Об особенностях наследования короны Уэссекса

Этельред исполнил своё обещание. Он заботился о Сансе и защищал её — перед олдермэнами, считавшими, что их брак не был консумирован, как полагается, и даже окровавленная простыня не поколебала их уверенности. Перед Джудит, которая, хоть и уважала род Талли и род Старков, всё же косилась на Сансу с опасением. Он был рядом, когда Джоффри возвращался в кошмарах — таким, каким она видела его в день смерти, бледным, с вытекающей из ноздрей кровью. Муж обнимал её, рыдающую, и говорил, что Джоффри Баратеон никогда не вернется, ибо никто ещё не находил обратного пути из Ада. Этельред ни разу не поднял на неё руку и ни к чему не принуждал, и Санса постепенно поняла, что Альфред, смутное и греховное чувство к которому её мучило, всё реже посещал её мысли. Может быть, наконец-то Дева Мария решила, что с Сансы Старк, принцессы Уэссекской, достаточно мучений. Санса усердно молилась, прося Богородицу направить её на истинный путь. Этельред, понимая чувства жены, не торопил её, и постепенно его уверенные, но аккуратные прикосновения перестали пугать Сансу. Она не отдергивала ладонь, когда Этельред брал её за руку. Не замирала, когда теплые губы прижимались к её собственным, и когда Этельред ухаживал за ней за столом, ничуть не смущаясь чужих взглядов. Санса начала понимать старшего Уэссекского принца намного лучше — и отметила его смелость и рассудительность, его ум, пусть и не такой острый, как у брата, и его умение больше слушать, чем говорить. Этельред был нежен с ней ровно настолько же, насколько был беспощаден к врагам, и постепенно образ Альфреда, упорно преследовавший Сансу с момента знакомства, уходил прочь, заменяясь её новой жизнью. Будто Дьявол наконец-то сдался и перестал искушать, обратив свой взор на какую-нибудь другую жертву. Санса перестала вздрагивать, случайно встречаясь с Альфредом в коридорах или за трапезой, и перестала думать о его глазах, больше похожих на глаза предводителя лесных фейри. Перестала сравнивать прикосновения мужа с единожды увиденной сценой любви между Альфредом и Астрид и думать, что произошло бы, если бы она была на месте северянки. А, размышляя над этим с рассудительностью, ей присущей, Санса поняла, что никогда толком и не знала Альфреда, чтобы испытывать к нему что-то, кроме эмоций, навязанных Дьяволом. Её тянуло к нему лишь оттого, что сам младший принц был огнём, к которому людей влекло, как бабочек, и его поведение, его внутренняя сила ослепляли. Он мог казаться слабым, но внутри него полыхали страсти, в пламени которых можно было сгореть, и Сансу ожидаемо потянуло на этот жар. Но, к счастью, ещё в полете она поняла, что огнём ей спалит крылья, зато спокойный свет, прячущийся во взгляде Этельреда, не причинит ей вреда. В их отношениях с Этельредом был Бог, тогда как всё прочее было от лукавого. Санса не могла сказать, что полюбила своего мужа, но она… привыкла к нему, прониклась к Этельреду теплом и нежностью, и молилась, чтобы эти чувства не исчезли. Она перестала верить в любовь для самой себя уже очень давно, хотя никогда не переставала глупо надеяться на её существование, и теперь размышляла — быть может, любовь всё-таки для неё не потеряна? Быть может, теперь, когда наваждение почти отступило, она сможет быть счастливой рядом с мужем? Счастливее, чем Элсвит. Уже через полгода после замужества Санса поняла, насколько ей тяжело оставаться Элсвит прежней подругой. Различие между ними было очевидным, и, хотя они обе дорожили своими мужьями, даже это было в них различным. Санса быстро поняла, что влюбленность Элсвит переросла в слепую жажду обладать Альфредом, занимать его мысли, и ей это казалось эгоистичным. Она не могла понять, как можно желать сломать волю человека, которого любишь, как можно заставить его любить тебя. И любовь ли это вообще? И что есть любовь? Этельред вовсе не был похож на принцев из старинных легенд: он не стремился совершать подвиги во имя прекрасной дамы, а за последние месяцы он больше думал о войне и проводил с отцом, Альфредом и предводительницей викингов Лагертой больше времени, чем с ней. Но его стремление освободить Англию от власти захватчиков, вернуть мир на пропитанные кровью земли и облегчить жизнь подданным своего отца — а заодно и всем жителям острова — казалось Сансе более важным, чем лишняя ночь, проведенная в ее постели, или абсолютно ненужные ей подарки. Она пыталась понять Элсвит: что бы делала она сама, если бы Этельред не скрывал своей любви к другой женщине? Разве не пыталась бы завоевать его любовь? Но каждый раз приходила к одному выводу: его чувства к другой женщине она заметила бы до свадьбы, и либо отказалась бы от его предложения, либо смирилась бы с ними. Не будучи уверенной, как именно она поступила бы, Санса точно знала, что больше никогда не стала бы унижаться, пытаясь выклянчить любовь у человека, который не виноват, что не может любить её. Чтобы заполучить любовь своего мужа, Элсвит призналась Сансе, что готова обратиться к колдовству и взять на душу этот грех. По взгляду её карих, полных мрачной решимости глаз, Санса поняла, что та не шутит. И, хотя она старалась не обсуждать с Этельредом Альфреда и его отношения с женой, промолчать она не смогла. Этельред сидел за столом и рассматривал карту, на которой флажками было отмечено нынешнее расположение лагерей северян. Этельвульф и Альфред полагали, что вскоре им придется придти на помощь Мерсии, дрожащей перед вторжением войск норманнов, идущих из Нортумбрии.  — Ваше Высочество, — Санса присела в реверансе перед мужем. Этельред фыркнул:  — Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты называла меня по имени, когда мы наедине, — он протянул к ней руку, и, когда Санса подошла, притянул её к себе на колени. С недавних пор Санса научилась воспринимать эти проявления его чувств и перестала напрягаться, когда Этельред проявлял такое собственничество. — Что тебя беспокоит? — ладонь Этельреда скользнула вокруг её талии. — Скажи мне, — прошептал он, другой рукой убирая выбившийся из прически локон ей за ухо. Санса помолчала, не зная, как начать, чтобы не показаться сплетницей или ябедой. В детстве, когда она рассказывала родителям об очередной выходке Арьи, та дразнила её ябедой постоянно, а еще кричала, что она — лгунья. И даже сейчас Санса могла слышать голос сестры.  — Ты не пробовал поговорить с Альфредом о его отношениях с Элсвит? — наконец, спросила она.  — Зачем? — удивился Этельред. — Мне казалось, мой брат в состоянии сам разобраться в своих семейных дрязгах. «Ага, — подумала Санса, — значит, о несогласии между Альфредом и Элсвит ему известно». Сейчас она могла пойти на попятную, сказать, что он, как всегда, прав, и на этом неудобный разговор закончится. Ей очень хотелось это сделать, однако где-то за ребрами настойчиво, как летняя муха, зудело беспокойство. Санса опасалась, что Элсвит исполнит свою угрозу, но не решалась направиться к Альфреду сама и рассказать ему. Разумеется, волновалась она не за Альфреда и не Астрид, но за Элсвит и за её недавно рожденную дочь Этельфледу, которой предстояло бы жить без матери, если бы Элсвит обвинили в колдовстве и дьяволопоклонничестве. И никто не знает, как это сказалось бы на малышке.  — Элсвит полагает, что Астрид приворожила его, — пути назад у Сансы уже не было. — Она собирается пойти к колдунье, чтобы… Этельред расхохотался, не дослушав. Санса обиженно замолкла, попыталась подняться с его колен, однако Этельред удержал её.  — Извини, — он уткнулся носом в её волосы. — Просто слышать такое… было смешно.  — Элсвит считает иначе.  — Ещё бы она не считала! Помнишь, я говорил тебе, что лучше получить кинжал под ребра, чем дуру в жены? Это тот самый случай, когда кинжал был бы предпочтительнее. Элсвит готова обвинить кого угодно и в чем угодно, лишь бы не признавать, что Альфред продолжает любить северянку. Что он вообще способен любить Астрид без магии. Признаться, Санса и сама задумывалась: почему Альфред продолжает любить норманнку? Её народ терзал английские земли, подобно злобным, вечно голодным псам, и неважно, что сама Астрид сражалась на стороне Уэссекса — кто знает, не переметнутся ли Лагерта и её девы щита к своим? Она была старше его на шесть лет, и вовсе не так уж красива, хотя Санса признавала, что, стоит Астрид улыбнуться своей хитрой, лисьей улыбкой, и мужчины готовы ради неё на многое. В конце концов, она билась, как мужчина! В ней не было женственности, мягкости, она пахла кожей, кровью и сталью, и звон мечей был ей милее, чем женские занятия. Но Альфред любил её — за что-то. А, может быть, вопреки.  — Если тебе интересно, ты можешь спросить у него сама, — улыбнулся Этельред. — Я знаю только, что мой брат не находил себе места с самой их первой встречи, а, когда Астрид ответила ему взаимностью, светился, как вечерняя звезда. Он никогда не делился со мной такими подробностями, но и близких отношений с Астрид не скрывал. Элсвит была слишком занята собой, чтобы заметить, а теперь обвиняет всех вокруг в собственной слепоте. Альфред умолял отца позволить ему жениться на Астрид, и именно поэтому отец так спешно отыскал ему жену. Это разбило Альфреду сердце, но он никогда этого не покажет, — Этельред удобнее устроил Сансу у себя на коленях. Она почувствовала, как её щеки розовеют от смущения и удовольствия. — Если мой брат любит женщину, он будет любить её до конца своих дней.  — Но что мне делать? Как помочь Элсвит? Из-за её идей тень может упасть на всю семью, — Санса закусила губу, когда Этельред прижался поцелуем к её шее. — Этельред… Она и правда боялась, что необдуманное поведение Элсвит, вызванное ревностью, может заставить олдермэнов усомниться во всей королевской семье и обвинить их в пособничестве Дьяволу. Лордов и без того беспокоило наступление норманнов из Нортумбрии и странный союз Этельвульфа с бывшей датской кюной, и они искали способ, чтобы избавиться и от северян во дворце, и от тех, кто их туда привел. Не нужно было быть мудрейшим из людей, чтобы это понимать. Лорды не выражали своей позиции открыто, но и не скрывали её. Ослабление королевской семьи укрепило бы власть олдермэнов, а в планы Сансы это не входило. Она была уверена, что и в планы Этельвульфа тоже не входила потеря короны.  — Всё, что ты можешь, — Этельред скользнул губами к её уху, нежно прикусывая мочку, отчего у Сансы сердце забилось чаще. Быть может, она и не любила своего мужа так сильно, как ей мечталось в детстве, но ей было хорошо с ним, и её тело теперь охотно отозвалось на прикосновения. — это рассказать ей, что наш Господь поможет Альфреду избавиться от языческого морока, если она будет усердно молиться. Расскажи, что ни одно колдовство не сможет противостоять силе её веры и давлению времени, и что Астрид — лишь временное помутнение рассудка у моего брата, а вот брак — узы, связывающие их навеки.  — Ложь — это грех, — Санса невольно поерзала, когда Этельред сцепил ладони у неё на талии, прижимая её ближе, и покраснела ещё сильнее, когда услышала его шумный выдох ей в ухо.  — Считай, что ты спасаешь её душу, жена моя, — его голос упал на тон ниже, вызывая у Сансы дрожь. — К тому же, однажды мой брат всё равно поймет, что их чувства обречены… или Астрид погибнет в битве, у неё нет иного пути. Королевой ей никогда не стать. * * * Санса обнаружила, что беременна, когда принцесса Этельфледа делала свои первые неуверенные шаги по королевскому дворцу, путаясь в длинной льняной рубашке, расшитой золотом. Альфред и Этельред отправились в Восточную Англию, чтобы заключить союз с королем Эдуардом, и Астрид уехала с ними. Элсвит так и не исполнила свою угрозу — казалось, её желание снять с Альфреда предполагаемое языческое колдовство было всего лишь помутнением рассудка, связанным с тяжелыми родами, и принцесса всё свое внимание уделяла теперь дочери, которая росла крепким и красивым ребенком с темными волосами и зелеными, волшебными глазами отца. Санса предполагала, что Элсвит пытается заменить отсутствия любви мужа заботой о дочери, но думала: пусть лучше так, чем грех на душу. Больше этого Сансу беспокоило отношение Джудит к Этельреду. Не нужно было быть особенно умной или особенно внимательной, чтобы понять — королева не испытывает любви к старшему сыну. Джудит была слишком хитра, чтобы показывать своё отношение на людях, но, будучи женой Этельреда уже почти год, Санса замечала больше, чем видели другие. Порой она думала: как поступила бы королева Серсея Ланнистер на её месте? Правительница Уэльса не была примером мудрости или доброты, однако в хитрости ей не было равных. И если чему-то Санса и научилась у Серсеи, так это умению воспринимать любые слухи или сведения, как полезные — никогда не знаешь, когда тебе пригодятся чужие «скелеты». Благодаря своему умению казаться кроткой и тихой, Санса узнала многое, но полезнее всего для неё оказалась информация, что Альфред вовсе не был сыном короля Этельвульфа Уэссекского. Его отцом был монах Ательстан, за какие-то заслуги приближенный ко двору покойным королем Экбертом. А, значит, Альфред был бастардом, таким же, как её брат Джон. И сам по себе этот факт нисколько не умалял бы достоинств Альфреда, если бы со временем Санса не поняла: Джудит не хотела бы увидеть на престоле своего старшего сына. Порой, забывая о присутствии своих невесток, она говорила Этельвульфу, что Его Святейшество помазал на царствование вовсе не Этельреда, а воля Папы не должна забываться. Санса беспокоилась, хотя о своих волнениях не говорила мужу. И поэтому тошноту она поначалу списала на нервные припадки. Лишь когда через две недели её не перестало мутить, а кровь, раз в месяц пачкающая ей простыни и сорочки, не пришла на растущую луну, она осознала, что носит ребёнка. И почему-то, по причинам, о которых сама не догадывалась, она знала, что у неё родится сын. После возвращения Альфреда и Этельреда из Восточной Англии — они привезли с собой пищевое отравление у младшего принца и туманные обещания короля Эдуарда о возможном военном союзе — Санса уже твердо знала, что беременна. И никому, кроме Этельреда, об этом не сказала.  — Я боюсь говорить об этом твоей матери, — Санса прильнула к Этельреду, пряча лицо у него на плече и вдыхая пряный запах его тела. Ей нравилось, что он пах мужчиной, а не изнеженностью и балованностью, как Джоффри. — Мне кажется, она недовольна рождением у Альфреда дочери, а не сына.  — С этим мама ничего уже не сделает, — усмехнулся Этельред. — Правда, брату теперь снова придется исполнять супружеский долг. Уверен, он справится с этой сложной задачей, когда поправится.  — Твой брат мучается болями в животе, — Санса припомнила приступ Альфреда на их свадьбе, и то, как он уложил принца в постель на несколько дней. — Разве травы ему не помогают?  — Ему помогают только отвары Астрид, — Этельред заложил одну руку за голову, другой прижимая Сансу ближе к себе. — Отчасти, именно этим мама и оправдывает перед лордами её присутствие, хотя никто в Совете не дурак, чтобы принимать это за чистую монету.  — Разве… — она проглотила фразу «предполагаемый король», ибо понятия не имела, знает ли её муж о планах Джудит, — Разве командир войск может быть таким… болезненным? Разве воины будут уважать его? Этельред фыркнул.  — Мой брат завоевал их уважение в ранних битвах с Иваром Бескостным. Нам хоть и не удалось отвоевать Йорк, где сейчас и находится наместник Ивара со своими северянами, но Альфред показал себя храбрым воином. Пожалуй, храбрым до безрассудства, — добавил он задумчиво. Санса кивнула. Крупица за крупицей она собирала сведения о брате собственного мужа и о слабых его местах, и за последние месяцы её былая, почти болезненная привязанность к нему ушла, заменившись опасениями. Она понимала, что, если Этельвульф погибнет, Джудит сделает всё, чтобы корона Уэссекса досталась именно Альфреду. Санса не могла этого допустить. Ей пришлось объявить о своей беременности, когда живот стало тяжело скрывать платьями и накидками. Сильнее всех радовалась, наверное, Элсвит, для которой её собственный ребенок стал единственным светом в окне. Она крепко обняла Сансу, затем положила тонкую ладонь ей на живот, и произнесла:  — Конечно, я догадывалась о твоей беременности, но ждала, что ты сама объявишь об этом. Я так за тебя счастлива, — и впервые за долгое время её тёмные, печальные глаза осветились искренней радостью. Джудит встретила новость с улыбкой, не затронувшей её взгляда, и Санса невольно закрыла живот руками, будто королева могла одним взглядом убить малыша в её утробе. Она чувствовала, как меняется отношение к ней Джудит ещё с тех пор, как Этельред объявил об их помолвке, и разумно опасалась королеву-мать.  — Даст Бог, я увижу ещё много собственных внуков, — промолвил Этельвульф, поздравляя сына. — И, если будет на то воля Господа, оба моих наследника станут отцами ещё множество раз. Я всегда мечтал о дочери, и пути Господни привели ко мне сразу двух. Но через несколько месяцев после рождения Этельвольда, сына Этельреда и Сансы, когда прямо после очередной кровопролитной битвы с норманнами, уэссекские воины с трудом отбили несколько деревень, Этельвульф слег с неизвестным недугом. Всё его тело распухло, превратившись в оживший ночной кошмар, и он угасал так быстро, словно в его кубок с вином кто-то подлил быстродействующий яд. Он едва мог говорить, шевеля опухшими губами, когда призвал к своей постели всю семью. Джудит стояла, гордо и прямо, и лишь слегка вздрагивающие губы выдавали, что, несмотря на отсутствие страстной любви к мужу, смерти ему она не желала. Возможно, ей даже было больно смотреть, как он угасает, но во внутренней силе Джудит нельзя было отказать. И своих чувств она не показывала. Элсвит держала Этельфледу на руках, а малышка рыдала, напуганная странным и страшным видом своего деда. Альфред и Этельред, не скрываясь, плакали, и даже у Сансы сжималось горло от слез — король Этельвульф всегда был добр к ней.  — Этельред, — промолвил Этельвульф, когда тот склонился, вслушиваясь в прерывающийся отцовский голос. — Я умираю. Ты — законный наследник, и я прошу тебя: правь мудро и праведно. Не жалей врагов, но будь милосерден к своим подданным. Я хорошо учил тебя, и ты — отличный воин и справедливый человек. Я верю, что ты станешь хорошим правителем для Уэссекса и вернешь нашему королевству былое величие. Король замолчал на несколько минут. Речь далась ему с трудом. Затем он перевел взгляд на младшего сына. Лицо Альфреда заливалось слезами, когда он приблизился к Этельвульфу, и тот крепко схватил сына за руку распухшими пальцами.  — Будьте верны друг другу, — прохрипел умирающий король. — Ты способен на многое, сын мой, я хорошо тебя воспитал…  — Отец… — губы у Альфреда дрожали. Этельвульф с усилием приподнялся, отвел со лба принца тёмный локон. — Отец, прошу тебя… «О чем ты просишь его, Альфред Уэссекский? — подумала Санса. — Каждый умирает, когда ему положено. Каждый, кроме моих родителей»  — Слушайтесь свою мать, она — мудрая женщина, — каждое слово давалось Этельвульфу с трудом. Он выдохнул. — Вы оба — мои сыновья в равной степени. Упав на подушки, он закрыл опухшие веки и испустил дух. Епископ, присутствовавший у его постели, перекрестился, коснулся распятием мертвых губ короля.  — Король умер, — объявил он. — Упокой Господь его душу. И, глядя на тело Этельвульфа, которое уже покинула душа, Санса вдруг четко осознала, что для них всех настало смутное время.