотнула, все никак не осмелившись двинуться вперед, и, насупившись, молча наблюдала за шатеном. Он пару раз кашлянул, и, даже находившись в сидячем положении, его нетрезво шатало, как слабую березку буйным ветром. А его руки были вьющимися ветвями, которые сейчас тоже не совладали с остальным телом, все колышась в разные стороны, стараясь удержаться и не отправиться в заплыв. Я нечаянно шоркнула кедом, и это незначительное действие привлекло внимание юноши. Крис повернулся и устремил на меня свои пьяные карие блюдца, а потом невесело качнул головой. — Потеряла что-то? — поинтересовался он, взметнув свою бровь высоко вверх. Я мотнула головой, отчего мои волосы легли мне на лицо и мне пришлось их оттуда убрать. — И что же ты тут тогда делаешь? — Наверное, то же, что и ты, — незамедлительно ответила я, склонив голову и уловив мимолетное непонимание на лице парня. — Пытаюсь спрятаться от всего мира, ну, или хотя бы от этих дотошных взглядов. Кристофер хмыкнул и задергал ногой, заставляя серебристую воду каплями подниматься в воздух и с приятным звуком опускаться на место. — Хочешь о чем-нибудь поговорить? — оживленно выпалила я и выдохнула; быстрым шагом я вальсировала к бассейну и плюхнулась рядом с моим неразговорчивым собеседником, вопросительно уставившись на его не то расстроенную, не то бездушную гримасу. Он на мои разглядывания только отмахнулся рукой, заставив меня почувствовать себя надоедливой мухой. Я поправила несносную бретельку обратно на плечо и рвано вздохнула, надумывая оставить нетрезвого Шистада в покое и просто отправиться спать, но тот сию же секунду, наравне с моими неспокойными мыслями, промямлил: — У меня нет сил говорить о чем-то, — и уставился взглядом на воду, будто бы вопрошая ее о чем-то неизведанном, о том, что таит глубина. Блики плясали в его каре-зеленых глазах веселый танец, в черных кошачьих зрачках отражалась безмолвная рябь; его дыхание было каким-то чрезмерно ободранным и тяжелым, нарушающим устоявшийся здесь, царствующий покой. Я согласно кивнула, немым языком наших взглядов поговаривая, что я не прочь и помолчать, слушая мелодию воды; но губы юноши издали непонятный звук, и он повернул свою голову на меня, словно он о чем-то спросил. Я уставилась на него в ответ, и стало понятно, что с течением нескольких минут я вовсе отключилась от мира, впадая в размышления. — Что? — тихо переспросила я. — Я спрашиваю, почему ты до сих пор не предпримешь ничего по отношению к Вильяму? Такой резкий заворот в сторону разговора о Магнуссоне ввел меня в некий минутный ступор; я заколебалась и фыркнула в ответ, скукожившись и зажав руки между коленей. — Ты же сказал, что не хочешь говорить, — возразила я, пряча взгляд (не хочу, чтобы он видел меня раздосадованной из-за его лучшего друга; по мне, так это выглядит весьма жалко). — Ловко ты с темы соскочила, — прокомментировал мой выпад Кристофер. — Я серьезно, — скептично отозвалась я, вздернув бровь. — Неужели это то, о чем ты желаешь поболтать? О Вильяме? Неужто правда? — Мне кажется, это именно то, о чем хочешь поговорить ты, — заспорил шатен предельно вдумчивым голосом. Я вспыхнула, заиграв пальцами на ногах, и вперила взгляд обратно в глубь чистейшего водоема. — Ты его друг, и все это вряд ли закончится чем-нибудь хорошим. — И чем же это может закончится? — все так же сердито вопрошал Кристофер, гоняя зрачками по моему влажному лицу. — Не знаю! Допустим, он узнает обо всем этом дерьме из твоих уст, — на эмоциях выбросила я, вскинув руками. — Ты считаешь свои чувства дерьмом? — Да! И тем еще редкостным. Зависла гремучая тишина между нашими красными лицами; он смотрел на меня своими карими зеницами, а я метала взглядом от его глаз к малиновым приоткрытым губам, которые словно приглашали меня к себе в гости. Заметив безобразные мысли в своей голове, я дернула плечами и уселась поудобнее, выдохнув весь свинцовый воздух. — Я считаю, что влюбленность – это полнейший абсурд, — уже более спокойно продолжила я, разгибая спину. — Когда твое настроение зависит от… всего лишь, черт его подери, одного человека, разве это нормально? Ради чего стоит терпеть всю эту чушь? Чтобы потом, наконец дождавшись этой желанной взаимности, на крыльях любви улететь в семейный быт? Да не бывать этому, мы не в гребаном подростковом фильме, — философски выплюнула я, вскипая, как чайник на плите. Было невыносимо жарко, как будто я поджаривалась на горячем котле, бултыхаясь в зелье страшной ведьмы, что пришлось использовать свою руку как веер, размахивая ею подле своего лица. Каждой клеточкой своего дрожащего тела я понимала и чувствовала неясное напряжение, нависшее над нами с Шистадом, как грозовое облако, но всячески игнорировала этот факт, сохраняя всеобщее молчание. Может, парень анализировал в голове мой дурацкий временный порыв; его губы свернулись в трубочку, напоминая розовый бантик, а веки неполностью накрыли глаза, изображая задумчивость. Я притихла и затаила дыхание, потому что сейчас оно казалось мне слишком громким, а Крис, напротив, заголосил: — Я думаю, что тебе нужно признаться ему. Я сымитировала театральный смех и вынула ноги из воды, прижав их к груди. — Не хочу говорить, что это самый глупый совет, но это так, — придирчиво отметила я. — Словно я никогда не задумывалась об этом, словно после этих слов я побегу к нему и на коленях раскаюсь. Нет, этого не будет. — Почему? — Да что с тобой? — взорвалась я. — Какое тебе, на хрен, дело до этого всего? С чего тебе помогать мне в отношениях? Я вообще ни черта не понимаю! — Не знаю, Эва, ладно? — громко и смуро огрызнулся кареглазый, устанавливая зрительный контакт. — Просто, блять, решил помочь, просто захотелось! Какое мне, на хрен, дело? Да никакого, — юноша продолжал яро жестикулировать руками, и я подумала, что будь он в какой-нибудь посудной лавке, то своими действиями уж точно разнес бы каждый ее уголок. — Чего ты так на меня уставилась? А и понятия не имела, почему так безрассудно глазела на его лицо. Его щеки налились соком спелого граната, приобрели темно-розовый оттенок и заполыхали, и в этот гребаный момент я свихнулась, мне, верно, сорвало крышу, и я рьяно сорвалась с места и оседлала ноги Кристофера Шистада, секунду заглядывая в его безумные карие глаза, а затем закрепляя между нашими мокрыми губами неразрывную связь. Я целовала его; он изумленно ахнул, а потом его руки вцепились в мою осиную талию, как худосочная ива в пролетающих мимо птиц. Эти завивающиеся ветви оплетали мое тело, исследуя мельчайшие миллиметры, а в движении его губ чувствовалась та власть, то первенство, которым так привык обладать этот золотой мальчик, герой нашей дряхлой школы, в чьих руках я сейчас так плачевно размякла; он откинул голову назад, все напористее вовлекая меня в поцелуй, а я оттягивала его за жесткие смоляные кудри и плавала в них пальцами. От жадности и страсти, той самой румяной и не щадящей страсти, что заполонила наши разумы, мы словно одичали; я задела ногой спину юноши, тот невольно наклонился вперед и отправил нас в водное путешествие; возможно, я начала задыхаться в воде от нехватки воздуха, но я совершенно этого не чувствовала (я не чувствовала ничего, кроме его приторных губ на моих губах, и его шершавых ладонях под моей майкой). Русые волосы мягко размылись возле наших лиц, после чего я с громким вдохом вынырнула из теплой воды, заглатывая воздух, а спустя секунду за мной вынырнул Крис. Я не могла отдышаться, пока его уста и мои неистово проглатывали кислород, и в это время мы все еще смотрели друг другу в глаза. Моя беленькая хлопковая майка скаредно облепила талию, бесстыдно выбрасывая все напоказ; например, как моя грудная клетка вздымалась так же высоко, как ветер гоняет лист ранней осенью, и мое родимое пятно странноватой формы, напоминающее кривой клевер. Парень подплыл ко мне очень близко и прислонился лбом к моему лбу, небрежно убирая мои мокрые и спутанные волосы с лица назад, и, оставив грубые ладони на моей шее, ловил мое дыхание своим ртом. Мне вздумалось ущипнуть себя, чтобы уверить себя, что все происходящее сейчас – все лишь до небес прекрасный сон, но, безумие, это сном не оказалось.