"Ты, конечно, не помнишь, как я в первый раз поцеловала тебя? – Прекрасно помню, – победно заявляю я, – это было в Кью‑Гарденз на берегу Темзы. – Но ты никогда не подозревал, что я сидела на крапиве: платье у меня задралось, крапива обстрекала ляжки, и при малейшем движении их жгло все сильнее. <...> Понимаешь сам, как некстати пришлась эта боль: в такую минуту я не имела права думать о своих ляжках. Мало было не показывать, что мне больно, надо было боли не чувствовать." -Ж.-П.Сартр
Конец октября 1988 Прошло уже несколько недель с того момента, как Натали сломала запястье и голень. С посещением лицея, конечно, пришлось повременить, что безмерно огорчало девушку, ведь большая часть ее общения с подругами происходила именно в школе. Кроме того, постоянно пребывая дома, она сильно рисковала снова нарваться на отчима с его обвинениями. Вообще, Натали была не из тех молодых людей, что постоянно жаловались на жизнь - она умела находить нечто хорошее, наверное, во всем. Но сейчас запястье предательски ныло, новое платье висело в шкафу, ни разу не надетое, подруги были слишком завалены проектами, и Лилиан в их числе. Натали упала на кровать, из ее глаз ручейками по щекам на подушку бежали слезы, хоть окно и было открыто - воздуха не хватало для дыхания. Девушка не верила в судьбу, но сейчас ей казалось, что Вселенная выступала против хоть самого маленького кусочка счастья для нее. Может, ей суждено быть неудачницей? Почему мать не бросит этого урода? Почему какой-то мужик для нее был дороже собственной дочери? Так и тянулись долгие дни. И не было уже больше слез, все они как-то незаметно кончились, оставив лишь неизгладимый рубец на душе. Натали больше не плакала, она просто ждала. Жила ожиданием того момента, когда снимут гипс, когда она вновь увидит своих друзей, когда сможет посещать художественную школу, когда, возможно, на Рождественский бал, наденет-таки свое платье, когда все вернется на круги своя. "Деятельность примиряет с любой ситуацией", - писал Гессе, так вот деятельностью нашей героини на эти несколько недель стало ожидание. Честно сказать, это было ново для девушки - до этого она почти всегда жила сегодняшним днем. Когда она, к примеру, шила платье - она просто его шила: ранила иголкой пальцы, обметывала ткань, старательно пыталась сделать выкройки; а не представляла себя в нем, кружащейся в танце. Возможно, это неизбежный этап взросления - понимать, что в основном жизнь и состоит из таких "ярко-пепельных вспышек" и связок-ожидания между ними? Но "время насаждать, и время вырывать посаженное", настало время и снимать гипс. Натали наконец-то могла выйти в школу, однако, оставалось еще разработать правую руку. - Могут возникнуть некоторые проблемы с мелкой моторикой, - предупредил врач, - кость была практически раздроблена. Санкер пропустила фразу мимо ушей, ведь это был тот самый такой долгожданный момент! "Совершенное мгновение"! И вот она уже переступает порог кабинета Химии - первого на сегодня урока, и ее окружает толпа ребят, желающих удостовериться, что с их одноклассницей действительно все в порядке - девочка была душой компании, казалось, вместе с ней в ожидании жил весь класс. При виде подруги Лилиан широко улыбнулась - она была искренне рада ее видеть. Но кроме лицея, как это бы странно не звучало - Натали его очень любила, была еще одна вещь, без которой та не представляла свою жизнь - художка. Хоть, как уже говорилось выше, до некоторых пор девушке и не было свойственно жить мечтами, все-таки одну и вполне определенную она имела - стать художником. Мадам Бонно, пусть и была весьма строгой, но все-таки видела талант юной особы и пророчила ей великое будущее. Да что там говорить, многие рисунки Натали были объективно лучше тех, что подавали в качестве своих вступительных работ в ВУЗ многие выпускники. Девочку, не будь она столь молода, могли бы взять хоть сейчас. Да и сама Натали обожала рисовать; ее не привлекали какие-то конкретные детали, как, например, Габриэля; она любила видеть общую картину, старательно отображая ее на бумаге или холсте красками, тушью, пастелью. Девушка уже пыталась набросать несколько эскизов, чтобы не тратить на это время на занятиях, а сразу приступить к делу. Карандаш плясал по бумаге, совершенно не слушаясь. Надо же, что бывает за три недели без рисования! Но разве она из тех, кто так быстро сдается? Декабрь 1988 Однако и неделю, и две, и даже месяц спустя мало что изменилось: грифель неподатливо черкал в альбоме, превращая тонкие черты чьего-то лица в какие-то жалкие обрубки. Что бы не делала Натали, рука, как будто бы находясь в чьей-то власти, отказывалась работать. Девушка начала не на шутку переживать: за тот месяц, что прошел с момента снятия гипса, у нее не было ни одного приличного эскиза для новой работы. Мадам Бонно, казалось, все понимала, но все же было заметно, что педагог нервничает: шутка ли, потерять такую талантливую ученицу! Но все, что могла сделать мадам - посоветовать своей подопечной обратиться к врачу. Так Санкер и поступила. Наверное, 15 лет - это как раз тот возраст, когда разбиваются все мечты, после чего те кажутся какими-то далекими, несбыточными, "детскими". - Мадемуазель, боюсь, Вам придется забыть о рисовании, по крайней мере, на некоторое время. Конечно, к руке почти полностью вернутся все функции, но требовать точного академического рисунка, тем более после такого перелома от нее было бы странно. Думаю, Вы должны найти себе другое хобби. Для кого-то эти слова могли бы звучать как приговор, но только не для Натали. Она-то знала, что все давно уже решено, и то, что случилось сейчас, скорее было логическим продолжением, нежели началом. И с мечтами своими она распрощалась еще тогда, в больничной палате, выводя левой рукой кривые строки, а все, что было дальше - мучительное ожидание, попытки не сдаться, куча отвратительных эскизов, один другого кривее - не более чем предсмертная агония ее мечты. Слова врача только помогли это осознать. В тот же вечер полетело в мусорку то самое ни разу не надетое платье.***
"20 декабря 1988 Дорогой дневник, Сегодня мама после очередной, по ее словам "окончательной", размолвки отчимом, сказала, что мы - я и она, переезжаем в Лион. В место, где у меня нет ни друзей, ни знакомых, ни увлечений, не возлюбленного. Но, как неустанно любит повторять мадам Ришар: "C'est La Vie". Надеюсь, Лилиан будет мне писать" Записи обрываются на долгое время.